В последнее десятилетие в связи с общим трендом развития различных направлений в рамках сравнительной экономики (см., например, [Djankov et al., 2003a]) получила значительное распространение литература, проводящая анализ систем корпоративного управления на макроэкономическом уровне. Фактическая универсализация неоинституциональной парадигмы, отмечавшей этапы своего развития на фоне интеграции мировой экономики (см., например, [Richter, 2005]), привела к смещению акцента в исследованиях по теории фирмы с общего анализа механизмов корпоративного управления на изучение объективных причин их возникновения и развития, в качестве источника которых начали рассматриваться макроэкономические факторы.
С середины 1990-х гг. макроэкономические теории корпоративного управления были широко использованы в качестве методологического базиса целого ряда авторитетных эмпирических исследований, основанных на представлении о существовании исторически обусловленных экономических, политических, социальных и географических предпосылок, формирующих уникальные «национальные системы корпоративного управления». Проводя компаративный анализ систем корпоративного управления на межнациональном уровне, макроэкономические теории осуществляют моделирование на более высоком уровне абстракции, нежели микро-теории, что позволило многим исследователям критиковать их за избыточный холизм и отчасти идеологическую ангажированность. Необходимо отметить, что макроэкономические теории корпоративного управления продемонстрировали достаточно бурный жизненный цикл, и, несмотря на инерционность стадии активного цитирования наиболее представительных исследований, ранние теории (в частности финансово-правовая) на текущий момент уже широко раскритикованы и по многим позициям доказательно опровергнуты. Тем не менее, в силу общности метода и концептуального аппарата, макро-теории комплементарны и взаимообусловлены.
Финансово-правовая теория (law and finance theory) основана на гипотезе, согласно которой решающую роль в развитии национальной экономики играет финансовая система. В рамках данной гипотезы предполагается, что качество национальных финансовых институтов достигается посредством формирования и поддержания системы эффективной защиты прав инвесторов. В ранней работе [La Porta et al., 1998] и серии смежных исследований (La Porta et al., 1997, 1999a,b, 2000, 2002; La Porta, Lopez-De-Silanes, Shleifer, 2000) авторы эмпирически обосновывают предположение, согласно которому способность национальной системы законодательства обеспечить инфорсмент прав инвесторов и акционеров является первостепенным фактором, обусловливающим эффективность деятельности и структуру собственности национальных корпораций. В соответствии с этим, потенциал и эффективность национальной системы корпоративного управления определяется законодательной системой и правовой традицией, на которой она основана. Классические исследования демонстрируют превосходство общей (англосаксонской) правовой системы (common law) над системой гражданского законодательства (civil law), поскольку в силу ряда историко-политических причин (La Porta et al., 1999b; Djankov et al., 2003a; Glaeser, Shleifer, 2003) первая более эффективно обеспечивает права финансовых инвесторов. Согласно финансово-правовой теории, в странах с гражданской правовой системой (civil law) значительно более востребованы и развиты инструменты корпоративного управления, обеспечивающие защиту прав инвесторов, которые призваны компенсировать недостатки правовой системы – в частности, в таких странах наблюдается более высокий уровень концентрации собственности.
В силу длительности жизненного цикла и лаконичности ключевых тезисов финансово-правовая теория является одной из самых продуктивных концепций в изучении корпоративного управления, открыв перспективы для широкого ряда сравнительных международных исследований. Основные направления эмпирических исследований в рамках финансово-правовой теории включают: изучение экономической обоснованности использования тех или иных правовых механизмов (см. [Djankov at al., 2003b]); анализ влияния национальных правовых институтов на финансовые аспекты деятельности корпораций в макроэкономическом масштабе (в т.ч. на дивидендную политику, недооцененность фондового рынка, отраслевое распределение капитала и т.д.); анализ влияния национальных правовых институтов на нефинансовые аспекты функционирования экономики (уровень занятости, качество системы социального обеспечения – см. [Botero et al., 2003]).
Выводы нормативного характера, предлагаемые финансово-правовой теорией, фактически заключаются в ориентации национальной правовой системы на импорт и/или развитие законодательных механизмов максимальной защиты прав инвесторов, обеспечение функционирования эффективной открытой финансовой системы, низкий уровень государственных интервенций.
С начала текущего десятилетия финансово-правовая теория подвергается активной критике со стороны различных научных коллективов, хотя до настоящего момента ее влияние на дизайн и риторику исследовательских инициатив сохраняется. Полемика в отношении финансово-правовой теории сконцентрирована вокруг следующих вопросов:
§ действительное сравнительное преимущество общей правовой системы над гражданским правом в части обеспечения защиты инвесторов (в работе [Lamoreaux, Rosenthal, 2000] опровергается данный тезис);
§ наличие причинно-следственной связи между законодательным корпусом и развитием институтов финансовой системы (существование прямой связи доказательно опровергнуто в работах [Franks, Mayer, Rossi, 2003] и [Coffee, 2000; 2001] в исторической ретроспективе рынков Великобритании и США соответственно);
§ принципиальная возможность прямого сравнения правовых институтов и практик в странах с различными легислатурными режимами (в работах [Pistor et al., 2003] и [Coffee, 1999] доказывается тезис о том, что значение имеют не правовые институты как таковые, а способность законодательства адаптироваться в соответствии с требованиями развивающейся экономической системы).
Политэкономическая теория (political theory) помещает в фокус исследовательского внимания национальную политическую систему, представляя ее в качестве определяющего фактора развития национальных корпоративных институтов и практик. Основные концептуальные положения политэкономической теории принадлежат авторству М.Роу (Roe, 1997; 2000; 2001; 2002; 2003), Р.Раджану и Л.Зингалесу (Rajan, Zingales, 2003), М.Пагано и П.Вольпину (Pagano, Volpin, 2001a; 2001b), П.Гуревичу (Gourevitch, 2003).
В ранних работах Роу (см., например, [Roe, 1997]) исследуется развитие американского финансового рынка и англосаксонской модели корпоративного управления и делается вывод о том, что существовавшие в США политические ограничения (преимущественно популистского характера) на концентрацию финансового капитала привели к ужесточению требований к контролю акционеров за менеджментом, которые впоследствии были законодательно оформлены. Относительно высокий уровень защиты прав миноритарных инвесторов, обеспеченный политической системой, обусловил распыление собственности. В свою очередь данное обстоятельство послужило причиной распространения феномена институциональной собственности, призванного обеспечить активный владельческий мониторинг.
В более поздних работах Роу (Roe, 2000; 2001; 2002; 2003) исследуется влияние политических систем ряда европейских стран на их национальные системы корпоративного управления. Автор обнаруживает, что в развитых европейских социал-демократиях, где коллективные интересы рабочих поддерживаются политической системой (и фактически встроены в нее в виде профсоюзных организаций), акционеры вынуждены прибегать к более высокому уровню концентрации собственности для защиты своих интересов как от оппортунизма менеджмента, так и от слабостей действующей системы корпоративного управления, отдающей предпочтение рабочим перед инвесторами.
Поскольку модель, предложенная Роу (Roe, 2000; 2001) и основанная на идеологическом противопоставлении правового и левого крыла политической системы, а также, соответственно, интересов финансовых инвесторов и рабочих, была оценена как чрезмерно упрощенная, впоследствии были разработаны более общие модели, для которых модель Роу представляет собой частный случай.
Согласно работе [Rajan, Zingales, 2003], определяющим фактором развития финансовой системы и институтов корпоративного управления является структура и сравнительная величина властных полномочий, находящихся в распоряжении политических групп, представляющих интересы того или иного общественного кластера. Рассматривая данную схему в динамике, авторы отмечают, что доминирующие политические силы, как правило, тормозят развитие экономики и финансового рынка в силу того, что статус-кво обеспечивает защиту получаемых ими квази-рент. Данная модель подразумевает наличие более широкого спектра оппозиций и коалиций между тремя крупнейшими заинтересованными группами – акционерами, менеджментом и рабочими – по сравнению с моделью Роу, т.к. основана не на идеологических предпосылках, а на гипотезе экономической рациональности того или иного политически мотивированного альянса.
Пагано и Вольпин (Pagano, Volpin, 2001a; 2001b), также как и Роу, выстраивают модель на оппозиции финансовых инвесторов и рабочих, но добавляют в качестве участника данной схемы менеджмент, который, будучи лишен существенного политического влияния, тем не менее обладает ресурсами для поддержки одной из противоборствующих групп в зависимости от актуального экономического и политического контекста. Политический контекст, статус-кво политического окружения, является ключевым фактором данной модели, которая выделяет «консенсусные» и «мажоритарные» политические системы, первые из которых в силу истории своего развития ориентированы на поддержку рабочих, а вторые – на поддержку инвесторов.
Гуревич (Gourevitch, 2003) фактически пытается провести синтез имеющихся гипотез, ориентируясь на модель общего порядка, которая основана на представлении о конкуренции между различными политическими группами, представляющими интересы стейкхолдеров, осуществляющими специфические инвестиции в национальные компании. Данная модель предполагает существование сложных систем коалиций между заинтересованными группами, а также допускает наличие целого ряда механизмов, с помощью которых политическая динамика мотивирует формирование национальной системы корпоративного управления. В этой части обобщенная модель созвучна логике теории стейкхолдеров (см. [Blair, Stout, 1999]), но на макроэкономическом уровне.
Теория ресурсной обеспеченности (endowment theory)[3] утверждает, что значительную роль в экономическом развитии стран, а равно и их специфических систем управления, играет уровень обеспеченности факторами производства (в первую очередь, природными), а также исторически обусловленная доступность ресурсов для эффективного развития. Теория ресурсной обеспеченности концептуально восходит к теории сравнительных преимуществ и получает развитие благодаря компаративным исследованиям в рамках институциональной парадигмы.
Предпосылки к развитию теории заложены в работах [Beck et al., 2001], [Beck, Demirgüç-Kunt, Levine, 2001; 2002], [Beck, Levine, 2003], которые посвящены изучению истории и факторов развития финансовых институтов в колониях. Авторы обнаруживают, что перспективы развития финансовой системы в колониях зависят от политики, которую проводят метрополии. Выделяется своеобразный континуум стратегий колонизации, который ограничен двумя полярными типами колониальной политики:
1) колонии, предназначенные для поселений граждан империи (США, Австралия, Новая Зеландия), и потому являющиеся реципиентами законодательного и правоприменительного корпуса метрополии;
2) колонии, предназначенные для эксплуатации со стороны метрополии (страны Северной Африки, Латинской Америки), в отношении которых не производилась «трансплантация» законов и обычаев. Авторы сообщают, что использование той или иной стратегии колонизации в значительной степени зависит от стартовых условий в колонии, а именно обеспеченности ресурсами, темпов воспроизводства населения, уровня средней продолжительности жизни и т.д.
В работах исследовательских коллективов под руководством Д.Асемоглу (Acemoglu, Johnson, Robinson, 2001, 2002) представляются доказательства того, что институты, обеспечивающие защиту права собственности в колониях, оказывают критическое влияние на перспективы формирования эффективно функционирующей финансовой системы, однако возникновение данных институтов в свою очередь зависит от факторного изобилия в колониях. По данным авторов, европейские колонизаторы осуществляли внедрение правовых институтов по образцу метрополии в тех колониях, которые были сравнительно менее обеспечены ресурсами и менее развиты, так как в данном случае «трансплантация» проходила успешнее и с меньшими затратами, поскольку одобрительно воспринималась коренным населением. Внедрение институтов, обеспечивающих права собственности, позволило колониям в XIX в. сравнительно успешно осуществить индустриализацию.
Позднее в работе [Easterly, Levine, 2003] было доказано, что исходной причиной успешности колониальных стран в построении эффективного финансового рынка и системы корпоративного управления выступает стартовый уровень ресурсной обеспеченности (в особенности, уровень смертности населения и географическая протяженность), однако действует данный фактор не напрямую, а только посредством оформления национальной системы институтов. Кроме того, авторы выявляют, что политические и правовые факторы играют значительно более скромную роль в объяснении эффективности национальных экономик, нежели индикаторы ресурсной обеспеченности, что повлияло на актуальность финансово-правовой и политэкономической теорий.
Теория социокультурных различий (socio-cultural theory) тесно связана с теорией ресурсной обеспеченности в силу того факта, что эмпирические тесты последней показывают значимость переменных, описывающих религиозные, этнические и лингвистические характеристики изучаемых рынков. В частности, в работе [Beck, Demirgüç-Kunt, Levine, 2002] отмечается отрицательное влияние этнолингвистической неоднородности на развитие института финансовых посредников. В исследованиях [La Porta et al., 1998; 2000a], [Barro, McCleary, 2003], [Stulz, Williamson, 2003] и др. обсуждается влияние религии на уровень экономического развития на основе общей идеи о том, что религиозные иерархические организации на протяжении длительного периода времени формируют у нации доверие к устанавливаемым властью социальным нормам и обеспечивают закрепление обычаев их выполнения, что в свою очередь облегчает эволюционное развитие деловых и управленческих институтов.
Теория «разновидностей капитализма» (‘varieties of capitalism’/VOC-theory)[4] используют логику, концептуально близкую к сравнительному институциональному анализу Аоки (Aoki, 2001). Теория разновидностей капитализма структурно представляет национальную систему управления как совокупность институтов, сформированных в следующих областях: 1) производственные отношения; 2) образование и профессиональная подготовка; 3) корпоративное управление (в узком смысле – в качестве правил, регулирующих деловой оборот в отношении собственности и ренты); 4) конкурентно-кооперативные отношения между фирмами; 5) внутрифирменные отношения. В основополагающих исследованиях по теории разновидностей капитализма [Hall, 1999], [Hall, Gingerich, 2001], [Hall, Soskice, 2001] предлагается упрощенная модель, предполагающая существование двух типов систем управления на макроуровне – «либеральной» и «координационной» экономик. Если первая система опирается преимущественно на рыночные механизмы управления и формальные контракты (обеспеченные эффективной системой инфорсмента), то во втором случае управление осуществляется на основе переговоров, формирования оппозиций и стратегических альянсов экономических агентов.
Основная смысловая составляющая теории, выдвинутая на первый план в работах [Hall, Gingerich, 2001], [Hall, Soskice, 2001], состоит в предположении о комплементарности отдельных институтов, посредством которых осуществляется управление, причем комплементарность институтов является определяющим фактором достижения эффективности национальной системы управления. В частности, авторы выделяют ряд примеров «симбиоза» ключевых институтов:
1) повышенная концентрация собственности, обусловленная низким уровнем защиты прав финансовых инвесторов, коррелирует с улучшенными контрактными правами рабочих;
2) в «либеральных» рыночных экономиках повышенная мобильность рабочей силы сопровождается системой образования, направленной на развитие общих навыков, тогда как в «координационных» экономиках отдается предпочтение развитию специфических отраслевых навыков;
3) в случае если финансовый рынок слабо контролирует деятельность менеджеров, это выражается в большей активности последних в отношении старта новых инвестиционных проектов, технологического развития и межфирменной кооперации;
4) в экономиках с высоким средним уровнем социальной ответственности активнее развиваются отрасли, направленные на использование специфического капитала стейкхолдеров.
Теория разновидностей капитализма (так же, как и политэкономическая теория) придает большое значение политическому аспекту существования и развития национальных систем управления, отмечая, что властный режим во многом коррелирует с институциональной структурой (см. для обзора [Gourevitch, Hawes, 2002]). Доминирующая точка зрения в рамках нормативного аспекта теории разновидностей капитализма состоит в требовании к когерентности институтов национальной системы управления для целей достижения ее максимальной эффективности, поскольку предполагается, что «гибридные» системы не являются оптимальными.
Эмпирические тесты теории разновидностей капитализма показывают противоречивые результаты. В работе [Hall, Gingerich, 2001] подтверждается общая концептуальная схема, основанная на комплементарности институтов. Авторы [Hiscox, Rickard, 2002] подтверждают выводы теории в части ожидаемой корреляции между уровнем социальной ответственности и специфическим капиталом стейкхолдеров. Тем не менее, в работе [Kenworthy, 2002] опровергается гипотеза о необходимости когерентности системы институтов для достижения максимальной эффективности экономики, а исследование [Taylor, 2004] не находит эмпирических аргументов для тезиса о взаимосвязи типа системы управления и уровня внедрения инноваций в экономике.
Эффект зависимости от траектории развития (path dependence)[5] был впервые описан в известной работе П.Дэвида (David, 1985) и впоследствии был широко использован в качестве концептуального основания для формирования теорий развития систем в различных областях науки. Теория зависимости от траектории развития в области корпоративного управления была формально введена в научный оборот в исследовании Л.Бебчука и М.Роу [Bebchuk, Roe, 1999], за которой последовали полемические обсуждения в работах [Bratton, McCahery, 1999], [Schmidt, Spindler, 2002], после чего данное направление превратилось в активно разрабатываемый научный тренд в рамках дисциплин, связанных с теорией фирмы и сравнительной экономикой. Логическая схема теории базируется на гипотезе об определяющем влиянии, которое оказывает история развития системы управления на ее текущую структуру, т.е. первая детерминирует последнюю. В прикладном аспекте теория зависимости от траектории развития во многом совпадает с сравнительным анализом Аоки и теорией разновидностей капитализма, так как предполагает, что имманентным качеством устойчиво существующей национальной системы управления является исторически обусловленная комплементарность ее институтов, которая не обладает свойством эластичности. Интервенционистское нарушение баланса взаимодействия институтов путем локального вмешательства с неизбежностью приводит к ухудшению общеэкономической эффективности посредством действия механизма возросших адаптационных издержек и сетевых экстерналий (network externalities).
Теория зависимости от траектории развития неразрывно связана с продолжающейся полемикой в отношении конвергенции корпоративных стандартов (см. обсуждение и библиографию в [Aguilera, Jackson, 2003]). Ряд авторов выдвигает гипотезу тотальной конвергенции и унификации стандартов и практик корпоративного управления (см., в частности, одну из наиболее частых референций [Hansmann, Kraakmann, 2001]); однако авторитетные исследования доказывают, что несмотря на процессы глобализации существенная межстрановая неоднородность сохраняется, а унификация наблюдается преимущественно в формальном аспекте (см. [Doidge, Karolyi, Stulz, 2007], [Khanna, Kogan, Palepu, 2002] и др.).
Бóльшая часть описанных макро-теорий корпоративного управления развивается в русле неоинституциональной парадигмы, несмотря на различие в акцентах на дисциплинарные и производственные аспекты деятельности компании, и фактически представляет собой теоретический корпус сравнительного корпоративного управления (comparative corporate governance), обзор основных тенденций которого представлен в работах [Hopt et al., 1998], [Bratton, McCahery, 1999], [Gordon, Roe, 2004], [Aguilera et al., 2007]. На текущий момент данный теоретический тренд составляет основу для актуальных исследований в области корпоративного управления, поскольку экономичным образом позволяет совместить в единой модели строгий концептуальный аппарат ранних микроэкономических теорий корпоративного управления и методы сравнительного описания и анализа систем, т.е. интегрирует макро- и микро-аспекты функционирования фирмы (см. обсуждение в [Aguilera, Jackson, 2003]).