Казалось бы, СССР разрушен, Россия отказалась от советской идеологии, и даже вписала в свою новую конституцию тезис о запрете любой идеологии в качестве доминирующей, но меметическая война против нас не только не закончилась, но всё более набирает обороты. Продукция Голливуда практически полностью заняла весь кинорынок. Российское телевидение – калька с западного, в основном американского, и всё более идёт на поводу у разлагающихся масс, требующих и далее пробивать одно дно за другим. Поведение и образ жизни элит – копия с элит Запада, вплоть до того, что и сама элита всё более перемещается на Запад в буквальном смысле – дома, деньги, жёны, дети, отдых, шоппинг – всё там. Российская шоу-индустрия – пародия на западную, а дети и подростки полностью погружены в гаджеты – неисчерпаемый источник западных меметических потоков, полностью сформировавших уже целое поколение «молодых россиян».
Объяснение вытекает из самой теории меметических войн. Суть в том, что Идея (идеология, идеологема) является неотъемлемой частью человеческого бытия. Некоей экзистенциальной основой «человека разумного». Тем, что, собственно, отличает человека от животного, выделяет из мира природы (натура) и перемещает в мир рассудочного существования (культура). Наша способность осмысленно подражать тому, что мы видим, и делать как другие – это то, что отличает людей от животных, которые подражают механически. Люди могут, глядя на то, что делается в зоне их внимания, сразу же скопировать произошедшее, уловив смысл и суть происходящего. Когда вы подражаете кому-то ещё, имитируете "нечто", то оно же передаётся тем, кто за вами наблюдает. Так это "нечто" может быть передано снова и снова, начав жить своей собственной жизнью – в этом случае передаваемое «нечто» и есть мем.
Иными словами, мир Идей, как созерцание «невидимого глазами», идеологий – как желаемого образа общественного устройства, движущего идеалистами и пассионариями, или идеологем, позволяющих мобилизовать общество в эмерджентные группы, – есть неотъемлемая данность человеческого общества. Причём разным обществам свойственен свой тип идей, отличный от других. Такая констатация заставила теоретиков меметических войн помыслить Идею как своего рода вирус, а сами мемы и мемплексы – как болезнетворные бактерии, разносимые от одного человека к другому. Это представление сформировало клинические подходы к оперированию мемами: к их распространению (заражению) и, соответственно, лечению. В этом смысле любая идеология представляется как болезнь, возникающая вследствие воздействия того или иного вируса, того или иного типа бактерий. Единственная особенность такой болезни заключается в том, что человека нельзя вылечить, но можно лишь заразить другой болезнью вместо той, что у него была.
Используя данную аналогию, при которой идеологии имеют те же характеристики, что и болезнь, можно разработать технологию борьбы с ними посредством своего рода вытеснения другой болезнью с помощью мемов как бактерий, её переносящих. Само заражение происходит в этом случае посредством тонкого – невидимого, — но при этом открытого контакта. Полное же избавление от вируса приводит к потере культурного уровня, а значит, и уровня мыслительного, рассудочного, то есть к потере рассудка и, собственно, человеческих свойств. Человек в этом смысле – это «мыслящее животное», и если он не мыслит, то он просто животное.
Взяв за основу данный подход, западные идеологи с помощью меметических атак вытеснили советскую идеологию, заменив её своей, либеральной. Внешне безыдейное нынешнее российское общество на самом деле стало обществом либеральным. Принцип меметической войны, таким образом, состоит в том, чтобы вытеснить «опасные» фрагменты сознания, содержащие «вражеские» мемы, своими, «менее опасными», более желательными. Для этого необходимо сначала убедить больного в том, что существующие культурные коды для него опасны, создав, таким образом, из них патогенные кластеры – представив их как некий «источник страданий». Для избавления же от этих «страданий» взамен существующих культурных и ценностных кодов на следующем этапе предлагают альтернативные, не приносящие страдания и фобии, но, напротив, приносящие радость, счастье, являющиеся источником развлечений, релакса и, в конечном итоге, разложения, что для масс всегда легко и приятно.
Советское общество, таким образом, было не уничтожено, но перезаписано. Культурно перепрошито в иное, теперь уже либеральное общество, – перестав быть устойчивым, «твёрдым» обществом, но став вместо этого не «безыдейным», а ликвидным, «влажным» обществом, перезаполненным иными, менее «болезненными» и «тоталитарными» мемами. Как только критический уровень насыщения новыми мемами достигает необходимого уровня, происходит отмирание нежелательных артефактов, меняется поведение человека и общества в целом. А учитывая схожесть вирусов – и советский марксизм и либерализм являются продуктами Модерна, с его материализмом, прогрессизмом и позитивизмом, — новый вирус перезаписывался на весьма благодатную основу, а значит, был записан уже с более высокой точностью, плотностью и долговечностью, что и обеспечило ему устойчивость и живучесть.