Будильник зазвонил перед рассветом. Грейсон не заводил его. После возвращения домой у него больше не было нужды вставать рано. Срочных дел никаких, поэтому, проснувшись, он опять залезал под одеяло и валялся в постели до тех пор, пока больше не мог оправдывать свое безделье.
Он еще даже не приступал к поискам работы. Да и работать, в общем-то, было необязательно. Он и так получал бы все, что нужно для жизни, ничего не давая миру взамен, — а как раз в нынешний момент у него напрочь отсутствовало желание что-либо давать миру, кроме неких своих телесных выделений.
Грейсон прихлопнул кнопку будильника.
— Чего разорался? — вопросил он. — На кой ты меня будишь?
Прошло несколько секунд, прежде чем парень сообразил, что пока он негодный, Грозоблако отвечать ему не станет. Тогда он сел на постели и глянул на прикроватный экран — там красными буквами, погружавшими всю комнату в грозный багрец, светилось сообщение:
ЯВИТЬСЯ К ИНСПЕКТОРУ-ПОПЕЧИТЕЛЮ В 08:00.
НЕЯВКА ПОВЛЕЧЕТ ЗА СОБОЙ ПЯТЬ ВЗЫСКАНИЙ.
У Грейсона имелось смутное понятие о том, что такое взыскание, но в чем оно измеряется, не знал. Что такое «пять взысканий» — пять лишних дней к его периоду «негодничества»? Или пять часов? Пять месяцев? Знать бы. Может, следовало бы взять пару уроков по негодизму.
«Интересно, как надо одеваться, идя к инспектору?» — раздумывал Грейсон. Принарядиться или наоборот, напялить что попроще? Как бы ни злила его вся сложившаяся ситуация, он понимал, что произвести хорошее впечатление на инспектора не повредит, а посему надел чистую рубашку и брюки, завязал тот же галстук, с которым явился в фулькрумский Интерфейс в те приятные дни, когда он еще жил полной, свободной жизнью. Выйдя на улицу, он поймал публикар (который опять предупредил о последствиях вандализма и непечатной лексики) и отправился в местный ИИ. Грейсон был решительно настроен создать у инспектора доброе мнение о себе. Может быть, за это тот скостит ему пару дней...
• • •
Здание ИИ в Верхнем Нэшвилле значительно отличалось от штаб-квартиры в Фулькрум-сити как высотой — всего четыре этажа — так и материалом: красный кирпич вместо серого гранита. Но внутри оно оказалось примерно таким же. На этот раз Грейсона не препроводили в уютный салон для аудиенций. Вместо этого его направили в Инспекцию по делам негодных. Там он взял номерок и стал ждать своей очереди вместе с десятками других негодников, явственно желающих находиться где-то в другом месте.
Наконец минут через сорок номер Грейсона засветился на табло, и он направился к окошку, где женщина — агент Нимбуса низкого ранга проверила его удостоверение личности и повторила то, что он знал и без нее:
— Грейсон Толливер, исключенный из Академии Нимбуса без права восстановления и пониженный до статуса негодного на минимальный срок в четыре месяца. Причина — грубейшее нарушение Закона об отделении серпов от государства.
— Это я, — подтвердил Грейсон. Теперь он, по крайней мере, знал, как долго продлится его наказание.
Она оторвала глаза от своего планшетника и одарила посетителя улыбкой, такой же душевной, как у какого-нибудь робота. Пару секунд Грейсон раздумывал, а не робот ли она на самом деле, но припомнил, что в офисах Грозоблака вообще нет роботов. Оно и понятно, ведь ИИ — это человеческий интерфейс Грозового Облака.
— Как вы себя сегодня чувствуете? — поинтересовалась она.
— Да вроде хорошо, — ответил Грейсон и улыбнулся в ответ. Интересно, подумал он, а его улыбка такая же сердечная, что и у нее? — В смысле, немного раздражен, что меня разбудили в такую рань, но раз надо, так надо, правильно?
Она что-то отметила на планшетнике.
— Будьте добры, обозначьте уровень вашего раздражения на шкале от одного до десяти.
— Вы серьезно?!
— Мы не сможем продолжить, пока вы не ответите на вопрос.
— Э-э... пять, — сказал он. — Нет, шесть. Вопрос повысил уровень моего раздражения.
— Сталкивались ли вы со случаями несправедливого обращения с момента, когда вас пометили как негодного? Было ли такое, что кто-то отказал вам в обслуживании или допустил какое-либо иное нарушение ваших гражданских прав?
Равнодушие автомата, с которым она задавала свои вопросы, выводило Грейсона из себя. Его так и подмывало выбить дурацкий планшетник из ее руки. Могла же она хотя бы притвориться заинтересованной, как притворялась, будто улыбается!
— Люди смотрят на меня, как будто я только что убил их кота!
Она воззрилась на него так, словно он только что признался в убийстве не одного, а нескольких котов.
— К сожалению, я ничего не могу поделать с тем, как люди на вас смотрят. Но если когда-нибудь произойдет нарушение ваших прав, очень важно дать об этом знать вашему инспектору-попечителю.
— Постойте — так это не вы мой попечитель?
Она вздохнула.
— Я агент-приемщик. Вы получите возможность встретиться с вашим попечителем, как только мы покончим с формальностями.
— Мне что, опять нужно будет взять номерок?
— Да.
— Тогда поставьте мой уровень раздражения на девять.
Она бросила на него косой взгляд и что-то записала. Затем не торопясь просмотрела имеющуюся у нее информацию.
— Ваши наниты сообщают о понижении уровня эндорфинов за последние несколько дней. Это может указывать на начальную стадию депрессии. Хотите подкрутить уровень настроения сейчас или подождете, пока не достигнете порога?
— Подожду.
— Для этого может потребоваться поездка в местный центр здоровья.
— Я подожду.
— Отлично.
Она провела пальцем по экрану, закрывая его папку, и велела следовать за синей линией на полу. Линия привела Грейсона сначала в коридор, потом в другую большую комнату, где ему сказали взять номерок.
Наконец, после казавшегося бесконечным ожидания, высветился его номер, и Грейсона отвели в комнату для аудиенций — совсем не такую уютную, как та, где он был в последний раз. Оно и понятно — здешнее помещение предназначалось для встреч с негодными. Стены казенно бежевые, пол выстлан безобразной зеленой плиткой, стол, абсолютно пустой, — сланцево-серый, около него два деревянных стула. Единственное украшение — бездушный эстамп на стене, изображающий яхту, как нельзя более подходящий этой комнате.
Грейсон прождал еще пятнадцать минут, и наконец в комнату вошел его инспектор-попечитель.
— Доброе утро, Грейсон, — поздоровался агент Тракслер.
Вот уж кого Грейсон никак не ожидал здесь сегодня увидеть.
— Вы?! Что вы тут делаете? Вам недостаточно, что вы мне всю жизнь испохабили?
— Не имею ни малейшего представления, о чем ты.
Ну конечно, такого ответа и следовало ожидать. Это ведь правда — Тракслер просил Грейсона что-то сделать. Фактически, он подчеркнуто говорил ему, чего не делать.
— Прошу прощения за долгое ожидание, — сказал Тракслер. — Если тебе от этого станет легче, то могу сообщить, что Грозовое Облако и нас, агентов, заставляет ждать перед встречей с вами.
— Зачем?
Тракслер пожал плечами.
— Это загадка.
Он сел напротив, взглянул на бездушную яхту с тем же отвращением, что и Грейсон, и начал объяснять, почему оказался здесь.
— Меня перевели сюда из Фулькрума с понижением. Я был старший агент, а теперь я инспектор-попечитель в этой провинции. Так что не только тебя одного понизили в статусе из-за этого дела.
Грейсон сложил руки на груди. Он не испытывал ни малейшей симпатии к собеседнику.
— Надеюсь, ты начал приспосабливаться к своей новой жизни, — сказал Тракслер.
— Ни черта я не начал, — отрезал Грейсон. — Почему Грозоблако записало меня в негодные?
— А я-то думал, что ты достаточно умен, чтобы самому это понять.
— Значит, недостаточно.
Тракслер приподнял брови и испустил долгий вздох, долженствующий продемонстрировать, какое глубокое разочарование он испытывает от несообразительности Грейсона.
— Поскольку ты негодный, ты должен регулярно являться сюда на встречу со мной, твоим попечителем. Таким образом, мы с тобой можем общаться, не возбуждая подозрений в тех, кто, возможно, следит за тобой. Вот почему меня перевели сюда и сделали твоим инспектором-попечителем.
Ага! Значит, тому, что Грейсона скинули в негодные, имелась веская причина! Это часть какого-то более обширного плана. Юноша полагал, что узнав об этом, почувствует себя лучше, но ничего подобного.
— Мне жаль тебя, — сказал Тракслер. — Негодизм — тяжелое ярмо для того, кто его не желает.
— Можешь измерить свою жалость по шкале от одного до десяти? — съязвил Грейсон.
Тракслер усмехнулся:
— Чувство юмора, пусть даже черного, — хорошая штука. — И перешел к делу: — Я так понимаю, что ты проводишь бóльшую часть своего времени дома. Как друг и советчик предлагаю тебе начать ходить в места, где собираются другие негодные. Может, заведешь с кем-нибудь дружбу — тогда станет легче коротать время.
— Не хочу я никуда ходить.
— А может, на самом деле очень даже хочешь, — сказал агент Тракслер мягко. Почти вкрадчиво. — Возможно, тебе до такой степени захочется вписаться в окружение, что ты начнешь вести себя, как негодный, одеваться, как негодный, сделать себе какую-нибудь телесную модификацию, чтобы показать, с каким воодушевлением ты принимаешь свой новый статус...
Грейсон не торопился отвечать. Тракслер ждал, пока собеседник не уложит в голове его предложение.
— И-и... если я это сделаю? — спросил Грейсон.
— Тогда, думаю, тебе многое откроется. Может быть, что-то такое, чего не знает даже Грозовое Облако. У него, понимаешь ли, имеются слепые зоны. Маленькие, конечно, но они есть.
— Ты просишь меня стать тайным агентом Нимбуса?
— Ну что ты! — Тракслер широко улыбнулся. — Чтобы стать агентом Нимбуса, нужно проучиться четыре года в академии, потом пройти выносящую мозг практику, и лишь тогда тебе дадут настоящую работу. Но ты негодный... — он потрепал Грейсона по плечу, — с очень хорошими связями.
Тракслер встал.
— Увидимся через неделю, Грейсон, — сказал он и вышел из комнаты, даже не оглянувшись на прощанье.
У Грейсона голова шла кругом. Его охватила злость. Его охватило радостное волнение. Он чувствовал, что его используют, он чувствовал, что стал полезным. Это было не то, чего он хотел. Или как раз то, чего он хотел? «Ты, Грейсон, сам не понимаешь собственной неординарности», — сказало ему когда-то Облако. Значит, таков был план с самого начала?
И все же у Грейсона имелся выбор: держаться подальше от неприятностей, как делал это всю свою жизнь, — и через несколько месяцев его восстановят в нормальном статусе, и он вернется к прежней жизни...
… или пуститься по новому пути, ведущему вниз. Пути, который был полной противоположностью всему, что он считал для себя естественным.
Дверь открылась, и какой-то безымянный агент объявил:
— Простите, но если ваша встреча окончена, вам следует немедленно освободить помещение.
Инстинкты Грейсона подсказывали ему извиниться и уйти. Но он понимал, какую дорогу ему нынче предстоит избрать. Поэтому он откинулся на стуле, ухмыльнулся и сказал:
— А пошел ты к едрене фене.
Агент наложил на него взыскание и исчез, после чего вернулся с охранником, который и выкинул Грейсона из комнаты.
****************************************************************************
Может показаться, что Инспекция по делам негодных — учреждение совершенно неэффективное, но на самом деле за всем этим идиотизмом стоит четкий умысел.
Попросту говоря, негодным требуется ненавидеть систему.
Чтобы облегчить им задачу, я и учредило контору, достойную ненависти. В действительности нет никакой необходимости в том, чтобы люди брали номерки и бесконечно долго сидели в очереди. Даже без агента-приемщика тоже можно было бы прекрасно обойтись. Все это создано для того, чтобы у негодных возникало чувство, будто Инспекция зря коптит небо. Иллюзия неэффективности служит специфической цели — создать вокруг этой конторы атмосферу раздражения, в которой негодные будут чувствовать себя как рыба в воде.
— Грозовое Облако
**************************************************************************