Нынешняя российская действительность в плане интенсивности меметического воздействия и чувствительности к ней не сильно отличается как от советской, так и от перестроечно-постсоветской эпохи. Наступательная стратегия меметической войны описана во многих западных источниках, в основном именно военными специалистами. Так, в исследовании от 2006 года майор морской пехоты США Майкл Проссер анализирует связь сферы идей с переформатированием заданного общества в интересах США для последующего установления контроля над ним.
За основу мемов, создаваемых и используемых Западом, берётся цельное западное мировоззрение, созданное на основе парадигмы Модерна и трансформированное в контексте Постмодерна под более ликвидные сетевые форматы. Именно западная идеология либеральной глобализации зашифрована в большинстве мемов, создаваемых сегодня. Такие мемы, или мемплексы, влияют на формирование идеологем – неких изначальных квантов идеологии, которые, в свою очередь, складываются и формируют убеждения. Так как массы с точки зрения социологических законов, изложенных Вильфредо Паретто, не производят смыслы, а принимают их от элит, то они весьма податливы к квантам смысловой информации, поданной в формате мемов, что и навязывает им те или иные идеологемы, предопределяющие их убеждения. Сложившиеся в итоге меметического воздействия убеждения формируют политические позиции, которые, в сочетании с чувствами и эмоциями, в конечном итоге провоцируют те или иные действия, которые в совокупности формируют поведение сначала отдельных социальных групп, а затем и всего общества. Если переложить эту последовательность меметического воздействия, описанную Майклом Проссером, на конкретную ситуацию воздействия США на Россию, станут очевидны как предпосылки, так и последствия того воздействия, которое оказывает меметическая война Запада на российское общество.
Любая меметическая атака Запада, действуя в соответствии с указанной последовательностью, в конечном итоге имеет практическое воздействие, передавая изначальный идеологический код Запада российскому обществу, но делая это не в грубой пропагандистской форме, которая сегодня отвергается практически любым обществом, а в мягкой, завуалированной форме, заходя через культурное восприятие, непрямым образом формируя идеологемы, которые в конце концов складываются в убеждения, формирующие цельную идеологическую позицию, которая и становится движущий силой социально-политических изменений – через активное действие (политический активизм) или же через пассивное непротивление социальным трансформациям.
В качестве примера эффективности такого воздействия можно привести момент распада СССР, когда действия одной – активной части общества, направленные на демонтаж Советского государства, сопровождались молчаливой легитимацией со стороны пассивной части общества. И те и другие заранее, ещё до самих событий внутренней самоликвидации СССР, уже стали носителями мировоззрения, сформированного под воздействием серии меметических атак, осуществляемых в отношении советского общества в течение многих лет. А по итогам распада Советского Союза постсоветское общество уже было готово воспринимать новую – либеральную — идеологию Запада, ложившуюся на удобренную заранее почву сформированных посредством мемов и их комплексов убеждений. Неудивительно, что пришедший на смену советизму либерализм воспринимался некоторое время вполне органично, заставляя часть общества активно содействовать его насаждению, а другую часть – не сопротивляться социально-политическим трансформациям.
Как замечает майор Проссер, мемы связаны с нелинейным мышлением и его экстраполяцией в этику, что сказывается на трансформации общественного сознания в сторону изменения общественной морали, представлений о нравственности, допустимости тех или иных изменений, смещения табу, что в конечном итоге изменяет параметры общественного договора. А это, в свою очередь, под воздействием общественного запроса вносит корректировки как в законодательство, так и в основы государственного устройства, лишь отражающего в данном случае изменившиеся потребности и запросы общества.
С серьёзными последствиями такого воздействия столкнулось уже позднесоветское государство, когда массы, разлагаясь под воздействием меметических атак Запада, начинали выходить за рамки существовавших до этого момента социальных ограничений, нарушать идеологические установки, открыто попирать сложившуюся систему ценностей, переходить границы установленных табу и далее – действующих законов, бросая вызов и государственному, и общественному устройству. В этих условиях государственная идеологическая машина просто не справлялась с количеством возникших «прорывов» и сбоев системы, не понимая причин такой идеологической разбалансировки, ибо, как уже было сказано выше, мемы являются своего рода метафизическими, неосязаемыми сущностями. При этом осуществляющими атаку на центральную, формирующую всю общественную и государственную цельность идею, как это было с идеей советской.
Именно мемы, как мы видим, сначала подточили, а затем и разрушили советскую идеологию, что и привело к последующему распаду самого советского государства. То есть меметическая атака прямым образом связана с вопросом безопасности, а серия атак может разрушить государство. И если применение военной силы, заключает Майкл Проссер, никогда не может быть успешным на 100%, особенно когда речь идёт о России, почти всегда выигрывающей горячие войны, то меметическая война уже привела Запад к вполне конкретному результату, сделав его победителем в холодной войне, при этом сведя издержки до минимума. Мало того, ничего не мешает сегодняшнему Западу продолжать в том же духе, последовательно разрушая и добивая осколки постсоветского мира, захватывая и ставя под свой стратегический контроль его фрагменты без всяких последствий для себя.