Объявив с 13 сентября в некоторых районах Судетской области осадное положение, чехословацкие правоохранительные органы довольно легко взяли ситуацию под контроль. Никакого массового восстания немцев против «чешского гнета» не случилось. Гитлер был возмущен слабостью СНП, так как массовое кровопролитие в Судетах должно было стать его козырной картой на переговорах с Англией и Францией относительно урегулирования спровоцированного самим же Берлином «судетского кризиса».
15 сентября бежавший в Германию Генлейн по радио выдвинул лозунг «Домой в рейх!», после чего СНП в Чехословакии была запрещена.
На следующий день заместитель Генлейна Карл–Герман Франк (которого Гитлер считал в отличие от Генлейна настоящим нацистом) попросил у «фюрера» разрешение на создание боевых частей СНП на территории «рейха». Уже утром 17 сентября Гитлер лично дал указание немедленно создать «Судето–немецкий добровольческий корпус» под номинальным командованием Генлейна (заместитель — Франк) Из Ставки Гитлера телеграфом ушло указание Верховному командованию вермахта (ОКВ) и Верховному командованию сухопутных сил (ОКХ) оказать корпусу все необходимое содействие. ОКВ назначило своим офицером связи при СДК подполковника Фридриха Кехлинга[257]. Причем Гитлер лично принял Кехлинга, предоставив ему от своего имени самые широкие полномочия при ускоренной подготовке боевиков СДК. Следует подчеркнуть, что Гитлер отверг идею ОКВ о подчинении СДК вермахту, передав реальные командные функции СС.
17 сентября Генлейн в качестве командующего СДК[258]призвал по радио судетских немцев взяться за оружие и силой свергнуть «чешский гнет».
Штаб СДК под руководством Кехлинга начал работу уже вечером 17 сентября в замке Дондорф недалеко от Байройта в Баварии[259].
|
|
Германские СМИ сообщали, что штаб СДК якобы работает в самой Судетской области в районе города Аш. Помимо Кехлинга в штабе СДК были офицеры связи СС и СА, а лично с Генлейном поддерживал постоянную связь Канарис[260].
18 сентября Гитлер по телеграфу дал указание ОКХ, в котором задача СДК формулировалась как «защита судетских немцев и продолжение беспорядков и столкновений» (на территории ЧСР)[261]. Фюрер распорядился также, чтобы подразделения СДК формировались по земляческому принципу и действовали там, где первоначально проживали те или иные боевики. Оснащать СДК Гитлер приказал исключительно австрийским оружием. За образец организационной структуры Кехлинг взял СА. Служба граждан Германии в СДК была Гитлером строжайше запрещена — ведь они могли попасть в плен на чехословацкой территории. Тем самым были бы разоблачены утверждения нацистской пропаганды о «чисто судетском» характере «народных волнений» сентября 1938 г. Но на территории Германии в качестве инструкторов в СДК активно работали члены СА и офицеры абвера. В СДК принимали немцев–граждан ЧСР до 50-летнего возраста.
Боевики СДК приносили присягу на верность Гитлеру, совершая тем самым акт государственной измены по отношению к Чехословакии. Форма СДК состояла из черной бескозырки с белой свастикой на черно–красно–черной кокарде, серой формы (покрой СА) с черно–красночерными шевронами, черных галифе и сапог армейского образца. На левой руке полагалось носить повязку со свастикой, но только не в бою.
|
|
Первоначально вермахт передал СДК из арсеналов австрийской армии 7780 карабинов, 62 пулемета и 1050 ручных гранат. Этого хватило примерно на половину боевиков, остальные так и остались невооруженными. Финансирование СДК осуществляли вермахт и НСДАП.
С 18 сентября на всем протяжении чехословацко–германской границы (включая бывшую чехословацко–австрийскую границу) стали формироваться четыре ударных группы вторжения СДК[262]. В каждую группу должно было входить пять полноценных пехотных батальонов, каждый из которых состоял из четырех рот (в роте от 150 до 300 человек). По данным Генлейна на 18 сентября в СДК записалось уже 15 тысяч доб- ровольцев[263], и общую численность решили ограничить 40 тысячами человек. 22 сентября, когда правительство ЧСР объявило всеобщую мобилизацию, и казалось, что война между «рейхом» и Чехословакией неизбежна, Гитлер отдал указание увеличить штатную численность СДК до 80 тысяч человек. На тот момент в рядах корпуса числилось всего 26 тысяч боевиков, но через границу в «рейх» массово переходили судетские немцы призывного возраста, уклонявшиеся от чехословацкой мобилизации. Так что поставленная Гитлером задача была расценена командованием СДК как вполне реальная. Тем не менее, на 1 октября (когда пик Судетского кризиса уже прошел) в корпусе было всего 34 тысячи бойцов[264].
19 сентября было создано даже авиационное подразделение СДК (28 летчиков и 42 бойца наземных служб).
Была у СДК и собственная разведка (Nachrichtendienst) со штаб- квартирой в баварском городе Зельб (недалеко от чешской границы), которой командовал Рихард Ламмель[265]. Помимо сбора информации о чехословацких вооруженных силах, люди Ламмеля должны были осуществлять теракты и акты саботажа на территории ЧСР. Кроме того, предполагалось распускать лживые слухи о «чешских репрессиях» против судетских немцев со ссылкой на сообщения «беженцев» из ЧСР. Подразделения разведки специальным приказом Генлейна были созданы во всех четырех группах вторжения СДК.
|
|
«Добровольческий корпус» начал свою деятельность, что называется, с колес уже 19 сентября 1938 г. В этот день мелкие группы СДК просочились на чехословацкую территорию в районе города Аш и совершили налет на чехословацкий таможенный пункт. В этот же день все 4 группы вторжения СДК доложили о боевой готовности, и подрывная деятельность стартовала вдоль всей германо–чехословацкой границы. В ЧСР тайно переходили мелкие подразделения 10–20 человек, что было вызвано прежде всего недостатком вооружения. Но отмечались «акции» и целых батальонов (по 300 «добровольцев»), хотя это было скорее исключение из правила. Совершались нападения и поджоги чехословацких учреждений (полицейских участков, пожарных команд, таможенных постов), а также обстрелы пограничных патрулей ЧСР. Чехословацкие правоохранительные органы в долгу не оставались, и дело доходило до ожесточенных боев с погибшими на обеих сторонах[266]. Надо отметить, что немцы–антифашисты (коммунисты и социал–демократы) активно помогали силам безопасности ЧСР, в том числе и с оружием в руках.
ОКВ такая активность судетских «добровольцев» пришлась не по вкусу. «Генлейновские дурачки», как «коллег» пренебрежительно именовали офицеры вермахта, не придерживались единого заранее согласованного плана, а иногда даже демаскировали части германской армии, скрытно выдвигавшиеся к границам ЧСР в рамках уже утвержденного Гитлером плана нападения на Чехословакию («план Грюн»). Верховное командование сухопутных войск пожаловалось Гитлеру, и тот приказал сократить с 20 сентября «боевую работу» СДК. Отныне лишь мелкие группы по 10–12 боевиков должны были действовать против точно определенных командованием вермахта целей.
Однако с помощью СДК «рейху» удалось достичь своей главной внешнеполитической цели. На Западе создалось впечатление, что в Судетах идет целая война чехословацкой армии против «мирного» немецкого населения. Таким образом, вроде бы подтверждался главный тезис нацистов, что все судетские немцы не хотят больше жить в чехословацком государстве. В конечном итоге правительство ЧСР приняло 21 сентября т. н. «лондонские рекомендации» Англии и Франции, предусматривавшие фактический переход Судетской области к Германии. Причем без проведения предварительного референдума среди самих судетских немцев.
Обескураженные и деморализованные предательством собственного правительства органы полиции, сил безопасности и армейские части ЧСР стали уходить из тех районов, которые планировалось передать Германии. В этих условиях боевые группы СДК фактически установили свою власть в ряде населенных пунктов. В некоторых городах — Аше, Хебе (Эгере) — боевики СДК даже разоружили чехословацкую полицию, которая никакого сопротивления не оказала. Причем обезоруженных полицейских, а также несколько сотен немецких антифашистов насильственно перевезли в «рейх».
Обнаглевшие боевики СДК никакого внимания на «дипломатическое урегулирование» «судетского кризиса» уже не обращали. 22 и 23 сентября 1938 г. они, например, похитили 18 млн чехословацких крон из отделения Госбанка ЧСР в Варнсдорфе, а в районе Эйзенштейна угнали в Германию целый эшелон.
Но СДК явно рано праздновал победу. Массовые демонстрации в Чехии против принятия «лондонских рекомендаций» привели 22 сентября к отставке капитулянтского правительства ЧСР и образованию нового кабинета генерала Яна Сыровы. Новый премьер объявил 23 сентября всеобщую мобилизацию, которая прошла при полном воодушевлении народных масс. До 28 сентября на призывные пункты добровольно явилось более 1 250 000 резервистов. СССР публично объявил, что готов полностью выполнить свои обязательства по Договору о взаимной помощи с ЧСР. В советских западных округах прошла частичная мобилизация, а несколько сот самолетов РККА были готовы перебазироваться на чехословацкие аэродромы.
Начиная с 24 сентября, по приказу Генлейна, боевые группы СДК под натиском вошедших в Судеты чехословацких армейских частей стали спешно спасаться бегством в «рейх». Туда же перебазировались и активисты СНП, многие из которых пополнили ряды «добровольческого корпуса». Отныне боевики переходили границу с ЧСР тайно, в бои не ввязывались и всего лишь собирали информацию для вермахта. Правда, отдельные теракты имели место вплоть до 1 октября 1938 г.
25 сентября части чехословацкой армии в преддверие казавшейся тогда неминуемой войны с Германией по соображениям стратегического порядка ушли из вдававшегося в Германию чехословацкого выступа в районе Яворника (Яуэрнига). Туда немедленно вторглись из Германии боевики СДК. При этом по приказу Гиммлера им на помощь пришли тогда еще очень немногочисленные войска СС (SSTotenkopfverbande). Эсэсовцы смогли отразить довольно вялую попытку чехословацкой армии вернуться в Яворник.
Командованию вермахта, которое яростно противилось созданию любых параллельных воинских формирований (в т. ч. под эгидой СС), такая самодеятельность Гиммлера пришлась не по вкусу. Гитлер решительно встал в этом споре на сторону военных — он не хотел преждевременной войны, особенно на два фронта. Ведь пока было неясно, придет ли Франция на помощь ЧСР в случае германского нападения. Поэтому с 24 сентября СДК приказали строго координировать все свои «акции» с местными командирами частей, а каждый переход через границу предварительно согласовывать с германскими пограничниками.
30 сентября ОКВ издало приказ, согласно которому все подразделения СДК переходили в оперативное подчинение вермахта сразу же после перехода германской армией чехословацкой границы. Но этот приказ возмутил Гиммлера, который в этот же день добился аудиенции у «фюрера». После этого Гитлер передал СДК в подчинение рейхсфюреру СС. Предполагалось, что войны с Чехословакией уже не будет, и СДК на первых порах примет на себя в «освобожденных» Судетах полицейские функции. А Гиммлер, напомним, был «шефом германской полиции», на что он и упирал во время беседы с Гитлером.
1 октября 1938 г. вступило в силу Мюнхенское соглашение. Преданное Англией и Францией правительство ЧСР не рискнуло принять советскую помощь и согласилось на передачу Судет Германии без всякого учета волеизъявления местного населения.
Ввиду «дипломатического урегулирования» германо–чехословацкого конфликта, в СДК отпала всяческая необходимость. Кехлинг в итоговом рапорте сообщил командованию вермахта о 164 «успешных» и 75 «неудавшихся» операциях «добровольческого корпуса». Боевики убили 110 человек (чехов и немцев–антифашистов), ранили еще 50, а 2029 человек похитили и переправили в Германию[267]. Среди похищенных были десятки чехословацких полицейских, таможенников и других госслужащих. У чехословацких сил безопасности была захвачена 341 винтовка, 61 пистолет и 23 пулемета. Но и сам СДК понес существенные потери: 52 убитых, 65 раненых и 19 пропавших без вести.
С 1 по 10 октября вермахт без боя занял Судеты. Вслед за германскими воинскими частями в города и деревни входили боевики СДК, которые, впрочем, не имели каких–либо ясно очерченных полномочий. Правда, начальник штаба СДК Пфрогнер 2 октября провел экстренную встречу с заместителем Гиммлера генералом полиции Куртом Далюге. Последний как обегруппенффюреру СС и статс–секратарю МВД подчинялась полиция общественного порядка в «рейхе», и Пфрогнер все еще наделся выпросить для «проверенных в деле бойцов СДК» полицейские функции в Судетах.
Но боевики, как хрестоматийный мавр, были уже не нужны. Тогда они начали чинить расправу и грабежи на свой страх и риск, называя все эти бесчинства «конфискацией имущества врагов рейха». Генлейну пришлось уже 1 октября издать приказ о прекращении всех этих самовольных «акций». Однако «добровольцы» хотели хотя бы как–то компенсировать себе «тяготы» недолгой службы, и приказ пришлось повторить уже 4 октября. Причем со ссылкой на негативные отклики в западной прессе. Доходило даже до того, что части вермахта были вынуждены пресекать антисемитские погромы и издевательства над мирным населением со стороны генлейновцев.
Вместо «любителей» из СДК в дело вступили уже профессионалы из полиции безопасности рейха, которые по заранее составленным, в том числе и с помощью СНП спискам, быстро арестовали в Судетах более двух тысяч антифашистов (чехов и немцев, в основном социал–демократов и коммунистов), которых отправили в концлагерь Дахау. В сильно урезанную Мюнхенским сговором Чехословакию, спасаясь от террора, к декабрю 1938 г. бежало почти 152 тысячи чехов, немцев и евреев[268].
Вермахт уже в начале 1938 г. снял СДК с довольствия, а малочисленные войска СС просто не имели достаточно средств, чтобы кормить «добровольцев». Поэтому «добровольческий корпус» охватило ползучее дезертирство — боевики просто возвращались домой к своим привычным гражданским занятиям. 9 октября Генлейн это дезертирство фактически узаконил, издав приказ о роспуске корпуса. Позднее все добровольцы получили «памятную медаль 1 октября».
В этот момент счета предъявили местные торговцы, снабжавшие части СДК в кредит. Но было неясно, кто будет погашать долги. Ни одно германское ведомство на это не пошло, и коммерсантам так и пришлось смириться с убытками. Те «добровольцы», кто получил в боях ранения, имели право на те же выплаты, что и военнослужащие вермахта. Это касалось и вдов убитых в «акциях» боевиков СДК.
Гиммлер отдал приказ подобрать из числа бойцов СДК наиболее «годных» для войск СС, включая охрану концлагерей. «Зарилось» на такие ценные кадры и командование СА. Командный состав СДК (Генлейн, Франк, Пфрогер и др.) на «выборах» 4 декабря 1938 г. обеспечили мандатами депутатов Рейхстага.
Таким образом, все структуры судетских немцев во время кризиса осени 1938 г. не только имели тесные связи с нацистскими специальными службами и вермахтом, но фактически и существовали только на правах вспомогательных сил репрессивного аппарата гитлеровской Германии.
ПОЛИТЭКОНОМИЯ МЮНХЕНСКОГОПРЕДАТЕЛЬСТВА. Дмитрий Суржик
Придя к власти, нацисты унаследовали старый, кайзеровско–веймарский государственный аппарат. Настроенный работать по инерции, косный, он с высокомерным презрением относился к «выскочкам» — вчерашним хулиганам на политических митингах, которым удалось пробраться на вершину политического Олимпа республики с помощью ловкого популизма и интриг. Во властных кулуарах господствовало мнение, что, если уж никак невозможно проигнорировать высокие результаты выборов и избежать канцлерства Адольфа Гитлера, то можно, по крайней мере, его приручить, оторвав от подельников по НСДАП и растворив в своей среде. И «Ночь длинных ножей», в ходе которой был покончено с претензиями дебоширов из Штурмовых отрядов (СА) на руководство вооруженными силами, казалось бы, давала повод для таких надежд.
Однако вскоре им предстояло рассеяться: устраивая одну провокацию за другой, нацистам удалось быстро взять власть в свои руки. После поджога здания Рейхстага они добились чрезвычайных полномочий (закон «О ликвидации бедственного положения народа и государства» от 24 марта 1933 г., легализовавший нарушения Конституции и поставивший внешнюю политику правительства вне парламентской дискуссии), объявили коммунистов, а затем и прочие партии нелегальными (Закон против образования новых партий от 14 июля 1933 г.). Затем последовали ликвидация федеративного и внедрение унитарного государственного устройства (закон «О реорганизации государства» 30 января 1934 г.).
После смерти рейхспрезидента Пауля фон Гинденбурга, на референдуме 19 августа 1934 г. Гитлер добился объединения постов главы правительства (рейхсканцлера) и главы государства, а партийная должность фюрера стала государственной — нацисты установили свой диктат в политической жизни Германии. После смещения высокопоставленных генералов в феврале («дело Бломберга–Фрича») Гитлеру удалось окончательно взять под свой контроль вермахт для того, чтобы вскоре развязать захватническую войну–реванш.
Эту свою цель Гитлер никогда не скрывал и постепенно двигался к ней. 14 октября 1933 г. он вышел из Женевской конференции по разоружению, а еще через пять дней — из Лиги Наций. Фюрер прокладывал тонкий курс между Сциллой и Харибдой, умело играя на антикоммунистических фобиях и общем подъеме праворадикальных идей в межвоенной Европе[269]. Нацистам без последствий удалось остановить экспорт капитала из страны. Переключение немецкой экономики на военное производство произошло в 1935–1936 гг. и было связано с принятием широко разрекламированного с первых дней гитлеровской диктатуры, но утвержденного лишь на VIIIсъезде НСДАП («Съезде чести» 8–14 сентября 1936 г.) четырехлетним планом развития экономики.
В соответствии с ним произошел скачок в увеличении финансирования мероприятий на нужды армии: с 4% национального дохода (или 1,9 млрд рейхсмарок; что было вдвое ниже других развитых европейских держав) в 1933/34 финансовом году до 22% в 1938/39 финансовом году. Всего же за шесть предвоенных лет, согласно официальному заявлению Гитлера, сделанному в сентябре 1939 г., Германия потратила на вооружения 90 млрд рейхсмарок. Хотя историки и считают эту цифру несколько завышенной, они аргументированно утверждают, что военное производство за этот период увеличилось почти десятикратно[270].
Откуда же взялись средства на столь масштабные военные расходы? Как утверждал имперский министр экономики, также занимавший пост председателя Имперского банка Германии Ялмар Шахт, отрицая свою причастность, перевооружение производилось целиком из бюджетных средств. Руководимый им Имперский банк ежегодно выделял на военные нужды от 4 до 9 млрд рейхсмарок в период с 1933 по 1939 гг.[271]Этих средств, очевидно, было мало, и нацистские бонзы снова, как и в «годы борьбы» за власть, попросили раскошелиться. воротил капитала. Но только в этот раз многомиллионные ассигнования должны были направиться не в партийную кассу, «Фонд Адольфа Гитлера» и различные «кружки» герингов–гиммлеров, а в государственную казну[272].
Помимо крупнейших магнатов, на перевооружение работали и рядовые труженики, хотя последние вряд ли понимали, но не могли не чувствовать этого[273]. За предшествовавшие четыре года мирового экономического кризиса немцы отвыкли доверять власти, по воле которой они познакомились с термином «гиперинфляция». Поэтому нацистскому кабинету пришлось прибегнуть к нескольким ухищрениям. С 1935 г. немецкие сберегательные кассы были обязаны покупать государственные долгосрочные обязательства.
На военные приготовления работало и «ариизированное» (т. е. фактически конфискованное) имущество еврейских собственников, и присвоенные нацистским Германским трудовым фронтом средства профсоюзов, и бесплатная рабочая сила в лице немецкой молодежи, отправленной в трудовые лагеря, введенные указом от 26 июня 1935 г. (Лишь одна эта мера позволила получить более 2,5 млн юношей и около 300 тыс. девушек для практически бесплатной работы на строительстве автобанов и военных укреплений, снижая тем самым затраты государства). Еще более 300 тыс. безработных на правах «сельскохозяйственных помощников» (читай: батраков) были предоставлены в распоряжение юнкеров, которые смогли добиться от правительства запрета на переход «сельхозпомощников» в другие отрасли. В последующем такие же законы будут приняты в отношении машиностроения, металлургии и строительной отрасли. Нацистское крепостное право было окончательно сформировано «Постановлением об обеспечении потребностей в рабочей силе при выполнении задач государственно–политического значения», подписанном Германом Герингом 22 июня 1938 г. Оно позволяло без лишних церемоний перебрасывать рабочих из одного региона страны в другой. Запуганные безработицей и оболваненные демагогией об экономическом росте, немецкие рабочие превращались в бессловесных рабов. Существовали и другие административные меры по борьбе с безработицей, а точнее — по бесплатной эксплуатации за миску бурды. И не только в концлагерях…
Однако самая известная нацистская финансовая афера — это «МЕФО» — облигации. В 1934 г. крупнейшие немецкие сталелитейные гиганты учредили «Металлургическое исследовательское общество» (MetallurgischeForschungsgesellschaft, m.b. H.), или «МЕФО» (MEFO), на деле — банк для расчетов между собой посредством «МЕФО» — векселей. Если отбросить оправдания Шахта и сложную цифирь, этот инструмент был, фактически, параллельной рейхсмарке денежной единицей. Она использовалась только для расчетов между крупными хозяйствующими субъектами и при этом не раскручивала инфляцию, ибо не попадала в чужие руки. Уверовавшее в неиспользуемые финансовые резервы монополий (а это было несложно, учитывая ежегодные миллионные отчисления тиссенов, круппов и К° в НСДАП), государство выпускало эти облигации и принимало их для оплаты по произвольно устанавливаемому курсу. Прибыль казны, помимо этого, строилась также на том, что ровно половина из «МЕФО» — ваучеров, выпущенных на 12 млрд рейхсмарок, были поглощены рынком, а значит не потребовали возмещения денежными средствами. Остальные же, если бы и были предъявлены, имели 5-летний срок оплаты. То есть, как и нацистский четырехлетний план, финансовая пирамида «МЕФО» — векселей была привязана к началу грабительской войны в 1939 г. А там, глядишь, военное время: рабочим «надо потуже затянуть пояса» и «быть преданными фюреру и нации», пока капиталисты будут наживаться на военных заказах, дармовой рабсиле из покоренных народов и бесплатном сырье из побежденных стран. В общем, «война все спишет», главное, чтобы не было безработицы…
Много позже, уже после Нюрнбергского процесса, пользуясь иезуитской логикой «цель оправдывает средства», своим определением Сенат в 1952 г. фактически оправдал Шахта с формулировкой: «Директорат Имперского банка действовал в рамках разумных монетарных целей, он принимал во внимание то, что увеличение объема денежной массы приведет также к росту производства. В связи с государственными мерами по созданию рабочих мест система МЕФО-ваучеров была хорошо приспособлена для осуществления этой цели. Она образовывала реальную основу для преодоления экономической депрессии». О том, из каких средств планировалось погашать эти облигации (планировалось ли вообще?) и что «ликвидация безработицы» достигалась раскручиванием военных заказов, шулеры в мантиях и с перьевыми ручками предпочли умолчать. Они «мудро» рассудили, что финансы — не дело «столяров, торговых клерков, регистраторов и секретарей, которые обеспечивали судоустройство трибуналов по денацификации»[274].
Таким образом, источниками финансирования военной программы Гитлера в 1933–1939 гг. были «налоговые ордера» — 3,1; краткосрочные займы — 6,9; «МЕФО» — векселя — 10,5 и долгосрочные займы — 16,7, а также налоги и пошлины — 81,8 млрд рейхсмарок. Помимо этого, проводилась эмиссия. С 1933 по 1939 гг. сумма находившихся в обращении банкнот увеличилась с 3617 до 10 995 млн рейхсмарок[275], которые требовались также для обращения в расширившемся (за счет бывшей Австрии) рейхе.
Но весной 1939 г. у Гитлера появилась еще одна возможность пополнить свои валютные резервы: реализация международных активов Чехословакии, разделенной на протекторат Богемия и Моравия и Независимое государство Словакию. Последней, оставшейся с голым суверенитетом, пришлось в спешном порядке привязывать свои новонапечатан–ные кроны к рейхсмарке. И здесь Гитлеру снова помогла. Британская империя.
В 1930 г. представителями европейских центробанков был учрежден Банк международных расчетов (БМР), главную скрипку в котором играл Банк Англии, ведь все золотые слитки банков–участников БМР физически находились в Лондоне, а бумаги, переписывавшие их с одного счета на другой, — в штаб–квартире БМР в швейцарском Базеле. 21 марта 1939 г., через неделю после окончательного ввода вермахта в Чехословакию и раздела страны, главный кассир БМР получил распоряжение от председателя совета правления БМР Отто Нимейера на перевод 5,6 млн золотых фунтов стерлингов (это более 2000 золотых слитков, которые сегодня оценили бы в 300 млн фунтов стерлингов) с замороженного счета № 2 на счет № 17, которые принадлежали, соответственно, Чехословацкому национальному банку и немецкому Имперскому банку. Запрос был немедленно удовлетворен. В дальнейшем средства были разделены: на счета госбанков Бельгии и Нидерландов ушли 4 млн золотых фунтов стерлингов, а оставшиеся 1,6 млн золотых фунтов стерлингов были проданы Банку Англии. Деньги от этой «долевой продажи» вернулись на счет Имперского банка[276].
Когда все операции были исполнены, и адресаты получили свои деньги, началась драма самовыгораживания и поиска виновных. 22 марта французский представитель передал Комитету казначейства БМР просьбу выступить с совместным протестом против непонятных транзакций, проводящихся по запросу государства, прекратившего свое существование. Но его слова остались гласом вопиющего в пустыне. Ведь. они были направлены в адрес входящих в Комитета старых друзей: имперского министра экономики Германии Вальтера Функа, директора Имперского банка Эмиля Пуля, председателя Управляющего совета «И. Г. Фарбениндустри» Германа Шмитца и управляющего Банком Англии Монтегю Нормана[277]. (Последний, кстати, получит еще один, личный запрос в связи с этим делом. 26 мая 1939 г. советник президента БМР запросил Банк Англии, находится ли чешское золото на его счетах, чтобы операцию можно было «откатить». В ответ последовало молчание.) Лишь 12 июня, когда все сделки были проведены, на очередном заседании правления БМР, его президент сделал заявление, в котором разъяснил своим коллегам, что операции должны выполняться как по часам, а политический подтекст сделок между клиентами его не интересует. Он так и остался крайним, ибо британская корона до сих пор отрицает свою санкцию на эти сделки. Единственное, что сказал официальный Лондон: часть золота на сумму 420 тыс. фунтов стерлингов (из тех 1,6 млн) была продана и отправлена в США, а затем эти средства выдавались британским пилотам–бомбардировщикам и диверсантам–парашютистам, которые отправлялись для выполнения заданий в Германии в годы Второй мировой войны[278]. (Так ли было в действительности и сколько золотых фунтов стерлингов получил Третий рейх обратно от проваливавшихся агентов британского Управления спецопераций, еще предстоит выяснить.) Кстати, президентом БМР в описываемое время был нидерландский банкир Йохан Виллем Бейен — в последующем финансовый советник бежавшего в Лондон от гитлеровской оккупации датского правительства и один из создателей Бреттон–Вудской системы.
* * *
Для Гитлера было свойственно не только блефовать и ставить телегу впереди лошади, но и шокировать своей откровенностью. О создании современных (включавших три вида войск) вооруженных сил — вермахта — на основе всеобщей воинской обязанности было объявлено 16 марта 1935 г., т. е. ровно за год до того, как началась разработка четырехлетнего плана.
Но было бы ошибкой полагать, что все эти военные приготовления свершились в одночасье и застигли великие державы врасплох. В странах–гарантах Версальско–Вашингтонского миропорядка отлично знали о том, что происходит в немецкой политической и экономической жизни, в военной сфере. Во французском Генштабе были прекрасно осведомлены о росте численности вермахта[279]. И в британском парламенте на сей счет велись оживленные дискуссии. Еще в 1933 г. главный финансист британского военного ведомства, а затем военный министр и 1‑й лорд Адмиралтейства Альфред Дафф Купер однозначно заявил, что Германия «готовится к войне таких масштабов и с таким энтузиазмом, которых еще не знала история»[280].
Одним из тех, кто сообщал о создании люфтваффе в подробностях, был майор Королевских ВВС Фред Уинтерботэм — начальник авиационного отдела в разведке МИ‑6. Он смог втереться в доверие к одному из высших нацистских бонз — Альфреду Розенбергу, который был не только одним из главных идеологов нацизма, но и руководителем Внешнеполитического бюро НСДАП — структуры, действовавшей параллельно консерваторам из официального Имперского министерства иностранных дел[281]. Не менее как за год до объявления о создании вермахта, об этом было известно, но Лондон (а вместе с ним и Париж) отправил лишь беззубый запрос о количестве самолетов в Германии. Оба гаранта мирной Германии были удовлетворены насквозь лживым ответом–отрицанием и ненадолго прервали дипломатические сношения лишь из–за оголтелого антисемитизма геббельсовских выступлений[282].
О том, что такое нацизм, гарантов Версальского мира неоднократно предупреждали консерваторы из Имперского министерства иностранных дел. О том, какие неприятности они приносили нацистской дипломатии, красноречиво свидетельствуют записи из политического дневника, обличающие выступления в иностранной прессе Альбрехта фон Берншторфа, посла во Франции Рональда Кёстера, посла в Лондоне Леопольда фон Хёша, Хильгера фон Шерпенберга и др.[283]В августе 1938 г. в Лондон даже прибыл бывший дипломат и один из лидеров консерваторов Эвальд фон Клейст–Шменцин. Представлявший группу заговорщиков (Бломберг, Бек, Вернер фон Фрич, Франц Гальдер, бывший министр и мэр Лейпцига Карл Фридрих Гёрделер, статс–секретарь МИД Эрнст фон Вайцзеккер и др.), он вел переговоры с одним из лидеров консерваторов британского парламента Уинстоном Черчиллем и вторым лицом в Форин офис Робертом Вансинартом. Резюмируя переговоры о поддержке эвентуального военного переворота, дипломат рекомендовал своему шефу, лорду Эдуарду Галифаксу «пренебречь многим из того, что он [Клейст] говорит».