Золотых и серебряных дел мастер




Дорогой голубого янтаря

Оглавление

1 – Торговец безделушками

В поисках Серика

К водам голубого янтаря

Музей, наполненный жизнью

Колодец Шили

Историк из Пресногорковки

Встреча

Абалакский монастырь

Путешествие по Иртышу и Оби

Обская губа

Источник голубого янтаря

Дача в Салехарде

Наука вмешивается в процесс

Диссертация

Камни Урала

Золотых и серебряных дел мастер


1 – Торговец безделушками

Интуиция меня не обманывает: приключение ждет меня с нетерпением, я должен на это решиться.

Удар грома желания следует за разрядом молнии любви с первого взгляда, и, как заговорщики, они толкают меня занять позицию на старте однажды ранним, освещенным веселым светом утром. Эта музыка, которая вертится кругом в моей голове, умеет так делать. Она выбирает слова припева в лексическом запасе мечтаний, которые бодрят меня с самого детства… Степи Центральной Азии… Гималаи… Самарканд… Монголия… Реки Сибири… Шелковый путь… Аральское море… Урал… Исламабад…

Слишком ли я слаб для противостояния этому зову, или, может, я слишком доволен, что услышал его? Предпочитаю избегать ответа на этот вопрос.

Послание внутреннего голоса более чем понятно: настоятельное веление заставило меня пойти пешком, одному, по Шелковому пути, и мне нужно выполнить эту миссию!

Вот уже почти неделю как я продвигаюсь по этой дороге. В Баку передо мной встает выбор между двумя направлениями: либо пойти на юг от Аральского моря, в Узбекистан, к Самарканду, либо повернуть на север и через Казахстан прийти к Аральску и Алма-Ате.

Я выбираю северную дорогу. Я предпочитаю путешествовать пешком, но использую и имеющиеся виды транспорта. И вчера вечером, изнуренный дорогой, длиной, по меньшей мере, в 200 километров, я вышел из русского грузовика, направлявшегося к Кзылорде, прямо перед большим городским кладбищем у ворот Аральска. В основном, мёртвые – это хорошие соседи по ночлегу, но в тот вечер я решаю пойти спать в город за три или четыре километра, идеальное упражнение, чтобы привести спину в порядок.

Как много собак! Я кричу и раздаю удары палкой и выхожу на большую площадь, с одной стороны которой располагается рынок с полотняными палатками и прилавками. Я располагаю свой спальник на один из них вне досягаемости собак и легкого ветра. Я едва успел заметить, что воздух наполнен ароматом жасмина и приятными запахами, как начал засыпать.

Меня разбудили продавцы, которые пришли занять свои места. Товар одного из них был уже выставлен. Я собрал свой бардак и пошел с ним поздороваться. Аскар предлагает бижутерию и безделушки на любой вкус. Бессознательно мне пришлось показаться высокомерным, пробежав взглядом по прилавку, так как он торопился объяснить мне, что он старый рыболов, что его лодка в двадцати километрах от рынка на песчаной мели с того момента, как ушло море, решительно ушло, и что нужно же как-то жить.

- Оно сбежало незаметно, чтобы подарить себе в Узбекистане хлопчатобумажный халат с большими синими и красными цветами, и никогда не вернулось. Мы смеемся над его шуткой; я думаю, он с этим уже смирился!

Я ловлю себя на том, что роюсь в его товарах, я, который никогда в жизни не купил ни одного украшения! Только банальные вещи распространенного во всем мире производства и вкуса. Картонная коробка для обуви с наполовину отодвинутой крышкой привлекает моё внимание. Я собирался открыть её до конца, но Аскар останавливает меня, награждает меня одобрительным взглядом, затем, деликатно сняв крышку, достаёт из коробки вещицу и протягивает её мне: это брошка, в которой я не нашёл ничего захватывающего, но которую он просит брать осторожно. Оправа, сделанная как будто из серебра, обрамляет голубое вещество; я говорю голубое вещество, потому что сейчас нужно быть экспертом или даже провести химический анализ, чтобы узнать, что у тебя в руках: камень, пластик, стекло или не знаю, что еще…, что касается оправы, она мне кажется слишком легкой, чтобы быть серебряной.

Теперь кольцо, он дает мне кольцо и показывает пробу на металле. Я в этом совсем не разбираюсь, но он утверждает: «серебро», а я склонен ему верить. И тут тоже, «камень» голубой. На самом деле, в этой коробке ничего другого, кроме примерно десяти подобных предметов: кольца, колье, кулоны, брошки – все с такими же голубыми «камнями», вставленными в оправу, очевидно серебряную. Машинально, кольцо в руке, я спрашиваю цену. Он объявляет мне астрономическую сумму: 600 долларов! Я расхохотался, оценив новую шутку.

- Serious, very serious, - возмутился он.

… и сделал знак рукой, чтобы я следовал за ним. Мы прошли за его лавку. Он забирает у меня кольцо, находит в своём беспорядке карманный фонарик и освещает со знанием дела это голубое вещество. В лучах света оно сверкает всевозможными оттенками голубого, от цвета тёмного синего неба до цвета морской волны, которые перепутались и обвивают друг друга, будто их несут морские потоки.

- Очень мило, - говорю я ему, - что же это за вещество?

- Янтарь!

Я снова смеюсь, я знаю янтарь, я знаю только жёлтый янтарь! Я видел очень красивые камни с целыми насекомыми в окаменелой смоле сосны, прошли миллионы лет, но такой – нет, обман торговца слишком грубый! Я отстёгиваю английскую булавку, которая всегда у меня под рукой и достаю зажигалку, чтобы нагреть кончик и проверить, натуральная смола или из пластика…, но он снова останавливает меня:

- Не пластмасса, другой вид янтаря, - говорит он, - смотри, как надо в этом убедиться!

Он потёр кольцо о куртку и понюхал его, затем повторил эти действия и дал мне понюхать: удивительно, странный запах мускуса, больше животного, чем минерального происхождения. После этого растирания, «камень» показывает все свои оттенки голубого, он будто демонстрирует явление фосфоресценции.

- Это хоть не опасно? – Его очередь смеяться.

- Чернобыльский камень! – Мы оба смеёмся.

- Ну, что же это?

- Голубой янтарь, очень редкий, исключительно голубой, пользуется спросом, очень дорогой…

- Да, это я понял, но откуда он?

Он мне указывает на север широким взмахом руки, как бы говорящим, что издалека, очень издалека, и добавляет:

- Такого больше нет, месторождение исчерпано!

- А, месторождение, всё же это камень!

- Нет, нет, голубой янтарь…

Настроенный скептически, но всё же, заинтригованный, я делаю предложение, которое могу себе позволить (а вдруг примет!): 50 долларов за кольцо! Возмущение и отказ, он берёт у меня кольцо, снова ищет в своей коробке и показывает мне кусочек чистого голубого янтаря, такой большой, как половинка кусочка сахара-рафинада в бистро. Я его потираю, нюхаю, прикидываю вес, рассматриваю со всех сторон, он, правда, очень красив! Сколько?

- 50 долларов. Я предлагаю за него 15, и в итоге за 20 долларов уношу этот кусочек, - что тут скажешь!

Как только я увидел, как исчезли мои две зеленые купюры по 10, я вот что подумал: старик, если ты так начинаешь твоё путешествие, я дорого не дам за твою шкуру!

Рынок потихоньку оживает; Аскар предлагает мне сесть и заваривает чай, двое его коллег к нам присоединяются, принеся с собой печенье. Мне нравится этот казахский чай; на дне чашечки капля концентрированного молока, затем четыре капли очень крепкого чая и десять капель горячей воды… и так до насыщения. Коллеги уходят, я снова задаю свой вопрос:

- Ну, скажи, где находят этот голубой янтарь?

- Определенно, его больше нет, но чтобы быть в этом уверенным, нужно пройти путь голубого янтаря.

- Существует дорога голубого янтаря?

- Была… от Аральска на север, до устья большой реки Оби, затем…, затем нужно смотреть.

И вновь эта песенка с надоедливым припевом; нет, говорит она, ты выбрал поездку на Аральское море не случайно, ты желал этой встречи, не так ли? Она заставляет тебя пойти по дороге другой истории! И если этот заброшенный путь окажется таким же чарующим, как шелковый путь?

Захлопывающаяся ловушка кажется мне доброй и безобидной; я думаю, что пойду в другом направлении, не задуманном заранее, если не считать, что он неизвестен, а указатели ничтожны.

- Итак, Аскар, больше ничего?.. а если я решу пойти по пути голубого янтаря?

Я чувствую, что надоел, и что он потребует уйти. Вздохнув, он сказал:

- Иргиз, может быть!

Я пересекаю площадь в направлении центра города и устраиваюсь в тени на скамейке. Магазины открываются и выставляют свои подмостки до самого тротуара. Остановка будет короткой: очень возбуждённому, мне не сидится на месте! Наконец, я направился к входу в бывший порт, с другой стороны улицы. Там выставлены три судна, свидетели эпохи, на своей бетонной платформе, кормой к управлению командира порта, оно целиком из дерева и достаточно очаровательно. Два журавля возвышаются над несуществующей пристанью, скелет птицы, опекающий бетонные блоки на гнёздах из кривых балок. Разорванные рельсы остановили свой ход, прерванный железными порталами: они бежали к фосфатным шахтам, которые являются лишь молочной грудью покрытого ржавчиной старого железа, ни один вагон больше не поедет туда кормиться; впрочем, подальше, в направлении вокзала, замерли навсегда в тоске несколько старых паровых локомотивов, показывая с большим нахальством свои разлагающиеся внутренности. Половина Аральска – это индустриальная земля с пышной и волнующей красотой, а порт был его сердцем.

Даже чайки и рыбы, вырезанные из железа, спаянные навечно, арматурная сталь, которая годится здесь для любых декоративных целей, для украшения оград и рам, кажутся более живыми, чем всё остальное.

Жизнь раскрывается на периферии, где, как во всех этих посёлках в степи, стада верблюдов, коровы и бараны уходят в разных направлениях утром, чтобы вернуться вечером к загонам, к воде и дойке. Ах, молоко верблюдиц, странное ощущение пенистости, брожения, свежести! Верблюды, идущие полосой в вашу сторону, кажутся веселыми молодцами, которые только что что-то отпраздновали на славу, у них походка опьянённого человека, длинные ноги не попадают на прямую линию, качается голова.

Аральск символизирует победу крестьянского мира над миром промышленным, последний попался в тиски жизни и был подавлен первым, остается только медленно его переваривать.

Я возвращаюсь на площадь, где находятся административные здания и памятники всем знаменитым людям, правителям со всевозможными достоинствами.

Я пытаюсь без иллюзий ещё раз взвесить все за и против, но я знаю, что решение принято, шёлковый путь в сторону, самородок голубого янтаря, который я сжимаю в ладони в глубине кармана, решил уже всё. А если это только безумная история, только выдумка! Ещё одна причина действовать! Живём только раз, некоторые не будут согласны, но можно быть безумцами несколько раз в жизни.

На моей карте написано: Иргиз 220 км, а между Аральском и Иргизом – ничего. Ещё только десять часов утра, а жара уже изнуряет. Я решаю поехать завтра на рассвете, в то время как на востоке обратный отсчет запущен, а на горизонте склоняются все оттенки синего, от самых тёмных до самых фиолетовых. В это время в воздухе всегда есть колебания, неуловимое прикосновение, которое освежает вам затылок, приносит лёгкость ногам – вот момент благодарности ходока. Между тем, я захожу в странный отель, в котором сварливая содержательница проводит меня в комнату на третьем этаже, где ванная такая, что её можно было бы выставить в порту вместе с мёртвыми судами. Чудо, есть даже ключ, а дверь закрывается! Я снимаю свой рюкзак и спускаюсь обратно бродить по городу, думая о своём новом предназначения и о провианте.

Я прихожу на вокзал и захожу в зал ожидания, гостеприимный и свежий, декорированный большой фреской из мозаики, изображающей деятельность рыбаков. Какая шутка! На перроне суетятся продавцы фруктов, пирожков, воды и газировок, печенья – признак того, что прибывает поезд; поезд Алматы-Октоб, дальнего следования со спальными вагонами. Снабжение продовольствием и водой обязательно в течение всего пути; здесь остановка только на две минуты, неудобно для торговцев…, может немного дольше: там выгружают сумки с морковью и капустой.

Вновь пойдя к центру города, я прохожу мимо резервуара для воды времен парового двигателя, маленькой чудесной шестиугольной конструкции, её нижняя часть из кирпича поддерживает стальной резервуар, покрытый деревянной решеткой, крыша всего сооружения тоже из дерева. Редкие машины мне сигналят, подумать только, иностранец, турист; такси…, такси, каждая машина в этих местах – это такси, средство подзаработать горсточку тенге (денежная монета Казахстана).

Я возвращаюсь на улицу, где располагаются несколько торговцев, и рассматриваю прилавки. Конфеты, печенье, сигареты, напитки и безделушки – это основная часть всех товаров. Нескольким продавцам я показал своё сокровище и задал вопрос: что это? Все как один отвечали мне недовольными гримасами или с сожалением улыбались. Одна старушка, подметавшая перед дверью своего дома метлой из рисовой соломы, замечает меня и направляется ко мне. Еле передвигая ноги, совсем слабая, одетая в голубую тунику с серебряными оборками и в разноцветной косынке, она говорит мне с поспешностью: покажи, покажи... Я протягиваю ей самородок. Она шепчет слова, которые я не понимаю. Я задаю ей свой вопрос: что это? Она достала из-под своей рубашки великолепный кулон. Её камень, как минимум, в четыре раза больше моего; сверкающий, переливающийся, в нём весь «свет Аральского моря»…, может даже и все рыбы.… Из её жестов я понял, что эта драгоценность привлекает всю доброту неба, всё богатство силы, это необыкновенный амулет!

Осторожно поддерживая старушку за локоть, я подвёл её к части скамейки возле двери её дома, чтобы присесть. Я сказал «часть скамейки», потому что на самом деле, как и повсюду здесь, она не достроена, либо на половину уже разрушена, или же все уже решили, что такой скамейки будет достаточно.

Она говорит, говорит... а я не понимаю ничего! Наконец, да, крохи…, это подарок моего мужа... она держится руками за живот... что-то с детьми... какой он голубой... слово голубой на русском она говорит часто, но остальное - загадка... он пришёл издалека... она тоже показывает на север. Я спрашиваю её, где и есть ли ещё. Нет, нет, больше нет, говорит она, она попросила мой кусочек голубого янтаря. Я положил ей его на ладонь. Она его трёт, нюхает, прикидывает вес, смотрит сквозь него на солнце, даёт мне посмотреть... вдруг улица наполняется свежей, чистой и синеватой водой, невесомое чувство рая, в Аральске, городе, сером от земли и пыли, ржавом от брошенного старого железа…

Я объясняю ей, что ищу место происхождения, источник, что хочу пойти по пути голубого янтаря. Она смотрит на меня с грустным взглядом, как бы говорящим: бедняжка! Путь, повторяю я, хочу пойти по этому пути. Наконец, она нагибает меня к себе, и на выдохе шепчет мне в ухо: Серик…, Серик в Иргизе. Ну, это подтверждается, путь проходит через Иргиз, бесполезно спрашивать адрес и телефон Серика, впрочем, может это всего лишь приманка. Я целую её в выпуклый лоб и оставляю её предавшейся воспоминаниям, так как говорить она начала без умолку. Я направляюсь к первому магазину, где запасаюсь провизией на два дня. И затем, дело за тобой, амулет!

Перед тем как провести ночь отдыха, я собираюсь выпить прохладного пива в кафе на площади. Все столы в закрытых боксах уже заняты торговцами и служащими двух банков и управлений, близких отсюда. Я остаюсь у стойки со своим пивом Алматы, двумя яйцами, сваренными вкрутую, и баусаками (оладьями), совсем горячими… и машинально играю со своим самородком на стойке, настоящей стойке бара. Один из официантов, пришедший ещё раз наполнить мою кружку, выхватывает его у меня из рук, восхищённо присвистнув.

- Где это, где это? - спрашивает он.

- Я бы и сам хотел знать, где это и что это!

- Это необработанный камень голубого янтаря, редчайший, не гранёный, не оправленный, я куплю его у тебя… за 200 долларов!

Я принял возмущённый вид, буквально вырвал камень из рук и положил обратно в карман.

- Я хочу узнать происхождение, - говорю я ему. - Вы когда-нибудь слышали о дороге голубого янтаря?

Он оставляет меня за барной стойкой, смеясь, уходит со своим пивом, и обсуждение на этом заканчивается.

Должен ли я, несмотря ни на что, ободриться тем, чем я владею, или же опасаться обмана?

В поисках Серика

Не было и пяти часов утра, когда я незаметно покинул отель и оказался на улице. Собаки бегали повсюду, но были на удивление спокойными. Хороший знак! Я собираюсь пересечь железнодорожные пути, когда встречаю четырех юношей и девушек, одетых в одежду международных брендов. Они любезно приветствуют меня. Один из них начинает разговор.

- Да, я француз, и я иду пешком в Иргиз

- Да, с такой большой сумкой…

Действительно, 5 литров воды тяжелы для меня. Пожимая руку, он говорит мне по-английски: «Удачи, француз Билл». … Другие смеются… и я тоже! Как обычно, я отправляюсь утром на завоевание запада, искатель голубого золота, полный мечтами и безрассудством. Но что они делали здесь, на моем пути, в 5 часов утра? Хороший знак…

Я ухожу из города в то же время, что и стадо, оно сбегается отовсюду, верблюды, одногорбые и двугорбые идут как на параде, коровы, овцы, бараны, они разбредаются во всех направлениях, атакуя зеленое золото. Жизнь идет – не это ли финал кошмарных снов?

Я прохожу около 20 км по дороге, по которой я пришел, в этот раз, проходя уже днем перед величественным городским кладбищем, которое само напоминает город, отбрасывая ранним утром тень до горизонта. Верблюды и коровы опережают меня, проходят вдоль кладбища и теряются в бесконечности степи. Я вежливо отклоняю два предложения подвезти меня. Движение почти отсутствует, и автомобилисты очень внимательны. Я хочу испытать этот день ходьбой.

К десяти часам я нахожусь на перекрестке; чтобы дойти до Иргиза, нужно повернуть направо. Я уже выпил 2 литра, но мне нужно было снова остановиться, в горле пересохло так, что было трудно глотать. Мне также нужно поесть, но где расположиться? Солнце высоко в небе жарило, как паровой молот, не было и следа тени. Я иду дальше; бетонная труба проходит под дорогой, небольшие углубления с двух сторон от дороги, маленькие озерца без воды. В этой трубе диаметром в целый метр я найду немного тени и свежести, которые она порождает благодаря току воздуха. Итак, мне нужно будет идти от трубы к трубе?

Я прохожу еще с десяток километров, и к 12:30 невозможно идти дальше, новый поток воды подарит мне прохладу для хорошего послеобеденного отдыха и благотворного сна.

Сейчас приблизительно 7 часов вечера; солнце все еще высоко и жарит, пытаясь прикончить меня при пособничестве духоты. Я решил найти удобное место, чтобы разбить лагерь. Место должно быть не слишком пустынным, не слишком покрыто высокими деревьями; лагерь, идеальный отель не удается найти! Я доволен этим днем, но осознаю, что это только эксперимент, и что я не смогу также три раза подряд. Я пребываю в своих размышлениях и исследованиях, когда рядом останавливается фургон, и из него выходят два славных малых.

- Куда ты идешь, что ты делаешь?

- Я ищу место, чтобы разбить лагерь!

- Ну, уж точно не здесь! Это опасно, могут напасть волки…, а километров через 15 можно; ну же, поднимайся, мы тебя туда подвезем.

Думаете, я заставлю себя упрашивать! Оборудованный фургон, кушетки и бидон с водой, я наполняю одну свою пустую. Они едут в Россию, до Москвы, и предлагают охранять меня.… Через 58 километров появляются дом и огороженные для животных участки, одни в степи, это похоже на вызов. Нас принимает молодая женщина, окруженная тремя своими детьми, мужчины заняты животными. По просьбе моих водителей она дает каждому по большой кружке верблюжьего молока…, какое блаженство. В то время как я располагаюсь, приходят верблюды, потом с другой стороны дороги галопом скачут в клубах пыли лошади, и наконец, – козы и бараны. Утомленный, я едва приветствую мужчин. Я ложусь и засыпаю как неподвижный столб.

Верблюды, которые кружат вокруг меня, говорят, не переставая, на всех языках и будят меня на рассвете. Я собираю сумку и устремляюсь по следам стада, я по обочине дороги, они – по степи, то направо, то налево, в то время как красный дьявольский диск солнца направляет свой череп к горизонту. Я не попрощался с людьми, обмотанными одеялами, спящими на железных кроватях во дворе дома, защищенного палисадником.

Через 15 километров дорога становится такой неровной, что по ней невозможно пройти. Машины проложили себе дорогу по степи, которая выглядит более удобной. Когда на этом непредвиденном перекрестке я себя спрашиваю, в каком направлении пойти, передо мной останавливается грузовик, и меня приглашают подвести. Это второй мотор, который я встречаю с сегодняшнего утра. Он едет в Октоб и подбросит меня до своротка на Иргиз. Два кафе на перекрестке делят между собой клиентуру; я вручаю блюдо Ивану, моему водителю, и прошу разрешения поставить палатку, что мне и позволяют сделать без труда.

Иргиз уже всего в 23 километрах, нет смысла идти слишком рано, максимум 5 часов будет достаточно. С удивлением для себя я нашел три кустарника с кустом желтых цветов, которые выделяли приятный сладкий запах, похожий на аромат жасмина. Этот устойчивый запах уже удивил меня на круговом перекрестке перед вокзалом Аральска. Я решил там обтесать мою палку для путешествий, палку дороги голубого янтаря.

Я внимательно разглядывал двери города. Первые строения, то есть загоны для скота, составленные из чего только можно, это было похоже на своего рода современную крепостную стену, изделие, составленное из частей старых грузовиков: листового металла, баков, выхлопных труб, столбов, непонятно откуда взявшихся мертвых деревьев…, что напоминает мне снова … - а твой голубой янтарь, откуда он? Никаких идей, но, тем не менее, как и эти сухие бревна, он присутствует здесь, зажатый в моем кулаке.

Рядом останавливается грузовичок, и двое добродушных мужчин настаивают на том, чтобы проводить меня в город. Тогда я сажусь в машину, направление – центр, который, впрочем, не всегда является центром; это случай Иргиза, где река с тем же названием окружает город, образуя высокий берег, на котором находятся административные здания. Грузовичок доехал только до почты, напротив которой была мэрия, и мой жребий брошен. Меньше, чем через полчаса, пожав руки всем в администрации, я оказался перед мэром и переводчиком, тут же приглашенным, чтобы любезно помочь мне объясниться о целях моего пребывания в Иргизе.

Сначала мне дают знать, что здесь никогда не видели туристов, к тому же француза и, тем более, пришедшего пешком! Я объясняю, что я - не турист, а путешественник, который старается воспроизвести дорогу голубого янтаря. Никто не понимает, что такое «голубой янтарь». Я пытаюсь объяснить: «драгоценный камень», но в этом районе камни встречаются редко, почти никогда не встречаются. В кабинет входит молодая женщина, красивая и приветливая. Переводчик освобождает ей место, мэр представляет ее как «интуриста», я предполагаю, что это - ответственная за международные связи в мэрии. Она не знает ни английского, ни французского, поэтому общение идет с трудом. Но господин мэр выглядел заметно довольным, что она здесь и что мы познакомились и…, в общем, я не знаю, куда я смотрел до этого момента…, на ее кольцо на пальце… с великолепным желтым янтарем! Да, согласен, он желтый, но, тем не менее…. Я беру ее за руку к ее большому удивлению и кричу: Янтарь, янтарь! Они все поднимаются, чтобы полюбоваться чудом и понимают, ну почти:

- А, голубой янтарь, о'кей.

- Но его не существует, - говорит переводчик.

Тогда я кладу мой самородок на стол и категорически заявляю: Иргиз лежит на пути голубого янтаря. «Интурист» краснеет от радости, и все принимаются передавать мой камень из рук в руки, чтобы внимательно рассмотреть его. Это не вызывает никакого четкого воспоминания. И вот я выкладываю свой последний козырь:

- Серик, Серик из Иргиза! Я бы хотел его увидеть!

- Какой именно Серик? - спрашивает переводчик. – В Иргизе их 50.

В этот момент мэр, сложив руки, вздыхает и пускается в долгий и монотонный монолог. Он рассказывает об одном Серике и, кажется, дает инструкции переводчику Ергазы перед тем, как нас любезно отпустить.

Ергазы делает мне знак, чтобы я следовал за ним. Машина мэрии с водителем ждет нас, мы покидаем город и направляемся к … одному из кладбищ! Всегда отдаленное на несколько километров, мусульманское кладбище – это уже другая деревня. Каждый склеп окружает конструкция из кирпичей, изображая внутренний двор. Этот защищен от животных деревянной оградой, другие открыты для прохода. Мы входим туда по зигзагообразному проходу. После многих заминок, Ергазы останавливается перед склепом, где можно разобрать: «Серик Вошеков - 1962». Ну, что же, говорю я себе, я не очень-то продвинулся в своем деле. Серик явно не может говорить … и давно уже!

Ергазы переводит мне все, что сказал мэр об этом Серике, целителе, колдуне, гипнотизере, который использовал голубой янтарь, чтобы лечить недуги и в особенности боли в животе у женщин. И переводчик мне сообщает:

- Гульназ, я отведу тебя к Гульназ.

Учительница из семьи животноводов Гульназ встречает нас, накрывая на стол для чайной церемонии: сливочное масло и соленое масло, сахарная пудра, печенье и конфеты, хлеб и к ним жаровню для заварочного чайника, чашку с молоком и пиалы.

Мы ее слушаем, устроившись на подушках. Прислуживая нам, она рассказывает свою историю.

- Когда мне было 17 лет, меня мучили ужасные боли в животе. И вот моя мать, упокой ее душу Аллах, позвала Серика. В течение часа он водил по моему животу эти голубым камнем, повторяя заклинание, стихи из Корана, какие-то фразы, массу слов… я думаю, что в один момент я заснула. Тут же он соскреб своим ножом щепотку порошка, который я должна была выпить с чаем. Перед тем, как уйти, он вручил камень матери. В тот же вечер боль исчезла и больше не возвращалась, и у меня четверо детей.

И она так же, как и старуха из Аральска, достала из корсажа знаменитый камень, оправленный в кулон. Она поднесла его к губам, перед тем как нам передать. Камень замечательный, но как оценить его достоинство, безупречность, интерес, качество, у меня нет ни одного ориентира, чтобы это сделать, никакого знания…, кто располагает этим минимумом знаний?

Гульназ сожалеет о том, что больше никто не умеет это делать, больше никто не знает заговоров и, тем более, никто не может найти этот голубой камень.

- А как, по-вашему, откуда этот камень?

И опять этот долгий жест в сторону далекого севера.

- А Серик, где он их брал?

- Я думаю, ему приносили сюда. Но он часто отправлялся в Нуру, на середину озера. К источнику Олькеика, чтобы очищаться и работать с камнями.

- Работать с камнями?

- Да, он погружал их в воду, потом располагал их на солнце, слушал их, понимал их, заставлял их блестеть, петь… Серик жил один, камни были его детьми, женщинами, его женами, … он ухаживал за ними всеми, если это было нужно, ничего не прося взамен.

- Чем же он жил, ваш Серик?

- Он заходил к каждому, от дома к дому. Ему подавали милостыню, мы, женщины, понемногу, тайком иногда, чтобы он мог прожить. Он часто спал в мечети, иногда на кладбище, редко в своем маленьком убежище на отшибе. Это был отшельник, ищущий компании. Он любил шутить, рассказывать истории, он никогда не хвастался своим даром, своими камнями, но когда было нужно, он всегда был готов помочь, исцелить.

А какова роль «камня» в этом? Иллюзия? Талисман? Магическая поддержка или реальная химическая молекула, обладающая целительными свойствами? Я в последний раз пытаюсь спросить:

- Гульназ, вы знаете, откуда этот камень?

Долгое молчание…, затем:

- Дорога, нужно пойти по дороге. Таинственный человек, безусловно, могущественный и богатый, приходил иногда к Серику и передавал ему какие-то пакеты, может быть, с камнями… Мой брат как-то подслушал их, они говорили по-русски; другой приходил издалека, из Сибири. Дорога, нужно разыскать дорогу.

Опуская руки от верхушки головы до плеч снова и снова, Ергазы делал знак, что прием окончен. Мы встали, горячо поблагодарили Гульназ и сели в машину. Дорога до мэрии сопровождалась созерцательной тишиной. У мэрии он мне сделал знак подождать в машине его быстрого возвращения.

Пока я ждал, меня захватили меланхолические мысли. Я видел эту дорогу посреди степи Казахстана с деревнями за сотни километров друг от друга, между которыми ни малейшего намека на тень и человеческое присутствие. Разве что лента следов, настолько тонкая, что трава или песок поглощают ее иногда. Мыслители древности, заявлявшие, что земля плоская, как тарелка, были казахами, это уж точно. Кто мог придумать привозить голубой янтарь через эти места, откуда и почему?

Ергазы возвращается очень радостным, он нашел семью, которая примет меня, накормит и устроит на ночлег, это Игр и Илияс, он отвозит меня туда. Ласточки, они тут повсюду, сделали гнездо на лестничной клетке этого маленького дома советской эпохи. Лачуга в глубине двора служит общественным туалетом, не забыть взять обрывки газеты. На входе стояли 2 бидона с водой: один для кухни, другой, рядом с тазиком, – для умывания. Ергазы просит меня дождаться Игра, который скоро придет.

Удобно расположившись на ковре и подушках, я погрузился в размышления. Меня окружала тысяча километров степи. Я в самом центре степи, чарующей, когда степные цветы расточают свои запахи, беспокойной, когда слышен лай волков, смешной, когда сурки наблюдают за вами, сидя на задних лапках, успокаивающей, когда жаворонки следуют за вами, и их хохолки двигаются в ритме ваших шагов, степь не признает слабости. Кто были те первые люди, осмелившиеся пересечь такую негостеприимную землю? Я бессознательно кручу в руках кусочек голубого янтаря, наблюдаю за ним, подношу его ко рту, натираю его до блеска, смачиваю его, даю ему высохнуть, … из какого горнила алхимика оно появилось? Я узнаю эту тайну, даже если нет никакой тайны! Гульназ говорила о Нуре и источнике… конечно, это следующий этап. Внезапно у меня возникает желание разбить камень молотком, просто камень, большое стеклянное донышко на низком столе. Какая насмешка! Видеть, как он раскалывается, крошится на мелкие кусочки, сохранят ли они свой цвет, растворятся ли они в чистой воде, запахнут ли они серой или ароматом цветов, запахами мрака или света степи.

Приходит Игр, его жена, Илиас, появляется чуть позже. Они предлагают мне выпить чаю, и мы знакомимся. Илиас работает акушеркой. Она слышала историю о Серике и о его голубых камнях много раз от матерей своих пациентов, так как Серика нет уже 40 лет! Это не вздор и не предрассудки. Даже в этой отдаленной части Казахстана есть современная медицина. Этот Серик, по слухам, конечно, был хорошим человеком. С этой точки зрения, он сослужил службу. Каждая деревня нуждается не только в своем дураке, в музыканте, в тех, кто всегда готов помочь, в ком-то еще, но не в шарлатанах, которые якобы лечат какими-то порошками даже очень тяжелые болезни. Пусть мне таких историй не рассказывают. После такого обвинения я осмеливаюсь задать вопрос:

- А имел ли, в самом деле, этот камень, состав которого никому не известен, какие-то химические свойства?

- Это очень хорошее украшение – отрезала она! – Все женщины, которые имеют такой камень, носят его в кулоне и очень дорожат им. Я признаю, что в серебряной оправе, особенно, если его потереть об одежду, он великолепно смотрится.

- У вас есть какие-нибудь идеи о происхождении этого камня? Как вы думаете, его еще можно найти, может быть, в необработанном состоянии?

- Может быть, я видела такие украшения только на пациентках Серика, но возможно есть и другие.

- А кто обрабатывал эти украшения? Наш Серик?

- Вы думаете, это профессиональная работа? – отвечает Илиас.

- Я видел их в продаже в Аральске, там я и купил этот камень, продавец рассказал мне о дороге голубого янтаря и о вашем городе.

- Ну-ну, - говорит она обреченно.

- Неужели она больше ничего не знает об этом камне? Неужели Серик не передал никому свое знание? В этом случае, больше никто никогда ничего не узнает.

- Я пойду к Нуре, - говорю я.

На тот раз она посмотрела на меня испуганными глазами. Пешком к Нуре, это слишком опасно. Там ничего нет. Это всего лишь деревушка, затерянная посреди степи.

- Одна женщина рассказала мне об источнике Олькеика!

- Да, - говорит мне Игр, Олькеик один впадает в Нуру, и ничто больше, и это в 90 километрах отсюда! Это действительно опасно, туда едва ли проложена дорога.

- Не может быть. На моей карте дорога продолжается от Иргиза к Торгаю и проходит через Нуру.

- На твоей карте – да, - отвечает Игр, - но на деле все по-другому. На выходе из города больше нет асфальта, и тогда судьбы вершит не человек, а степь.

Я с трудом поверил в это. Или я стал параноиком, или они хотят отговорить меня от похода к Нуре.

- Игр, говорю я ему, - завтра я выхожу в 5 часов к Нуре.

И Игр проводил меня в 5 часов утра до выхода из города по направлению к Торгаю, давая мне последний совет:

- Если тебе повезет встретить машину, поспеши запрыгнуть в нее.

 

К водам голубого янтаря

Я пересекаю строящийся мост, или возможно уже разрушенный, затем выхожу на песчаную тропинку, ибо асфальт, в самом деле, закончился. Дальше степь. Ни малейшего дуновения ветра, способного побеспокоить тишину жаворонков, чья песнь занимает все звонкое пространство. Аромат степных цветов, застойный, тяжелый, опьяняющий, несомненно, дурманящий. Передо мной с проявляющимся днем предстают все оттенки голубого цвета, подчеркнутые зелеными штрихами, намечающими озера, и еще влажные территории, фиолетовыми линиями на горизонте, когда неизвестно продолговатая ли дымка или же волна дюн там прорисуется.

Это мир серьезный, но он меня не беспокоит. Я нахожу скорее успокаивающей возможность, не сходя с ума, жить рядом с этой чудовищной широтой, не теряя головы, как это делают казахи. Однако все говорят, что боятся степи! Асфальт до этих мест никогда не доходил, но придорожные столбы еще тянутся линией, и это меня успокаивает и помогает мне ориентироваться и поддерживать мой ритм. Не правда ли, путь узнаваем, если он размечен!

Я, почти что, забыл о своем маршруте голубого янтаря, и это ко мне внезапно вернулось. Верное ли это направление? То, что существовало почти век назад, что же от этого осталось сейчас? Все-таки, сегодняшние незначительные населенные пункты в прошлом были влиятельными центрами путешествий и торговли. Эта ли именно дорога?

К обеду 38-ой километр, солнце безжалостно. Мне нужно сделать привал, но нет ни полоски тени, если не считать тень от дорожного столба. Используя мой рюкзак, я смог увеличить эту тень, ну что от нее останется к двум-трем часам? Столбы высотой в целый метр в форме острия стрелы, вбитые в землю нижней стороной. Я ем, пью, пишу. До куда мне хватит моих пяти литров воды? Я представляю себе, что не видел с самого утра, ни в одном направлении, ни в другом, еще никакого транспорта. Были ли мои хозяева вчера вечером правы? С такой жарой невозможно продолжать путь раньше пяти часов вечера.

Два часа дня, незначительная свежесть отступает вместе с тенью в основании столба. Держаться. Жаворонки давно уже замолчали, тоже скрывшись в прохладу. На смену заступил удод со своим «ту-ту» («ту», по-французски, означает «всё» - прим. перев.), печальным и беспрестанным. Метроном, он отмеряет время, то, что осталось и что прошло. Призыв ли это к воспоминанию или отходная! Дружок, осторожнее, бред, ты должен собраться. Регулярно, я встаю, чтоб избежать онемения между двумя периодами сонливости. И тут, я вижу в направлении на Иргиз, огромное, странное облако пыли, так как нет ни малейшего дуновения ветра, который был бы желанным, не беспокоит сиесту растительности. Мне слышится характерный шум дизеля и, действи



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-08-26 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: