1. Экономическая политика администрации П.Сумина.
2. Социальная политика.
3. Общественные организации.
Вопросы собственности на промышленные предприятия. Стремление навести порядок в управлении имуществом области приветствуется большинством населения. Во время приватизации произошло крупнейшее в истории современной России ограбление народа. Мало того, что принятые приватизационные законы создавали массу возможностей законного присвоения частными лицами, находившимися у рычагов власти, колоссальных материальных ценностей, многие акты приватизации были совершены с нарушением даже этих законов. Пересмотр тех актов, которые были приняты с нарушением закона, возврат незаконно приватизированного имущества в собственность государства позволит либо легче решать социальные вопросы, либо, если возникнет необходимость, еще раз приватизировать возвращенные объекты в интересах новых собственников, стоящих сегодня у власти. Но пересмотр результатов приватизации неизбежно привел бы к конфликту с одним из самых богатых людей не только в нашей области, и в стране, но и в мире В.Головлевым. А он оказал серьезные услуги П.Сумину во время губернаторских выборов тем, что выставив себя кандидатом в губернаторы приложил большие усилия для того, чтобы отнять как можно больше голосов у В.Соловьева.
Администрация области предприняла некоторое давление на головлевские экономические структуры. В.Уткин, оценивая деятельность созданных группой В.Головлева экономических структур «АОЗТ Челябинский специализированный инвестиционный фонд», «Чековый инвестиционный фонд социальной поддержки населения области», «Банк содействия приватизации», «Челябинская областная инвестиционная компания» заявил следующее: «Несмотря на свои помпезные названия, эти организации в своей реальной деятельности никакой цели социальной защиты области не достигали, содействия экономическим реформам по-крупному не оказывали. Наоборот, оказывали серьезное деструктивное влияние на целую группу предприятий. Владея на протяжении нескольких лет пакетами [акций - А.А.] этих предприятий, все эти фонды, бюро и компании действовали прежде всего в личных и групповых интересах определенного круга лиц. Но это, как говорится, предмет для разбирательства компетентных органов»[1]. Но никакого разбирательства в компетентных органах не произошло и практически все давление на В.Головлева свелось к декларации намерений. На сегодняшний день нет ни одного крупного предприятия, приватизированного с нарушением закона, которое было бы национализировано или в отношении него была бы проведена повторная приватизация. Так что нет сомнений, на чьей стороне в данном вопросе новая администрация: на стороне владельцев этих предприятий, нарушивших закон, или на стороне большинства народа.
Реально из всей не частной собственности областной администрации принадлежит около 4 %, а федеральной власти - более 80 %. Попытки П.Сумина получить от правительства России пакеты акций крупных челябинских предприятий, принадлежащих государству пока не увенчались серьезным успехом, если не считать акций Челябинского авиапредприятия (42,5 %). Да это намерение вряд ли можно было реализовать. Маловероятно, что правительство России добровольно отказалось бы от командных позиций в экономике области, с помощью которых можно при необходимости оказывать давление и на властные структуры области и на течение экономических процессов. А в условиях, когда правительство не в состоянии собрать значительную часть налогов, пакеты акций можно достаточно дорого продать, получив дополнительные средства в бюджет.
Каждый из субъектов рыночных отношений действует исходя из своих собственных интересов. Мощных экономических организаций, которые отстаивали бы интересы большинства населения, как это делают свободные профсоюзы на Западе у нас нет. В российских свободных профсоюзах (т.е. таких, в составе которых нет работодателей) менее 2 % работающих, а так называемые «независимые» профсоюзы никогда интересы наемных работников не отстаивали: их лидеры в большинстве своем являются проводниками интересов руководителей и владельцев предприятий в рабочую среду. В этих условиях роль экономического регулятора рыночных отношений может выполнять исполнительная и законодательная власть[2]. Это она делает с помощью законодательный актов, постановлений и распоряжений о налоговых льготах, кредитах, премиях, скидках м т.п. Наличие у государства определенного количества предприятий[3] и проведение ими необходимой экономической линии даст дополнительные рычаги для проведения экономической политики. Важно только методы экономического регулирования не подменять административными, заключающиеся в прямых указаниях что делать и что не делать тем или другим промышленным предприятиям. В последнем случае происходит разрегулирование рынка, падение производства, бегство капиталов в другие территории страны, за границу и в другие отрасли производства. И, как результат этого, падение налоговой массы, доходов населения и т.п.
Хорошо работающие государственные предприятия дают дополнительные поступления в бюджет, что в свою очередь дает дополнительные возможности для проведения более широких социальных программ.
Но для перехода в собственность области контрольных пакетов промышленных предприятий необходимы дополнительные финансовые средства. Они могли бы быть в случае динамичного экономического роста, роста налоговой базы. Другим способом приобретения промышленных предприятий является использование займов, в том числе иностранных, в том случае, если прибыль государственных предприятий будет выше процентной ставки на заем. Но ни того, ни другого пока нет и администраций области не желая отказаться от приобретения собственности переходит к давлению на руководителей и владельцев промышленных предприятий, это сопровождается попытками прямого администрирования. Вот как оценивает депутат Государственной думы В.Гартунг эти процессы: «Вместо поиска общего языка с промышленниками, директорами производств, ответственными за многотысячные коллективы велась линия на обострение этих отношений. Это дестабилизировало обстановку, не могло не сказаться на общей экономической ситуации, а развернувшаяся борьба за передел собственности попросту парализовала многие производства»[4]. В дело подключались силовые структуры, проводящие обыски, изъятия документов и т.п. Очевидно, что большинство таких случаев происходит в форме «борьбы под ковром», но кое-что просачивается и в средства массовой информации, например, обыски у руководителей авиапредприятия и Кузнечно-прессового завода. И хотя никаких реальных результатов эти обыски не дали, а в ряде случаев есть решения судов в пользу прессуемых предприятий, экономический результат такие наезды дали в виде снижения или даже остановки производства, в выведении собственности в другие территории (например, Авиапредприятие было вынуждено зарегистрировать дочернюю кампанию в Москве. Вот и получается, что в данном случае доходы правительства Ю.Лужкова для администрации области на деле ближе собственных).
Сельское хозяйство. Из всех экономических проблем больше всего внимания новая администрация уделила сельскому хозяйству. Была проведена реорганизация управления, обеспечено выделение государственных и коммерческих кредитов в т.ч. под гарантию администрации области более 1,4 млрд. рублей. Это в сочетании с очень хорошими погодными условиями явилось причиной большого успеха сельских тружеников, получивших почти на четверть большие продукции, чем в прошлом году. Но это успех случаен и единичен, если не закрепить его специальными мерами, заинтересовывающими самих работников в результатах своего труда.
Реформа сельского хозяйства в конце 1992 г. практически захлебнулась, сведясь к появлению в стране около 200 тысяч фермеров, действующих без достаточного финансового обеспечения, в стесненных экономических обстоятельствах и некоторым формальным нововведениям в совхозах и колхозах, изменивших свои названия, но в большинстве случаев сохранивших свою сущность. Крестьяне формально получили землю, но распоряжаться ею не могут. Более того, подавляющее большинство и не знает, где находится именно их земля. Они вынуждены сдать формально полученный земельный пай тому же совхозу в аренду, за которую в большинстве случаев ничего не получают. И иначе поступить не могут, так как сами обработать свои гектары не в состоянии, поскольку кредита на покупку техники, ГСМ и т.п. под залог земли получить не могут: вопреки Конституции Российской Федерации частной собственности на сельскохозяйственные земли у нас нет. Если же они не обработают своей земли, у них ее бесплатно отберут. И работать нигде, кроме своего совхоза, несмотря на нищенскую зарплату, которую и выдают-то нерегулярно, они в большинстве случаев не могут: нет других предприятий в их селе. Понятно, что такое отношение к ним со стороны руководства не стимулирует добросовестный труд.
Проблемы сегодня не в пресловутом «диспаритете цен», о котором любит рассуждать сельская номенклатура. Да, на самом деле, соотношение цен у нас изменилось с конца 80-х годов не в пользу сельскохозяйственного производителя, но почему же не ставится вопрос о диспаритете цен конца 80-х годов? Ведь до августа 1998 г. цены на зерно были примерно равны американским, а цены на бензин, солярку, ГСМ, на электроэнергию для сельских жителей - в несколько раз ниже. Качественную же сельскохозяйственную технику хозяйства могут закупать сегодня по мировым ценам за границей. При так называемом диспаритете цен китайцы в нашей области работают прекрасно и получают урожай в несколько раз выше, чем наши крестьяне. Что же китайцы - трудолюбивы, а русские - лодыри? Да нет же, просто китайцы работают на себя. Вот как начальник Троицкого сельхозуправления Г.Молчанов характеризует русских, работающих на себя: «В условиях рынка резко набрало обороты частное производство. Сегодня, например, в деревне считают за правило держать не одну корову, а три-четыре, не пару свиней, а 5 - 6, не десять гусей, а 20 - 30. Причем качество продукции частника выше, а его себестоимость ниже. То же самое и в производстве овощей, фруктов. Здесь бесспорное лидерство за частниками - садоводами, огородниками»[5].
Сегодня на рынке мясо продается, пожалуй по самой низкой[6] цене в истории последних пятидесяти лет. Основной производитель мяса, продающегося на базаре - частник. Интересно отметить, что в руках частника в нашей области на момент прихода к власти П.Сумина сконцентрировалась примерно половина поголовья скота и доля его растет, достигая сегодня в отношении коров 61 %. Частник не будет производить продукцию себе в убыток, значит - получает от торговли мясом прибыль. Почему же тогда крупные животноводческие хозяйства терпят при производстве мяса убытки, ведь крупное хозяйство при прочих равных условиях более производительно, чем мелкое. Дело здесь в значительной степени в рутинных общественных отношениях, при которых работник крупных сельскохозяйственных предприятий не заинтересован, как частник, в результатах своего труда. А значит нужен значительный слой управленцев, которые контролируют и заставляют его работать (их число в некоторых хозяйствах доходит до трети всех работающих). И как следствия этого - невозможность применять дорогостоящую «тонкую» сельскохозяйственную технику, уход лучших работников в города, повальное пьянство и воровство всего, что можно украсть[7]. В селе за десятилетия существования тоталитарной системы сложились такие отношения, при которых во многих случаях руководители сельхозпредприятий совместно с небольшим слоем своего ближайшего окружения держат в полукрепостной зависимости большинство крестьян, являясь как бы новыми «красными помещиками»[8]. Будучи не в состоянии при пришедших в противоречие с современностью производственных отношениях организовать достаточно рентабельное производство они требуют все новых и новых дотаций, шантажируя власть и народ возможными голодом и используя полученные дотации на поддержание устаревших производственных отношений. При Л.И.Брежневе они получили более 12 трлн. дотаций (в ценах 1999 г.), но сельское хозяйство не стало от этого рентабельнее.
Нужна ли сегодня финансовая поддержка сельскохозяйственному производству? Очевидно, нужна. Без капитальных вложений преобразовать его не удастся. Но эта поддержка должна сопровождаться кардинальной реформой производственных отношений, с тем, чтобы колхозы не просто переименовать, а на деле превратить в кооперативные предприятия. Причем поддерживать нужно именно тех, кто лучше и более производительно работает. А убыточные предприятия сами показывают, что именно их нужно реформировать в первую очередь. И реформы в сельском хозяйстве нужно начинать с введения частной собственности на землю сельскохозяйственных угодий[9]. Это позволит вернуть свободу крестьянам, которые сами станут хозяевами не только своей земли, но и своей судьбы. Они получат возможность стать фермерами, закупив под ипотечный кредит машины, ГСМ, семена, удобрения и т.п. Интересно, что фермеры Челябинской области в 1997 г. получили на одного работающего в несколько раз больше зерна, чем в совхозах. Конечно, большинство крестьян не смогут или не захотят стать фермерами, тогда они смогут самостоятельно решить: кому в аренду сдать свою землю крупному сельхозпредприятию или фермеру, кто им больше за это заплатит. Да и сами совхозы под влиянием возросшей самостоятельности крестьян будут реформироваться значительно динамичнее. В свете вышесказанного особенно понятно, что противники введения частной собственности на землю, занятую в сельскохозяйственном обороте, действуют в отличие от их деклараций как раз не в интересах крестьян, а в интересах красных помещиков, в интересах сохранения полукрепостной зависимость от них крестьян.
И П.Сумин, и председатель ОЗС В.Давыдов при голосовании вопроса о частной собственности на сельхозугодия в Совете Федерации оказались среди ее противников. И это не случайно. Принятый весной 1998 г. областной закон о земле не допускает частной собственности на сельхозугодия[10]. В своей аргументации противники введения частной собственности на землю обычно приводят два аргумента: 1. Землю скупят иностранцы и 2. Землю скупят за бесценок спекулянты, пользуясь нищетой крестьян. Однако в тех странах, где была возвращена частная собственность на землю (Чехия, Польша, Латвия, Литва, Эстония, Армения) этого не произошло. Наоборот, возросла тяга самих крестьян к земле, к ее самостоятельному использованию либо в фермерском хозяйстве, либо в подлинных кооперативах. А что касается опасности скупки земли спекулянтами, то она есть: на самом деле доведенному красными помещиками до нищеты крестьянству может показаться более выгодным продать свою землю за бесценок спекулянту, чем ничего с нее не иметь, продолжая держать землю в совхозе. Но в этом и состоит роль областных властей, чтобы создать крестьянский ипотечный банк, принять ограничения на спекуляцию землей, которые есть в любом цивилизованном государстве, ввести другие условия для превращения крестьян в экономически самостоятельных граждан. Вообщем, вопрос о цивилизованном введении частной собственности на землю позволяет четко определить, чьи интересы администратору ближе: красных помещиков или крестьян.
Практически первой серьезной мерой в сельскохозяйственной политике явилось выделение областной администрацией в феврале 1997 г. 150 млрд рублей на развитие животноводства. Известно, что более половины мяса в нашей области производится частником. Сколько он получил из этой суммы? Нисколько. Значит на деле средства выделялись не на развитие животноводства, а на поддержание убыточных сельскохозяйственных предприятий мясо-молочного направления.
А как вообще руководители сельского хозяйства области видят пути его реформирования? Вице-губернатор А.Согрин, занимающийся сельским хозяйством, делится планами грядущего реформирования предприятий: и о внедрении итальянских технологий в производства свинины, и о канадских технологиях в растениеводстве, и о реконструкции сельхозпредприятий... Только о преобразовании производственных отношений, сделавших бы крестьянина свободным не говорит ничего[11]. И никто из нынешней администрации об этом не говорит, все делают вид, что такой проблемы не существует.
Реально администраций области проводила политику обеспечения массированных дотаций красным помещикам. Валовая стоимость сельскохозяйственной продукции в нашей области в 1997 г. составила 7.791,8 млн. рублей. Далеко не вся она является товарной, поскольку значительная часть зерна, кормов расходуется на производство мяса внутри хозяйства, часть продукции раздается работникам и пенсионерам в натуральной форме. Так что товарной является чуть больше половины валовой продукции. А дотации составили: невозвращенные кредиты - более 600 млн. рублей, дотации на электроэнергию более 250 млн. рублей, прямых дотаций из областного бюджета - более 150 млн. рублей, невыплаченная крестьянам зарплата - более 100 млн. рублей, дотации из федерального и районных бюджетов - более 50 млн. рублей. Даже с китайцев и с тех получено дотаций в форме невыплаченной стоимости произведенной ими и проданной продукции более 1 млн. рублей. В сумме всего - около трети стоимости товарной продукции. На каждого занятого в сельском хозяйстве работника дотаций в 1997 г. приходилось не менее 6 тыс. рублей. Это больше средней годовой зарплаты. Очевидно, что большая часть дотаций использовано крайне неэффективно или была разворована.
До чего же устарели производственные отношения в сельском хозяйстве и до чего назрели задачи их реформирования, если для поддержания цен на рыночном уровне приходится дотировать 1/3 затрат на производство продукции. И это уже устоявшаяся практика. Но при этом красные помещики изо всех сил делают вид, что дотаций им никаких не дают и требуют их введения «как в Америке»[12]. Поддержка устаревших производственных отношений в сельском хозяйстве разорительна. Доказать экономическую целесообразность такой политики невозможно. И не случайно сегодня консерваторы на это и не претендуют, извлекая аргументы для своих утверждений извне экономических отношений, рассуждая о патриотизме, о необходимость поддерживать хоть и себе в ущерб, но отечественных производителей сельхозпродукции, об экономической безопасности и продовольственной независимости.
Другой принципиальной мерой администрации П.Сумина было запрещение в 1997 г. вывозить зерно за границу области, что привело к резкому падению цен на зерно в нашей области. Его цены были значительно ниже рыночных. Созданная при поддержке областной администрации Продовольственная корпорация, ставящая задачей скупать по более высоким ценам зерно, чем поддерживать товаропроизводителя не справилась с рекордным в 1997 г. урожаем - 2,2 млн. т зерна.
Суммируя большинство мер новой администрации области в отношении сельского хозяйства следует признать, что П.Сумин обеспечивает прежде всего интересы директоров убыточных сельскохозяйственных предприятий и их окружения - всего нескольких тысяч человек, бросая для этого несоизмеримо громадные материальные и финансовые ресурсы. И это главное направление в его экономической политике.
Положение в электроэнергетике. Особых успехов в 1997 г., впрочем, как и в 1996 г. достигла электроэнергетика, дав прирост выработки электроэнергии на 11,6 % к 1996 г. и 56 % к 1995 г.. За два года «Челябэнерго» инвестировало в строительство новых блоков и в реконструкцию электростанций 1 200 млрд. рублей. Были пущены энергоблок на ТЭЦ - 3 в Челябинске, новый турбоагрегат на Южноуральской ГРЭС, начата работа по газификации Аргаяшской ТЭЦ. «Челябэнерго» взяло на себя доверительное управление Троицкой ГРЭС, что позволило поднять на ней выработку электроэнергии. Это привело «Челябэнерго» к дополнительным материальным затратам, зато позволило сделать в 1998 г. 1 кВт-ч электроэнергии на 133 рубля дешевле, чем было бы без Троицкой ГРЭС. В этом директор «Челябэнерго» В.Воронин, несмотря на возражения некоторых высших руководителей энергетики, вышел за рамки узковедомственных интересов, показав образец широкого государственного подхода.
Таким образом «Челябэнерго» находится на передовых рубежах решения вопросов об энергетической самостоятельности, о привлечении инвестиций в экономику области, о подъеме экономики. Какую помощь в этом ему оказала областная администрация? П.Сумин хотя и заключил договоры с президентом Казахстана Н.Назарбаевым, о снабжении Троицкой ГРЭС экибастузским углем, но никаких других шагов по реальному выполнению этого соглашения в 1997 г. практически не предпринял. Ситуация осложнялась тем, что, с одной стороны квоты на экибастузский уголь негласно распределены между омской, свердловской и другими энергосистемами, с другой, - тем, что в Казахстане происходит постоянный передел собственности на средства производства, транспорт и т.п. В результате создается система нестабильности, когда договоренность с одним владельцем отрицается его приемником. В свое время Э.Россель не вылезал из Казахстана, обеспечивая приоритетные условия для свердловской энергосистемы, поскольку хорошо понимал значение электроэнергетики для экономики области. И ему удалось решить эту задачу. Администрация же Челябинской области не использовала свои возможности для обеспечения Троицкой ГРЭС экибастузским углем.
Но Челябэнерго достаточно экономически мощное предприятие и могло бы само выделить часть своей прибыли на решение этой задачи. Тем более, что в 1997 г. оно получило практически столько же балансовой прибыли (865 млрд. рублей) как в 1996 г. (857 млрд. рублей). Почему же оно не сделало этого? В отличие от своих предшественников новая администрация области достаточно жестко начала проводить политику неуклонного взыскания пени за неплатежи в областной бюджет со стороны Челябэнерго. К этой политике присоединились и областные внебюджетные фонды. В результате непокрытые убытки Челябэнерго составили в 1997 г. более 200 млрд. рублей. Может быть это справедливо, ведь именно в интересах пенсионеров, бюджетников, получателей детских пособий проведение политики банкротства злостных неплательщиков. Это было бы так, если бы сами бюджетные организации области не были должны Челябэнерго. Челябэнерго не может же отключить больницы, поликлиники, школы, интернаты, даже если они не платят за электроэнергию. А не платят они потому, что областная администрация вовремя не обеспечивает их средствами и из-за нераспорядительности начальства бюджетной сферы, работающих под руководством областной администрации и из-за отвлечения и без того ограниченных средств на финансовую поддержку красных помещиков. Долги бюджетной сферы постоянно в несколько раз больше, чем долги Челябэнерго бюджету. Прежняя администрация области в этих условиях с Челябэнерго пеню не брала, но логика новой администрации парадоксальна: нужно штрафовать Челябэнерго за то, что областная администрация не выполняет свои обязанности по отношению к нему[13]. Лояльность же руководителей Челябэнерго областной администрации доходит до сервилизма: при общей очевидности положения они не решаются пойти на встречные судебные иски. Политика разорения Челябэнерго, может и имеет цель заменить В.Воронина на «своего человека», но очень опасна для области: она может привести к краху челябинской энергосистемы, к появлению новых ее хозяев уже московского или иностранного происхождения и, как результат этого, повышение тарифов на электроэнергию и тепло. А при попытках введения областной администрацией через Энергетическую комиссию ограничений, к уходу электроэнергии за границы области и к организации перебоев в снабжении ею предприятий и населения области. В этом случае потери для челябинцев будут катастрофичны.
В результате всего этого из-за невозможности обеспечения Троицкой ГРЭС[14] углем она была переведена на «голодный» паек и работала в 1997 г. на 10-30 % мощности. Вследствие этого недопроизведены миллиарды кВт-ч электроэнергии в нашей области и отправлены в другие регионы сотни миллионов рублей за полученную оттуда электроэнергию, а областной бюджет недополучил десятки миллионов рублей налогов. Вот вам и «интересы области»!
Эта политика готовит провалы в будущем. В результате финансового прессинга на Челябэнерго в 1998 г. на 40 % снизились инвестиции. Это при изношенности оборудования на 60 %. В результате ушло более 500 квалифицированных строителей, не был пущен в 1998 г. энергоблок № 2 на ТЭЦ-3. В 1999 г. планируется дальнейшее снижение инвестиций. В результате не будет проведена реконструкция Южноуральской ГРЭС, не будет и в 1999 г. введен в строй энергоблок № 2 на ТЭЦ-3, не будут решаться проблемы перехода на газ ряда электростанций[15]. А значит сотни миллионов рублей за электрпоэнергию будут в впредь уходить из нашей области.
В феврале 1997 г. «Челябэнерго» со взаимного согласия и под гарантии областной администрации подписало договоры о материальном кредите электроэнергией хозяйств, производящих земледельческую продукцию под будущий урожай в эквиваленте 280 тыс. т зерна по среднерыночным областным ценам, электроэнергию в кредит поставило, но большинство хозяйств рассчитываться практически отказалось, ссылаясь на то, что у них нет транспорта. В ответ «Челябэнерго» осенью 1997 г. выделил более 100 автомобилей с целью помочь вывезти зерно на элеваторы, создав что-то вроде продотрядов и начал отключать электроэнергию у хозяйств, злостно нарушающих договор. Тогда красные помещики стали оказывать давление на всех, на кого можно, а прежде всего на администрацию области, что зерно, дескать у них берут за бесценок, за 750 рублей за тонну, а они, дескать, хотят продать по своей цене, т.е. по 900 рублей за тонну. И это при том, что Южноуральская торговая палата зафиксировала осенью 1997 г. средние рыночные цены на пшеницу в области на уровне 600 рублей.
Можно разобраться, кто же кого дурит? Красные помещики народ или «Челябэнерго» красных помещиков. Вариант первый. Цены на электроэнергию для села выросли с 1990 до 1998 г. с 2 копеек до 11,8 копеек за кВт-час, т.е. в 5,56 раз (инфляция за это время с учетом деноминации рубля составила примерно 1 000 % или 10 раз, т.е. абсолютно реальные цены на электроэнергию снизились примерно на 44 %). Закупочные цены на зерно выросли со 100 до 750 рублей за тонну, т.е. в 7,5 раз (реальные цены на зерно снизились примерно на 25 %). Таким образом изменение баланса цен на электроэнергию и зерно произошло в пользу сольхозпредприятий. Вариант второй. Цена кВт-часа электроэнергии в США для промышленных и сельскохозяйственных предприятий 4,36 цента, т.е. по достаточно объективному курсу ММВБ на начало 1998 г. - более 26 копеек, цена тонны (в зависимости от качества) зерна 98 - 120 долларов, т.е. 600 - 720 рублей. Таким образом соотношение цен на электроэнергию и зерно в России для сельхозпредприятий значительно лучше, чем в США, а в Челябинской области - в два с половиной раза лучше. Так кто же кого дурит?
Какие меры приняла областная администрация в отношении руководителей сельхозпредприятий, не желающих выполнять договор и тем самым признавать рыночные отношения? Практически стала на сторону красных помещиков, устами главы правительства В.Уткина осуждая «Челябэнерго» в этом конфликте, а решением Энергетической комиссии при областной администрации в конце декабря 1997 г. отказавшись повысить отпускные цены до 15 копеек за кВт/час. И это при том, что цены на электроэнергию для промышленных предприятий составляли 24,5 копеек, а для квартиросъемщиков - 15 копеек.
Каково происхождение низких цен на электроэнергию для сельхозпредприятий? В апреле 1996 г. вышел президентский указ о снижении цен на отпуск электроэнергии для сельских товаропроизводителей в 2 раза по сравнению со среднерайонными, причем вводились соответствующие дотации. В ноябре 1997 г. этот указ был отменен. Средняя себестоимость электроэнергии в Челябинской области - 21,4 копейки за кВт-час[16], а отпуск электроэнергии сельским товаропроизводителям в других регионах значительно выше, чем у нас: 23,4 копейки за кВт-час в Свердловской области и 24 копейки за кВт-час в Курганской области.
Таким образом руководство областной администрации обеспечивает дополнительные дотации убыточным сельскохозяйственным предприятиям за счет электроэнергетики и промышленности в целом. Но эти дотации в размере номинально более 250 млн. рублей. в год, а реально, с учетом неплатежей более 400 млн. рублей фактически являются упущенной прибылью промышленных предприятий и Челябэнерго. С них только налогов должно было поступить в бюджет области более 80 млн. рублей. А дополнительную прибыль предприятий можно было истратить на повышение зарплаты их работникам, на внедрение новой техники, на повышение качества и выпуска промышленной продукции.
Проводя политику сбора дани с промышленных предприятий в пользу убыточных сельских хозяйств, областная администрация под флером заявлений о защите интересов селян на деле проводит политику консервации тех самых рутинных экономических отношений в деревне и полукрепостной зависимости крестьян от красных помещиков, от которой страдают прежде всего сами крестьяне. С другой стороны под прикрытием утверждений о заинтересованности новой администрации в экономическом развитии и «возрождении Урала», в повышении выпуска промышленной продукции, администрация П.Сумина на деле проводит меры, которые неизбежно приведут к ограничению экономического роста. А в конечном счете и к недополучению налоговой массы, к уменьшению возможностей поддержки пенсионеров, бюджетников, к ущемлению других социальных групп населения.
Уличная торговля. Энергичные меры новой администрацией (и здесь большую роль сыграл вице-губернатор В.Буравлев, занимающийся наряду с решением других вопросов и торговлей) были предприняты к ограничению мелкой уличной торговли. Сделано это было под предлогом того, что, якобы уличные торговцы не платят налогов и тем самым нарушают права пенсионеров, врачей, учителей и других категорий граждан, получающих выплаты из областного и городского бюджетов. А единственный способ получить с уличных торговцев налоги являются, якобы, контрольно-кассовые машины (ККМ). Здесь было сразу две лжи. Первая ложь заключалась в том, что уличные торговцы не платят налогов. На рынке на площади Революции одно торговое место в день стоило 100 рублей. Реальное содержание (уборка, контроль, поддержание порядка) этого места вряд ли превышало затраты в 10 рублей. Значит, налог на право торговли составлял 90 рублей в день, 27 - 30 тыс. рублей в год. Какой доход должен быть у налогоплательщика, выплачивающего такую суммы налога? Из расчета двадцатипроцентного налога доход должен составлять около 150 тыс. рублей в год. Доход в торговле в среднем составляет 10-15% от оборота. На каком-то одном товаре можно получить и 100 %, но издержки и потери на других товарах нивелируют эти всплески прибыли. Оборот уличного торговца должен быть 1,2 - 1,5 млн. рублей в год. Цифра очевидно нереальная (уличных торговцев в стране более 7 млн. человек, в этом случае их оборот составил бы 8,4 - 10,5 трлн рублей: эта сумма в 3-5 раз больше Всеобщего валового продукта России). Таким образом, следует признать, что с уличных торговцев под предлогом платы за место торговли городские власти берут в несколько раз более крупные налоги, чем с других граждан: они вынуждены уплачивать в бюджет половину и более своих доходов. Значит, налог на право торговли составлял 90 рублей в день, 27 - 30 тыс. рублей в год. Какой доход должен быть у налогоплательщика, выплачивающего такую суммы налога? Из расчета двадцатипроцентного налога доход должен составлять около 150 тыс. рублей в год. Доход в торговле в среднем составляет 10-15% от оборота. На каком-то одном товаре можно получить и 100 %, но издержки и потери на других товарах нивелируют эти всплески прибыли. Оборот уличного торговца должен быть 1,2 - 1,5 млн. рублей в год. Цифра очевидно нереальная (уличных торговцев в стране более 7 млн. человек, в этом случае их оборот составил бы 8,4 - 10,5 трлн рублей: эта сумма в 3-5 раз больше Всеобщего валового продукта России). Таким образом, следует признать, что с уличных торговцев под предлогом платы за место торговли городские власти берут в несколько раз более крупные налоги, чем с других граждан: они вынуждены уплачивать в бюджет половину и более своих доходов.
Вторая ложь заключается в том, что введение ККМ для уличных торговцев - единственный способ их проконтролировать и содрать налоги. Наше налоговое законодательство, несмотря на все свое несовершенство предполагает и патентную форму собирания налогов, вмененный налог. Кстати, разница между платой за право торговли и реальным содержанием торгового места на деле и является таким патентом. Но патентная форма сбора налогов не вытеснила бы большую часть торговцев с улиц, а вот обязательное введение ККМ может вытеснить. Дело в том, что в стране не существует таких ККМ, которые безотказно работали бы при температуре ниже 5 градусов мороза. Постоянный выход их из строя создавал бы идеальные условия для дополнительного мздоимства со стороны недобросовестной части чиновников. И, наконец, 3 - 6 тыс. рублей, которые уличные торговцы должны были предварительно инвестировать в ККМ неизбежно должны были быть перенесены на покупателей, через повышение цен на товары. Эти 3 - 6 тыс. рублей заплатили бы в конечном счете покупатели. Сколько бы вынули из наших карманов денег на бросовую затею? Памятуя те 7 млн. торговцев в стране налог на покупку ККМ с покупателей должен был бы составить 21 - 42 млрд. рублей (для сравнения: консолидированный бюджет области, включающий в себя областной бюджет и бюджеты всех городов и районов составляет около 11 млрд. рублей в год). Замысел при введении ККМ для уличных торговцев, видимо, был такой: хотели рыночных отношений - так получите их так, чтобы больше таких желаний не возникало!
Интересно отметить, что до 3 сентября 1998 г. (принятия соответствующего постановления и.о. председателя правительства В.Черномырдина) принудительное введение ККМ было совершенно противозаконной акцией, что и подтвердила серия судов. В чьих же интересах действовала администраций области?
Очевидно, что прежде всего ущемлялись интересы уличных торговцев, они вытеснялись с рынков. И каковы результаты? На продовольственных рынках количество торговых точек уменьшилось более чем на четверть. К чему это привело? Во-первых, к уменьшению сборов за торговые места, а это значимый источник городского бюджета, и это противоречит интересам пенсионеров, работников бюджетной сферы, получателей детских пособий, для которых все время не хватает денег. По некоторым оценкам в г.Челябинске из-за гонений на уличных торговцев недополучается более 100 млн. рублей различных сборов в год, а в целом по области - более 200 млн. рублей. Во вторых, это ведет к уменьшению наполненности рынка товарами и к снижению конкуренции между оставшимися торговцами. А это неизбежно привело к некоторому повышению цен. Если при В.Соловьеве цены на продовольственные товары у нас были одни из самых низких не только на Урале, но и в стране, то сегодня они самые высокие на Урале после Свердловской области[17]. Мы с вами, покупатели, стали больше платить за те же товары. В третьих, - к некоторому росту безработицы. Если вытесненные с улиц торговцы устроились на предприятия и в учреждения, то в условиях отсутствия экономического роста столько же работников было вытеснено из них. А это, в свою очередь привело к увеличению нагрузки на бюджет, увеличив пособия по безработице и к некоторому уменьшению регионального валового продукта, недополучившего услуги со стороны вытесненных из торговли людей.
В чьих же объективно интересах были предприняты областной администрацией меры по вытеснению с рынка уличных торговцев? Очевидно, в интересах владельцев крупных универмагов и гастрономов, имеющих цены от 20 до 100 процентов выше, чем на базаре. Но более выс<