Сам факт специального выпуска «НЛО», посвященного проблемам архивов и библиотек современной России, отраден, поскольку свидетельствует о неравнодушии интеллектуального сообщества к этим проблемам. Понятно, что публикуемые материалы почти не касаются профессиональных сюжетов, но акцентированы на общественной роли и значении библиотек и архивов. Архивы и библиотеки, во многом похожие по своим задачам (и те, и другие, прежде всего, работают с закрепленной во времени и пространстве информацией), отличаются, прежде всего, по своей общественной роли. Об этом хорошо сказано в статье Т.М. Горяевой, то же говорит и В. Эрнст. В этой связи вспоминается разговор в Лондоне во время моей первой зарубежной командировки с одним английским архивистом, который сказал: «Историки думают, что архивы созданы для них, но мы-то с вами знаем, что это не так». Действительно, архивы создавались и многие века функционировали не для историков, а, прежде всего, с целью сохранения документов в правовых целях, и лишь последние два с половиной века стали обслуживать интересы истории и других, в основном гуманитарных, наук. Роль современных государственных и корпоративных архивов, определенным образом влияющих в интересах как государства, так и граждан на документирование и организацию документов, отчетливо осознавалась в развитых странах уже с начала ХIX в., но оказалась забытой в России в ходе последней административной реформы. Ясно также, что память, хранимая архивами, необходима не только для исторической науки, но и для государства и обеспечения других, не всегда духовных, интересов организаций и граждан. Нежелание видеть это отличие приводит к необоснованному стремлению некоторых авторов «НЛО» уравнять роли библиотекаря и архивиста и к недоброжелательному удивлению по поводу того, что архивы занимаются научной работой и что «исследовательская деятельность до сих пор представляет наиболее приоритетное направление» в архивах (А. Койтен). Между тем традиционное для российских архивов стремление не только хранить, но и изучать документы вносит достаточно серьезный вклад в развитие исторической науки, а симбиоз архивов и историков-профессионалов в публикации архивных документов дает наиболее плодотворные результаты. Нельзя также не напомнить, что без исследовательской работы архивист не может качественно отбирать документы на хранение, описывать их, создавать путеводители и другие справочники. Второе принципиальное отличие архива от библиотеки - в генезисе и структуре хранимой информации. Работа в архиве в качестве пользователя, фигурально говоря, не для «человека с улицы» (из этого не следует, что архивисты против доступа к документам любого гражданина). Но пользователь должен быть подготовлен к этой работе, которая требует не только «охотничьего чутья и недюжинной интуиции» (А. Койтен), но прежде всего хорошей подготовки в области истории государственных и других учреждений, знания основ архивоведения и многого другого. В архив следует обращаться лишь после того, как изучены вся историография по теме, все опубликованные источники. Лишь тогда можно дать действительно новое, а не случайно надерганные факты. Хочется всячески поддержать высказывания участников спецвыпуска по поводу абсурдности, бессмысленности, позорности засекречивания ранее рассекреченных или несекретных документов. Убежден, что наносимый этим урон престижу государства намного превосходит временную выгоду для отдельных ведомств или групп лиц; ссылка на «политизированность» проведенного ранее рассекречивания лишь выдает политизированность авторов повторного засекречивания. Проблемы доступности, секретности архивов обсуждаются нашим профессиональным сообществом на протяжении десятилетия. Писал об этом и автор настоящих заметок. Традиция "охраны" архивов в России известна с XVIII в., если не раньше, и об этом нельзя забывать. Начиная с 1987 г. в области рассекречивания архивов сделано очень и очень много, что может подтвердить любой серьезный исследователь. Стали доступными документы и темы, об изучении которых прежде нельзя было и мечтать. Но, к сожалению, сохраненная с советских времен процедура рассекречивания не позволяет вести это должным образом. Можно лишь поддержать точку зрения Н. Петрова и других авторов «НЛО» о необходимости большего доверия к архивистам. Могу подтвердить, что значительная часть архивных документов ХХ в., имеющих грифы секретности, не содержит государственной тайны в ее определении современным законодательством, и опытные архивные работники могли бы сами провести эту работу, обращаясь в необходимых случаях к экспертам соответствующих ведомств. Другая проблема - личная и семейная тайна, тайна частной жизни. Хочется поддержать мысли, высказанные по этому поводу М. Чудаковой, Т. Горяевой, Н. Петровым. Критика по этому поводу Федерального закона «Об архивном деле в Российской Федерации» справедлива. Установленное 75-летнее ограничение допуска к документам, содержащим частную тайну, основано лишь на удобной для архивистов позиции - хранить личные и подобные им дела 75 лет. В законе не учтено положение Гражданского кодекса Российской Федерации (ст. 1112) о том, что «не входят в состав наследства права и обязанности, неразрывно связанные с личностью наследодателя, в частности… право на возмещение вреда, причиненного жизни или здоровью гражданина; …не входят в состав наследства личные неимущественные права и другие нематериальные блага». Предусмотренные ст. 23 Конституции Российской Федерации права на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени, тайну переписки - являются именно такими неимущественными правами, принадлежащими живому человеку. Поэтому, строго говоря, срок их охраны в 75 лет исходит лишь из средней продолжительности человеческой жизни и не должен применяться к документам, содержащим сведения о лицах, умерших ранее этого срока. Раздающиеся в последнее время предложения еще больше увеличить этот срок ни на чем не основаны. Это не только затруднит исследование конкретной человеческой истории, но будет способствовать гибели ценных исторических источников. Кроме того, по нашему глубокому убеждению, государственный (и другой) архив обязан охранять от преждевременного использования лишь ту документацию, содержащую тайну частной жизни, которая носит официальный характер и имеет общепризнанное правовое значение (личные и судебные дела: медицинские карты, налоговые декларации, нотариальные и другие подобные им документы), но отнюдь не любое упоминание лица в данном аспекте в служебной и частной переписке и других неправовых документах. В противном случае работник читального зала архива превращается в цензора и вынужден читать от корки до корки все запрошенные пользователями дела. Это уже сейчас приводит к неоправданному произволу в выдаче или невыдаче документов. Наконец, хочется заявить о своем решительном несогласии с некоторыми не соответствующими действительности высказываниями. Так, нельзя говорить «об ограничении или закрытии доступа граждан в архивы» - это не равносильно ограничению доступа к некоторым документам. Чистой ахинеей является утверждение об увольнении из архивов неугодных «материально ответственных» лиц под угрозой проведения инвентаризации (архивные документы не имеют балансовой стоимости), а также о нежелании руководителей архивов иметь «свободные площади» (А. Левинсон). Бесполезными представляются нам также эмоциональные ламентации по поводу вынесенных судебных решений (М. Чудакова, письмо в редакцию И. Емельяновой).
Список использованной литературы:
1 Основные правила работы архивов организаций (одобрены решением коллегии Росархива от 06.02.2002);
2. Алексеева Е.В. Организация документов и дел в пределах архивного фонда (фондирование) // Справочник секретаря и офис-менеджера. - 2008. - №9.;
3. Крайская З.В., Челлини Э.В. Архивоведение. Учебник для средних специальных учебных заведений. - М.: НОРМА, 2009. - 224с.;