Дрон строго наказал своим подручным, соблюдая полную секретность, снабдить отрядные «общаки» водкой и таблетками. Под угрозой жесткого разбора никто не имел право запускать руки в общак.
Вся братва, чувствуя ответственность, была согласна с таким решением. Также было принято: незамедлительно собрать надежных людей в отрядах и разъяснить им, что с завтрашнего дня зона находится под особым контролем «блаткомитета», все должны зорко следить, чтобы ни одна «мышь», не дошла до режимной и оперативной части.
Работать на производстве продолжать, но уже с учетом вновь избранных бригадиров.
– И еще один важный факт,– предупреждал Дрон, – если меня завтра менты попытаются упрятать в трюм, то назначенные посыльные должны сразу оповестить отряды. Я постараюсь не давать ментам повод, если это не поможет, я все равно категорически откажусь от изоляции. Когда начнутся решительные действия – ты Воробей, подберешь самых лучших бойцов из числа пацанов и возглавишь их.
Карзубый и Каленый, вы тоже зачисляетесь в блаткомитет, будете держать под контролем главные ворота и центральный КПП, если менты попытаются подтянуть дополнительные силы, немедленно оповестите меня. Симута – тебе и пацанам поручаю взять на себя промзону и въездные ворота, когда с изолятора освободим сидельцев, Сибирский Леха пойдет тебе в подмогу. На случай бойни с ментами, держите на готове заточенные штыри, железные прутья и арматуру. На складе ГСМ бочки с бензином и солярой тоже взять под особый контроль. Все время держите возле себя посыльных и в случае чего, предупреждайте нас.
Воробей со своими пацанами блокирует первый отряд, где находятся повязочники, будем держать их в заложниках, туда же бросим и ментов – это на экстренный случай.
Требования к мусорам буду зачитывать я. Следите за моими действиями. Пацаны, ни в кое случае не поддавайтесь на ментовские уговоры, знайте одно: расстроят наши ряды – значит сломают нас всех.
– Во время бунта все будут возбуждены,– советовал Ирощенко,– старайтесь не ломать головы ментам, пока наши требования не дойдут до высокого начальства, а вот потом…– Карзубый с прищуром взглянул на Каленого,– пока управление получит приказ из Москвы, нам придется выдержать натиск солдат. Все они вооружены резиновыми дубинками, возможно саперными лопатками и баллонами с газом «Черемушка». К запретке близко не подходить, вертухаи непременно получат приказ: стрелять в каждого, кто приблизится. Нужно собрать в отрядах консервы, хлеб и приготовить воду. Менты сто процентов перекроют ее, чтобы сломить нас.
– Вот так братва, – подытожил Дрон, – пора действовать, все остальное будем решать по «ходу пьесы». Желаю вам всем: многотонного духа и удачи. Когда представится еще такой случай, чтобы свести счеты с ненавистными ментами, создавшими удушливый режим. Пусть даже на одну треть начальство выполнит наши требования, и мы сможем гордиться своей победой.
В каждом зэке, находившегося на сходке, разгорелся воинствующий пыл. Все отдавали отчет, какие последствия могут быть впереди, понимали, на что идут.
Когда все разошлись, Дрон пригласил с собой Симуту и Воробья проведать в санчасти Макара. У Лехи слегка пробежал холодок в груди «Интересно, Галя взяла отпуск или пропустила мимо ушей мою просьбу? Не хочу, чтобы она увидела, что завтра в зоне произойдет».
В больничке их встретил в белом халате осужденный Сергеев, зэки по-свойски звали его «Лепила[180]». Галина Алексеевна иногда оставляла его за место себя. Сергеев на свободе работал врачом, но по стечению обстоятельств угодил на скамью подсудимых, и по приходу в зону на распределении осужденных по отрядам, Галина приняла его в санчасть на работу.
– Здорово хозяин,– шутя обратился Дрон к Лепиле,– где главная?
– Галина Алексеевна? Так она срочно взяла отпуск, сказала, что отец в деревне захворал.
У Дрона сразу же спало напряжение. Украдкой с облегчением вздохнул и улыбнулся, мысленно посылая благодарность Гале.
– Дай нам халаты, мы к Макарову пришли.
Сергеев замялся.
– Ты чё, Лепила, не расслышал? – спросил его Вася Симута – три халата нам дай.
– Ребята, вчера вечером приходил Громов, вы же знаете, что он сейчас замещает Ефремова, так вот: он запретил без его ведома кого -нибудь из больных посещать в санчасти.
– Лепила, ты же здесь за старшего,– умасливал Дрон доктора, – тебе и карты в руки.
– Не могу я мужики,– Сергеев с опаской поглядел на дверь каптерки,– ну не могу.
Тут в коридор вышел Макар и приложив палец к губам, прошел мимом и поманил братву за собой. Поздоровавшись со всеми, он тихо сказал:
– Короче пацаны, шнырь санчасти все докладывает куму, так, что вы не обижайтесь на Лепилу. Громов если узнает, что он вас пропустил, выгонит его с работы. Алексеевны-то нет, и заступиться за него не кому.
– Мне кажется настало время шныря «нагнуть»,– со злостью произнес Симута.
– Э-э! Нагибальщик,– осадил его Дрон,– хочешь все дело испортить.
– Подождите братва не спорьте,– обратился к ним Макар,– сегодня ночью я слышал как дневальный Ефрема приходил в каптерку к нашему шнырю и они долго о чем-то говорили. Я так себе думаю, что шнырь и сливает всю информацию через дневального оперчасти куму-Громову.
– Да, мне уже кое-кто намекал на счет шныря санчасти. Санек,– Дрон обратился к Воробьеву,– ночью нужно в первую очередь этих двоих сук оприходовать. Завяжете им рты и закроете под замок, а как только мы поднимем в зоне кипишь, мы их отмолотим за милую душу.
Вы чай с собой взяли?
Симута приподнял низ куртки, в запазухе лежала половинка плиточного чая.
– Разделишь пополам и дашь шнырю с Лепилой. Мы с Макаром минут десять посидим в коридоре, если мусора увидят его на улице, враз закроют.
– А если шнырь вломит Громову, что Дрон был здесь, – предостерегал Симута.
– Ладно, все равно завтра бучу поднимем, так что мой приход погоды не сделает. Всех козлов под молотки пустим.
– Твари распоясались здесь, лютуют, как крысы во время чумы,– выругался Макар,– зачем системе ИТУ ломать голову над тем, как разобщить зэков? Они сами друг друга сожрут в этом отношении. Есть «козел», помогающий администрации и напяливший повязку на рукав и, пока он носит ее, лагерному начальству не нужно сильно напрягаться для поддержания надлежащего режима. Придурки! Одного они не поймут, что при бунте активисту в первую очередь проломят голову сами же зэки.
– Вот они и кучкуются рядом с ментами, – продолжил дискуссию Дрон,–а пойдет продажный зэк против начальства, они быстро покажут ему «Кузькину мать», бросив в общую камеру, из которой он вылетит «петухом».
– Правильно, пусть живет и работает, как полагается мужику. Если не хочет блатовать, никто его насильно не потащит в братство. Здесь отбор идет жесткий, тюремный закон должны все поддерживать и выполнять. Государство вырастило целую плеяду предателей и изменников, которые, как пиявки присосались к телу общества. Трусость, малодушие порождают подонков. Как могут такие люди защищать честь и безопасность своей Родины. Это и есть – первые предатели и изменники. Как можно спокойно жить после того, как предал тюремное братство и пошел на поклон к тем, кто посадил его на нары.
– Это ты о Равиле?
– Обо всех, Леха. Нужно называть вещи своими именами: смена взглядов и убеждений, переход в другой лагерь, это и есть измена! Вы – воры, тоже даете клятву, вступая в воровское сообщество. Дают клятву воины и партийцы. Однако общество карает тех, кто отступил от общего дела. Так почему же мусорская система поставила во главу угла предательство и наушничество? Почему не воспитывает оступившихся людей в духе уважения и приобщения к чему -то светлому? А я тебе скажу почему: потому-что системе нечего противопоставить карательному и репрессивному методу воспитания. А в противоположности заложено: хорошее отношение к людям, понимание и прощение. Им не понять, что в наших душах теплится надежда о лучшем завтрашнем дне, который принесет нам хоть чуточку тепла и участия.
– Вот потому Васек менты не признают открытых и справедливых отрицал. Десятилетиями на костях заключенных строилась режимная обстановка в лагерях. Системе легче разделять и властвовать, навязывать основной массе свои порядки, обоснованные железной логикой «Плетью – обуха не перешибешь». А гнобить и без того униженного заключенного, заставлять его «плясать под дудку администрации» проще простого, когда нет во главе массы лидеров.
– В такой обстановке, достаточно высечь искру, чтобы возник пожар неповиновения. А что будет дальше, предсказать невозможно, – распалялся Макар. Он вытащил из кармана флакончик и достав таблетку, отправил ее в рот.
– Почему не сказал, что у тебя сердчишко шалит?
– Что, Алексеевна доложила?
– Предупредила.
– Не хочу я Леха, чтобы на меня смотрели, как на ущербного. Надоело все. Скорее бы началось, глядишь полегче мне будет.
– Завтрашний день покажет.
– Макар просунул руку запазуху и, вытащив в четверо сложенный лист, передал Дрону.
– Прочти потом.
– Это что?
– Макар стрельнул глазами в сторону кабинетной двери.
Алексей удивленно поднял брови, затем понятливо кивнул. Ему стало ясно, от кого Макар передал послание.
Дронов поднялся со стула и попрощавшись с Макаровым, пошел к выходу, где его дожидался Сашка. Симута хлопнул по плечу тезку, и улыбнувшись, тихо сказал:
– Ночью в санчасти места не хватит, слишком много больных будет.
Вечером в отрядах уже шла негласная работа. После сходки, все блатные собрали своих подручных и в строжайшем секрете начали подготовку к неповиновению.
Сашка оповестил своих пацанов, что братва в зоне начинается действовать. Семьянинов Пархатого и покойного Равиля, тоже пришлось подключить. Своих мужиков Воробьев пока не стал вводить в курс дела.
После отбоя вскрыли полы и набили тайники водкой и съестными припасами, которыми планировалось в скором будущем поддерживать заключенных.
Ночью по всей зоне планировалось провести акцию: каждые блатные семьи должны очистить отряды от активистов. Будить, предупреждать, наказывать. Бить приветствовалось, но наверняка, чтобы не поднимали шум.
Дрон не собирался спать, и не раздеваясь, прилег на постель. Он достал фонарь и направив луч света на листок, прочитал строки, написанные женской рукой.
«Я не стану называть тебя по имени: сам понимаешь – это рискованно. Я не знаю для чего послушала тебя, но после твоей просьбы, какая-то тревога легла на мое сердце. Всякие мысли лезут в голову. Что должно произойти за две недели? Почему ты настаивал, чтобы я уехала?
Я вообще отказываюсь себя понимать, зачем слушаю тебя, зачем сейчас села писать? Наверное – в большей степени на меня подействовало то, что ты помог моему родственнику(ты понимаешь о ком идет речь). А может быть я не хочу признаться себе, что ты мне симпатичен… Не знаю. Прав был наш общий знакомый: в тебе есть что-то такое, чего нет в других мужчинах, за что он тебя так ненавидит. Наверное – это что-то, является крепкой и бескорыстной помощью. Нам – одиноким женщинам всегда этого не хватает. Я не хотела писать тебе, ты сам понимаешь, насколько это опасно для нас обоих. Меня могут выгнать с работы, а тебя увезут куда-нибудь далеко. Знаешь о чем я сейчас подумала: приду на работу, а тебя уже нет. Интуиция тонко подсказывает мне, что я права. Если такое произойдет на самом деле, мне бы хотелось, чтобы ты, когда-нибудь приехал к нам в гости. Я умею ценить человеческое добро и учу этому своего родственника, и потому еще раз благодарю тебя от всего сердца.
Зная твою сложную жизнь, не настаиваю, но прошу беречь себя.
С уважением…
Алексей откинулся головой на подушку: что-то цепкое ухватилось за сердце, и еще долго не отпускало. Да, он чувствовал эту женщину, и где-то в глубине души ждал от нее какого-то шага. И вот! Это маленькое письмо, растеребившее его сердце.
Он призадумался: «Для чего судьба подкидывает мне такие испытания? Мой бедный отец, которого по вине матери я потерял. Затем и саму мать, отказавшуюся от меня так легко. А может не легко? Может она скрывала все свои чувства ко мне.
Галя! Вот кто по-настоящему любит своего сына. Наверно мне в жизни, как раз не хватало такой любви. Почему я встретил ее именно сейчас, когда стою в двух шагах от неизвестности? Я ей симпатичен!
О! Как это смело. Я вынужден признаться себе, что она мне нравится.
А может это что-то большее. Я не знаю, что такое настоящая любовь, от которой у людей сносит голову. У меня к ней совершенно другие чувства: когда она рядом, мне хорошо, и в какой-то степени даже ее стесняюсь. Галя! Как жаль, что я не могу ей ответить.
Ладно! Все-все. Не раскисать».
– Леха,– шепотом позвал его Симута,– пошли, началось…
Глава 29
КТО ИЗБИЛ АКТИВИСТОВ?
Наступило раннее утро. Непонятное, тревожащее чувство закрадывалось в душу заключенным. Прошедшая ночь кого-то возбудила от состоявшегося акта над активом зоны, а кого-то встревожила. Сейчас работники режимной и охранной частей носятся как угорелые, разыскивая ночных погромщиков. Блатные, пацаны и мужики с замиранием сердца ждали минуты, когда по всей зоне прозвучит сигнал, за которым последует общее выступление. А пока они ждали и не представляли, что на самом деле их ждет. Они не догадывались: до какой степени может ожесточиться власть, чтобы подавить бунт. Никто не мог предположить, что кто-то из них уже не вернется домой к своим родным и близким. Что кому-то не повезет и он останется до конца своих дней калекой или получит добавочный срок за организацию и участие в бунте. Все ждали и надеялись на лучшее. И как говорили оптимисты: «Надежда умирает последней».
День выдался тревожным не только для заключенных, но и для администрации колонии.
С самого утра, вместо того, чтобы сидеть в своем кабинете, майор Ефремов прохаживался у кабинета своего начальника. Кузнецов еще не появился на работе.
Сослуживцы, проходя мимо, здоровались и поздравляли с возвращением из командировки. Подошел капитан Громов – коллега из оперчасти и поздоровался:
– Привет Лень! С выходом тебя.
– Спасибо, – мрачно ответил Ефремов.
– Что такой хмурной, не выспался что ли?
– Поспишь тут, сейчас планерка, а Кузнецова еще нет.
– Так он с утра в управлении по делам уехал, вчера предупредил, что сегодня задержится.
– Странно, а мне ничего вчера не сказал.
– Может забыл.
– Скорее всего.
Ефремов подумал: «Никак за советом к Говорову наладился, ну и туповатый он, совсем не понимает куда влез».
– Леш, я спешу, в зоне говорят ЧП, кто-то, кому-то головы поразбивал. Мне только что доложили: ДПНК и контролеры виновных ищут.
Ефремов встревожился и подумал: «Пока нет Кузнецова, зайду в зону и послушаю новости. Что там произошло?»
Он прошел КПП и направился в здание, расположенное рядом с плацем буквой «П». Поднявшись на второй этаж, открыл свой кабинет.
– Дневальный! – крикнул он заключенного. Но в ответ никто не отозвался. «Странно, куда он подевался, постоянно сидел в своей комнатушке».
Майор догадался, что его возвращения из командировки никто сегодня не ждал. Он спустился на первый этаж, где располагалась санчасть, и решил поприветствовать Галину – медврача. Зайдя в помещение больницы, майор обратил внимание на заполненные людьми палаты. «Что-то слишком много в зоне больных развелось за время моего отсутствия». Увидев своего дневального с перебинтованной головой, Ефремов был крайне удивлен:
– Шевцов, что это с тобой? Кто тебя так?
Заключенный, увидев своего начальника, обрадовался:
– Здрасте, гражданин начальник. Я не знаю кто это был, все лица были закрыты повязками. Сегодня ночью меня разбудили и сказали, чтобы я отказался от должности дневального оперчасти, пообещали придушить. Я попробовал вырваться и позвать на помощь, но мне дали по голове. Дальше я ничего не помню, очнулся в медсанчасти.
– Так... – Ефремов обвел взглядом палату и вымолвил,– эти тоже?!
Вошел осужденный Сергеев и, поздоровавшись, протянул майору белый халат.
– Засунь его себе: знаешь куда,– произнес Ефремов со злобой, что здесь происходит?
– Людей приводят избитыми, а кого и приносят.
– Галина Алексеевна еще не пришла?
– Она со вчерашнего дня в отпуске.
– Как? Она была уже в отпуске!
Сергеев пожал плечами:
– Гражданин начальник, можно я пойду, мне людям помочь нужно.
– Черт побери,– выругался майор,– пойду разбираться с этим кошмаром.
Выскочив на улицу он увидел троих, идущих ему на встречу прапорщиков.
– Где ДПНК?
– Он уже делает обход по колонии. Товарищ майор, а Вы разве ничего не слышали?
– Чего не слышал?! Я только вчера вечером из командировки приехал.
– Да тут такое творится. Зэки во всех отрядах друг другу ночью головы разбили.
Делая выводы по утренним сводкам о ночных побоях осужденных, начальство колонии стояло на головах. ДПНК вызвал дополнительный наряд контролеров, и они вместе с непострадавшими активистами обходили все отряды, пытаясь выявить по горячим следам нападавших. Но обходы пока не приносили никаких результатов. Никто ничего не видел, и не слышал. Все спали.
Написав рапорт начальнику колонии, ДПНК перепоручил оперативной части вести работу по розыску смутьянов.
Начальник колонии Серебров рвал и метал:
– Где Кузнецов, почему до сих пор его нет на работе, что вообще происходит у вас под носом? Быстро ко мне Ефремова и остальных оперативников. Сейчас же вызовите ко мне командира охранной роты и начальника караула.
Начальник оперчасти не заставил себя долго ждать.
– Так, Ефремов, полдня тебе на розыски зачинщиков, перерой мне обе зоны и чтобы после обеда я собственными глазами видел всех в изоляторе.
– А Кузнецов?
– Что Кузнецов?! Пока он прохлаждается по управлениям, здесь блатные мрази бойню затеяли. Поднимай все службы, усиливай наряд контролеров, бери себе в помощники, кого сочтешь нужным и наводи в колонии порядок. Кто сейчас из режимной части на месте?
– Лейтенант Брагин.
– Пусть берет сопровождающего и быстро в ШИЗО для усиления.
– Как быть с осужденным Дроновым? Это первый кандидат в подозреваемые зачинщики.
– Посадить, допросить, изолировать, эту вошь воровскую!
Полковник был вне себя от нахлынувшей на него ярости.
Не успел Ефремов выйти из кабинета начальства, как столкнулся с Кузнецовым.
– Евгений Федорович, в колонии ЧП. Мною получен приказ от Сереброва произвести задержание всех, кто причислен к блатным и водворить в ШИЗО.
– Доложили уже, – пробурчал майор,– ладно Ефремов, после договорим, собирай людей и по отрядам.
– Громов, возьми несколько человек и дуйте в промзону, делайте обыски, всех недовольных в изолятор, – распорядился Ефремов.
– Как ты считаешь, – обратился Кузнецов к Ефремову,– это подготовка к чему-то серьезному?
– Это не что-то, а бунт в зародыше. Дронов специально мутит воду, а ты этого не хочешь замечать,– Ефремов тоже перешел на «Ты» – его нужно срочнобрать.
– Тогда быстро во второй отряд,– заторопил Кузнецов.
Собралось человек двадцать, включая смену дежурных прапорщиков и сержантов. Направляясь по центральному плацу, Ефремов в полголоса сказал своему начальнику:
– Евгений Федорович, предоставь мне задержание Дронова.
Кузнецов понимающе кивнул.
Дронов и еще несколько осужденных находились рядом с бараком второго отряда. Увидев приближающуюся группу ментов вор предупредил, чтобы держали себя в руках, и силу применять только по его команде.
Сотрудники колонии подошли вплотную к группе заключенных, пытаясь взять их в полукольцо.
– Осужденный Дронов, прошу следовать за нами на вахту,– сказал решительным тоном Ефремов.
– Майор, я не понял,что- то случилось? Конкретно меня проводить, или вам еще кто-то нужен?
– Всех присутствующих здесь тоже, – объявил начальник оперов.
– Позволь спросить, а на каком основании?
Дронов взглянул на Кузнецова, но тот отвел взгляд.
«Понятно, – подумал Дронов, – здесь Ефрем всеми заправляет».
– На основании приказа начальника колонии, – продолжил Ефремов.
– Ты меня в чем - то конкретно обвиняешь, или блажь вошла тебе в голову?
– Дронов, я смотрю ты слишком умный, давай без лишних разговоров. Давай - давай вперед!
– Остынь начальник, ответь на вопрос сначала, за что меня на вахту?
Дрон кинул взгляд на территорию, где располагались другие отряды. К его бараку продвигались небольшие группы заключенных.
Менты стягивали кольцо вокруг Дронова и его подручных, не замечая, что сами постепенно оказываются окруженными подошедшими зэками.
– Короче, начальник, мы сейчас мирно разойдемся, а потом в присутствии прокурора по надзору и ряда заключенных будем говорить, другого базара у нас не получится.
Два прапорщика попытались взять вора под руки, но тут же оказались зажаты со всех сторон. Грубыми движениями х оттесняли в сторону. Пока смена контролеров пыталась понять, что происходит, заключенные зажали их в плотное кольцо, и инициатива мгновенно перешла на сторону осужденных.
– Майор, не делай необдуманных действий, иначе пожалеешь об этом,–Дрон обвел взглядом ментов и обратился к ним,– вас тоже это коснется, если сейчас не развернетесь и не свалите по добру по здорову…
Его слова были поддержаны дружным смехом заключенных. Раздались колкие высказывания: кто-то из толпы поддержал вора:
– Валите отсюда менты позорные и козлов своих прихватите, а - то устроим вам Варфоломеевскую ночь.
Толпа угрожающе зашумела, давая понять начальникам, что шутить с ними не собираются.
– Это что, бунт?! – еще не веря своим глазам и ушам, произнес Ефремов,– а ну немедленно разойдитесь по отрядам.
– Заткните ему глотку,– выкрикнул кто-то из толпы.
Дрон поднял руку, шум постепенно стих.
– Нет, это не бунт, а пока первое предупреждение администрации от осужденных всей зоны. Сейчас ты развернешь всю легавую свору и чешите к хозяину. Через час, вся зона собирается на центральном плаце, и я зачитываю все имеющиеся к вам требования.
– Требования! – переспросил Кузнецов, – Дронов будь благоразумен, за кого ты просишь, у них и так все есть.
Толпа опять угрожающе зашумела.
– А вот об этом мы и поговорим, что нам положено и чего не хватает. Все, базар закончен.
– Дронов, что ты делаешь? – пытался предостеречь Кузнецов, – ты прекрасно понимаешь, что ваши требования – это тупиковая ситуация. Мы – администрация не вправе что-либо решать, мы только поддерживаем порядок.
– Вот именно, порядок, а на самом деле вы слишком на себя много берете, и чтобы у вас не было иллюзий по поводу случившегося, мы твердо заявляем – встретимся на плацу! Братва расступитесь, пропустите начальство, – крикнул Дронов.
– Ну, хорошо, – злобно сказал Ефремов, – мы вынуждены под давлением покинуть это сборище, но запомни Дронов: за подстрекательство к бунту тебя осудят. Пока еще не натворили бед, опомнись! Через час уже будет поздно…
– Слушай ты – оперативная ищейка,– прервал его Дрон,– от хозяина мы требуем, что нам положено по закону, а ваше собачье дело выслушать заключенных. Не провоцируйте нас на жесткие действия, и мы разойдемся красиво, как в море корабли, в противном случае ваши чугунные головы полетят быстрее, чем наши.
Как было условлено, одновременно с действиями Дрона, Воробей с десятком крепких пацанов блокировали вход в первый отряд. Он зашел внутрь барака и громко объявил:
– Слушайте внимательно! Всем баллонам и прочей административной нечисти запрещается покидать территорию отряда, кто попробует нарушить приказ, будет жестоко наказан.
Со шконок повскакивали активисты, отдыхающие после работы и вахты.
– Это кто такой прыткий! Чё там буровишь, ты кто такой? – к Воробью подошел СэВэПэшник [181],– ты в отряде голос свой имей, чё сюда приперся?...
Не успел он закончить, как сильный удар в челюсть поверг его на пол. Сашка, Зеля, Глазун, и еще несколько человек кинулись на активистов: в ход пошли не только кулаки, но и палки. Поняв, что с ними поступят только так, активисты сбились в один угол и ощетинились кулаками. Один из них, откуда - то достал арматуру, и выступил перед безоружным Воробьем.
– А моего дружка, не хочешь отведать?
Он стал размахивать железкой перед лицом Воробьева. Сашка, уклоняясь от ударов, отскакивал: пригодилось умение в боксе. В члена СВП кто-то из братвы запустил стул. Воспользовавшись заминкой, Сашка и находившийся рядом Зеля, кинулись избивать активиста. Только когда он упал на пол и сжался, прикрывая живот руками, они перестали его пинать. Подоспело еще несколько человек, вооруженных палками и арматурами. Раздались крики, взывающие о помощи, кто-то из актива истощенно визжал и молил о пощаде. Кругом стояла ругань и восторженные восклицания пацанов, им удалось сломить сопротивление оставшихся на ногах активистов и, добивая: кого пинками, кого прутками, нападавшие согнали всех в комнату отдыха. Туда же стаскивали тех, кто уже не мог двигаться.
– Я еще раз предупреждаю, хоть одна мразь высунет голову из комнаты, будет сразу же уничтожена, – решительно заявил Воробей.
– Санек, принимай пополнение, – раздался голос одного из мятежников, – в полку козлов прибыло.
Завели еще несколько человек, изрядно побитых. Одного даже пришлось тащить под руки, голова у него была пробита, и из раны текла кровь. Это были заключенные из хозобслуги: библиотекарь, банщики, парикмахер, каптерщики, то есть те, кто занимал в зоне «теплые места». В первый отряд сводили активистов, то есть тех, кто попал под руку бунтарей, а кому посчастливилось, уже бежали к вахте под покровительство администрации.
Неожиданно со стороны изолятора раздался вопль, находящиеся недалеко заключенные обратили внимание, что повязочник, дежуривший на вышке, кричит во все горло:
– Начальник, помоги, они же убьют меня. Ну что же вы стоите?
Он обращался к стоявшим на крыльце КПП офицерам и прапорщикам, но они уже ничего не могли сделать: плац заполнялся заключенными, вооруженными палками и арматурами. Услышав о волнениях в жилой зоне, мужики бросили работу и потянулись из ворот промзоны к общему скоплению людей.
Двое заключенных, взгромоздясь на забор, подпиливали главные стойки вышки, расположенной на углу территории штрафного изолятора. Под собственной тяжестью и метавшегося по ней СВП-эшника, вышка угрожающе раскачивалась: еще несколько движений пилы и... вышка со скрипом рухнула на землю. Обезумевший от страха повязочник успел что-то выкрикнуть, и грохнулся всем телом об асфальт. Двое заключенный подхватили потерявшего сознание активиста и поволокли в первый отряд. Кто-то уже завесил вход белой простыней и прикрепил крест - накрест две красные полоски, подсказывая, что здесь дополнительно располагается санчасть.
Дрон не давал распоряжения захватывать вольнонаемных сотрудников, единственное, о чем он сразу распорядился, отнесясь гуманно к работникам колонии: разрешил покинуть территорию зоны нескольким учителям школы и продавцам магазина.
К Дронову и Макару подошли возбужденные зэки и попросили подойти к вахте. На площадке стоял капитан – начальник четвертого отряда, а за его спиной, расположившись за закрытой решеткой, стояли солдаты с автоматами.
– Дронов, ты не всех наших сотрудников отпустил, прикажи своим, пусть учительницу освободят.
– Ты чё говоришь-то! Всех отпустили до одного.
– Не всех, Натальи Петровны – преподавателя русского языка нет среди отпущенных.
Дрон махнул рукой Воробью:
– Санек, бери пацанов и дуйте в школу. Похоже училка испугалась и где-то в школе прячется.
– Щас командир, отыщем ее, – успокаивал Макар.
– Дронов, не нужно ее обижать,– просил начальник отряда.
– Никто ее пальцем не тронет,– заверил вор.
Сашка, подойдя к двери школы, дернул за ручку, но она оказалась заперта изнутри. Зеля стал пинать ногами в дверь, а Глазун пошел смотреть в окна. Никто не отзывался. Минут через пять внутри послышался голос:
– Чё надо?
– Ты кто такой, и что там делаешь?– спросил Воробьев.
– А вам какая разница,– послышалось в ответ,– мы вас не трогаем, так что валите отсюда.
Вдруг изнутри раздались еще выкрики и последующий смех:
– Сейчас мы тут одну сучку отстираем и выйдем.
Зеля, одно время посещавший школу, сразу же понял в чем дело.
– Санек, они твари решили Петровну изнасиловать.
Воробьев с силой бил кулаками в дверь и кричал:
– Вы, крысы поганые, отпустите училку, а не то…
По двери изнутри кто-то сильно ударил, заглушив Сашкины слова.
Глазун, махнув пацанам, подбежал к оконной раме, его подхватили под руки. Двумя ногами он вынес окно: стела со звоном рассыпали по полу. Воробей заметил, как внутри заметались люди и двое подбежав к окну, угрожающе замахнулись палками.
– Не лезьте сюда, бошки поразбиваем.
– Вы, уроды, отпустите женщину,– предупредил Сашка.
– Ага, щас! Это наш трофей. Тебе чё, суку ментовскую жалко стало?
– Гнида поганая, какая она тебе ментовка,– закричал Зеля,– она же учительница.
– Да пошли вы…,– в ответ посыпались матерки и угрозы.
– Пацаны, ломай двери, а мы попробуем в окно,– крикнул Воробей и, сбивая прутком арматуры остатки стекл, ринулся в проем.