Януш Корчак. Как любить ребенка

Издательство "Книга", 1980. OCR Конник М.В. "Сыном мне стала идея служения детям..." Вступительная статья А. Лиханова Послесловие М. Кузьмина Художник Л. Орлова Макет Г. Грозной Перевод с польского Е. Зениной и Э. Тареевой (курсивные вставки и изДневника) (c) Издательство "Книга", 1980 (c) Иллюстрации (переработка) Л. Орлова,1990 Вступит, статья А. А. Лиханов, 1990 ISBN 5-85210-001-3 То, чего нам так не хватает... А не хватает нам любви к детям. Не хватает самоотверженности -родительской, педагогической. Не хватает сыновней, дочерней любви. Есть простая поговорка: как аукнется, так и откликнется. Сколькоположишь, столько и получишь. Верные вроде бы формулы. Только если следоватьлишь им, добьешься одного воспроизводства. Для сеятеля это просто беда,когда зерна он снимет ровно столько же, сколько посеял. Пахарь долженполучить прибавок, только тогда он выживет, прокормит свою семью. Так жеточно и общество должно бы существовать. Прогресс состоит из прибавок,которые дают поколения, "посеянные" их родителями и наставниками. Конечно,прибавок этот есть, но в каких пространствах? В пространстве человеческихзнаний, конечно. В области технологий. А как с духовностью? Увы, в этойтонкой сфере воспроизводства мы радуемся даже простому отклику на ауканье. Ислишком часто замечаем простые потери: не больше, нет, а меньше становитсядоброты, милосердности. Грубее и жестче отношения между самыми добрыми вродебы людьми. Исполнение долга в межчеловеческих отношениях уступает служебнымобязанностям-там человек и обязательнее, и профессиональнее. А любовь кдетям стала напоминать любовь к собственному имуществу. Впрочем, имуществопорой дороже людей... Что может быть печальней и горше! Давно замечено: илучшие, и худшие стороны человека выявляет беда. Януш Корчак не толькопоследние месяцы своего бытия, но всю предыдущую жизнь стоял рядом с бедой,точнее, жил в ее гуще. Сиротство, эта библейски древняя форма человеческогоодиночества, требует сострадания и соучастия, самоотверженной и терпеливойлюбви настоящих стоиков и гуманистов. Януш Корчак первый из них, но не временем, пусть трагическим, измереноэто первенство, а мерой его выбора, мерой честности. Мера эта-смерть. Не только поляки чтут выбор своего бессмертного учителя. Его имявнесено в святцы и мировой педагогики, и элементарной человеческойпорядочности. И именно в его устах, под его пером в высшей степениправомерно звучит дидактическое, даже назидательное наставление: как любить детей. Эта небольшая книжка-своеобычный манифест гуманизма. Нестареющий завет,переданный в наши и грядущие времена из времен как будто от нас удаленных ив то же время совершенно похожих, потому что речь идет о любви к детям, аэто ценность постоянная. Духовная комфортность делает человека толстокожим,совершает в его сознании странные подвижки, когда ценности мнимые застятсвет, а ценности подлинные уходят обочь. Каждому рано или поздно воздаетсяпо заслугам, но часто-слишком поздно, когда ничего не исправишь, и в этомистоки многих человеческих драм. Те, кто воображает, будто доброта и любовьмалозначимые, второстепенные качества, которые не помогают, а, напротив,даже вредят, допустим, при достижении карьеры, бывают наказаны на краю этойкарьеры, а еще чаще - на краю собственной жизни-нелюбовью и недобротойокружающих. И пусть же всякий, кто спохватится и заторопится вперед-от нелюбви клюбви, от недоброты к доброте, припадет как к чистому итогу-к этой последнейзаповеди Януша Корчака. Альберт Лиханов, лауреат Международной премии имени Януша Корчака Ведь родиться - не то, что воскреснуть: могила отдаст нас, но не взглянетна нас, как мать. "АНГЕЛ ЛИ" Ребенок в семье1. Как, когда, сколько, почему? Предчувствую множество вопросов, ждущих ответа, множество сомнений,требующих разрешения. И отвечаю: Не знаю. Всякий раз, когда, отложив книгу, ты начнешь плести нить собственныхразмышлений,-книга достигла цели. Если же, в поисках точных указаний ирецептов лихорадочно листая страницы, ты досадуешь на их скудость, знай, чтоесли и есть в этой книге советы и предписания, они появились не по авторскойволе, а вопреки ей. Я не знаю и не могу знать, как неизвестные мне родители в неизвестныхмне условиях могут воспитывать неизвестного мне ребенка, подчеркиваю-могут,а не хотят, могут, а не должны. "Не знаю". Для науки это туманность, из которой возникают, из которойрождаются новые мысли, все более и более приближающиеся к истине. "Не знаю"-для ума, не приученного к аналитическому мышлению, этопугающая пустота. Я хочу, чтоб поняли и полюбили чудесное, полное жизни и ошеломляющихнеожиданностей творческое "не знаю" современной науки о ребенке. Я хочу, чтоб поняли: никакая книга, никакой врач не заменят собственнойживой мысли, собственного внимательного взгляда. Часто можно слышать, что материнство облагораживает женщину, что.только став матерью, она созревает духовно. Действительно, материнство яркимпламенем освещает задачи духовного бытия женщины, но их можно и не заметить,и трусливо откладывать на потом, и обижаться, что нельзя приобрести заденьги готового решения. Велеть кому-нибудь продуцировать нужные тебе мысли-то же, что поручитьсторонней женщине родить твоего ребенка. Существует категория мыслей,которые надо рождать самому, в муках, и они-то и есть самые ценные. Онирешают, что ты, мать, дашь ребенку-грудь или вымя, воспитаешь его какчеловек или как самка, будешь руководить им или силой на вожжах тянуть засобою, будешь играть им, крошечным, и нежностью к нему восполнять ласкиравнодушного или немилого мужа, а когда он подрастет, бросишь на произволсудьбы или станешь ломать. 2. Ты говоришь: "Мой ребенок". Когда, как не во время беременности, имеешь ты наибольшее право на этоместоимение? Биение крохотного, как персиковая косточка, сердца-эхо твоегопульса. Твое дыхание дает ему кислород. В вас обоих течет общая кровь, и ниодна красная ее капля не знает, будет она твоей или его, или, вылившись,погибнет, как постоянная дань тайне зачатия и рождения. Ломоть хлеба, который ты жуешь,-строительный материал ног, на которых он будет бегать, кожи, которая будетего покрывать, глаз, которыми он будет видеть, мозга, в котором родитсямысль, рук, которые он протянет к тебе, улыбки, с которой воскликнет: "Мама!" Вам обоим еще предстоит пережить решающую минуту: вы будете вместестрадать от боли. Удар колокола возвестит: - Пора. И сразу он, твой ребенок, объявит: я готов жить своей жизнью, и тыоткликнешься: теперь ты можешь жить сам, живи же. Сильными судорогами будешь ты гнать его из себя в мир, не думая о том,что ему больно, и он будет пробираться вперед, с силой и отвагой, незаботясь о том, что больно тебе. Жестокий акт. Нет. И ты, и он, вы вместе произведете сто тысяч невидимых глазу, мелких, удивительно слаженных движений, чтобы, забирая свою часть изтебя, он не забрал больше, чем положено ему по закону, по вечному, всеобщемузакону жизни. - Мой ребенок. Нет. Ни в месяцы беременности, ни в часы родов ребенок не бывает твоим. 3. Ребенок, которого ты родила, весит 10 фунтов. В нем восемь фунтов воды и горстка угля, кальция, азота, серы, фосфора,калия, железа. Ты родила восемь фунтов воды и два фунта пепла. Каждая каплятвоего ребенка была дождинкой, снежинкой, мглой, росой, водой, мутью вгородском канале. Каждый атом угля или азота связывался в миллионы разныхвеществ или разрушал эти соединения. Ты лишь собрала воедино то, что было. Земля, повисшая в бесконечности. До ближайшей звезды-Солнца-50 миллионов миль. Диаметр маленькой нашей Земли 3000 миль огня с тонкой, всего лишь в 10миль, остывшей оболочкой. На тонкой скорлупе, заполненной огнем, посреди океанов-островки суши. На суше, среди деревьев и кустов, мух, птиц, зверья-роятся люди. Среди миллионов людей и ты произвела на свет нечто. Что же? Стебелек,пылинку-ничто. Оно такое слабое, что его может убить бактерия, которая, если увеличитьее в 1000 раз, предстанет глазу как точка... Но это ничто-плоть от плоти морской волны, ветра, молнии, солнца,Млечного Пути. Эта пылинка-в кровном родстве с колосом, травой, дубом,пальмой, птенчиком, львенком, жеребенком, щенком. В ней заключено то, что чувствует, видит, страдает, радуется, любит,надеется, ненавидит, верит, сомневается, притягивает и отталкивает. Эта пылинка обнимет мыслью- звезды и океаны, горы и пропасти,- все. Что есть содержание души, как не целая вселенная, только в иныхмасштабах? Таково извечное противоречие человеческой натуры, которая возникает изпраха и в которой живет Бог. 4. Ты говоришь: "Мой ребенок". Нет, это ребенок всех-матери и отца, дедов и прадедов. Чье-то далекое я, спавшее среди предков, чей-то истлевший, давнозабытый голос вдруг зазвенел в твоем ребенке. Триста лет назад, во время войны или мира, в калейдоскопеперекрещивающихся рас, народов, классов кто-то овладел кем-то-по обоюдномусогласию ли, насильно ли, в минуту вожделенья ли, любовного упоения ли,обманул ли, соблазнил ли,-никто не знает кто, когда, как, но Бог записал этов книге судеб, и антрополог уже гадает по форме его черепа или цвету волос. Иной раз впечатлительный ребенок выдумывает, что он-подкидыш, чужой в родительском доме. Так и есть: тот. чей образ он повторил, вектому назад умер. Ребенок-папирус, убористо заполненный мелкими иероглифами, ты сумеешьпрочесть лишь часть их, некоторые же тебе удастся стереть либо вычеркнуть инаполнить своим содержанием. Страшный закон. Нет, прекрасный. В каждом твоем ребенке он кует первоезвено в бессмертной цепи поколений. Ищи спящей частицы себя в этом твоемчужом ребенке. Может, ты и найдешь ее, даже, может, сумеешь развить. Ребенок и бесконечность. Ребенок и вечность. Ребенок - пылинка в пространстве. Ребенок-мгновенье во времени. 5. Ты говоришь: Он должен... Я хочу, чтоб он... И ищешь примера, которому он должен быть подобен, моделируешь жизнь,достойную его. Ну и что ж, что вокруг-посредственность и обыденность. Ну и что ж, чтовокруг-серость. Люди хлопочут, копошатся, суетятся, - мелкие заботы, ничтожныестремления, пошлые цели... Обманутые. надежды, иссушающая печаль, вечная тоска... Несправедливость торжествует. Холодеешь от ледяного равнодушия, от лицемерия перехватывает дыхание. Оснащенные иглами и когтями нападают, тихие уходят в себя. И ведь не только страдают люди, но и мараются... Каким ему быть? Борцом или тружеником, вождем или рядовым? А может, пусть будет простосчастливым? Где счастье, в чем оно? Знаешь ли ты дорогу к нему? И существуют ли те,кто знает? Справишься ли ты с этим? Можно ли все предвидеть, ото всего защитить? Твой мотылек над бурлящим потоком жизни. Как придать ему твердости, ане снижать полета, как укрепить его крылья, а не подрезать их? Собственным примером, помощью, советом, словом? А если он их отвергнет? Через 15 лет он будет смотреть в будущее, ты-оглядываться в прошлое. В тебе-воспоминания и опыт, в нем-непостоянство и дерзкая надежда. Тыколеблешься-он ждет и верит, ты опасаешься-ему все нипочем. Молодость, если она не насмехается, не отталкивается, не презирает,всегда стремится исправить ошибки прошлого. Так должно быть. И все же... Пусть ищет, только бы не заблудился, пусть штурмуетвершины, только бы не расшибся, пусть корчует, только бы не поранился, пустьвоюет, только осторожно-осторожно... Он скажет: - А я думаю иначе. Хватит меня опекать. Значит, ты не веришь мне? Значит, я тебе не нужна? Ты тяготишься моей любовью? Неосторожный ребенок. Бедный, не знающийжизни... Неблагодарный! 6. Неблагодарный. Разве земля благодарит солнце за то, что оно светит? Дерево-семечко, изкоторого оно выросло? А разве соловей посвящает свои трели матери за то, чтота когда-то обогревала его собой? Отдаешь ли ты ребенку то, что сам получил от родителей, или одалживаешьна время, тщательно учитывая и подсчитывая проценты? Разве любовь-услуга, которую можно оплатить? "Ворона мечется, как сумасшедшая, садится едва ли не на плечи мальчика,клювом долбит его палку, повисает над ним и бьет головой, как молотком, впень, отрывает маленькие веточки и каркает хрипло, натужно, сухо, отчаянно.Когда мальчик выбрасывает птенцов, она кидается на землю с волочащимисякрыльями, раскрывает клюв, хочет каркнуть,- но голоса нет, и опять она бьет крыльями и скачет, обезумевшая, смешная, у ногмальчика... Когда убивают всех ее детей, она взлетает на дерево, обшариваетпустые гнезда и, кружась над ними, скорбит о своем". Жеромский. Материнская любовь-стихия. Люди изменили ее на свой лад. Весь мир, заисключением носителей некоторых цивилизаций, практикует детоубийство.Супруги, у которых двое детей, в то время как их могло бы быть двенадцать,убили те десять, что не родились, среди которых возможно, и был тотединственный, именно "их ребенок". Может, среди неродившихся они убилисамого дорогого?.. Так что же делать? Растить. Не тех детей, которых нет, а тех, которые родились и будутжить. Самоуверенность незрелости. Я долго не хотел понимать, что необходимрасчет и забота о детях, которые должны родиться. В неволе порабощеннойПольши, подданный, а не гражданин, я равнодушно упускал, что вместе с детьмидолжны рождаться школы, места, где можно трудиться, больницы, культурныеусловия жизни. Бездумную плодовитость теперь я воспринимаю как зло илегкомыслие. Возможно, мы находимся сейчас накануне возникновения новогоправа, диктуемого евгеникой и демографической политикой. 7. Здоров ли он? Еще так непривычно, что он- уже сам по себе. Ведь еще совсем недавно, вих сдвоенной жизни, страх за него был отчасти и страхом за себя. Как она мечтала, чтобы это время кончилось, так хотела, чтобы роковаяэта минута осталась позади. Думала, что едва она минует, все страхи ибеспокойства рассеются. А теперь? Удивительная вещь: раньше ребенок был в ней, больше ей принадлежал. Онабыла увереннее в его безопасности, лучше его понимала. Полагала, что всезнает о нем, что все сумеет. С той поры, когда чужие руки-профессиональные,оплаченные, опытные - приняли опеку над ним на себя, а она отошла на второйплан, она потеряла покой. Мир уже отбирает его у нее. И в долгие часы бессонницы поневоле появляется множество вопросов: что я ему дала, как оснастила, чем гарантировала безопасность? Здоров ли он? Почему же он плачет? Почему он худой? Почему плохо сосет? Не спит? Спит так много? Почему унего большая головка? кривоватые ножки? сжатые кулачки? красная кожа? белыепупырышки на носу? Почему он косит, икает, чихает, давится, из-за чегоохрип? Так и должно быть? А может, от нее что-то скрывают? Она вглядывается в свою новорожденную кроху, такую беспомощную, непохожую ни на одного из тех крошечных и беззубых, каких она встречала наулице и в саду. Неужели и вправду ее ребенок через три-четыре месяца будет таким же,как они? А может, они ошибаются? Может, не замечают опасности? Мать недоверчивослушает врача изучает его, старается по его глазам, морщинам на лбу, потому, как он пожимает плечами и поднимает брови, угадать, все ли он ейговорит, не колеблется ли, достаточно ли внимателен. 8. "А он красив, твой ребенок?" "Мне это все равно". Так отвечаютнеискренние матери, желая подчеркнуть серьезность своего отношения квоспитанию. Между тем красота, обаяние, фигура, приятный голос-это капитал, которымты одарила своего ребенка, и так же, как здоровье, как ум, он облегчает емуследование по жизненному пути. Не нужно переоценивать значения красоты: приотсутствии других достоинств она может принести вред. Тем большего вниманияк ребенку требует она от тебя. Воспитывать красивого и некрасивого ребенка нужно по-разному. Апоскольку нет воспитания без участия ребенка, постольку не следует стыдливоскрывать от него проблем, связанных с красотой,-именно это его испортит. Это деланное пренебрежение к красоте-средневековый пережиток. Развеможет человек, чуткий к красоте цветка, бабочки, пейзажа, оставатьсяравнодушным к красоте человека? Ты хочешь скрыть от ребенка, что он красив? Если ему не скажет этогоникто из окружающих в доме, ему сообщат об этом чужие на улице, в магазине,в саду, всюду, где бы он ни был, дадут понять восклицанием, улыбкой,взглядом взрослые или сверстники. Ему откроет это пренебрежение к некрасивыми нескладным детям. Он поймет, что красота-привилегия, так же как понимает,что рука-это его рука и ею нужно пользоваться. Слабый ребенок может развиваться нормально, крепкий-стать жертвойнесчастного случая. Так и красивый ребенок может быть несчастным, а ребенокпод броней некрасивости, невыразительности, неприметности прожить счастливуюжизнь. Ибо ты должна, ты обязана помнить, что жизнь возжелает купить, выхолостить либо выкрасть любое дополнительноепреимущество, едва лишь поймет его значение. На этих чутких весах,учитывающих тысячные доли колебаний, возникают неожиданности, которыеозадачивают воспитателей: почему? - Мне все равно, красив он или нет. Ты начинаешь с ошибки и обмана. 9. Умен ли он? Если в самом начале мать с тревогой задает этот вопрос, не за горамичас, когда она предъявит ребенку свои требования. Ешь, даже если ты сыт,даже если тебе противна еда. Ступай спать, хоть бы и со слезами, хоть бытебе пришлось еще час томиться без сна. Потому что ты должен, потому что я хочу, чтобы ты был здоров. Не играй с песком, носи облегающие брюки, не трогай волосы, потому чтоя хочу, чтобы ты был красив. - Он еще не говорит... Он старше, чем... а все-таки еще не... Он плохоучится... Вместо того чтобы наблюдать, чтобы видеть и понимать, берется первыйпришедший в голову пример "удачного ребенка" и перед собственным ребенкомставится требование: вот образец, на который ты должен равняться. Невозможно, чтобы сын состоятельных родителей стал ремесленником. Лучшепускай будет несчастным школяром и человеком без моральных устоев. Не любовьк ребенку, а эгоизм родителей выходит тут на первое место, не счастьеличности, а амбиции семейного сообщества, не поиски своего пути, а железнаяпоступь шаблона. Ум бывает деятельный и пассивный, живой и вялый, скрытный и капризный,подвижный и упрямый, творческий и эпигонский, поверхностный и глубокий,конкретный и абстрактный, практический и поэтичный, память может бытьвыдающейся и посредственной. Один ловко пользуется полученной информацией,другой- совестлив и нерешителен. Врожденный деспотизм и рефлекторность икритичность. Встречается преждевременное и замедленное развитие, узкие илиразносторонние интересы. Но кому какое до этого дело? Пусть хоть четыре класса кончит,-молит родительское смирение. Предчувствуя замечательное возрождение физического труда, я вижуэнтузиастов для него во всех классах и слоях общества. А тем временемпродолжается борьба родителей и школы с каждым проявлением исключительного,нетипичного, слабого или неразвитого ума. Не-умен ли, скорее-какой ум? Наивно призывать семью добровольно принести тяжелую жертву. Изучениеинтеллекта и психотехнические испытания, естественно, содержат самолюбивыестремления. Конечно, это песня весьма отдаленного будущего. 10. Хороший ребенок. Надо поостеречься, чтобы не путать "хороший" с "удобным". Плачет мало, не будит ночью, доверчивый, послушный-хороший. Капризный, кричит без видимого повода, мать света из-за него невидит-плохой. Независимо от самочувствия, новорожденные бывают от рождения наделеныбольшей или меньшей терпеливостью. Одному довольно единицы неприятныхощущений, чтобы отреагировать десятью единицами крика, другой на десятьединиц недомогания реагирует единицей плача. Один сонный, движения ленивые, сосет медленно, крик не энергичен, безнадрыва. Второй легковозбудим, подвижен, спит чутко, сосет взахлеб, кричит допосинения. Заходится, захлебывается, приходится приводить его в себя, иной раз струдом возвращается к жизни. Я знаю: это болезнь, мы лечим ее фосфором,безмолочной диетой. Но эта болезнь не мешает младенцу вырасти во взрослогочеловека, наделенного сильной волей, сокрушительным упорством и гениальнымумом. Наполеон в младенчестве, бывало, заходился криком. Современное воспитание требует, чтобы ребенок был удобен. Шаг за шагомоно ведет к тому, чтобы его нейтрализовать, задавить, уничтожить все, чтоесть воля и свобода ребенка, закалка его духа, сила его требований истремлений. "Послушный, воспитанный, добрый, удобный..." И мысли нет о том, что вырастет безвольным и не приспособленным кжизни. 11. Крик ребенка-неприятная неожиданность, с которой сталкивается молодаямать. Она знала, конечно, что дети плачут, но, думая о своем ребенке, непринимала это в расчет: ждала от него одних только очаровательных улыбок. Она будет прислушиваться к его желаниям, она будет воспитывать егоразумно, современно, под руководством опытного врача. Ее ребенок не должен плакать. Но однажды ночью... Она еще не пришла в себя, еще живо в ней эхо техстрашных часов, которые тянулись веками. Только-только вкусила она сладостьбеззаботной праздности, наслаждения отдыхом после исполненной работы, послеотчаянного усилия, первого в ее утонченно-рафинированной жизни.Только-только пробудилась в ней иллюзия, что все миновало, потому чтотот-другое ее я-уже живет сам. Погруженная в безмолвные воспоминания, онаспособна лишь задавать природе полные таинственного шепота вопросы, нетребуя ответа на них. Как вдруг... Деспотичный крик ребенка, который чего-то требует, на что-то жалуется,домогается помощи,-а она не понимает. Вслушайся! - А если я не могу, не хочу, не знаю? Этот первый крик при свете ночника-объявление борьбы двух жизней:одна-зрелая, уставшая от уступок, поражений, жертв, защищается; другая-новая, молодая, завоевывает свои права. Сегодня ты еще не винишь его: он не понимает, он страдает. Но знай, нациферблате времени есть час, когда ты скажешь: и мне больно, и я страдаю. 12. Бывают дети, которые плачут мало, что ж, тем лучше. Но есть и такие, укоторых от крика набухают жилы на лбу, выпячивается темечко, краснотазаливает лицо и голову, синеют губы, дрожит беззубая челюсть, животнадувается, кулачки лихорадочно сжимаются, ноги бьют по воздуху. Вдруг,обессиленный, умолкает с выражением совершенной покорности, "с упреком"глядит на мать, смыкает очи, моля о сне, и, несколько раз вздохнув, сновабросается в подобную или еще более сильную атаку плача. Могут ли выдержать это крошечные легкие, малюсенькое сердце, едвасформировавшийся мозг? На помощь врача! Проходят столетия, прежде чем тот появляется, с пренебрежительнойулыбкой выслушивает ее страхи, такой чужой, недоступный, профессионал, длякоторого ее ребенок - один из тысячи. Он пришел, чтобы через минуту уйти кдругим страданиям, выслушивать другие жалобы, пришел теперь, когда день ивсе кажется веселее: потому что солнце, потому что по улице ходят люди,пришел, когда ребенок, как назло, уснул, окончательно вымотанныймногочасовой бессонницей, когда не заметны следы бесконечной страшной ночи. Мать слушает врача, иногда слушает невнимательно. Ее мечта овраче-друге, наставнике, проводнике в тяжком путешествии рушится. Она вручает ему гонорар и вновь остается один на один с горькимощущением, что врач-равнодушный, посторонний человек, который не поймет ее.Да он и сам к тому же ни в чем не уверен, ничего определенного не сказал. 13. Если бы молодая мать знала, какое значение имеют эти первые дни инедели не столько для здоровья ребенка сегодня, сколько для будущностиобоих. И как легко их испортить! Вместо того чтобы, поняв это, примириться с мыслью, что она можетрассчитывать только на себя и ни на кого больше, что так же, как для врача,ее ребенок представляет интерес только как источник дохода или средствоудовлетворения тщеславия, так же и для мира он ничто, что дорог он только ейодной... Вместо того чтобы примириться с современным состоянием науки, котораяисследует, стремится понять, изучает и двигается вперед, оказывает помощь,но не дает гарантий... Вместо того чтобы мужественно констатировать: воспитание ребенка- неприятная забава, а работа, в которую нужно вложить усилия бессонных ночей,капитал тяжелых переживаний и множество размышлений... Вместо того чтобы перетопить все это в горниле чувства на трезвоепонимание, без ребяческого захлеба и самолюбивых обид,-она способнаперевести ребенка вместе с кормилицей в самую дальнюю комнату (она, видите ли, не в силах смотреть "на страдания малютки", "не в силах слушать"его болезненный крик). Она будет вновь и вновь вызывать врача, не обогатившись хотя быкрупицей собственного опыта,-уничтоженная, ошеломленная, отупевшая. Как наивна радость матери, что она понимает первую невнятную речьребенка, угадывает его сокращенные, невыговариваемые слова. Только сейчас?.. Только это?.. Не больше?.. А язык плача и смеха, язык взглядов и гримас, речь движений и сосания? Не отрекайся от этих ночей. Они дают то, чего не даст книжка, чего недаст никакой совет. Потому что ценность их не только в знаниях, но и вглубоком духовном перевороте, который не дает вернуться к бесплоднымразмышлениям: что могло бы быть, что должно быть, что было бы хорошо, если бы... ноучит действовать в тех условиях, которые есть. Во время этих ночей может родиться чудесный союзник, ангел-хранительребенка-интуиция материнского сердца, предвидение, которое складывается изволи исследователя, мысли наблюдателя, незамутненности чувства. 14. Случалось: вызывает меня мать. - Малыш в общем-то здоров, ничего у него не болит. Я просто хотела,чтобы вы его осмотрели. Осматриваю, даю несколько советов, отвечаю на вопросы. Ребенок здоров,мил, весел. - До свиданья. И в тот же вечер или назавтра: - Доктор, у него жар. Мать заметила то, чего я. врач, не смог вывести из поверхностногоосмотра во время короткого визита. Часами склоненная над ребенком, не владея методикой наблюдения, незная, что именно она заметила, не веря себе, она не осмеливается признатьсяв своих неясных подозрениях. А ведь она заметила, что у ребенка, у которого нет хрипоты, голоскакой-то приглушенный, что он лепечет меньше или тише. Разок вздрогнул во сне сильней, чем обычно.Проснувшись, рассмеялся, но не так звонко, как всегда. Сосал чуть медленнее,может, с более длительными паузами, словно был раздражен чем-то. Вроде быскривился, когда смеялся, а может, только показалось? Любимую игрушку созлостью отшвырнул, почему? Сотней признаков, которые заметил ее глаз, ухо, сосок, сотнеймикрожалоб он ей сказал: - Мне не по себе. Нездоровится мне сегодня. Мать не доверилась своим глазам, потому что ни об одном из симптомов нечитала в книге. 15. На бесплатный прием в клинике мать-работница приносит новорожденного-ему несколько недель. - Не хочет сосать. Только возьмет сосок - и сразу с криком бросает. Аиз ложечки пьет хорошо. Иногда во сне или когда не спит, вдруг вскрикивает. Осматриваю рот, горло-ничего. - Дайте ему грудь. Ребенок лижет сосок, отпускает его. - Такой недоверчивый сделался. Наконец я вижу, как он берет грудь,быстро, словно бы в отчаянии, глотает раз, с криком отпускает. - Посмотрите, у него что-то на десне. Смотрю еще раз-покраснение, какое-то странное: только на одной десне. - Вот здесь чернеется что-то, зуб, что ли? Вижу что-то твердое, желтое, овальное, с черной черточкой на ободке.Дотрагиваюсь-движется, приподнимаю-под ним маленькое красное углубление скровавыми ободками. Наконец это "что-то" у меня в руке: семечко. Над детской колыбелькой висит канареечная клетка. Канарейка бросиласемечко, оно упало на губу, скользнуло в рот. Ход моих мыслей: stomatits catarralis, soor, stom. aphtosa, gingwitis,angina и т. д. А она: "Болит что-то во рту". Я два раза осматривал ребенка... А она'?.. 16. Если порой врача поражает точность и доскональность материнскихНаблюдений, то. с другой стороны, с неменьшим удивлением он констатирует,что зачастую мать не в состоянии не то чтобы понять, но даже заметить самыйочевидный симптом. Ребенок с самого рождения плачет. больше ничего она за ним не замечала.Плачет и плачет! Начинается ли плач внезапно и сразу достигает кульминации или жалобноехныканье переходит в плач постепенно? Быстро ли успокаивается, сразу жепосле того, как сработал желудок или помочился, или после рвоты либосрыгивания, или бывает так, что вдруг вскрикнет при одевании, в ванне, когдаберут на руки? Похож ли его плач на жалобу-протяжный, без резких переходов?Какие движения делает он при плаче? Трется ли головой о подушку, делает лигубами сосательные движения? Успокаивается ли, когда его носят, когда его разворачивают,кладут на животик, часто меняют положение? Засыпает ли после плача крепко инадолго или просыпается от малейшего шума? До или после еды плачет, когдаплачет больше: с утра, вечером или ночью? Успокаивается ли во время кормления, надолго ли? Отказывается ли отгруди? Как отказывается отпускает ли сосок, едва взяв его губами, или передтем как глотнуть, вдруг или после какого-то времени? Категорическиотказывается или можно все-таки уговорить? Как сосет? Почему не сосет? Когда он простужен, то как будет сосать? Быстро и с силой, потому чтохочет пить, а потом быстро и поверхностно, неровно, с паузами, потому что нехватает дыхания? Добавь боль при глотании, что будет тогда? Ребенок плачет не только от голода или потому, что "животик болит", нои oi того, что болят губы, десны, язык, горло, нос, пальцы, ухо, кости,поцарапанное клизмой заднепроходное отверстие, от боли при мочеиспускании, от тошноты, жажды, перегрева, отзуда кожи, на которой еще нет сыпи, но будет через несколько месяцев, плачетиз-за жесткой тесемки, складки на пеленке, крошечного комочка ваты,застрявшего в горле, шелухи семечка, выпавшей из канареечной клетки. Вызови врача на десять минут, но сама наблюдай двадцать часов! 17. Книга с ее готовыми формулами притупила взгляд, отучила работать мысль. Живя чужим опытом, мнением, умом, иные настолько утратили веру в себя, чтоне хотят думать сами. Как будто содержание печатного листка- откровение, ане тоже результат наблюдения, только чужого, не моего, только когда-то, а несегодня, не сейчас, только над кем-то, а не над моим собственным ребенком. Школа воспитала малодушие, боязнь выдать незнание. Как часто мать, записав на листочке вопросы, которые хочет задатьврачу, не решается прочесть ему их. Как редко она протягивает ему этотлисточек-"да я там какие-то глупости понаписала". Как часто, маскируя свое незнание, она вынуждает и врача скрыватьнеуверенность и колебания,- нет, пусть он незамедлительно изречет своемнение. С какой неохотой принимает она обобщения и альтернативы. Как нелюбит, когда врач размышляет вслух над колыбелькой. И как часто врач,вынужденный быть пророком, превращается в шарлатана. Сплошь и рядом родители не хотят знать того, что знают, признать то,что видят. Роды в обществе, фетишизирующем наживу, явление столь редкостное ичрезвычайное, что мать со всей категоричностью требует от природы щедроговознаграждения. Если уж она пошла на издержки, неприятности, докукибеременности, решилась на родовые муки, ребенок должен быть только таким, окаком она мечтала. Или того хуже: привыкнув, что за деньги можно купить все, она не хочетмириться с мыслью, что существует нечто, что может получить бедняк и чего невымолить богачу. Как часто в поисках того, что на рынке ходит под этикеткой "здоровье",родители покупают суррогаты, которые либо не помогают, либо вредят. 18. Новорожденному нужна материнская грудь независимо от того, родился лион потому, что Бог благословил супружеский союз, или потому, что девушкапотеряла стыд; независимо от того, шепчет ли мать: "Золотко мое" иливздыхает: "Куда мне, несчастной, приткнуться", независимо от того, низкокланяются ли, встретив ясновельможную пани с младенцем, или бросают вследдеревенской девке: "Подстилка!" Проституция, которая служит мужчине, обретает свое социальноедополнение в институте мамок, который служит женщине. Пора полностью осознать узаконенное кровавое преступление, совершаемоенад ребенком неимущих родителей,-даже не ради блага имущих. Ведь кормилица свободно может кормить двоих: и своего, и чужого. Молочная железа дает столько молока, сколько от нее потребуется. Молоко пропадает именно тогда, когда ребенок высасывает меньше, чем дает грудь. Действующая закономерность: большая грудь, маленький ребенок, потеря молока. Странное дело, в менее серьезных случаях мы готовы выслушивать советымножества врачей, а решая вопрос такой важности, как может ли мать кормить,довольствуемся единственным, не от чистого сердца данным порой советомкого-то из близких. Кормить может каждая мать. У каждой-достаточно молока. Только незнаниетехники кормления лишает мать природной ее способности. Боли в грудях, воспаление сосков представляют известную преграду, ноона преодолевается сознанием того, что она, мать, уже вынесла основнуютяжесть - беременность, не перекладывая ни одну из ее тягот на плечинаемницы. Ведь кормление-это естественное продолжение беременности, "толькоребенок из материнского чрева перебрался наружу, прорвал детское место,схватил грудь и теперь пьет вместо красной белую кровь". Пьет кровь? Да, кровь матери, таков закон природы, а не кровь молочногобрата,-по закону людей. Отзвук некогда живой борьбы за право ребенка на материнскую грудь. Асегодня первоочередным стал квартирный вопрос. Что будет завтра? Такфокусирование интересов автора зависит от переживаемого момента. 19. Что ж, возможно, и я написал бы нечто вроде египетского сонника гигиеныдля матерей. "Вес три с половиной кило при рождении-к здоровью, благополучию". "Зеленый, слизистый стул-к хлопотам, неприятным известиям". Может, и я бы составил "письмовник" советов и указаний. Но я не раз убеждался, что нет совета, которого нельзя довести доабсурда, некритически следуя ему в любых ситуациях. Старая система: грудь тридцать раз в сутки, вперемежку с касторкой.Младенец переходит с рук на руки, все члены семьи качают и баюкают его, всенасморочные тетки-целуют. Его подносят к окну, к зеркалу, хлопают, тарахтятпогремушками, поют-балаган, да и только. Система новая: грудь каждые три часа. Не беда, что ребенок, завидяприготовления к кормлению, теряет терпение, злится, кричит,-мать следит зачасовой стрелкой: еще четыре минуты. Подошло время кормления, а ребенокспит,-мать решительно будит его; истекли положенные минуты-отрывает от грудиголодного. Ребенок в кроватке-нельзя трогать. Нельзя приучать к рукам!Выкупанный, сухой, сытый, он должен спать, а не спит. Замереть, ходить нацыпочках, зашторить окна. Больничная палата, да и только. Зачем думать, когда существуют предписания. 20. Не "как часто кормить", а "сколько раз в сутки". Вопрос, сформулированный так. предоставляет матери свободу: пусть онасама составит расписание, удобное и ей. и ребенку. Итак. сколько раз в сутки ребенок должен получать грудь? От четырех до пятнадцати. А сколько времени следует его держать у груди? От четырех до 45 минут и больше. Грудь бывает легкая и трудная, с большим и меньшим количеством молока,с соском удобным и плоским, выносливым и болезненным. Дети могут сосатьохотно, с капризами, лениво. Значит, одного рецепта для всех быть не может. Примеры. Сосок развит плохо, но выносливый; новорожденный сосет охотно. Пустьсосет часто и подолгу, чтобы "разработать" грудь. Молока много, младенец слабый. Попробуем перед кормлением сцедить частьмолока и заставить его потрудиться. Не справляется? Тогда сначала датьгрудь, а остаток молока сцедить. Трудная грудь, ребенок вялый, начинает сосать только через десятьминут. Одно глотательное движение может приходиться на одно, два, пятьсосательных. Количество молока в глотке может быть разным. Ребенок лижет грудь; сосет, но не глотает; глотает редко; глотаетчасто... "У него все течет по подбородку". Это может происходить оттого, чтомолока много, а может быть и потому, что его мало, а проголодавшийся ребеноксосет с силой и тут же захлебывается несколькими первыми глотками. Как можно давать рецепты, не видя матери и ребенка? "Пять кормлений в сутки по десять минут"-это мертвая схема. 21. Без весов нет техники грудного вскармливания. Все, что мы предпишем безвесов, будет игрой в жмурки. Не взвесив ребенка, мы никогда не узнаем, три или десять столовых ложекмолока он высосал. А от этого зависит и как часто, и как долго, и из однойили из обеих грудей ему следует сосать. Весы могут стать мудрым советчиком, если они говорят нам то, что естьна самом деле, но могут стать и тираном, если мы непременно захотим получитьсхему "нормального" роста ребенка