Камеры безмолвно поворачивались вслед серпу в алой мантии, вошедшему в кафе в сопровождении двух здоровяков-полицейских из Гвардии Клинка. Направленные микрофоны улавливали каждый звук — от едва слышного почесывания подбородка до прочистки горла. Из какофонии голосов они вычленили один-единственный разговор, который начался, едва серп в красной мантии сел за стол.
Грозовое Облако смотрело. Грозовое Облако слушало. Грозовое Облако размышляло. Ему надлежало направлять и поддерживать весь мир, поэтому уделять столько внимания одной беседе означало зря тратить ресурсы. И все же Грозовое Облако считало этот разговор гораздо более важным, чем любой из нескольких миллиардов других, в которых оно принимало участие или которые мониторило. В основном из-за его участников.
– Спасибо, что согласились встретиться со мной, – сказал серп Константин серпам Кюри и Анастасии. – Я высоко ценю, что вы обе вышли из укрытия ради нашего небольшого саммита.
– Мы вовсе не скрываемся, – возразила серп Кюри, явственно оскорбленная его высказыванием. – Мы решили перейти на кочевой образ жизни. Серпы пользуются полной свободой передвижения.
Грозовое Облако усилило на пару люменов освещение в кафе, чтобы можно было яснее разглядеть малейшие изменения в выражении их лиц.
– Ну хорошо, называйте это как вам угодно — скрываться, кочевать, убегать — но, похоже, это эффективная стратегия. Либо заговорщики, напавшие на вас, залегли на дно до следующей атаки, либо решили не тратить усилия на движущуюся мишень и направили свое внимание на какую-то иную цель. – Он помолчал, прежде чем добавить: – Однако я в этом сомневаюсь.
Грозовое Облако заметило, что с момента нападения серпы Кюри и Анастасия нигде не задерживаются дольше, чем на пару дней. Но если бы Грозоблаку было разрешено вступать с серпами в контакт, оно посоветовало бы этим двоим проложить более запутанный маршрут через весь континент. Оно всегда могло с точностью до 42% предсказать, где Кюри и Анастасия вынырнут в следующий раз. А это означало, что заговорщики вполне способны сделать то же самое.
– Мы располагаем сведениями о происхождении взрывчатки в вашей мине-ловушке, – сообщил Константин. – Мы знаем, где собрали бомбу, и знаем, на чем ее привезли на место, но мы по-прежнему не имеем понятия, кто эти люди.
Если бы Грозовое Облако было способно ухмыляться, оно бы ухмыльнулось. Уж ему-то было отлично известно, где сделали бомбу, кто ее установил и кто натянул проволоку. Но сообщить об этом Ордену было нельзя — это стало бы грубейшим нарушением закона. Самое лучшее, что Облако могло сделать, – это косвенным образом побудить Грейсона Толливера к предотвращению гибельного взрыва. Но притом что Облако знало, кто устроил ловушку, оно знало также, что основная ответственность лежит не на этих людях. Они лишь пешки, которыми двигает гораздо более ловкая рука. Рука человека, достаточно умного и осторожного, чтобы избежать обнаружения, – и не только Орденом, но и Грозовым Облаком.
– Анастасия, мне необходимо обсудить с вами ваши методы прополки, – сказал серп Константин.
Серп Анастасия тревожно поерзала.
– Все уже обсуждено на конклаве. Я имею право полоть так, как нахожу нужным.
– Речь не о ваших правах как серпа, а о вашей безопасности, – проговорил Константин.
Серп Анастасия открыла рот, чтобы выразить свое негодование, но серп Кюри легким прикосновением к кисти девушки остановила ее.
– Дай-ка серпу Константину закончить, – сказала она.
Анастасия сделала глубокий вдох — ровно 3 644 миллилитра — и медленно выдохнула. Грозовое Облако подозревало, что серп Кюри догадалась, о чем сейчас скажет Константин. Самому Грозовому Облаку строить догадки было ни к чему. Оно знало.
Зато Цитра не имела ни малейшего понятия. Правда, она думала, будто знает, что сейчас скажет Константин, а посему, надев личину самого пристального внимания, уже начала складывать в уме ответ.
– Хотя отследить ваши, серп Анастасия, передвижения, возможно, и трудно, зато отследить людей, которых вы наметили для прополки, очень легко, – сказал серп Константин. – Каждый раз, когда один из них связывается с вами, чтобы договориться о времени и месте встречи, это дает вашим врагам легкую возможность убрать вас.
– До сих пор со мной все было в полном порядке.
– Да, – согласился серп Константин. – До определенного момента. Вот поэтому я попросил Верховного Клинка Ксенократа разрешить вам не полоть, пока опасность не минует.
Этих слов Цитра и ожидала, поэтому она немедленно бросилась в контратаку:
– До тех пор пока я не нарушила ни одной заповеди, никто, даже сам Верховный Клинок, не имеет права диктовать, что мне делать, а чего не делать! Я сама себе голова и стою над всеми прочими законами — точно так же, как и вы!
Но Константин не только не стал ей что-либо доказывать — он даже возражать не стал. И вот тогда Цитра забеспокоилась.
– Да, конечно, – сказал он. – Я же не сказал, что вас отстранили от прополки, я сказал, что вы можете не полоть. Имеется в виду, что если вы не выберете квоту, вас за это не накажут.
– Хорошо, – проговорила серп Кюри, давая понять, что они не собираются оказывать сопротивления, – в таком случае, я тоже воздержусь от прополки. – Тут она приподняла брови, как будто ей в голову только что пришла блестящая идея. – А не поехать ли нам в Твердыню? – Она обернулась к Анастасии. – Если нас отправляют в принудительный отпуск, то почему бы действительно не отправиться в отпуск?
– Прекрасная мысль! – одобрил серп Константин.
– Да не нужен мне никакой отпуск! – заупрямилась Цитра.
– Тогда считай это образовательной поездкой! – настаивала Кюри. – Каждому молодому серпу стоило бы посетить Остров Твердого Сердца. Это даст тебе много полезного: узнаешь нашу предысторию, четче осознаешь, кто мы и почему делаем то, что делаем. Может быть, ты даже сможешь познакомиться с Верховным Клинком мира Кало!
– Возможно, даже увидите то самое сердце, в честь которого назван остров, – добавил Константин, словно желая соблазнить Цитру поездкой. – А еще Хранилище Прошлого и Будущего — туда кого попало не пускают, но я, к счастью, дружу с Великим Истребителем Хемингуэем — членом Всемирного Совета серпов. Ручаюсь, он сможет организовать для вас персональную экскурсию.
– Я никогда не бывала в Хранилище, – сказала серп Кюри. – Слыхала, что это что-то потрясающее.
Серп Анастасия воздела руки:
– Остановитесь! Поехать в Твердыню, конечно, очень заманчивая вещь, но вы забываете, что у меня есть обязанности, и я не могу вот так взять и уйти от них. Меня ждут по крайней мере тридцать человек, которых я избрала для прополки. Каждый из них носит в себе ампулу с ядом, которая убьет их через месяц, а я этого метода прополки не избирала!
И тогда серп Константин сказал:
– Больше вам не стоит об этом беспокоиться. Их уже выпололи.
Грозовое Облако, разумеется, знало об этом, но Цитру известие захватило врасплох. Она слышала реплику Константина, но понадобилось время, чтобы ее смысл реально дошел до нее. Нервная система зарегистрировала слова прежде, чем их распознал мозг. В ушах Цитры зазвенело, в горле встал комок.
– Что вы сказали?
– Я сказал, что их уже выпололи. Несколько других серпов были посланы завершить ваши прополки, и они это сделали, включая и того человека, которого вы избрали вчера. Заверяю вас — все в полном порядке. Семьи получили иммунитет. Все концы подобраны, так что с этой стороны вам ничто не угрожает.
Цитра попыталась что-то сказать, но захлебнулась словами, что было очень на нее не похоже. Она гордилась тем, что всегда выражалась ясно и без обиняков, но этот удар из-за угла подкосил ее. Она обернулась к серпу Кюри.
– Ты об этом знала?
– Нет, – ответила Мари, – но это разумное решение, Анастасия. Как только ты успокоишься и немного подумаешь, то поймешь, что именно это и следовало сделать.
Однако Цитра была в сотнях миль от успокоения. Она думала о людях, которых избрала для прополки. Она ведь обещала им, что у них будет время завершить дела и что они сами смогут выбрать способ ухода. Слово серпа — закон! Это часть кодекса чести, и Цитра поклялась придерживаться его. А теперь все ее клятвы разлетелись в прах.
– Как вы могли?! Кто дал вам право?
На этот раз серп Константин повысил тон. Он не кричал, просто его голос приобрел такой резонанс, что перекрыл негодующие выкрики Цитры.
– Вы слишком ценны, чтобы рисковать вами!
Если его первое признание было ударом из-за угла, то нынешнее стало ударом из-за другого угла.
– Что?!
Серп Константин сложил на груди руки и улыбнулся, явно наслаждаясь моментом.
– О да, моя дорогая серп Анастасия, вы представляете собой огромную ценность. Хотите знать, почему? – Он наклонился ближе и почти прошептал: – Потому что вы помешали в котле!
– Это еще что значит?!
– Да ладно, вы же знаете, какое влияние оказываете на Орден с самого вашего посвящения. Вы сердите старую гвардию и пугаете новый порядок. Вы тормошите серпов, которые предпочли бы предаваться думам о своей великой значимости, и заставляете их слушать себя. – Он откинулся на спинку стула. – Ничто не радует меня больше, чем видеть, как кто-то не дает моим коллегам погрязнуть в довольстве собой. Вы дарите мне надежду на будущее.
Цитра не могла определить, что это — искренность или сарказм. Как ни странно, но мысль, что он и в самом деле откровенен, пугала ее больше. Мари говорила ей, что серп Константин им не враг, но ох как же Цитре хотелось, чтобы он был врагом! Уж тогда бы она надавала ему горячих за его высокомерное владение ситуацией, но понимала, что от этого не было бы никакого проку. Если она собирается сохранить хоть какое-то достоинство, надо вести себя с холодной бесстрастностью «мудрой» Анастасии. Она заставила свои смятенные мысли успокоиться, и тогда к ней пришла идея.
– Значит, вы выпололи всех, кого я выбрала за последний месяц?
– Да, я же сказал, – ответил серп Константин, немного раздраженный, что она снова спрашивает об этом.
– Я знаю, что вы это сказали. Но сомневаюсь, что вы выпололи всех. Наверняка один или два остались. Если так и есть — вы в этом признались бы?
Константин посмотрел на нее с толикой подозрения.
– К чему вы клоните?
– Да вот думаю...
Несколько секунд он молчал. Серп Кюри переводила взгляд с одного собеседника на другого. Наконец серп Константин заговорил:
– Есть трое, которых мы еще не нашли. В планах выполоть их, как только найдем.
– Но вы не станете их убирать, – сказала Цитра. – Вы предоставите это мне, а сами... затаитесь и будете ждать, кто придет убить меня.
– Вообще-то больше похоже, что их цель — Мари, а не вы.
– Ну, если никто на меня не нападет, тогда вы уверитесь в этом.
Он по-прежнему не был убежден.
– Они учуют ловушку за милю.
Цитра улыбнулась.
– Тогда вам надо постараться и перехитрить их. Или это для вас слишком сложно?
Константин состроил гримасу, вызвавшую у серпа Кюри смех:
– Видел бы ты свое лицо сейчас, Константин! Это стоит попытки убийства!
Он ничего не ответил. Вместо этого он продолжал пристально смотреть на Цитру.
– Даже если мы и перехитрим их — а мы это сделаем — риск огромен.
Цитра снова улыбнулась.
– А какой смысл жить вечно, если никогда ничем не рискуешь?
В конце концов Константин неохотно согласился на то, чтобы Цитра послужила приманкой.
– Думаю, Твердыне придется подождать, – заключила серп Кюри. – А-то уже было обрадовалась...
Но Цитре казалось, что на самом деле подругу сейчас больше увлекал их новый план.
Несмотря на то, что их затея подвергла бы Цитру опасности, девушка нашла, что обретение хотя бы частичного контроля над ситуацией принесло ей желанное облегчение.
Даже Грозовое Облако зарегистрировало, что напряжение в душе девушки стало меньше. Оно не могло читать мысли Цитры, зато точно считывало мельчайшие жесты и изменения в биологических параметрах. Облако легко обнаруживало фальшь и истину — как высказанные, так и нет. А значит, оно знало, искренно ли серп Константин желает, чтобы она осталась в живых. Но, как всегда, когда дело касалось серпов, Великое Облако должно было молчать.
*****************************************************************************
Следует признать: я не единственный фактор, влияющий на устойчивость мира. Орден серпов тоже вносит свой вклад, производя прополку.
И все же серпы убирают лишь маленькую часть населения. Их работа заключается не в том, чтобы полностью обуздать рост населения, а в том, чтобы сгладить острые края. Вот почему при нынешних квотах вероятность попасть в число выпалываемых составляет всего 10 процентов в течение тысячи лет — достаточно низкая, чтобы большинство обывателей не задумывались о прополке.
Но я предвижу, что наступит время, когда рост населения должен будет достигнуть точки равновесия. Ноль прироста. Один умирающий на каждого рожденного.
В каком году это произойдет — об этом я не рассказываю широкой публике, но этот год не за горами. Даже при неуклонно увеличивающихся квотах человечество достигнет максимума, при котором оно сможет поддерживать себя, меньше, чем за столетие.
Не вижу необходимости беспокоить людей этим фактом, ибо что хорошего может принести это знание? Я одно несу на себе бремя неизбежности. В буквальном смысле, это тяжесть всего мира. Надеюсь лишь, что обладаю виртуальными плечами Атланта.
– Грозовое Облако
************************************************************************
Ужасно???
Если Цитра с трудом обживалась в шкуре серпа Анастасии, Грейсон Толливер без малейших затруднений преобразился в Шрама — такое негодническое имя он себе выбрал. Родители как-то говорили ему, что дали сыну имя Грейсон потому, что тот родился в серый день. Никакого другого смысла это имя не несло, кроме того, что служило знаком поверхностного отношения его родителей ко всему в их долгой и бесполезной жизни.
Но Шрам был личностью, с которой следовало считаться.
На следующий день после встречи с Тракслером Грейсон выкрасил шевелюру в цвет, называемый «обсидиановая бездна» – абсолютно черный, черный до того, что такого цвета не существует в природе. Он, будто черная дыра, всасывал в себя свет из окружающего пространства, и от этого глубоко посаженные глаза Грейсона казались окутанными непроницаемой мглой.
– Очень в духе двадцать первого века, – заверил его стилист. – Что бы это ни значило.
Еще Грейсон имплантировал под кожу в оба виска металлические украшения, долженствующие изображать пробивающиеся рога. Они были намного короче волос, но общая картина придавала парню потусторонний и до некоторой степени сатанинский вид.
Если Грейсон и не чувствовал себя негодником, то выглядел он как самый настоящий негодник.
Следующим шагом было испробовать свой новый имидж на публике.
Его сердце едва не выпрыгивало из груди, когда он подходил к дверям «Пасти» – местного клуба, где тусовались негодные. Завсегдатаи, толкущиеся у входа, мерили его взглядами, присматриваясь к каждой мелочи. Да они как карикатуры на самих себя, подумал Грейсон. Эти люди, в своем стремлении не подчиняться никаким правилам подчинились своей субкультуре так глубоко, что стали на одно лицо, отчего пропадал весь смысл их бунта.
Грейсон приблизился к мускулистому вышибале у двери. На груди у вышибалы болтался бейджик с надписью «Манж».
– Только для негодных, – сурово рявкнул Манж.
– А я, по-твоему, кто?
Вышибала передернул плечами.
– Некоторые только выдают себя за негодных.
Грейсон показал ему свое удостоверение личности, на котором мигала красная буква «Н». Вышибала смягчился.
– Иди веселись, – сказал он без всякой веселости и пропустил Грейсона.
Тот полагал, что сейчас попадет в место, где громко вопит музыка, мельтешат огни, дрыгаются тела и в темных углах обделываются всякие сомнительные делишки. А нашел внутри «Пасти» нечто, чего совсем не ожидал. Фактически, Грейсон был настолько неподготовлен к увиденному, что остановился как вкопанный, — будто зашел не в ту дверь.
Он оказался в ярко освещенном ресторане — старомодном питейном заведении с красными кабинками и сияющими стальными табуретами у стойки. Посетители — аккуратно подстриженные ребята в пиджачках с буквами университетских братств и хорошенькие девушки с волосами, стянутыми в хвостик, в длинных юбках и толстых пушистых носках. Грейсон узнал эпоху, которую это место старалось отразить: «пятидесятые». Это была культурная эпоха Мерики смертных времен, когда всех девочек звали Бетти, Пегги и Мэри-Джейн, а всех мальчиков — Билли, Джонни или Эйс. Учитель как-то сказал Грейсону, что «пятидесятые», в сущности, длились всего десять лет, но Грейсону с трудом мог в это поверить. Наверняка они продлились лет этак сто!
Местечко казалось точным слепком тех времен, но что-то в нем было странное. Потому что среди аккуратных причесок то тут, то там виднелись негодники, которые были здесь совсем не к месту. Один из них, в дизайнерски поношенной одежде, вперся в кабинку, где сидела влюбленная парочка.
– Сгинь! – сказал он сидевшему напротив всемериканскому Билли, крепышу в свитере с буквой. – Мы с твоей девчонкой щас будем знакомиться.
Билли, само собой, гинуть отказался и пригрозил всыпать негоднику по первое число. Негодник ответил тем, что встал, выволок качка из кабинки и начал осыпать ударами. Крепыш во всем превосходил щуплого наглеца: и в росте, и в силе, не говоря уже о внешности; тем не менее каждый раз его массивные кулаки колотили воздух, тогда как каждый удар негодника приходился в цель. В конце концов вопящий от боли качок сбежал с поля боя, бросив свою подружку, которая казалась весьма впечатленной подвигами щуплого. Тот уселся рядом с ней, и она прислонилась к нему, как будто они были уже век знакомы.
За другим столиком негодница принялась осыпать оскорблениями милую девушку в розовом свитере. Конфронтация закончилась тем, что негодница схватила розовый свитер и разорвала его. Милашка не оказала сопротивления, она лишь спрятала лицо в ладошках и разрыдалась.
А в дальнем конце помещения заныл очередной Билли — он только что проиграл в бильярд все папины деньжата какому-то безжалостному негоднику, который безостановочно осыпал беднягу издевками.
Да что за черт здесь происходит?!
Грейсон присел у стойки, желая лишь исчезнуть в черной дыре своей шевелюры и оставаться там, пока не разберется, что это за драмы разыгрываются вокруг.
– Чего желаете? – спросила жизнерадостная барменша. На ее униформе красовалось вышитое имя «Бэбс».
– Ванильный коктейль, пожалуйста, – ответил он. Кажется, в таком месте положено заказывать именно это, или как?
Барменша ухмыльнулась.
– Надо же, «пожалуйста». Здесь это слово услышишь нечасто.
Она подала ему коктейль, сунула в стакан соломинку и сказала:
– Пожалуйста!
Рядом с Грейсоном уселся другой негодный. М-да, исчезнешь тут... Парень был до ужаса тощий, просто скелет какой-то.
– Ванильный коктейль? Да ладно? – сказал он.
Грейсон нырнул в себя, чтобы найти там верную манеру поведения.
– А чо не нравится? Может, я щас плесну его тебе в рожу, а сам возьму другой.
– Не-е-е, – сказал Скелет. – Ты ж не в меня должен его плескать.
Парень подмигнул Грейсону — и все наконец встало на свои места. Грейсон уяснил себе истинный характер этого заведения. Скелет пялился на него в ожидании, и Грейсон сообразил, что если он хочет влиться в среду — стать здесь по-настоящему своим — ему надо делать, как здешние завсегдатаи. Поэтому он подозвал Бэбс и сказал ей:
– Это пойло — дрянь.
Бэбс уперла руки в бока.
– А я здесь причем?
Грейсон потянулся к стакану. Он хотел лишь опрокинуть его и залить стойку, но не успел: скелет схватил стакан и выплеснул содержимое на Бэбс. Ванильный крем заляпал ее униформу, вишенка мараскино застряла в нагрудном кармане.
– Он сказал, его коктейль дрянь! – выпалил Скелет. – Сделай другой!
Бэбс, с униформы которой капал ванильный крем, вздохнула.
– Сейчас будет. – Она отошла, чтобы приготовить новый коктейль.
– Вот как надо! – сказал Скелет и представился: Закс. Он был чуть старше Грейсона, лет двадцати одного, но по каким-то неясным признакам чувствовалось, что это не первые его двадцать один.
– Что-то я раньше тебя не видел, – сказал он.
– Исполнительный Интерфейс прислал меня сюда с севера, – ответил Грейсон, поражаясь, что может не сходя с места выдумать небылицу. –
На этом конец.
[1] В российской медиапрактике эта фраза звучит несколько иначе: «Взболтать, не смешивать». Причина — небрежность переводчика. На самом деле Джеймс Бонд имел в виду, чтобы его напиток встряхнули в шейкере, но не мешали коктейльной ложечкой (прим. ред.).
[2] «Оливер Браун и др. против Совета по образованию города Топики» (1954) — судебный процесс, закончившийся решением Верховного суда США, которое признало противоречащим конституции раздельное обучение чернокожих и белых школьников. Решение явилось важным событием в борьбе против расовой сегрегации в США (Википедия).
[3] Правдоподобное отрицание (попытка кальки с англ.) — поведение, при котором лицо, совершившее действие или отдавшее распоряжение, сохраняет возможность в дальнейшем отрицать свою вовлеченность в дело без большого риска быть уличенным во лжи.
[4]Керамбит — нож с изогнутым клинком и заточкой, как правило, с внутренней стороны. Нож удерживают обратным хватом, продев указательный или большой (в одном из вариантов хвата средний) палец в кольцо. Бывают и керамбиты без кольца. Картинко.
[5] Детское стихотворение Р. Л. Стивенсона. В то же время «Земля Нод» — согласно Библии, это страна, куда ушел Каин после убийства Авеля. Поскольку глагол в английском языке означает «кивать головой», а также «клевать носом, задремывать», шутливое выражение «уйти в страну Нод» означает «уснуть». Здесь мы приводим стихотворение в переводе Ю. Балтрушайтиса.
Страна Дремоты
С рассвета до ночных теней
Сижу я дома средь друзей;
Но только ночь затмит мой кров,
Я удаляюсь в царство Снов.
И в даль Дремоты, в тишь и тьму,
Идти мне нужно одному —
Вдоль рек, с откоса на откос,
По сказочным уступам грёз.
Я вижу много чудищ, лиц,
И пышных яств, нездешних птиц;
И страшных призраков полна
Полночная обитель Сна.
И где змеится к ней стезя,
Средь дня изведать мне нельзя,
Ни вспомнить ясно и вполне
Живую музыку во сне.
[6] На самом деле в отличие от двух предыдущих стишков, которые и правда существуют, эта песенка принадлежит перу Н. Шустермана.
[7] Современная Александрийская библиотека была построена в 90-х годах ХХ века по проекту норвежского архитектурного бюро «Снёхетта» и открылась в 2002 году.