ДЖЕЙМС ГЕНРИ ТРОТТЕР собственной персоной.




Роальд Даль

Джеймс и Персик‑великан

 

 

Роальд Даль

Джеймс и Персик‑великан

 

книга для Оливии и Тесс

 

 

 

 

 

Первые четыре года своей жизни Джеймс Генри Троттер был вполне счастлив. Он тихо‑мирно жил с мамой и папой в красивом доме на побережье. У него было сколько угодно товарищей для игр и под боком – море для купанья. О чем еще мечтать маленькому мальчику?

Но вот однажды родители Джеймса отправились в Лондон за покупками, и там с ними произошло ужасное несчастье. Их обоих среди бела дня и, заметьте себе, на людной улице проглотил огромный свирепый носорог, сбежавший из лондонского зоопарка.

Вы, разумеется, легко можете себе представить, насколько неприятным это было для таких добрых людей, как они. Но если заглянуть вперед, то для Джеймса это оказалось еще более неприятным. Ведь, что ни говори, папа с мамой отделались за какие‑то там тридцать пять секунд, тогда как у Джеймса, оставшегося в полном одиночестве посреди чужого и недружелюбного мира, самое плохое было еще впереди.

Красивый дом на побережье пришлось немедленно продать, а Джеймса всего лишь с одним маленьким чемоданчиком, в котором лежала пижама да зубная щетка, отправили жить к двум его теткам.

Их звали тетка Квашня и тетка Шпилька, причем надо с прискорбием сообщить, что человеческие качества обеих оставляли желать много лучшего. Это были невероятно жадные, ленивые и жестокие женщины. С самого первого дня они начали бить несчастного Джеймса буквально ни за что ни про что. Они даже никогда не называли его по имени, а обращались к нему не иначе как «омерзительная маленькая тварь», или «жалкое ничтожество», или «гнусное отродье». И уж конечно они не давали ему никаких игрушек, не говоря уже о книжках с картинками. Его комната была пустой и голой, как тюремная камера.

 

Все они – тетка Квашня, тетка Шпилька и теперь Джеймс – жили на юге Англии в какой‑то странной развалюхе, стоявшей на макушке высокого холма. Этот холм был таким высоким, что если посмотреть вниз с любого места во дворе, то перед глазами на много миль вокруг расстилались удивительно красивые леса и поля. Замечательный пейзаж! А если выбрать верное направление, то в ясный день Джеймс мог увидеть на самом горизонте маленькую серую точку – это был дом, в котором он раньше жил со своими любимыми мамой и папой. А еще дальше, прямо за домом, виднелось и море – тоненький ободок темно‑синих чернил по краю неба.

 

Но Джеймсу ни в коем случае и ни под каким видом не разрешалось спускаться с холма. Сами тетки никогда не утруждали себя прогулкой или пикником, и, разумеется, не могло идти даже речи о том, чтобы Джеймс отправился куда‑то один.

– Стоит выпустить эту мерзкую маленькую тварь со двора, – говорила тетка Шпилька, – как он сразу угодит в какую‑нибудь переделку.

И страшные наказания, среди которых фигурировало даже недельное заключение на чердак, кишащий крысами, грозили Джеймсу, если он осмелится хотя бы только влезть на забор.

Огромный пустой двор занимал почти всю макушку холма, и единственным растением во всем дворе (если не считать кучки старых и грязных лавровых кустов в дальнем углу) было древнее персиковое дерево, на котором давно уже не росло никаких персиков. А вокруг – ни качелей, ни каруселей, ни песочницы. Ни даже кошки или собаки, чтобы составить компанию бедному Джеймсу. Ведь никого из окрестных детей никогда не пускали поиграть с ним. Естественно, от такой жизни Джеймс с каждым днем чувствовал себя все более одиноким, становился все грустней и грустней. Он часами стоял посреди двора, тоскливо глядя вниз на недоступные для него леса, поля и море, стелившиеся вдалеке волшебным ковром.

 

 

И вот, после того как Джеймс Генри Троттер прожил со своими тетками три полных года, с ним произошло довольно странное событие. Причем это событие, которое, как я сказал, было всего лишь довольно странным, повлекло за собой другое событие, которое привело уже к очень странным событиям. А они, в свою очередь, стали причиной того, что вполне можно назвать невероятно странными событиями.

Все началось в один ужасно жаркий день в середине лета. Все трое – тетка Квашня, тетка Шпилька и Джеймс – были во дворе. Джеймса, как всегда, заставили работать – он колол дрова для кухонной плиты. А тетка Квашня и тетка Шпилька со всеми удобствами расселись в шезлонгах, попивая из высоких стаканов шипучий лимонад и следя, чтобы Джеймс не останавливался ни на минуту.

Тетка Квашня была низкорослой и ужасно толстой особой с маленькими поросячьими глазками, впалым ртом и такими белыми и отвислыми щеками, словно их долго варили в кипятке. Вся она походила на большой рыхлый кочан переваренной капусты. Тетка Шпилька, напротив, была высокой, тощей и костлявой. На самом кончике ее носа сидели очки в стальной оправе. У нее были узкие мокрые губы и визгливый голос, причем когда она злилась или волновалась, изо рта у нее летели мелкие брызги слюны.

И вот две эти отвратительные ведьмы сидели и потягивали свой лимонад, время от времени покрикивая на Джеймса, чтобы он работал быстрее. При этом каждая вслух рассуждала о том, какой красивой и обаятельной она казалась самой себе. На коленях у тетки Квашни лежало зеркало с длинной ручкой, и она то и дело поднимала его, любуясь своей гнусной физиономией.

 

«Я словно розочка свежа! –

Квашня вздыхала сладко. –

Как этот носик мал и мил,

Как вьется эта прядка!

А если б я чулок сняла,

Все б увидали, как бела

И элегантна пятка!»

«Ты просто прелесть, спору нет, –

Сказала Шпилька ей в ответ. –

Но ты, Квашня, прости меня,

Толста, как свиноматка!

 

 

Совсем другое дело – я,

Милашка и красотка.

Пленят любого нежный взгляд

И легкая походка!

А ряд зубов? А гибкий стан?

(Забудем маленький изъян –

Прыщи вдоль подбородка…)»

Квашня взъярилась: «Ах ты, дрянь!

Ты на себя получше глянь –

Длинна как жердь, страшна как смерть,

Костлява как селедка!

 

 

Зато достоинства мои

И впрямь неоспоримы.

Средь голливудских кинозвезд

Я б сразу вышла в примы!

Имела б дьявольский успех

И зрителями в странах всех

Была б боготворима!»

Тут Шпилька молвила: «О, да!

Ты – настоящая звезда!

Роль Франкенштейна ты вполне

Могла б играть без грима!»

 

А между тем несчастный Джеймс работал как каторжный. Жара стояла невыносимая. Он весь пропотел с головы до ног. Руки ломило от усталости. Огромный колун был слишком тяжел для такого маленького мальчика и вдобавок плохо заточен.

Работая, Джеймс думал о том, что могли бы делать в такой жаркий день другие дети. Они, наверно, гуляют в тенистых рощах, собирая букеты цветов, или катаются на велосипедах по своему двору. А его прежние друзья сейчас, конечно, у моря. Возятся на мокром песке, плещутся в воде…

Крупные слезы поползли у мальчика по щекам. Он перестал работать и прислонился к колоде для рубки дров, вконец удрученный своей горькой судьбой.

– Эй, что это там с тобой стряслось? – сейчас же завизжала тетка Шпилька, уставившись на Джеймса поверх своих стальных очков.

Джеймс разрыдался.

– Прекрати немедленно, гнусное отродье! – приказала тетка Квашня. – И давай‑ка за работу!

– Тетушка Квашня! Тетушка Шпилька! – сквозь слезы воскликнул Джеймс. – Ну, пожалуйста! Давайте хоть один разочек съездим на автобусе к морю! Ведь это не очень далеко… День такой жаркий, а мне так грустно и одиноко!

– Еще чего не хватало, никчемная ленивая тварь! – заорала тетка Шпилька.

– Надо всыпать ему хорошенько! – завопила тетка Квашня.

– Обязательно! – рявкнула тетка Шпилька. Она злобно уставилась на Джеймса, а он глядел на нее большими испуганными глазами. – Только попозже, когда жара немного спадет. А сейчас прочь с моих глаз, гнусное созданье! Дай нам хоть полчаса отдохнуть от тебя!

Джеймс повернулся и побежал. Он бежал со всех ног в дальний угол двора и спрятался за кучку старых и грязных лавровых кустов, о которых мы упоминали выше. Там он закрыл лицо руками и плакал, и плакал…

 

 

И именно в этот момент с ним произошло то самое довольно странное событие, повлекшее за собой множество других уже очень странных событий.

Внезапно Джеймс услышал за спиной шелест листьев и, обернувшись, увидел, как из кустов выбирается какой‑то старичок в странном темно‑зеленом костюме. Старичок был очень маленького роста, но с огромной и совершенно лысой головой и колючей черной бороденкой. Он остановился в трех ярдах от Джеймса и стал внимательно разглядывать его, опираясь на свою палочку.

Потом он заговорил скрипучим низким голосом:

– Подойди ко мне, мальчик, – сказал он, указывая на Джеймса пальцем, – подойди поближе, и я покажу тебе одну волшебную вещь.

Но Джеймс от страха не мог даже пошевелиться. Старичок проковылял несколько шагов навстречу ему и достал из кармана пиджака небольшой бумажный пакет.

– Смотри, – прошептал он, тихонько раскачивая пакет перед носом у Джеймса. – Знаешь, что это такое? Знаешь, что там внутри?

Он подошел еще ближе, так что его дыхание, затхлое и слегка отдававшее плесенью, как воздух на старом чердаке, касалось щек Джеймса.

– Посмотри‑ка, голубчик, – проговорил старичок, раскрывая пакет и наклоняя его к Джеймсу.

Внутри Джеймс увидел множество крошечных зеленых штуковин, похожих на маленькие камушки или кристаллики. Каждая была размером с зернышко риса. Они были сказочно красивыми, и вокруг них мерцало какое‑то странное сиянье или свеченье, отчего они блестели и искрились самым что ни на есть волшебным образом.

– Послушай, – прошептал старичок, – послушай, как они шевелятся!

Джеймс уставился на пакет и действительно услышал слабое шуршанье. Потом он заметил, что все эти тысячи маленьких зеленых штуковин медленно‑медленно шевелятся и переползают друг через друга, как живые.

– В них больше волшебства и могущества, чем во всем остальном мире, – тихо сказал старичок.

 

– Но… но что они такое? – пробормотал Джеймс, обретая наконец дар речи. – Откуда они взялись?

– Конечно! – прошептал старичок. – Где уж тебе знать!

Он еще ближе придвинулся к Джеймсу, и кончик его длинного носа почти уперся в лоб мальчика. Потом старичок неожиданно отскочил назад и принялся бешено размахивать в воздухе своей палочкой.

– Крокодильи языки! – завопил он. – Тысяча длинных скользких крокодильих языков, которые двадцать дней и ночей варились вместе со зрачками ящерицы в черепе мертвой колдуньи! Добавь сюда ногти молодой обезьяны, свиные потроха, клюв зеленого попугая, желудочный сок дикобраза и три ложки сахара. Дай настояться еще неделю, и лунный свет доделает остальное!

Неожиданно старичок впихнул пакет в руки Джеймса и сказал:

– Держи! Теперь это твое!

 

 

Джеймс Генри Троттер стоял, сжимая в руках пакет, и во все глаза глядел на старичка.

– А теперь, – сказал тот, – тебе осталось сделать только вот что. Возьми большую кружку воды и высыпь туда все эти зеленые штуковины. Потом медленно, один за другим, брось в кружку десять твоих собственных волос. И тогда начнется! Эти штуковины заработают! Через несколько минут вода в кружке запенится и забулькает как бешеная. И в этот самый момент ты должен быстро выпить все до дна – всю кружку одним махом! Ты сейчас же почувствуешь, как у тебя закипит и запузырится все внутри. Изо рта повалит пар, и прямо сразу с тобой начнут происходить чудесные, необыкновенные вещи. Ты уже никогда больше не будешь несчастным! Ведь сейчас ты несчастен, правда? Можешь не говорить, я знаю про тебя все! А теперь ступай прочь и сделай, как я сказал. Только не вздумай проговориться своим ужасным теткам! Они не должны узнать ни словечка! И еще: смотри, чтобы эти зеленые штуковины не удрали от тебя. Потому что, если ты, не дай бог, их потеряешь, все волшебство достанется кому‑то другому. А ты ведь не хочешь этого, дружок? Так вот, запомни: они отдадут всю свою волшебную силу первому, кто встретится им на пути – будь то человек, животное, насекомое или даже растение. Так что держи пакет крепче, только не порви бумагу. Ну, ступай! Да поспеши – время уже давно пришло! Торопись!

С этими словами старичок повернулся и исчез в кустах.

 

 

Через секунду Джеймс уже со всех ног бежал к дому. Он проделает все это на кухне, твердил он про себя, только бы пробраться туда, так чтобы тетка Квашня и тетка Шпилька ничего не заметили.

Он был ужасно взволнован. Он летел через густую траву, даже не чувствуя, как жгучая крапива хлещет его по голым коленкам. Тетка Квашня и тетка Шпилька сидели спиной к нему, и он свернул в сторону, чтобы обогнуть дом и попасть внутрь с заднего крыльца. Но неожиданно, как раз в тот момент, когда он пробегал под старым персиковым деревом, стоявшим посреди двора, Джеймс споткнулся и шлепнулся носом в траву. Бумажный пакет лопнул, и тысячи крохотных зеленых штуковин рассыпались во все стороны.

Джеймс сейчас же вскочил на четвереньки, чтобы собрать свое бесценное сокровище. Но что это?! Они уходили в землю прямо на его глазах! Джеймс видел, как, вращаясь и изгибаясь, они ввинчивались в твердую почву. Он протянул руку к тем, что были поближе, чтобы подобрать их, пока не поздно, но они ускользнули из‑под самых пальцев. Он потянулся за другими, но опять не успел. Он начал беспорядочно рыться в земле, стараясь спасти хоть что‑нибудь, но все впустую. Они были слишком проворны. Едва он касался их кончиками пальцев, как они уходили сквозь землю! И буквально через несколько секунд не осталось ни одной!

Джеймс чуть не плакал. Теперь уж ему их не вернуть – они потеряны, потеряны навсегда!

Но куда же они могли подеваться? И почему, интересно знать, они так стремились под землю? Ведь там ничего и никого нет. Ничего, кроме корней старого персикового дерева и уймы всяких червей, пауков и сороконожек. А что говорил старичок? «Они отдадут свою волшебную силу первому, кто встретится им на пути – человеку, животному, насекомому или даже растению».

– Боже мой! – подумал Джеймс. – Что же тогда случится, если первым им встретится червяк? Или сороконожка? Или паук? А если они угодят в корни персикового дерева?

– А ну‑ка вставай сейчас же, ленивый маленький негодяй! – раздался вдруг крик над самым ухом Джеймса.

Он посмотрел вверх и увидел, что над ним возвышается костлявая тетка Шпилька, злобно глядя на него через свои очки в стальной оправе.

– Ты, верно, забыл, что должен еще доколоть вон те поленья? Сзади вперевалку подошла рыхлая, словно медуза, тетка Квашня.

Ей тоже хотелось посмотреть, что там делается под деревом.

– Не посадить ли нам этого скверного мальчишку в колодец на всю ночь? – предложила она. – Это, должно быть, отучит его бездельничать целыми днями.

– Отлично придумано, дорогая Квашня! Но сначала он должен закончить свою работу. А ну пошевеливайся, гнусное отродье!

Бедный Джеймс медленно поднялся на ноги и грустно побрел к поленнице дров. Ах, если б он не споткнулся, не упал и не уронил свой драгоценный пакет!.. А теперь все надежды на лучшую участь рухнули. Теперь его снова ждали только побои и обиды, невзгоды и лишенья – сегодня, завтра, послезавтра и всю оставшуюся жизнь.

Он поднял колун и уже хотел снова взяться за работу, как вдруг сзади раздался крик, который заставил его остановиться.

 

 

– Эй, Квашня! Квашня! Иди скорей сюда и посмотри на это!

– На что?

– На этот персик! – кричала тетка Шпилька.

– На этот что?

– На персик! Вон там, на верхней ветке! Неужели ты не видишь?

– Должно быть, ты ошиблась, дорогая Шпилька. На этом несчастном дереве отродясь не росло никаких персиков.

– А теперь там висит один. Сама посмотри.

– Ты нарочно дразнишь меня, Шпилька. Я знаю, ты хочешь, чтоб я губы раскатала, а там ничего не окажется. Откуда, на этом дереве возьмется персик, когда оно даже не цвело? На верхней ветке, говоришь? Ничего там нет. Ха‑ха… очень смешно… Господи, боже мой! Провалиться мне на этом месте!.. И в самом деле персик!

– Да еще какой большой! – добавила тетка Шпилька.

– Что за прелесть! Что за прелесть! – закричала тетка Квашня.

В этот момент Джеймс тихонько положил колун и обернулся на двух женщин, стоявших под персиковым деревом. Что‑то должно произойти, говорил он себе. Что‑то необычное может произойти в любой момент. Он не имел ни малейшего представления о том, что именно это может быть, но каждой жилкой чувствовал: сейчас что‑то случится. Это ощущалось в самом воздухе вокруг, в той внезапной тишине, которая опустилась на двор.

Джеймс на цыпочках подкрался поближе к дереву. Теперь тетки молчали. Они просто стояли и смотрели на персик во все глаза. Было очень тихо – не слышно даже дуновения ветерка. Только солнце нещадно палило с бездонного синего неба.

– Мне кажется, он вполне созрел, – сказал тетка Шпилька, нарушая молчание.

– Почему бы нам его не съесть? – предложила, облизываясь, тетка Квашня. – Пополам. Эй, Джеймс! Иди‑ка сюда и быстро лезь на дерево!

Джеймс подбежал.

– Ты должен сорвать нам этот персик с верхней ветки, – продолжала тетка Квашня. – Видишь его?

– Да, тетушка Квашня, вижу.

– И не вздумай откусить хотя бы кусочек! Мы со Шпилькой собираемся съесть его сами прямо сейчас, Каждой достанется ровно половина. Ну, пошел! Лезь наверх!

Джеймс взялся за ствол дерева.

– Стой! – быстро проговорила тетка Шпилька. – Не двигайся!

Она смотрела наверх, широко раскрыв рот и выпучив глаза, как будто увидела призрак.

– Смотри! – проговорила она. – Смотри, Квашня! Он растет! Становится все больше и больше!

– Кто растет? Да персик же!

– Ты шутишь!

– Сама посмотри!

– Но, дорогая Шпилька, это же просто смешно. Такого не может быть. Это… это… это… Подожди‑ка минутку… Нет… нет… так не бывает… нет! И правда! Боже ты мой! Эта штука действительно растет!

 

– Он уже вдвое больше, чём был, – выкрикнула тетка Шпилька..

– Этого не может быть!

– Но это так!

– Это просто чудо! Смотри на него! Смотри!

– Святые угодники! – вопила тетка Шпилька. – Он раздувается и растет прямо на глазах!

 

 

Две женщины и маленький мальчик неподвижно стояли в траве под деревом, уставившись на этот небывалый фрукт. Маленькое лицо Джеймса пылало от возбуждения. Его глаза сверкали, как звезды. Он видел, что персик все раздувается и раздувается, словно воздушный шар.

Через полминуты он уже был размером с арбуз! А еще через полминуты стал в два раза больше!

– Нет, ты глянь, как он увеличивается! – кричала тетка Шпилька.

– Он теперь никогда не остановится! – вопила тетка Квашня, размахивая своими толстыми ручками и кружась вокруг дерева в каком‑то никому не известном танце.

Сейчас персик был похож на огромную желтую тыкву, которая свешивалась с вершины дерева.

– Отойди от ствола, глупый мальчишка! – взвизгнула тетка Шпилька. – Стоит его хоть чуть‑чуть тронуть, и персик наверняка упадет! Он, должно быть, весит уже фунтов двадцать или тридцать.

Ветка, на которой рос персик, все сильней клонилась вниз.

– Он падает! – орала тетка Квашня. – Ветка сейчас обломится!

Но ветка не ломалась. Она только все больше сгибалась под тяжестью персика.

А он продолжал расти.

Еще через минуту этот громадный плод весом и толщиной был уже не меньше, чем сама тетка Квашня.

– Сейчас он остановится! – вопила тетка Шпилька. – Не может же это продолжаться вечно!

Но он не останавливался.

Вскоре он уже был размером с небольшой автомобиль и свесился почти до самой земли.

Обе тетки в невероятном возбужденье скакали вокруг дерева, хлопали в ладоши и выкрикивали всевозможные глупости.

– Аллилуйя! – кричала тетка Шпилька. – Ай да персик! Ну и персик!

– Удивительно! Восхитительно! Изумительно! – орала тетка Квашня. – Сколько еды!

Что же касается Джеймса, то он был настолько ошеломлен, что только стоял, смотрел и тихонько бормотал про себя:

– Какой он красивый! Ничего красивей я никогда не видел!

– А ты заткнись, маленький негодяй! – огрызнулась тетка Шпилька, случайно услышав его слова. – Тебя это не касается!

– Правильно! – заявила тетка Квашня. – Это не твое дело!

Персик становился все больше и больше, все больше и больше.

И, наконец, когда он стал высотой с дерево, на котором рос, а шириной – с небольшой дом, нижняя часть персика мягко коснулась земли и сам он, казалось, успокоился.

 

– Теперь он не упадет! – закричала тетка Квашня.

– Он перестал расти! – завопила тетка Шпилька.

– Нет, не перестал!

– Нет, перестал!

– Нет, Шпилька, он только начал расти помедленней. Но не перестал совсем. Посмотри!

Наступила небольшая пауза.

– А теперь совсем перестал!

– Кажется, ты права.

– Как ты думаешь, можно его теперь потрогать?

– Не знаю, но лучше не рисковать.

Тетка Квашня и тетка Шпилька принялись медленно ходить вокруг персика, подозрительно разглядывая его со всех сторон. Они смахивали на двух охотников, которые подстрелили слона, но не были уверены, убит он или нет. Рядом с этим огромным круглым плодом они казались лилипутами.

Кожа персика была очень красивой – густого желтого цвета с жемчужно‑розовыми и красными пятнами. Тетка Квашня недоверчиво подошла поближе и дотронулась до него кончиками пальцев.

– Какой он спелый! – воскликнула она. – Спелей не бывает! Слушай, Шпилька! А не взять ли нам с тобой лопату и не выкопать себе по хорошему куску?

– Нет, – сказала Шпилька. – Не теперь.

– Но почему?

– Потому что я так сказала!

– Но мне уж очень не терпится попробовать! – воскликнула тетка Квашня.

Слюни текли у нее так сильно, что стекали изо рта по подбородку.

– Дорогая Квашня, – медленно проговорила тетка Шпилька, подмигивая сестре и растянув в улыбке свои тонкие губы, – мы теперь можем огрести целую кучу денег, если, конечно, возьмемся за дело с умом. Ты скоро сама увидишь.

 

 

Весть о гигантском персике размером с дом, как пожар, пронеслась по всей округе, и на следующий день десятки людей с самого утра уже карабкались вверх по крутому склону холма, чтоб поглядеть на это чудо.

Но тетка Шпилька и тетка Квашня наняли плотников, и те быстро поставили вокруг персика надежный забор, между тем как две эти предприимчивые особы обвешались огромными связками билетов и расположились перед воротами, требуя с каждого плату за вход.

– Подходите! Подходите! – вопила тетка Шпилька. – Всего один шиллинг, и вы увидите персик‑великан!

– Для детей до шести лет скидка пятьдесят процентов! – надрывалась тетка Квашня.

– По одному, по одному, пожалуйста! Не толкайтесь! Не толкайтесь! Все успеют!

– Эй, ты! А ну, вернись! Ты же не заплатил за вход!

К обеду вокруг уже бурлила огромная толпа мужчин, женщин и детей. Все они, пихаясь, протискивались к забору, чтобы хоть одним глазком взглянуть на чудесный плод. По всему склону холма, словно осы, расселись вертолеты, из которых тучами высыпали корреспонденты газет, фотографы и сотрудники телевизионных компаний.

– С фотоаппаратами – двойной тариф! – кричала тетка Шпилька.

– Хорошо, хорошо, – отвечали журналисты, – мы заплатим, сколько вы скажете!

И деньги текли ручьем в карманы двух алчных теток.

А бедный Джеймс во время всей этой суматохи сидел запертый в спальне и глядел сквозь ставни на толпы народа внизу. Еще рано утром тетка Шпилька сказала:

– Если мы разрешим этому мерзкому отродью околачиваться там, он будет только путаться у всех под ногами.

– Ну, пожалуйста, – умолял Джеймс, – ведь я уже сколько лет не видел детей, а сегодня их здесь будет так много. Я так хочу поиграть с ними! И потом, я мог бы вам помочь продавать билеты…

– Замолчи сейчас же! – рявкнула тетка Квашня. – Мы с твоей тетей Шпилькой собираемся стать миллионершами, и нам совершенно ни к чему, чтобы кто‑то совал нос в наши дела.

Когда наступил вечер и весь народ разошелся по домам, тетки наконец выпустили Джеймса из комнаты. Они велели ему отправляться во двор и убрать всю банановую кожуру, апельсинные корки и клочки бумаги, которые остались от любопытных посетителей.

– Разрешите мне, пожалуйста, сначала немного поесть, – попросил Джеймс. – Ведь я ничего не ел с самого утра.

– Нет! – закричали они, выпихивая его за дверь. – Нам некогда готовить еду. Мы будем считать деньги!

– Но на улице уже темно! – заплакал Джеймс.

– Выметайся! – вопили тетки. – И не возвращайся, пока не уберешь все! Дверь захлопнулась, и в замке щелкнул ключ.

 

 

Голодный и продрогший, Джеймс стоял во дворе совсем один, не зная, что ему делать. Вокруг лежала глухая ночь и высоко в небе сияла яркая белая луна. И тихо, тихо было все кругом…

Многие люди (а особенно маленькие дети) очень боятся оставаться ночью на улице одни, когда ярко светит луна. Вокруг все так мертво и неподвижно, а тени такие длинные и черные. Их причудливые очертания кажутся живыми существами. Стоит легонько хрустнуть ветке, и ты уже подпрыгиваешь от испуга.

Точно так же чувствовал себя и Джеймс. Он глядел прямо перед собой широко раскрытыми глазами и боялся перевести дыхание. Неподалеку, в центре двора, высился гигантский персик. Сейчас он выглядел еще более огромным, чем днем. Или это только казалось? Но какое это было потрясающее зрелище! Лунный свет сиял и переливался на его внушительных округлых боках, окрашивая их в серебристый цвет. Как будто величественный серебряный шар тихо лежал на траве – неподвижный, загадочный и необыкновенный.

Неожиданно Джеймс ощутил какое‑то странное возбуждение. Легкая дрожь пробежала у него по спине.

– Сейчас со мной снова должно произойти что‑то необычное, – сказал он себе, – что‑то еще более странное, чем было до сих пор.

Он был абсолютно уверен. Он почти физически чувствовал, как это приближается.

Он огляделся, недоумевая, что бы это могло быть. Двор тихо лежал перед ним, серебрясь в лунном свете. Трава была мокрой от росы, и миллионы ее капелек сверкали под ногами, как маленькие алмазы. И вдруг весь двор и все вокруг словно бы ожило и наполнилось волшебством.

 

Движимый какой‑то непонятной магнетической силой и почти не сознавая, что он делает, Джеймс Генри Троттер медленно направился к персику‑великану. Мальчик перелез через ограду и остановился прямо под ним, уставившись на его огромный выпуклый бок. Он протянул руку и тихонько коснулся его кончиками пальцев. Кожура персика была мягкой, теплой и немного пушистой, как шкурка мышонка. Джеймс подошел еще ближе и слегка потерся щекой об эту мягкую поверхность. И в этот момент он внезапно заметил, что внизу, у самой земли, в боку персика было круглое отверстие.

 

 

Это было довольно большое отверстие, что‑то вроде норы, какую мог бы проделать зверь размером, скажем, с лису.

Джеймс опустился на колени и просунул внутрь голову и плечи.

Потом забрался туда целиком.

Прополз немного вперед.

«Это не нора, – подумал он возбужденно, – это настоящий туннель!»

В туннеле было темно и сыро, и Джеймс явственно ощущал странный горьковато‑сладкий запах свежего персика. Сырой пол прилипал к коленям, стены и потолок сочились персиковым соком. Джеймс подставил рот. Вкус был изумительным.

Мальчик теперь полз вверх, потому что туннель вел прямо к центру плода. Каждые несколько секунд Джеймс останавливался и откусывал немного от стены. Мякоть персика была сочной и сладкой. Это очень освежало.

Джеймс прополз еще несколько ярдов, и вдруг – бац! – голова его ударилась обо что‑то очень твердое, стоявшее поперек дороги. Он взглянул наверх. Перед ним высилась массивная стена, и Джеймсу сначала показалось, что она сделана из дерева. Он дотронулся до нее пальцами. На ощупь она тоже казалась деревянной, только почему‑то в ней было много трещин и зазубрин.

– Господи! – промолвил Джеймс. – Я знаю, что это такое! Я дополз до косточки персика!

И тут он заметил, что в стене выдолблена небольшая дверца. Джеймс толкнул ее, и дверца распахнулась. Он прополз внутрь и, прежде чем успел оглядеться, услышал чей‑то голос:

– Смотрите, кто пришел!

– Мы давно тебя поджидаем! – добавил другой голос.

Джеймс замер и с побледневшим от ужаса лицом уставился на говоривших.

Он попытался подняться на ноги, но его колени так тряслись, что ему пришлось сесть на пол. Он оглянулся назад, посмотреть, можно ли удрать обратно в туннель, но внезапно увидел, что дверцы больше нет.

За его спиной была сплошная коричневая стена.

 

 

Джеймс в испуге огляделся.

Странные существа (некоторые из них сидели в креслах, а некоторые развалились на диване) внимательно рассматривали его. Существа? Или это были насекомые?

Но насекомые, как правило, бывают немного меньше по размеру. Скажем, кузнечик.

А как бы вы назвали кузнечика ростом с собаку? Причем не маленькую. Едва ли его можно назвать насекомым, правда?

Так вот, прямо напротив Джеймса сидел Старый Зеленый Кузнечик, который был ростом с хорошую собаку.

А рядом с ним сидела огромная Паучиха.

А по соседству с Паучихой сидела гигантская Божья Коровка с девятью черными пятнышками на красной спинке.

Вся эта троица самодовольно восседала на роскошных креслах.

А на диване со всеми удобствами разместились переплетенные друг с другом Сороконожка и Дождевой Червь.

А в дальнем углу лежало что‑то белое и толстое, с виду напоминавшее шелкопряда. Впрочем, это что‑то спало сном праведника, и никто не обращал на него никакого внимания.

Каждое из этих «существ» было ростом не меньше Джеймса, и в странном зеленоватом свете, струившемся откуда‑то с потолка, все они представляли собой совершенно ужасающее зрелище.

– Я хочу есть! – внезапно объявила Паучиха, сосредоточенно глядя на Джеймса.

– А я просто умираю от голода! – сказал Старый Зеленый Кузнечик.

– И я тоже! – закричала Божья Коровка.

Сороконожка сел немного прямей и заявил:

– Мы все здесь умираем от голода. Нам необходима пища! Четыре пары круглых блестящих черных глаз не отрываясь смотрели на Джеймса.

Сороконожка сделал туловищем вращательное движение, как будто собираясь соскользнуть с дивана, – но не соскользнул.

После этого наступило долгое молчание.

Паучиха широко раскрыла рот и деликатно пробежалась по губам длинным черным языком.

– А ты разве не голоден? – неожиданно спросила она, обратившись к Джеймсу.

Но бедный Джеймс, от страха прижавшийся к дальней стене, был слишком испуган, чтобы отвечать.

 

– Что с тобой? – спросил Старый Зеленый Кузнечик. – Ты выглядишь совершенно больным.

– Похоже, он вот‑вот упадет в обморок, – добавил Сороконожка.

– Боже мой! – закричала Божья Коровка. – Бедняжка! Он, наверно, думает, что это его мы хотим съесть!

Все в комнате громко расхохотались.

– Господи! Какое ужасное, какое дикое предположение! – твердили все наперебой.

– Не бойся, – мягко сказала Божья Коровка. – У нас и в мыслях не было обидеть тебя. Разве ты не знаешь, что ты теперь один из нас? Ты в нашей команде. Мы все в одной лодке.

– Мы целый день ждали тебя, – сказал Старый Зеленый Кузнечик. – Уж думали, что ты не придешь. Как хорошо, что ты все‑таки сделал это.

– Так что выше нос, мой мальчик! – сказал Сороконожка. – А пока я бы попросил тебя подойти поближе и помочь мне разуться. А то, когда я разуваюсь сам, у меня на это уходит по нескольку часов.

 

 

Джеймс решил, что в его положении не стоит быть чересчур несговорчивым, и опустился на колени около Сороконожки.

– Ты очень любезен, – проговорил тот. – Я тебе невероятно признателен!

– У тебя так много башмаков… – пробормотал Джеймс.

– У меня и ног немало, – гордо сказал Сороконожка. – Ровно сто, если быть точным.

– Опять он за свое! – закричал молчавший до сих пор Дождевой Червь. – Не может не врать, когда речь заходит о его ногах! Да откуда там возьмется сто, когда их всего‑навсего сорок две. Все дело в том, что никому неохота взять да сосчитать. Все верят ему на слово. Да и потом, что тут необычного, если у тебя много ног?

– Бедняга! – прошептал Сороконожка на ухо Джеймсу – Ведь он слеп и не может видеть, как я хорош собой!

– По моему мнению, – продолжал Дождевой Червь, – настоящее чудо – это когда у тебя вообще нет ног, а ты все равно можешь ходить!

– Ходить! – воскликнул Сороконожка. – Ты называешь это «ходить»? Это называется пресмыкаться! Рожденный ползать ходить не может!

– Я скольжу! – с достоинством произнес Дождевой Червь.

– Да, ты скользкий тип, ничего не скажешь! – ответил Сороконожка.

– Я не скользкий тип, – сказал Дождевой Червь, – а весьма полезное и любимое многими существо. Спроси любого садовника. А вот что касается тебя…

– Да, я – вредитель! – объявил Сороконожка, широко ухмыляясь и оглядывая комнату в поисках одобрения.

– Хоть убей, не пойму, почему он так этим гордится, – сказала Божья Коровка, улыбаясь Джеймсу.

– Я – единственный вредитель во всей этой комнате! – воскликнул Сороконожка. – Если, конечно, не считать Старого Зеленого Кузнечика. Но у него уже все в прошлом. Он слишком стар, чтобы быть настоящим вредителем.

Старый Зеленый Кузнечик повернулся к Сороконожке и окинул его испепеляющим взглядом своих огромных черных глаз.

– Молодой человек! – презрительно ответил он глубоким низким голосом. – Я не был вредителем ни единого дня во всей моей жизни. Я – музыкант!

– Джеймс, – сказал Сороконожка, – тебя ведь зовут Джеймс, правда?

– Да.

– Так вот, Джеймс, видел ли ты когда‑нибудь такую огромную сороконожку, как я?

– Конечно, нет, – ответил Джеймс. – Но, скажи, как же тебе удалось стать таким?

– Все это весьма любопытно, – сказал Сороконожка. – Чрезвычайно любопытно. Вот послушай, как это случилось. Я болтался без дела во дворе под персиковым деревом, и вдруг какая‑то маленькая штучка прошмыгнула у меня под самым носом. Она была ярко‑зеленого цвета и очень красивая. Словно маленький камушек или хрусталик…

– Я знаю, что это было! – закричал Джеймс.

– То же самое случилось и со мной, – сказала Божья Коровка.

– И со мной! – заявила мисс Паучиха. – Откуда ни возьмись появились эти зеленые штуковины. Их было полным‑полно!

– А я даже съел одну! – гордо объявил Дождевой Червь.

– И я, – подтвердила Божья Коровка.

– Я съел три! – воскликнул Сороконожка. – И вообще, попрошу не перебивать. В конце концов, кто рассказывает: я или вы?

– Сейчас не время рассказывать истории, – провозгласил Старый Зеленый Кузнечик. – Пора ложиться спать.

– Я отказываюсь спать в башмаках! – заявил Сороконожка. – Джеймс, ты сколько уже снял?

– Пока только штук двадцать, – ответил Джеймс.

– Значит, осталось еще восемьдесят, – сказал Сороконожка.

– Он снова врет! – завопил Дождевой Червь. – Не восемьдесят, а двадцать два!

Сороконожка покатился со смеху.

– Не надо наступать ему на мозоль, – сказала Божья Коровка. Это привело Сороконожку чуть не в истерику.

– Ему? На мозоль? – верещал он, извиваясь от удовольствия. –



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2021-01-31 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: