Традиционная система воспитания начинает давать сбои только сейчас, когда общество вступило в фазу ускоренных изменений и технологической трансформации всех традиционных ценностей.
Сбои коммуникации происходят, как правило, из-за того, что сообщение направляется не по адресу. Так, например, у вашего мужа возникают проблемы с эго, а вы посылаете сообщение в его мозг. Приведём диаграмму трансакционного анализа, иллюстрирующую этот процесс.
 Родитель Взрослый или Компьютер Приспособленный Ребёнок Естественный Ребёнок
|
Первое сообщение направлено от первого контура к четвёртому. Оно значит: «Я чувствую себя слабым; поддержи меня». Если ответ поступает от третьего контура к третьему контуру — «Что ж, давай проанализируем эту проблему»… — оно поступает по неправильному адресу.
Конечно же, мы намеренно выбрали нетипичный, хотя возможный пример. Он нетипичен, потому что женщин традиционно учат не делать подобной ошибки — быть «эмоционально чувствительными», уметь оказать «поддержку» и так далее. С точки зрения статистики более правдоподобен обратный случай — жена сигнализирует: «Помоги!», а муж обращается к её третьему контуру: «Давай проанализируем проблему…»
Мы сказали, что импринтирование контуров содержит значительный элемент случайности (в пределах генетических параметров). Любое общество, даже без понимания этой теории, понимает импринтные процессы достаточно прагматически, чтобы постараться запрограммировать каждого его члена на предназначенную ему роль. Поэтому традиционное воспитание девочек всегда отличалось от традиционного воспитания мальчиков — так, чтобы выработать у женщин большую «чувствительность» второго контура. Феминизм, как и современные методы детского воспитания, появился только тогда, когда мы эволюционно готовы или почти готовы к этому. Традиционная система годилась только для традиционных обществ.
|
|
Точно так же классовая структура, как и кастовая структура муравейника, производит «правильные» для каждого класса импринты. Третий контур класса слуг, или пролетариата, импринтируегся в основном для мануальной ловкости, тогда как тот же контур у среднего или правящего классов импринтируется для вербальных, математических или других навыков, связанных с использованием символов.
Демократия не привела к успеху — и стыдливый цинизм интеллектуалов по отношению к демократии оправдан — в том смысле, что традиционное общество не нуждалось, не умело использовать и всячески тормозило развитие высших вербальных («рациональных») навыков у большей части населения. Это значит, что общество не поощряет развитие интеллекта у большинства людей, а скорее жёстко программирует их сравнительную тупость, что необходимо для их максимального соответствия наиболее традиционным видам деятельности. Их контур бивыживания работает так же, как и у большинства животных, их эмоционально-территориальный контур является типичным контуром приматов, кроме того, у них имеется немного «ума» третьего контура, необходимого для вербализации (рационализирования). Естественно, они обычно голосуют за какого-нибудь шарлатана, которому удаётся активизировать их примитивные биовыживательные страхи и территориальную («патриотическую») воинственность. Интеллектуал, видя эти печальные результаты, всё же продолжает верить в «демократию» слепой верой, подобной вере католиков, коммунистов или змеепоклонников.
|
|
Традиционная система срабатывает в традиционном обществе. Масса людей, которые живо интересуются, почему Бетховен после Девятой симфонии перешёл к струнным квартетам, действительно ли Кант убедительно опроверг Юма и каким образом могут быть связаны последние достижения квантовой теории с детерминизмом и свободой воли, — это не та масса, которую легко заставить заниматься скучным и отупляющим будничным трудом.
Почему Адлей Стивенсон проиграл Айку Эйзенхауэру, Джордж Макговерн — «Ловкому Дику» Никсону и так далее? Всё та же проблема Ложного Адреса. Стивенсон, Макговерн и другие любимцы интеллигенции обращались к третьему контуру, который у большинства приматов ещё не развит в достаточной степени. Эйзенхауэр с его отцовской манерой и Никсон с его напористостью Старшего Брата знали, как нажать правильные эмоционально-территориальные кнопки второго контура, чтобы увлечь за собой толпу приматов. Выражаясь этологическими понятиями, они были генетически запрограммированными альфа-самцами.
Подобным образом Моралист (то есть Взрослая Личность, у которой импринтированы тяжёлые этические императивы в четвёртом контуре) очень часто оказывается совершенно неспособным общаться с учёным или техником. Моралист может даже решить — многие уже так и поступили, — что учёный per se 11 попросту «бесчеловечен». На самом же деле мораль абсолютно ничего не значит для аналитического подхода третьего контура, что является основной функцией мозга у среднего учёного. Для третьего контура единственной значимой моралью является точность, единственной аморальностью — неряшливое мышление.
|
|
Рост «социальной сознательности» в среде учёных происходит только тогда, когда он эволюционно необходим — например, после Хиросимы. То же можно сказать (если, конечно, я не заблуждаюсь) о модернизации систем образования и воспитания, о феминизме, о расизме и так далее. Бунт против всех глупостей прошлого набирает силу, но окончательного завершения он достигнет, только если мы сумеем создать общество, в котором будут востребованы функции всех контуров у каждого человека. К этой цели мы и движемся со всё возрастающей скоростью.
Нетерпеливый радикал забывает, что многие «несправедливости» традиционного общества приматов вовсе не считались таковыми (даже если говорить о лучших умах) ещё 1000, 100 или, как в случае с организованным сексизмом, даже 30 лет назад. То, что мы усматриваем несправедливость и абсурд во многих вековых традициях и установках, свидетельствует лишь о нашем постепенном избавлении от бездумного автоматизма, и это избавление происходит точно в той точке эволюции, в которой нам необходимо стать умнее и чувствительнее во всех контурах.
У каждого из нас есть «любимый» контур — тот, который импринтирован сильнее других контуров. Непонимание друг друга значительно усиливается тем фактом, что немногим из нас знакома эта система контуров, поэтому мы все склонны предполагать, что человек, с которым мы общаемся, находится в одном контуре с нами.
Так, в каждой социальной группе присутствуют нарциссические (оральные) типы первого контура. Поставьте перед ними проблему, и они сразу начнут искать, на кого её переключить, так как оральный этап роботически импринтирован на зависимость. (Пли, если вместо зависимой слабости у них импринтирована враждебная слабость, они проявят злобу — детскую вспышку гнева, — негодуя, что данная проблема существует и решать её приходится им.)
Типы второго контура в той же ситуации попытаются отогнать от себя возникшую проблему, угрожающе раздуваясь и рыча, как это обычно делают млекопитающие.
Типы третьего контура постараются подойти к проблеме аналитически. Это — наилучший подход, но только в том случае, если проблема рациональна, например, «Как привести в действие этот механизм?» Этот же подход может оказаться слепым и бесполезным, когда «проблемой» окажется другой человек, действующий в соответствии с одной из разрушительных злобных программ второго контура.
(Кто-то однажды сказал: «Либерал — это тот, кто выходит из комнаты, когда там начинается драка». Типы третьего контура теряются и чувствуют себя бессильными, когда в игру вступает животная политика второго контура.)
Тип четвёртого контура постарается быть рациональным (третий контур) и в то же время оценить эмоциональные размеры проблемы (второй контур). Как правило, он попытается навязать моральное решение: «Так будет прилично и честно»… Это может понравиться, а может и не понравиться Рационалисту третьего контура, ищущему объективной справедливости; типу, в котором целиком доминирует эмоционализм и территориальность (второй контур) обычно это не нравится вообще.
Что справедливо для группы, справедливо и для индивида. Стараясь увидеть в других преобладание контура, который является «любимым» для нас, мы часто испытываем шок и стресс, которые могут заставить нас перепрыгнуть к другому контуру.
Самый роботический Рационалист в конце концов опустится до первого контура, если на экране его сознания достаточно насильственно представить угрозу биовыживанию. Если не дать ему «покинуть комнату, когда начинается драка», то при достаточном давлении он опустится даже до животного воя и лая второго контура. (Оливер Уэндэлл Холмс назвал это «гидростатическим принципом в споре», согласно которому дураки стягивают всех вниз, на свой уровень.)
Самый роботический Эмоционалист может временно подняться до третьего контура, если проблема не поддаётся ни одной форме эмоционального напора или надувательства.
Все мы, наконец, (на уровне имитации — даже маленькие дети) перейдём к роли Родителя или Супер-эго четвёртого контура, если единственным способом получить требуемый результат будет обращение к племенной морали: «Было бы просто подло поступить против воли дедушки…»
«Дайте нам ребёнка, которому не исполнилось пяти лет, и он на всю жизнь станет нашим», — хвастался один иезуит XVIII века. Орден иезуитов того времени, по сардоническому замечанию Олдоса Хаксли, дал образование Вольтеру, Дидро и маркизу де Саду; очевидно, их техника промывания мозгов была не столь совершенна. Тем не менее большинство людей в большинстве обществ вырастает абсолютно точными копиями предыдущего поколения. Большинство детей, воспитанных иезуитами, так и осталось католиками. Большинство детей демократов не становится республиканцами. И так далее.
Принимая во внимание широкий спектр доступных каждому из нас философий — нудизм и буддизм, научный материализм и змеепоклонничество, коммунизм и вегетарианство, субъективный идеализм и экзистенциализм, методизм и синто, и так далее, — факт, что большинство людей остаётся в туннеле реальности их родителей, говорит о том, что процесс приобщения к культуре есть процесс контроля над сознанием. Все мы — гиганты, воспитанные пигмеями, которые научились жить, мысленно сгорбившись. Как можно выпрямиться во весь рост, во всю силу нашего мозга — вот о чём эта книга.
Есть одна дзэнская история (очень смешная, ха-ха) о монахе, который отчаялся достичь «просветления» (изменения мозга) традиционными дзэнскими методами, после чего получил указание от учителя думать только о быке. День за днём он думал только о быке, представлял себе быка, медитировал на образ быка. Наконец, однажды учитель пришёл к его келье и сказал: «Выходи, я хочу поговорить с тобой».
«Я не могу выйти, — ответил монах, — мои рога не пролезут в двери».
Произнеся это, монах достиг «просветления». Сейчас нам неважно, что именно подразумевает это слово. Очевидно, что у монаха произошли некоторые изменения мозга. Он развил в себе заблуждение, что является быком и, очнувшись от этого гипнотического состояния, ясно увидел механизм всех остальных заблуждений и связанного с ними нашего автоматизма.
УПРАЖНЕНИЯ
1. Отчётливо воссоздайте в воображении ваш первый оргазм. В какой мере вы до сих пор пользуетесь теми же средствами (стимулами) для достижения возбуждения?
2. Попробуйте сменить ваш сексуальный импринт. Проверьте, удастся ли вам достичь оргазма каким-либо другим методом, который прежде был для вас запретным или немыслимым?
3. Представьте себе, что вы — христианский проповедник. Объясните воображаемому гомосексуалисту, почему его сексуальный импринт «греховен» и должен быть немедленно изменён. Приведите инструкции, как это сделать.
4. Представьте, что вы — гомосексуалист или лесбиянка. Объясните христианскому проповеднику, почему вы не можете ему в угоду сменить ваш сексуальный импринт.
5. Прочитайте книгу Маргарет Мид «Секс и темперамент в трёх первобытных обществах». Затем напишите на пяти страницах доказательство того, что табу, действующие в нашем обществе, объективно имеют больше смысла, чем табу, действующие в изученных ею племенах. Отнеситесь к этому серьёзно!
6. Поставьте себя на место жителей Самоа из книги Мид. На пяти страницах попытайтесь доказать, что их табу имеют больше смысла, чем табу нашего общества. Отнеситесь к этому серьёзно.
7. Перечитайте параграфы о жирафе и гусёнке. Что они говорят вам о вашем сексуальном импринте? Что у вас выступает в роли джипа или мячика для пинг-понга?