Зима 1942 года, мы ехали на фронт. Перед погрузкой в вагоны было объявлено, что в пути будем сутки. Из вагонов не выходить и отставание будет считаться дезертирством. Нам выдали сухой паёк: прессованный горох, селёдку, хлеб и сахар. Двигались быстро, почти без остановок. Кто хорошо знал географию, определил, что мы двигаемся на юг. На какой-то большой станции нам разрешили набрать кипятка, подбежали к кранам, их было много, и подставили свои стеклянные фляжки, которые тут же лопнули. И только потом обратили внимание на кучу битого стекла, что оставили проезжающие до нас.
Я был командиром отделения, в котором было 12 человек: девять русских (1922, 1923 года рождения) и три узбека чуть постарше. Ровно через сутки прибыли на место и выгрузились. До линии фронта было ещё далеко. То ли путь был разбит, то ли мост взорван, не помню. Пришлось двигаться в пешем порядке. Выдали лыжи, а мы были в обмотках, как их прикрепить – задача. Привязали как могли и двинулись вперёд. Нашему отделению был выдан венгерский пулемёт, и его как-то надо было нести. Менялись каждые 500 шагов. За час прошли километра три. Проскакал на лошади командир полка, обругал взводного матом и помчался подгонять впереди идущих. Переночевали в какой-то деревне, а до линии фронта не дошли. За ночь потеплело и лыжи стали нам обузой. Снег к ним прилипал и продвижение наше ещё замедлилось. Особенно страдали узбеки, лыжи они видели в первый раз в жизни. Приказано было снять лыжи и нести их на плечах.
Мы были измотаны голодом, холодом, сыростью, едва держались на ногах. А до фронта за второй день так и не дошли. Настала ночь, мы добрались до места, где должны были её провести. Пришло утро третьего дня нашего похода. После построении, обнаружилось, что пропали все лыжи. Стали искать и нашли их в глубоком колодце. Командиры стали искать диверсантов. Но оказалось, что лыжи никто не охранял. Кто это сделал неизвестно, концы в воду, то есть в колодец.
Поступил приказ, немедленно выступать, и мы пошли, налегке и были очень довольны. Раздувать это дело не стали, да и до фронта было уже близко. И вот он – фронт. Мы заняли окопы и землянки, которые были обустроены. Немцы никакой активности не проявляли. Да и наши наступать не собирались.
Прошла неделя, и поступил приказ – пощупать немцев силами нашего взвода. Ранним утром мы пошли в наступление. Был сильный туман, шагах в двадцати, не видно было человека. Не доходя до немецких окопов, встретили группу немцев, что они делали, неизвестно. Схлестнулись без стрельбы, как в драке и вот он – немец, передо мной. Выбил у меня винтовку, и быть бы мне на том свете… Ванька Щукин ударил его сбоку и остался и жив. Внезапности у нас не получилось и мы отступили, привели пленного. Командиры наши были довольны и многих наградили. Мне дали медаль «За отвагу». Всё это происходило в Харьковской или Днепропетровской области, точно не помню.
Простояли мы в обороне до весны. Немцы зашевелились, выбили нас и стали мы отступать. Отступали долго. И вот прижали нас к Дону, где-то у города Калач (В окрестностях города Калач Дон приближается к Волге - находится примерно в 80 километрах от нее). На берегу паника, командиры бегают, сделать ничего не могут. Где-то грохочут танки. Показались мотоциклисты с пулемётами, встали на горке. Они не стреляли в тех, кто мечется на берегу, а косят тех, кто Дон переплыл. Плавал я хорошо, сообразил, что если переплыву, убьют. И стал грести по течению, может быть целый километр. А потом и Дон перемахнул. Думал, за Доном будет слаще, но нет. Немцы Дон форсировали, и стали нас гнать по степи, до Сталинграда. Где я был ранен и за город, в боях уже не участвовал.
Переправили нас раненых за Волгу. В госпитале провалялся три недели и был отправлен домой. Рука висела как плеть. И только через год научился ложку держать.
Ну а потом, что делал, спросил я его. Работал военруком, где сейчас 18 школа, целый год. Какой из меня педагог, только четыре класса образования. И рука не скоро стала слушаться.
Вот так и закончилась для меня война.
В то время стали ходить люди и собирали сведения о погибших. Готовились к 20-ти летию Победы. Фотографии погибших повесили в клубе. Почти все были в гражданской одежде. Я спросил отца, почему так? Он ответил, что первые два года было не до фотографий, а погибли они именно в это время. Многих из них я знал лично.
В конце нашего разговора я спросил: «Сколько немцев ты убил?». Он ответил: «Может быть ни одного. Все стреляли и я стрелял. Если бы все, кто был на фронте, убили по одному врагу, война сразу бы закончилась…»
(Записано в 1963 году, в деревне, где мы жили, Новиковым Валерием Леонидовичем 17.11.1946 года рождения).
Вид с берега на Дон, город Калач на Дону
 |