Знахари прежде всего — специалисты по части заговоров. Хотя заговоры знали многие, но «репертуаром» заговоров на все случаи жизни и умением разобраться в применении их к более сложным заболеваниям владели и, надо честно признать, владеют по сей день только настоящие знахари и знахарки, бабы-угадки, лечейки, ведуньи, шептухи и ворожеи. Заговоры в русском народе пользовались и пользуются большим «уважением». Произносятся они обычно с молитвой, ибо, по меткому выражению В… И. Даля, «народ наш страшится чернокнижия». Магия слова
Заговор — это словесная формула, восходящая к вербальной магии, это особые краткие тексты, призванные вызвать желаемое действие невидимых сил. Во всех заговорах волшба (колдовство) основывается на силе слова, то есть на непосредственном воздействии слова на окружающий мир. Заговоры непременно надо было нашептать на глазах больного, отчего и знахарей-«заговорщиков» звали «шептунами». Если заговор обнаружить гласно, то сам заговорщик лишается способности заговаривать. Заговор читается шепотом или про себя. При этом у заговорщика непременно должны быть целы все зубы, иначе силы в его словах не будет. Передать «заговорную» силу знахари-шептуны могли другому человеку, но только «младшему летами». Заговор, как правило, делится на несколько частей. Первая состоит из «таинственных слов», в ней упоминаются море-окиян, бел-горюч камень Алатырь. Таинственный камень Алатырь до сих пор остается не до конца «расшифрованным» этнографами[41] Одно из «народных» объяснений гласит, что на праздник Воздвижения змеи собираются в кучу, в ямы или на пустырях, и вот там-то и появляется из земли белый камень Алатырь, который гады лижут, питаясь им, и излизывают весь. После «вступления» следует иносказание или «зашифрованный» пример, и уж только после этого заговорщик обращается непосредственно к предмету своего лечения, к своей цели. Заканчивается заговор чаще всего словами: «Слово мое крепко, быть по-моему, аминь». Сопровождаются заговоры различными движениями рук и губ для того, чтобы удержать «силу слова», или, как говорится, «запечатать замок». Практически во всех заговорах смешиваются мирские и духовные понятия, «святые» вещи и суеверия. В. И. Даль называл заговоры «смешением черного и белого, тьмы и света». Лучше всего заговоры «сбываются» в дни, обладающие особой «колдовской» силой. «Русский» список таких дней включает следующие дни (по старому стилю): в январе— 1,2,4,6,11,12,19, 20; в феврале —11,17, 28; в марте — 1,4,14, 24; в апреле — 3,17,18; в мае — 7 и 8; в июне — 17; в июле — 17 и 21; в августе — 20 и 21; в сентябре — 10 и 18; в октябре — 6; в ноябре — 6 и 8; в декабре — 6,11 и 18. Понедельник и пятница также считаются «хорошими» для произнесения заговоров. Дни равноденствия, а также первая и последняя четверть луны также «принадлежат» знахарям и чародеям. Заговор произносили очень часто на заре — утренней или вечерней, а иногда и на той, и на другой вместе. Так, заговор от гангрены читали на утренней и вечерней заре над больным местом: «Матушка Соколия, многожалостливая, позови святых отцов Евангелистов — Ивана, Луку, Марка, священномученика Антипу, святого Игнатия, Ефрема, Ивана Репосева, Ивана Сираха, Ивана Купального, Ивана Великого. Сними с раба Божьего (имярек) огонь смертельный, телу губительный, кровь святую на кровь грешную. Туг и огонь сгинет. Аминь». К заговорам можно относиться по-разному — верить или не верить в них, придумывать разумные объяснения их действию. Но невозможно не признавать, что в некоторых случаях их действенность существует и не может быть объяснена с точки зрения науки. Вот что писал о таком заговоре и его силе В. И. Даль: «Кто в деревнях не знает заговора о червях?.. Заговорщик идет в поле, отыскивает траву или куст мордвинник, или будак, заходит к нему так, чтобы тень на него не пала, и говорит: «Ты, трава, Богом создана, имя тебе мордвинник, выведи червей из пегой кобылы или коровы. Коли выведешь, отпущу, а не выведешь, с корнем изжену» Привязывают верхушку будака ниткой к колышку и втыкают его в землю так, чтобы нагнуть стебель, но не переломить его… На другой или третий день знахарь идет справляться, вывалились ли черви у скотины. На утвердительный ответ непременно отыскивает опять свой мордвинник и отпускает его… Если этого не сделать, то трава в другой раз не послушается. А если средство не поможет, то и не должно отпускать мордвинника, в наказание за ослушание. Если червей мазали дегтем, скипидаром и проч., то их уже заговаривать нельзя… Скажу, что я не мог открыть ни разу в подобных случаях, чтоб знахарь употреблял какое-то зелье или снадобье, а скотина нередко ночевала под замком. Объяснение, что знахари берутся за дело только тогда, когда так называемые черви — правильнее, гусеницы — созрели, в поре, и потому сами выползают, вываливаются и ищут нужного им прибежища для принятия образа личинки, — объяснение это никак не может меня удовлетворить. Знахари не разбирают поры, не спрашивают, давно ли черви завелись, чего, впрочем, и сам хозяин обыкновенно в точности не знает; осматривают скотину издали или даже, спросив, какой она масти, делают дело за глаза». Специализация знахарей-заговорщиков
|
|
|
Редко знахарь знал заговоры от всех болезней. Как правило, у каждого лекаря была своя «специализация», благодаря которой он становился известным в округе: один превосходно заговаривал зубы и головную боль, другие — кровь, третьи — от укуса змеи. Точно так же, как и врач, знахарь, приходя к больному, сначала производил осмотр и ставил диагноз, но весьма своеобразный: он определял, какая у «пациента» болезнь — от испуга, от дурного ветра, от «глаза» или порчи. Для определения характера болезни знахарь гадал, смотрел в воду, в зеркало, топил воск, раскидывал карты. Особое внимание обращалось на собственную «позевоту»: если, при произнесении заговора, знахарю сильно зевается, значит, у больного «большие уроки» — порча; если лекарь зевает пять раз, значит, «обурочила» баба, а если больше — мужчина. В других случаях, при умывании больного с угольков или камешков, загадывали имя человека, на которого падало подозрение, что сглазил он. Если камни, падая в воду, зашипят, а угли упадут на дно, значит, сглазил человек, имя которого задумано. Делалось это так: знахарь брал ковш холодной воды, клал в него соли, горячих угольев и при этом приговаривал, кладя первый уголек — «с мужичья глаза», второй — «с бабья глаза». Если тонул первый уголек, значит, болезнь приключилась с мужичья глаза, а если второй — «с лиха бабья глаза». Лекарь возвещал о результате больной или больному, проклинал врага — супостата и вместе с родными и больным делал предположение на знакомых, кто сглазил. Затем уже следовало само умывание. Некоторые знахарки брали не два, а три горячих угля и последний уголь нарекали «девичьим», воду же, в которую погружали угли, солили и мешали их ножом. Узнать, кто сглазил, было делом относительно легким. Гораздо труднее знахарю разобраться и определить вид заболевания. И лечить многие из таких заболеваний было труднее, да и лечение их бывало разное. «Хлопотливое это дело, — разъясняла важность такой правильной диагностики знахарка земскому врачу, — хорошо, если сглаз, а если от худого часу, а нет — порча: тогда ведь лечить много труднее. Сглаз всего три зари надо отчитывать, а от худого часу и от порчи целых двенадцать зорь. Ну, да мы сейчас узнаем, что ей, сглаз или другое что». Начинает знахарка читать молитвы, почитает немного, а сама плюнет, начитается — и опять плюнет. Глянет в кувшин с водой и опять плюнет. Кончив, она говорит: «Когда принесешь эту воду, все ваши должны поглядеться в нее, может, не сглазил ли кто из своих? За чужих я гляделась в кувшин, не знаю, не подходит, чтобы был сглаз. Если бы сглаз, я бы зевала, а то ни разу не зевнула. Все-таки попробуй. Если не полегчает, опять приходи ко мне: придется лечить от худого часу и от порчи». При лечении лихорадки-варагуши совершалось целое священнодействие. Придя в дом больного, знахарка требовала три кувшина с водой, выгоняла всех вон из избы, ставила кувшины на вышку, под святыми, и начинала наговаривать воду: сначала читала «Отче», а потом специальный заговор от варагуши. Прочитав заговор раз, лекарка дула на один кувшин, затем вновь читала заговор и «Отче» и дула теперь уже на второй кувшин. Затем проделывала то же самое с третьим, брала из первого кувшина немного в рот водицы и брызгала на голову больного, водой из другого кувшина брызгала на грудь и руки, а из третьего — на ноги и живот. Потом, призвав семейных больного, приказывала, чтобы они три раза в день обрызгивали больного и столько же раз давали ему пить — из одного кувшина утром, из второго вечером, а из третьего перед обедом. Знахарка ходила к больному до девяти раз. При этом читались разные заговоры от лихорадок, которые каждая лекарка знала не один и не два. Вот пример типичного заговора от лихорадки: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв Пречистыя Твоее Матери и всех святых, помилуй мя грешного, раба Божия (имя), аминь. В начале бе слово и слово бе в Бога. До скончания века Бог человекам бысть святыя и тьма его. О, Господи, Боже, Великий Царю, сотворитель неба и земли, видима и невидима и нас грешных, раб Твоих. Пошли, Господи, Матерь, Деву Марию, на помощь рабу Твоему (имя), святого Авксентия и грозного воеводу небесных сил, архистратига Михаила, ангелов Божиих, сильных и грозных, четырех евангелистов: Луку, Марка, Матфее и Иоанна Богослова, еже от нападающих на мя сил, дьявольских трясовиц, 12 сестер, которыя явились на Черном море, в столбе каменном, с того моря взяли брата царя Ирода и пошли мучить род человеческий тяжелыми болезнями и нареклись именами: первая — Трясее, вторая — Ледее — придают холод; третья, Гнетее — слабит в нутре; четвертая, Глядее — когда человек спит и смотрит; пятая, Желтее — напускает желчь на человека; шестая, Глухее — закладывает уши; седьмая, Ломлее — ломит голову и кости, как сильная буря ломает деревья; восьмая — Пухлее — утробу разносит; девятая — Хрипее — в грудях хрипит; десятая — Огнее — в жар приводит, одиннадцатая — Сведее — в руках и ногах жилы сводит; двенадцатая — всех злее сестер, Иоанну Предтече голову отсекла, когда она вселится, то человек жить не будет. Призываю Господа Иисуса Христа и Божию Матерь, ангелов и архангелов Божиих, и тогда услыша Господь молитву и послаша на помощь святого отца Авксентия и начаша он мучить жезлом железным и давать им по четыре тысячи ран в день. Волницы и трясовницы стали молиться: святой отец Авксентий, ангелы Божии и евангелисты, не мучьте нас, кто вас вспомянет и молиться вам будет, или спишет сие, и носить при себе станет, того человека не будем знать и станем от него бегать за триста сажень. Святой отец Авксентий заклинает именем Господним и крестным знамением Христовым: крест — красота церковная, ангелам от дьяволов и трясовиц на прогнание и избавление православных христиан и раба Божия (имя). Да сокрушится под знамением честного и животворящего креста Господня, да отступится супротивная сила и скорбь, и трясовицы от раба Божия (имя), после дня и после слова, молитвами святого архистратига Михаила и архангела Гавриила, ангелов Божиих, сильных и грозных четырех евангелистов, Луки, Марка, Матфее и Иоанна Богослова, во веки веков, аминь. Царь Мануил имел у себя 70 трясовиц и недугов, и он их бил и проклинал. Не бей и не проклинай нас: кто твое имя вспомянет или при себе эту молитву носить станет, того человека сохранит Бог и помилует раба Божия (имя) от глазниц, трясовиц и водяниц во веки веков. Аминь». Не менее сложным ритуалом сопровождалось лечение разных болезней знахарками в Коротоякском уезде Воронежской губернии. Бабка-повитуха брала в особый деревянный сосуд, из которого не пьют и не едят, чистой, свежей воды, клала в нее уголь, ладан и соль, читала над этим составом Троичную, а иногда Богородичную молитву, клала несколько поклонов перед святыми иконами и, помолившись, начинала вспрыскивать больного с приговором, после произнесения которого дула на больного трижды, со словами «аминь, аминь». При всем разнообразии приведенных приемов и средств в них есть одно общее — стремление оказать воздействие на психику больного, которое должно быть тем сильнее и глубже, чем сложнее и таинственнее эти приемы, чем содержательнее, с точки зрения крестьянина, произносимый при этом заговор и чем больше он может тронуть его душу. Таковы, в особенности, заговоры и приемы чисто религиозного свойства, носящие характер как бы домашнего богослужения. Знахарь или колдун?
В некоторых случаях знахарь украшал ритуал таинственными и пугающими предметами — змеиными головами, костями лягушек, блестящей ступкой с пестиком, иногда травами и даже человеческими костями. Если дело происходило в избе знахаря, то неподалеку от стола, со снадобьями сидел черный кот, стояли кочерга, котел и специальная кадка с водой. Такие знахари, по мнению этнографов, довольно часто были простыми мошенниками. Они «напускали туману» и приписывали себе силу, способную не только причинить и отогнать болезнь, но и поднять мертвого. «Захочу — и мертвого подниму этой (наговорной) водой, — бахвалился знахарь из ряда таких, — только у вас состояния не хватит со мной расплатиться». Заговоры, которыми владели этого сорта знахари, по большей части, неизвестны: они обыкновенно уверяли своих пациентов, что если сказать кому-нибудь слова заговора, то он потеряет из-за этого силу. Заговоры эти передавались знахарями и знахарками, по убеждению крестьян, только на смертном одре, кому-либо из близких родственников, наедине, в строгой тайне, и те, в свою очередь, блюли тайну заговора до своей смерти. Такие знахари могли «насылать» на людей бесов, то есть они переходили уже в «разряд» колдунов. Бесы редко когда нападают на человека по собственной воле, чаще их все-таки «науськивают». Если же бесы вдруг набросятся на человека «по собственному почину», то выбирают преимущественно пьяниц, людей, пренебрегающих своими религиозными обязанностями, — не верующих в Бога, великих грешников, или тех, которые призывают их на помощь в минуты злобы, гнева, отчаяния. Пьяницам бесы «представляются» нередко в своем «натуральном» виде целыми десятками, лишают их сна, поселяют отвращение к пище, наводят ужас, истощают тело и иногда доводят до самоубийства. Так русский народ объяснял припадки запойного бреда, или «белой горячки». Напускание бесов колдуном и ведьмой может быть сделано словами (наговором), или бесы «пускаются по ветру», передаются с пищей, питьем, поцелуем, дыханием, прикосновением. Последствием вселения бесов, как мы уже говорили, являются тяжелые и длительные нервно-психические страдания, известные под общим названием «порчи». Таких знахарей-колдунов крестьяне побаивались и у себя дома принимали со страхом и трепетом и, чтобы задобрить, угощали водкой. Это в особенности относится к тем «знаткам, которые при заговорах не употребляют имени Божия и Святых, к порченикам[42] и ясновидцам[43]». Довольно часто в русских селах, где жили татары, именно знахарям-выходцам из их среды и приписывали особые «злые чары». Татарские ворожеи считались даже искуснее и сильнее русских. Такой славой, например, пользовались ворожеи татарской деревни Чудовки в Пензенской губернии, куда возили для лечения русских порченых. «Уж чем мы ее (порченую) не лечили, — нередко приходилось слышать этнографам от пензенских баб, — ко всем ворожеям возили, татарский наговор пила, ничего не помогло, видно, так Богу угодно». Обращаясь в крайности к знахаркам-нехристям и к тем, которые при лечении, по мнению мужика, пользовались услугами нечистой силы, крестьянин все же прежде всего шел к тем из знахарей, которые врачуют именем Бога. Определенные целительные или профилактические процедуры у таких «знаток» не только приурочивались к церковным праздникам, но они даже вводили в тексты обрядов или сопровождающих их заклинаний христианскую символику, особенно часто — знак креста. Символика креста в обыденной жизни в течение веков существенно изменилась: из символа страдания он стал символом победы над злом и активно использовался в обрядах, предназначенных это зло предотвратить или уничтожить. Крестообразно сделанные надрезы на хлебе или других предметах, «наговариваемых» для исцеления, церковные свечи, елей, святая вода, освященные в церкви травы становятся обычными элементами народных целительных обрядов. Знахари этого сорта в большинстве случаев были простые, иногда благодушные и почти всегда действительно верующие люди. Заговаривали они с крестом и молитвой, призывая святых угодников, Спасителя, Божию Матерь и апостолов. Большинство самих заговоров неизменно начиналось словами: «Во имя Отца и Сына, и Святого Духа». И многие знахари, по-видимому, действительно были убеждены, что шепчут и заговаривают они во имя Божие. — Как же ты, бабушка, лечить начала? — спрашивали этнографы в конце XIX века орловскую знахарку М-фу, умную, бойкую и энергичную старуху. — Да как начала? Осталась я от мужа вдовой с шестью детенками, так надо же было чем ни на есть пропитаться. — Все же училась у кого-нибудь лечить-то? — А это мне от Бога. — Так сразу и лечить стала? — Как можно сразу? Я помаленьку. Приводилось и самой лечиться, и других видела, как лечили, — ну, я и присматривалась, а там и сама зачала: от людей научилась. — Чем же ты лечишь, травами? — И травами, и наговором, и водой наговорной умываю. — А можешь ты сказать кому-нибудь эти наговоры? — Отчего же не сказать? Тут греха нету. Это мне от Бога. Я, вот, по богомольям-то ходила, так спрашивала, не грех ли, мол, лечить-то? Ну, старцы сказывали — ничего, не грех. Да, вот, и в Оптиной отец Амбросий тоже говорил. И сон мне такой был. Это, как зачали ко мне ходить лечиться-то, я и думаю: ой, не грех ли? А тут мне сон и приснись. Снится, это, мне комната, и входит в эту комнату девушка, в одной руке у ней книжечка, а в другой — кувшинчик махонький. Идет, это, она и спрашивает, быдто про себя: а не грех ли ходить к М-фе лечиться? Заглянет в кувшинчик, а потом в книжечку посмотрит: нет, скажет, не грех ходить к М-фе лечиться, да так до трех раз. Я отца Амбросия спрашивала про сон-то, а он и говорит: ничего, говорит, это тебе, значит, так от Бога дадено. Ну, и другие монахи, самые божественные, тоже, ничего, дозволяли. — Что же ты многим помогаешь? — А как же? Дам испить, умыться — и полегчает. Иные приказывают умываться-то сквозь скобку, а я так — и ничего, — помогает». Не менее простодушно рассказывала про свое лечение другая орловская знахарка, Наталья. «Ведь я тоже бабка, — сообщает она, — и помогаю, как могу: умываю я. С глазу приключится что, с недоброго слова, либо еще с чего, умою — и как рукой снимет. Матушка-покойница научила меня. Не колдовство это какое, дочка, говорила она мне, а Божеское дело, потому с молитвой творится. Дала она мне махонький образок Божия Матери, Сиропитательница называется, и велела спускать крещенскую воду и умывать той-то водой. Ну, вода-то у меня всегда есть, какая годов пять стоит, бережешь так-то и для себя, и для добрых людей. Умою так-то — и поможет. По осени нонча кум мой крышу крыл да и упал оттуда. Повредил руку, разнесло ему ее, как подушку. Пришел ко мне и говорит: помоги, кума, Христа ради. Будто и упал-то легко, так катом и скатился, ан вот что! Давай поворожу, смеюсь я ему. Спустила водицы, дала ему руку мочить, да велела на другой день приходить. Приходит на другой день веселый такой: ну, кума, руке-то лучше, говорит. Лучше? И слава Богу, куманек, говорю я. Пришел так до трех раз — и прошла боль»[44] Процесс лечения заговорами
Очень часто заговоры делались знахарем на воду. Будучи наговорена, она получала чудодейственную силу и способность снимать всякую болезнь. Наговоренной водой больного сначала поили, а потом «умывали» особые знахарки, которых называли «умывалыцицами». Лечебное значение такой воды еще более увеличивалось, если ее «спускали» с креста или иконы, иначе говоря, обливали их этой водой и собирали ее в подставленную чашку. Целебную силу воде можно было придать и другими способами. Для этого следовало «пропустить» воду через дверную скобу, и, кстати, само умывание больного производилось в таком случае на пороге избы. Необыкновенные свойства воде можно было сообщить также, опустив в нее комок глины, камешек или кремень, иногда самый обыкновенный, а иногда принесенный с Афона или Гроба Господня. Но всего лучше действовала та наговоренная вода, в которую опускали «громовую стрелу» — оплавленный ударом молнии песок, — одну из тех таинственных стрел, которыми стреляет с неба в чертей Бог во время грозы. В некоторых губерниях России «громовыми стрелами» назывались простые лучинки с дерева, в которое ударила молния. Таких щепочек для умывания больного брали девять штук Знахарка зажигала такие «стрелы» и, набрав в рот воды, брызгала через них на больного с такой силой, что лучинки гасли. Но поскольку «громовые стрелы» было не так просто достать, то их часто заменяли угольками из печи. Стоило только уголек с наговором опустить в стакан с водой — и это уже была вода совсем с другими свойствами. При чтении же заговора надо было зажечь еще четверговую свечу[45] Иногда для увеличения силы действия заговора к уголькам присоединялись хлеб, соль и другие предметы. При посредстве такого комбинированного способа производилось умывалыцицами «смывание глаза». Старуха-знахарка брала небольшую чашку, наполняла ее водой и сыпала в нее щепотку соли. Затем, перекрестившись, подходила к печке, брала из нее горячий уголь, опускала его в воду и начинала, смотря в печку, что-то нашептывать. При этом сама, подергивая плечами и раскачиваясь, сильно и часто зевала, отплевывалась в разные стороны и приговаривала: «Тьфу, тьфу, пропасть, ишь ты, окаянный, ишь ты, негодный, ну и глаз! На-ко, кормилец, выпей, да перекрестись, перекрестись прежде», — наставляла она затем больного. Затем, дав три глотка воды, умывалыцица опрыскивала ему голову, лицо и шею, руки и ноги, спину и грудь. «Ну, теперь усни, голубчик, постой, я тебя одену, вот так, покрепче», — говорила старуха, укутывая больного с головой. Довольно своеобразный прием применялся знахарями при лечении от «обурочения» (порчи). Секрет здесь заключается в следующем: воду надо черпать не против, а вниз по течению реки. Зачерпнув и придерживая края ковша руками, знахарь наклонялся над ним и читал заговор (см.: с. 54–55). Наговоренной водой больного поили и умывали, спускали «капелек десяток за пазуху, на сердце», а затем велели ему «немного соснуть». Другим общим приемом знахарской терапии являлось «прикапывание» больного. Оно применялось значительно реже, чем умывание, и совершалось при помощи каких-нибудь остроконечных предметов — иголки, гвоздя, лучинки, а иногда шейного креста. Подобно тому как при первом способе производилось «смывание» болезни, здесь, при посредстве уколов больного места, достигалось ее изгнание. Помимо таких общих существовали и некоторые специальные приемы. Один из них, при испуге, употреблялся некоторыми курскими знахарками для «выливания страха». «Как же это ему страх-то выливали?» — спрашивали про ребенка, подвергшегося такой знахарской манипуляции. При этой процедуре ребенку ставили на голову блюдо с водой, лили туда воск и читали специальный заговор: «Во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Аминь. Как мать сыра земля не боится ни стуку, ни бряку, так бы и раб Божий (имя и отчество) не боялся ни испугу, ни переполоху, ни днем, ни ночью, ни утром, ни вечером. Как вода омывает, очищает и уносит пески и ржавчину, так бы и раб Божий (или раба) очищались, омывались от болезней, от испугов, от переполохов и не боялись бы они ни испугов, ни переполохов, ни дневных, ни ночных, ни утренних, ни вечерних. Аминь». После прочтения заговора, опять же с приговорами, воду выливали. Существовал и еще один способ лечения от испуга: над больными «сливали жир». Сажали больного на порог, давали ему чашку с непитой водой, брали сковороду с растопленным салом, выливали его в чашку и причитывали: «Прошу Матушку-кормилицу, Пречистую, Пресвятую Богородицу, со всеми Твоими ангелами и со святыми апостолами и мучениками, помоги и пособи рабу Божию (имя)». Так «сливали жир» несколько раз, рассматривая будто бы вылившееся чудовище, которого испугался больной. Сало, которое сливалось в воду, сжигали в печке, а воду выливали «наотмашь». Снимался «переполох» (испуг) и еще одним способом. Лекарка щипала лучину, зажигала лучинки[46] и опускала их в чашку с водой. Потом шла к тому месту, где, по предположениям, случился переполох, и там говорила: «Двенадцать недугов, двенадцать переполохов, денные, полуденные, ношные, полунощные, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь». Воду давали больному выпить. При «криксе» (при постоянном крике и бессоннице у новорожденного) знахарь брал блюдо с водой, шейный крест, два угля и, держа на руках ребенка, нашептывал воду и молился, ломая угли и опуская их на блюдо с водой. При этом читался заговор: Заря-зарница,
красная девица,
Утренняя заря
Прасковья, Крикса, Фокса,
Уйми свой крик и дай младенцу сон.
Заря-зарница, молодая девица,
Вечерняя заря
Соломонея, Крикса, Фокса,
Уйми свой крик и дай младенцу сон.