Однажды Валерий Васильевич Лобановский сказал, что жизнь футбольного тренера такова, что он постоянно должен быть готов к… худшему. Тонко подмечено. Я уже рассказывал, как осенью 1983 года с минимальным счетом 0:1 мы проиграли матч в Португалии. Очень трудный для нас матч. Сборной СССР не хватило всего одного очка для того, чтобы выйти в финал чемпионата Европы. На страницах газет замелькали обидные характеристики нашей команды. Дескать, она «недостаточно смела», «излишне расчетлива», «характера не проявила» и тому подобное. Уверенная игра и победы, одержанные до этого обидного поражения, даже не вспоминались. Лобановский, как мы уже об этом говорили, получил отставку. Тренером сборной был назначен Эдуард Малофеев.
Я не видел, как играл заслуженный мастер спорта Малофеев. Читал только, что как форвард «виртуозом он не был», но за счет своей страстной натуры, напора и настойчивости забил сто мячей. Выступал в составе сборной СССР на чемпионате мира 1966 года в Англии, где советская команда заняла четвертое место. О тренерских способностях Малофеева всерьез впервые заговорили в 1982 году, когда минское «Динамо» под его руководством выиграло чемпионат страны. Обозреватели хвалили минчан, которые привнесли в наш футбол «живые идеи», «активную игру комбинационного направления, во главе угла которой — атака». А тренер минского «Динамо» импонировал журналистам тем, что «…свои взгляды на футбол он высказывал чистосердечно, прямо, тогда как большинство тренеров скрытничали». Чистосердечность и прямота мне тоже по душе. Правда, когда они в жизни, а не только в заметках футбольных обозревателей…
Свой первый матч в групповом отборочном турнире чемпионата мира наша сборная уже во главе с Малофеевым проиграла в Дублине команде Ирландии — 0:1. Сразу возникли сомнения: «Попадем ли в финал?» Потом последовала ничья (1:1) в Осло со сборной Норвегии. Но Малофеев не терял оптимизма, подчеркивал, что даже в этих, на мой взгляд, далеко не лучших для нас играх, команда фрагментами владела инициативой и вела игру только на победу.
Мне трудно судить, что происходило с командой после ничьей с норвежцами, ибо в то время я уже следил за выступлением сборной СССР как рядовой болельщик — по телевизору да по газетным отчетам. Правда, никто меня официально из состава сборной не отчислял, но и в несколько обновленный ее состав не приглашал тоже. Вот когда я впервые усомнился в чистосердечности и прямоте Малофеева, о чем довольно много читал. На это были у меня веские основания.
В середине января восемьдесят пятого года сборная СССР вылетала в Индию на турнир памяти Джавахарлала Неру. Накануне отлета Малофеев звонил в Киев, разговаривал с моей женой (меня в это время дома не оказалось). Тренер сборной просил Ирину передать мне, что не пригласил меня в сборную для поездки в Индию, ибо хочет проверить новых кандидатов, а во мне, дескать, уверен. Сказал еще, чтобы я серьезно готовился, что очень нужен сборной, и обещал обязательно пригласить в команду на следующий сбор, который планировался в Италии.
…Поездка в Италию состоялась в феврале. А накануне ее снова последовал звонок в Киев Малофеева о том, что он по-прежнему «числит меня в составе сборной», но на сбор в Италию… не включил. На этот раз о причине моего отлучения от сборной уже ничего не говорил. Разумеется, состав команды — дело тренера, а не футболиста. Игрок сам себя в сборную не предлагает. И я вовсе не собирался предъявлять какие-то претензии, что не берут меня в сборную. Значит, не нужен. Но не мог понять и Эдуарда Васильевича, который от одного сбора к другому постоянно, мягко говоря, вводил меня в заблуждение: «числил» в сборной и… не приглашал в ее состав.
Впрочем, как оказалось, так было не только со мной. Накануне отлета сборной СССР в Италию я прочитал в «Правде» заметку, из которой узнал, что читатели в своих письмах интересуются: почему тренеры главной команды страны не привлекают в ее состав А. Чивадзе, Ф. Черенкова, С. Родионова, Ю. Желудкова, X. Оганесяна и меня. В ответ на этот вопрос Эдуард Васильевич сказал, что «руководители сборной никого со счетов не сбрасывают, важно, как те или иные футболисты проявят себя в новом сезоне в своих клубах».
…Официальные отборочные матчи сборной СССР со швейцарцами в Берне и с датчанами в Копенгагене я смотрел по телевизору. Ничья с футболистами Швейцарии (2:2) и поражение нашей команды в Дании (2:4) очень огорчили. Датчане, к примеру, в том матче были сильнее нашей команды по всем статьям. А в своих интервью Малофеев оставался неисправимым оптимистом и настойчиво убеждал всех (а может быть, себя в первую очередь?!), что «сборная играла на победу, лица своего не теряла, в ходе встреч временами имела заметное преимущество, что чужое поле ее нисколько не угнетало».
Положение в отборочном турнире для сборной СССР сложилось критическое, и ее выход в финал чемпионата мира был поставлен под угрозу. В эти дни иные обозреватели стали чуть ли не советовать Малофееву «привлечь в состав сборной опытных Чивадзе и Блохина». Не знаю, то ли, как говорится, под давлением «общественного мнения», то ли по собственной инициативе, но Эдуард Васильевич пригласил меня в сборную. Никаких разговоров о недавнем прошлом, о своих звонках в Киев он не вел. Вроде бы ничего этого не было. Я тоже ни о чем не спрашивал. Как будто так и должно быть: дали тебе временную передышку, а теперь — играй! Саша Чивадзе появился в сборной-85 в одно время со мной.
…Путевку на финал чемпионата мира мы завоевали, можно сказать, ценой неимоверных усилий всего коллектива. В официальных довольно нервных для нас матчах в Лужниках были побеждены соперники, обыгравшие нас до этого или добившиеся ничьих на своих полях.
Заключительный матч отборочного турнира проходил уже на поле, испорченном холодной (с заморозками и снежком!) погодой. Не скрою, в тот день в Москве мне очень хотелось сыграть: чувствовал себя неплохо, да и цифра моих выступлений за сборную приближалась к заветному числу «100». Но накануне игры я услышал от Малофеева: «Считаю, что по такой погоде должен играть не ты, а Кондратьев».
Что я, игрок, мог возразить тренеру сборной? Разумеется, ничего. Между прочим, еще в начале года в одной из бесед журналисты спросили Малофеева: почему он пригласил в сборную И. Вишневского, С. Дмитриева, С. Стукашова, Г. Кондратьева, которые не вошли в число 33-х лучших футболистов страны по итогам сезона? Малофеев ответил, что видит в их игре перспективу, а главное — они по характеру вписываются в коллектив. «Они верят в цели, определенные командой, а мы верим в таких спортсменов», — сказал тренер сборной в том интервью. В холодный октябрьский день я почему-то вспомнил эти слова старшего тренера сборной и подумал: «Неужели он в меня совсем уже не верит?» О своих сомнениях ничего не сказал Эдуарду Васильевичу, но дал ему понять, что тоже готов к игре.
— Вы тренер, — ответил я, когда услышал, что он собирается поставить на игру форварда из минского «Динамо» Кондратьева, а не меня. — Как считаете лучше для дела, так и должно быть. Но если все будет хорошо, можете меня выпустить хотя бы минут на пять-десять: все-таки буду еще чуть-чуть ближе к цифре сто…
— Да, да, Олег. Конечно! — одобрительно закивал головой Малофеев.
Весь матч сборных СССР и Норвегии в Лужниках я провел за воротами Рината Дасаева, то и дело разминаясь и поглядывая на скамейку запасных, где сидело руководство нашей команды — Э. Малофеев, Е. Рогов и. В. Сальков. Все ждал сигнала от них, чтобы кого-нибудь заменить и выйти на поле. Но так в этот день и остался в запасе. Матч наша сборная выиграла, и это меня, естественно, порадовало. Но чисто по-человечески было обидно: какой-то нехороший осадок остался на душе от заверений старшего тренера на словах и невыполнения своих слов на деле. А ведь приближался самый ответственный и трудный этап подготовки к чемпионату мира-86, когда надо идти за тренером и верить ему безоговорочно…