Как бы то ни было, деятельность молодого Александра — новгородского князя носила почти исключительно героический характер, не считая его пренебрежительного отношения к местным боярам, что приводило к регулярным конфликтам. Гораздо более неоднозначны события, произошедшие после того, как Александр получил ханский ярлык на великое княжение Владимирское (1252). Монгольское нашествие завершилось всего десять лет назад, и с Золотой Ордой Александр пытался выстроить максимально дружеские, «замирительные» отношения. Так, Александр подавлял мятежи против «численников» (ведущих ордынскую перепись) и сборщиков дани. Это, по всей видимости, позволило избежать карательных походов на Русь. Князь также выторговывал политические льготы — например, избавил русские земли от повинности выставлять военные отряды для татар.
«Александр Невский с храбростью древних южных князей соединял холодную рассудительность князей северных; он бился храбро со шведами, немцами и Литвою, потому что видел возможность одолеть их; сопротивляться татарам он не видел никакой возможности и потому употреблял все средства, чтоб не раздражить ханов против России, — писал историк Сергей Соловьев. — Ставши великим князем, Александр Ярославич больше всего хлопотал о том, чтоб сдерживать своих подданных от восстаний против татар, с которыми они не были в силах бороться. Еще при [отце Александра] Ярославе татары сделали первую перепись народа в России для сбора дани. По смерти Батыя при брате его Берке была вторая перепись: приехали татарские посланники, сочли всю землю, поставили десятников, сотников, тысячников, темников (начальников над 10 000), не считали только духовенства. В это время в Новгороде уже образовались две стороны: сторона лучших и сторона меньших людей (аристократическая и демократическая)… Лучшие соглашались на перепись, но меньшие не хотели; насилу Александр мог уговорить их. Но когда успокоились новгородцы, поднялись волнения на востоке: здесь народ был выведен из терпения насилиями татарских откупщиков дани, которые и были выгнаны из Ростова, Владимира, Суздаля, Переяславля и Ярославля».
Один из основоположников «критического подхода» к деятельности Александра Невского, британский историк-славист Джон Феннел (он, например, называл Невскую битву и «Ледовое побоище» «обычными пограничными боями между Новгородом и его соседями») приходил вообще к крамольному, по современным меркам, выводу: «Князь Александр не сделал ничего, чтобы поддержать [сопротивление ордынцам на Руси], а его политика не принесла ощутимой пользы, но, напротив, явилась реальным началом ига».
Картина Филиппа Москвитина «Сын Батыя — Сартак, с его побратимом — Александром Невским в Золотой Орде»
В отличие от Феннела, отечественные исследователи, придерживающиеся официальной линии, «исторический выбор Александра в пользу Орды» считают чрезвычайной прозорливостью, взглядом, устремленным в будущее русского государства. Князь Александр боролся со шведами, немцами и литовцами, поскольку их можно было победить, тогда как Золотая Орда виделась врагом непобедимым — и требовалось последовательное сосредоточение сил, чтобы когда-нибудь избавиться от Ига. Кроме того, оказавшись между Востоком и Западом, Александр якобы счел, что «физическая зависимость» от Востока лучше «духовной зависимости» от Запада — и, таким образом, не позволил Руси стать окраиной Европы. «Авторы подобных высказываний даже не замечают, что приписывают Александру свои собственные знания и взгляды (а возможно, и заблуждения), — пишет Данилевский. — Говоря о безнадежности сопротивления Орде, они забывают, что Александру противостояла не вся мощь Великой Монгольской империи, как это было во время нашествия, а лишь западный ее улус, отношения которого с Каракорумом были непростыми».
Данилевский, однако, и сам соглашается с тем, что западный улус империи был «достаточно грозным и опасным противником» (но не оправдывает необходимость подавления восстаний на Руси в интересах татар); то есть спор на эту тему вполне легален. «Более важным представляется другой момент. Размышляя о политической прозорливости Александра, избравшего верный путь дальнейшего развития русских земель, нынешние историки, приписывающие князю заботу о грядущих столетиях, когда станет возможным освобождение от власти Орды (о котором знают они, историки, но даже не подозревают современники Александра), забывают, что время княжения Александра воспринималось современниками (и, скорее всего, им самим) как последнее», — заключает историк.
Во время погребения князя митрополит Кирилл якобы сказал: «Чада моя, разумейте, яко уже заиде солнце земли Суздальской!» «Уде погыбаемь!» — отвечали «иереи и диакони, черноризци, нищий и богатии и вси людие». То есть «последние времена» уже наступили — где уж было Александру думать об избавлении от Ига.
https://lenta.ru/articles/2013/10/21/nevsky/