Закончив очередную планерку, майор Кузнецов отпустил всех, и только майора Ефремова попросил остаться. Достал из сейфа пакет с документами и протянул оперативнику.
– Читайте приказ. Руководство ИТК выбрало Вас для выполнения благородной миссии.
– Но это же командировка?!– удивился майор, просмотрев содержимое пакета.
– Ну-да, а что в этом удивительного? Мы с Серебровым решили, что кроме Вас и послать некого. Вы у нас самый компетентный в оперативных вопросах, идите в отдел кадров и оформляйте командировку, получите суточные и на поезд. Документы все подготовлены, ознакомитесь в дороге. Кроме всего прочего – это приказ,– напомнил Кузнецов.
– А что за спешка?
– Сегодня вечером отходит поезд, вот и вся спешка, не можем же мы проигнорировать приказ управления. Ефремов, выручайте, некого больше послать, все какие-то недотепы,– в сердцах вырвалось у Кузнецова.
В голове у Ефремова все смешалось, он снова хотел возразить, но подумав, махнул рукой.
– На кого дела оставить?
– Передайте Крымову, по крайней мере у капитана с работоспособностью все в норме.
Попрощавшись с Кузнецовым, озадаченный Ефремов, вышел из кабинета. «Что это выкинул Кузнецов? Сроду такого не было. Может что-то намечается, и он таким способом решил отделался от меня, или впрямь некого послать? Сегодня у меня назначена встреча с Романовым, тот просил безотлагательно. Что у него там стряслось? Матвеев идет на свидание, деньги проносит, тоже срывается. Как быть? На Дронова разнарядка еще не пришла. Так, подожди, подожди! У него же сегодня заканчивается пятнадцать суток. А! Черт! Все комом пошло, даже времени не дали привести дела в порядок»,– подумал он, чертыхаясь.
Здесь его кто-то окликнул. Ефремов обернулся: перед ним стоял лейтенант Брагин с бумажным пакетом в руках.
– Товарищ майор, я по поручению полковника Сереброва, возьмите пакет. Вас срочно просят пройти за КПП, там Вас ждет служебная машина, эти документы необходимо завезти в управление и передать в административный отдел.
– Да они что сегодня на меня накинулись, будто мне больше и дел нет, – пробурчал недовольно майор, но взяв пакет, пошел к вахте. Не дойдя до крыльца метров пять, остановился и, развернувшись, быстрым шагом направился к двухэтажному зданию, где на втором этаже располагался его кабинет. На ходу окликнул дневального:
– Быстро мне Абросимова, одна нога здесь, другая там.
Дневальный, заметив серьезное лицо своего начальника, пулей вылетел из здания и помчался во второй отряд.
Абросимов являлся своего рода связным, если Ефремову нужно было срочно связаться с Романовым, он передавал осужденному записку, а тот прятал ее в промзоне в потайном месте. Абросимов водил дружбу с дневальным начальника оперчасти, и в принципе никто не обращал внимания на неряшливого типа, так что сегодняшнее посещение было принято зэками вполне обычно, тем более дневальный крикнул, зайдя в секцию второго отряда:
– Абросим пошли чифирить, я уже сварил, прибегай ко мне.
Пока дневальный бегал за Абросимовым, Ефремов оторвал от листа бумаги половину и написал следующее:
«Наша встреча откладывается. Буду отсутствовать, примерно полмесяца, пока сверни все дела, следи за Д....!!! Будь осторожен»!
Скатал записку в трубочку и, дождавшись Абросимова, передал ему послание. Вытащил из ящика стола небольшую заварку плиточного чая, и отдал курьеру.
– Положишь записку на место, но прежде, мельком дай «Ему» знать, что его ждет письмо, да смотри в оба! Все иди.
Ни Ефремов, ни остальные оперативники не могли даже предположить, что секретное прикрытие майора Кузнецова начинает осуществляться по - новой.
Дрон легко просчитал, как и какими способами можно отсечь щупальца опера Ефремова. Вывод напрашивался один: установить слежку за начальником оперчасти и по возможности отслеживать действия его дневального. Хорошую агентуру передал ему Колдун. Через надежных людей Дронов передал ценные указания лицам, которые упали на хвост[121] куму и неусыпно начали следить, пока тот находился в зоне.
Сегодня вечером Дронов выходит в зону, по распределению его спальное место теперь во втором отряде. «Это вместе с хитрым мужичком будем под одной крышей»,– подумал вор, вспоминая о Макаре.
Равиль пребывал в угнетенном состоянии, толи интуитивно что-то предчувствовал или разборка с Воробьем не давала ему покоя, понять не мог. В душе ощущался постоянный холодок.
Сегодня выходит Дрон, и какие события в зоне будут разворачиваться, можно было только догадываться. Оставаясь один на один со своими мыслями, он в последнее время стал сопоставлять свою прежнюю жизнь и теперешнюю. Если он раньше был уверен в себе, и это придавало ему сил и энергии, то теперь… После того, как его завербовал Ефремов, и присвоил ему кличку «Роман», он стал чувствовать себя совершенно по-другому.
«Вот он, трепет в груди, не дающий мне покоя. Да разве некоторое время назад я спустил бы этому молодняку Воробью. Мои пацаны давно бы зарядили ему "темную" и опустили за его борзость, но сейчас я потерял былую уверенность, что-то сдерживает меня от решительных действий в отношении Воробья. Простить его борзоту! Да никогда! Я его с помощью кума уберу с отряда. Я оставил для кума записку, что срочно хочу с ним встретиться, так что при встрече вопрос о Воробье будет решен, Ефрем закроет его в трюме в целях моей безопасности».
Равелинский поймал себя на мысли, что по-человечески он не смог дать оборотку Воробьеву и осталось ему пойти на поводу у собственного страха. Почему он так страшился Дронова? А может быть не его, а их методы устрашения, если, не дай Бог его выявят, что он работает на кума, то «петушиным» углом не отделается. Вот опять ему стало не по себе, наверно это и является причиной его душевного дискомфорта. Он с ужасом вспомнил, как в одиннадцатом отряде блатные опускали раскрытого «кумовского» работника, тогда были приглашены пацаны с разных отрядов. Местные быки из отряда долго измывались над сексотом, харкали в кружку, испражнялись в нее и заставляли его пить содержимое. Затем содрали с него штаны и водили по заднице своими «достоинствами», били по губам, а чтобы он не сдал своих насильников в оперчасть, один из пацанов щелкнул из «ФЭДа»[122]порочную сцену и пригрозил, что разошлет фото по всем его родным и знакомым.
Равелинскому тогда было необычайно интересно наблюдать за этой картиной, он тоже принял участие в наказании агента оперчасти, немного помочившись на него. Ему стало страшно. Он почему-то явственно ощутил себя на месте опущенного. Сможет ли он наложить на себя руки, если такое сотворят с ним. Нет! Умереть, прожив четверть жизни, он не намерен. Остается только одно: уповать на кума, вымаливать у него, чтобы его этапировали в другую зону, но это в случае провала.
«Да, что я в самом деле, кто может об этом узнать? Больше накручиваю себя, все будет хорошо!»– успокаивал он себя.
ВОР ВЫХОДИТ В ЗОНУ
К выходу Дрона из ШИЗО блатные во всех отрядах по разному отнеслись к этому событию: кто с тревогой, ожидая каких либо ломок, кто с восторгом – шутка ли, сам вор в законе выходит в зону, а кто и с надеждой: наведет вор порядок в зоне – беспредельщиков накажет.
Алексей Дронов выходил смело, еще сидя в изоляторе, он прозондировал почву и подъитожил: «Зона с общим режимом, блатные разношерстные, мужики не прибуревшие, в основном работяги. Сук и активистов в зоне хватает, но они держатся особняком в отдельном отряде. Администрация в основном следит за выполнением нормы выработки и само собой за порядком. По моему мнению, перспектива зоны такова: если блатных не натаскать, и не освежить умы, то в скором времени зона на корню будет сучьей. Менты с баллонами[123] подомнут под себя блатных и всех отрицал[124]. Подвертывается самый удобный момент, пока режимка и оперчасть оглумевшие: раскачать их, а при надобности разморозить зону. Но для этого потребуется много денег. Общаковые сборы вряд ли потянут какую либо акцию, но есть надежная дорога с волей. Один цинк[125] на свободу и воровское сообщество подогреет зону: водкой, разными дурадоловыми колесами[126] для растормозки скованных мужицких мозгов».
Дрону по большому счету было наплевать на все административные капканы. Главное, что начальник РиОР Кузнецов на время убрал кума с зоны, не подозревая, какой оперативный простор расчистил для решения насущных проблем зоновской верхушки. Что будет, то будет, пока нет опера, он предполагал расчистить «Авдиевы конюшни» лагеря общего режима.
Дронов уже дал распоряжение кое-кому из надежных пацанов, чтобы сильно не суетились и не заказывали «бал» по поводу его выхода из ШИЗО. Остальную зоновскую братву, чтобы не дразнить режимников да оперов, пока не нужно приглашать, сам потом все организует. Соберутся главшпаны отрядов, но только те, которых он затронул своим вниманием, сидя в изоляторе. Приходилось держать ухо востро, мало ли в зоне блатных, работающих на оперчасть.
«Шеи начну ломать: с прислуги, поваров, бригадиров и прочих ментовских пристибаев, и если мои расчеты подтвердятся, то и кумовским тихушникам не сдобровать. Тревожит одно обстоятельство: намечается первая разборка с Сибирским. По наводке одного шнифтаря, в десятом отряде идет «кроилово», урезается, занижается уровень сборов и отчислений в общак. С «пятерки» пришла малява, в ней пишут, что Сибирский – пацан правильный и его отец имеет авторитет среди братвы на строгой зоне. Старший Сибирский за него ручается и просит меня выслушать пацанов, и по справедливости разобраться. Ладно, с этим я улажу, раз строгач за него просит. Кто там им робу попортил? Тоже разберусь».
Его мысли прервал звук открываемой кормушки и голос дежурного прапорщика:
– Дронов! Имя, отчество?
– Алексей Евгеньевич.
– Год рождения, статья, срок? – Дрон ответил на все вопросы.
– Собирайся с вещами, срок твоего прибывания в ШИЗО истек.
– Да я уже готов, начальник, можешь выгонять,– весело произнес Лёха Дрон.
Прапорщик загремел ключами и открыл дверь камеры. Дронов спокойно вышел и двинулся к выходу из ШИЗО.
Встречать его пришел Симута и еще несколько пацанов: все со второго отряда, как и хотел сам Дрон. Симутин Вася, был главой блатных во втором отряде: парень крепкий, уважаемый пацанами и по всем меркам имел вес в зоне.
Поздоровались с Дроном, всем скопом пошли прямиком в баню и только после того как помоются, пойдут в барак. Так полагается: сначала заключенный, освобожденный из ШИЗО смывает с себя всю тяжесть изолятора, а затем его встречают в отряде друзья. По дороге к ним присоединились еще три человека.
В бане все было договорено, никаких посторонних людей не было, кроме тех, кто уже заранее пришел на встречу с паханом. Банщик и еще один зэк, остались у себя в каптерке, им строго наказали не высовывать носа. На случай, если появятся менты, двое зэков остались стоять на атасе возле бани.
Вначале помылись, затем здесь же, обмотавшись полотенцами, разлили чифир и стали молча передавать кружку по кругу. Первым нарушил молчание Дрон:
– Братва! Я не имею пока случая собрать всех пацанов, но вижу, что и в этом «шалмане»[127] собрались уже знакомые мне люди. Может так статься, что в ближайшее время меня снова загасят в изолятор или отправят на другую зону. По моим примеркам, у меня есть немного времени, чтобы оценить зоновскую картину. С кичи, кстати, тоже все видно, но не в такой мере, чтобы с маху разруливать дела. Посылая меня в эту зону, многие из моих корешей-воров предупреждали меня, что мусора здесь создают невыносимую духоту и мой выход в зону осложнился тем, что не все пацаны в зоне придерживаются правильных понятий. Лагерь первоходочный, публика разномастная, откуда молодым пацанам, залетевшим сюда с воли знать о воровских законах и жить по понятиям. И среди правильной братвы, я смотрю, разногласий немало. Основной контингент – это бытовики, хозяйственники и случайные залетные. Мужики попавшие по пьяной лавочке, да желторотые пацаны, взбудораженные романтикой воровской движухи. Какой-то процент идет с малолетки. – С этого момента Дрон стал еще серьезнее,– по всей стране в зонах мусора ужесточают режим, давят мужиков перевыполнением нормы выработки, формируются военные спецподразделения, готовые подавлять бунты и беспорядки. Зоновское и тюремное начальство оборзело в конец: зэков уже за людей не считают, жратва в столовой подается, как скотам, свиданки и передачки ограничиваются. Людей загоняют в загоны, именуемыми – локалками. В красных зонах идет ломка, опера сажают пацанов в ссученные хаты, тем самым помоя босяков, я уже не говорю о крытках, где менты бросают законников в прессхаты. Именно в этой зоне начинают править балом: бугры, баллоны, ментовские пристибаи.
Я не думаю, что мне придется разжевывать вам всю поднаготню, но еще раз говорю, времени у меня в обрез, наверняка через пару недель меня закроют и отправят на периферию. Кое-кто из здешних блатных начинают кумоваться с буграми, которые в свою очередь прессуют мужиков и загоняют «пинками» в долги. Я знаю случаи, когда блатные опускали мужиков за отказ выполнять норму. Это что?! Житие по тюремным законам? Таких гнид будем карать беспощадно. Нам – пацанам, нужно запомнить одно: мужики в зонах – это наша опора, не будет настоящей поддержки с их стороны, наша воровская власть будет расшатываться ментами.
Общак, в людском понимании, это наша жиганская честь, она глубоко сидит в сердце каждого бродяги. Нас воров очень мало по сравнению с пацанами и мужиками, но на нас возложена миссия следить за порядком в лагерях. Мы должны всех вас защищать и обязаны вести контроль разборок между противоборствующими сторонами по справедливости.
Я предлагаю всем пацанам крепче сплотиться и взять в свои руки всю зону, включая рабочку и выездные объекты. То, что происходило до сегодняшнего дня: перегибы, наезды не по делу, неправильные разборки, все объявляю в прошлом. Пусть никто из блатных не понтуется, что ему придется ответить за вчерашние косяки. Ошибки случаются с каждым, и я объявляю братве амнистию на этот счет. Но уловите для себя одно: беспредела в зоне я никому не прощу, и ответит тот, кто, осознавая, что творит против братвы и мужиков подляны, продолжает кичиться своими косяками. Ответят также те, кто продался ментам – это кумовские тихари и ярые активисты. Всех их вытащим на свет. – После такой речи, Дронов слегка передохнул, и спросил,–
кто Сибирский? – Леха в ответ махнул рукой и учтиво кивнул головой.
– Тебе братва со строгача привет шлет, от отца твоего особое слово. Я разберусь по твоей предъяве к братве с шестнадцатого отряда. Сегодня у нас знакомственная сходка, о делах завтра будем говорить. Симута, порешай вопрос с нарядчиком[128], мне край дела в первую смену нужно в выйти промку[129]. – Васька согласно кивнул.
– Пархатый, ты подбери мне пару надежных пацанов, пусть они побудут при мне. Да таких, чтобы могли язык за зубами держать. Не быков, а смышленых пацанов,– подчеркнул вор, – слушай, а как там пацан поживает?– Дрон засмеялся. – Ладно не ведись, не в обиду тебе напомнил. Позовешь его с утра ко мне, я с ним в промку прогуляюсь, заодно и познакомлюсь лично.
Братве Дрон понравился: правильный, не грубый, чувствовался стержень внутри, по всему было видно в зону пришел подготовленный. Многим блатным пришлась по душе амнистия, объявленная вором. Не все до этого момента творили дела по понятиям, теперь они чувствовали благодарность к авторитетному вору и, пожалуй, были готовы выполнить его любое поручение.
Уже вечерело, когда лагерная верхушка разошлась по отрядам. Вася Симутин провел Дрона в самый почетный угол отрядной секции. Там их ждал накрытый стол, организованный по поводу встречи Дронова. Водку решили не пить, знали, что мусора придут с проверкой, застолье с «бухаловом» устроят потом.
Мужики с любопытством поглядывали в угол: когда в жизни еще увидишь настоящего вора в законе. Поговаривали, что они справедливые и к мужикам относятся по-человечески. Даже случается блатных садят на перья[130], если они беспредельничают в отношении мужиков.
Такие и другие байки мужикам иногда рассказывал Макар – единственный из мужиков, приглашенных к столу. Дрон с любопытством рассматривал его, но расспрашивать пока ни о чем не стал.
У входа в отряд дневальный громко крикнул:
– Отряд смирно! Отряд вольно! И тем самым дал понять, что в секцию входят проверяющие сотрудники администрации.
– Это что за беда?– в недоумении спросил Леха Дрон Ваську Симуту.
– Пацан недавно с малолетки поднялся на мужики, их так «воспеты» учили честь отдавать.
– А что, толково он объявил и ментам не к чему придраться.
Наряд контролеров подошел ближе к собравшимся в проходе заключенным.
– Что за сборище, по какому поводу?– спросил прапорщик.
– Начальник, да кореша с кичи встретили, вот покушали трошки, может и вы к нам присоединитесь,– осклабился Симута.
– Ну, если нальете, почему бы и нет,– ответил шуткой прапорщик.
– Не-е, командир, ваксы тебе не предложим, сами по этому поводу седьмой хрен без соли доедаем,– пошутил Макар.
– А что так, такому знатному…, – видимо прапорщик хотел сказать: «Вору», но после заминки, продолжил,– вашему корешу и не грех водочки преподнести, а то, как-то на сухую негоже.
– Ладно старшой, не прикалывайся, ты сам знаешь, что сегодня мы пить не будем,– вставил Дрон,– за нами не заржавеет.
– Ладно-ладно, я пошутил,– сказал проверяющий, но протиснулся вперед: заглянул под кровать и открыл дверцу прикроватной тумбочки.
– Ты смотри, и в правду нет! – Как бы удивился контролер и, развернувшись, направился к выходу, уводя за собой остальных членов наряда.
Прозвучала команда отбой, в секциях погасили свет, оставив только тускло горящие ночники. Дрон вышел из отряда в ночную прохладу и закурив, присел на корточки возле цветочной клумбы. Из темноты, словно призраки, вынырнули две фигуры. Они приблизились и, тихо поздоровавшись с вором, присели рядом. Долго о чем-то разговаривали. Огоньки папирос при каждой затяжке ярко вспыхивали в ночной мгле. Колония мирно спала, только где-то по периметру зоны лаяли сторожевые собаки, да в вдалеке: в промзоне заквакала сигнализация.
«Завтра начнутся серьезные дела»,– подумал Дрон, провожая ночных визитеров.
Сбоку раздались шаркающие шаги по усеянной щебенкой дорожке.
– Кого несет? – спросил Дрон.
– Леха – это я,– отозвался Васька Симута.
– Не спится? Закуривай,– Дрон протянул папиросу и пригласил его сесть на лавочку,– Карзубый с Каленым были сейчас. Завтра пойдут выпасать тихаря кумовского. Утром, после развода на работу им нужно проследить за одним чеком, с нашего отряда – Абросимовым, может он приведет нас к следующему звену кумовской цепочки. Мне надо знать: все его передвижения, общения, короче все.
– Вот бы выловить тихушника, задавлю собаку собственными руками.
– Не впервой – выловим суку. Вась, я тебе по-настоящему доверяю. Твой отец Аркану лучшим другом приходится, а мне Арканя братом доводится. Все малявы с воли почитай через тебя идут.
– Леха, почту за честь корешиться с тобой.
– О Сибирском, что скажешь? Могу я ему доверять?
– Как мне,– Симута улыбнулся,– ведь ты мне доверяешь?!
– Ладно, разберусь с ним по-справедливости. Что скажешь о Карзубом и Каленом?
– Скажу одно – они надежны, как ледокол «Ермак». Колдун закрепил их хранителями зоновского общака, они по сей день выполняют эту роль.
–Значит шнифтари они надежные?
– Молотки! На самом деле Серега Карзубый и Игорь Каленый почитаемые в зоне люди и то, что они имеют отношение к общаковой кассе, знали только Колдун и я.
– А еще?
– В смысле?
– Какую еще роль они играют?– Васька не ответил на вопрос Дрона,– ладно Симута, можешь не понтоваться, я знаю, что они являлись исполнителями воли Колдуна, и участниками хорошо законспирированной организации, в их обязанности входит: выявление агентов оперчасти, «стукачей» в камерах изолятора и подготовка кадров для одного человека, нужного нам, как кислород.
– Откуда дровишки? – удивился Васька.
– Аркан подогнал, а ему Колдун.
– Леха, тогда у меня больше вопросов нет.
– Ты в курсе, кто убрал Тернова?
– Да в курсе. Понимаешь Леха, игра шла опасная, – это Карзубый и Каленый при первой наводке начали интенсивную слежку за предателем, ведь Тернов якшался с блатными всей зоны, как только его вычислили – сразу ликвидировали.
– Симута, я все знаю, и про «дорогу», идущую через твоего отца к Аркану. Все зоновские нужды неотъемлемо связаны с делами на воле, а конкретно речь идет о безопасности предприятия одного влиятельно Фан-Фаныча. Ты случаем не догадываешься, о ком я намекаю?
Васька хлопнул по своему плечу ладонью, как будто на нем лежал погон и ответил:
– Я же тебе сказал, что знали об этом Колдун и я. Ты хочешь услышать его имя?
– Ага.
– Кузнец.
– Надеюсь не прапор Кузя,– усмехнулся Дрон.
– Да нет, тот званием повыше – майор Кузнецов.
– Теперь я вижу, что ты в курсе всех дел. «Кузнец» нам нужен для своеобразного компромисса, он закрывает глаза на кое-какие вещи, например: наведение мною порядка в зоне, а я в свою очередь, делаю безопасной его нелегальную работу. Порядок в зоне – только на руку ментам, но им легче налаживать свою политико-воспитательную работу с активом зоны, чем передавать инициативу нам – уголовным авторитетам колонии.
– Ты говорил Кузнецу, что тебе край дела нужно побывать на Тарбазе?
– Конечно.
– И что, ты думаешь он пойдет тебе навстречу?
– Куда он денется. Хотя знаешь, ему видать не в жилу, чтобы я попал на объект, он догадывается для чего я рвусь на Тарбазу и то, что Кузнец убрал Ефремова с горизонта, – это дает нам шансы укрепить свое положение в зоне.
– Он кума - Ефрема уволил?!
– Нет, по-моему замыслу, его погнали в командировку. Я сейчас думаю, как бы с Кузнеца побольше филок снять, чтобы направить их в общак зоны. Какая-то часть от подпольной строительной компании является платой за охрану его предприятия. Но кроме нас, на воле есть люди, которым приходится платить, они наблюдают за бригадой, правда они в последнее время сидели без дела, но с моим появлением, работы у них прибавилось.
– Это люди Аркана?
– Да. Без них не будет настоящего контроля. Идет наращивание объемов строительства, и осуществляются нелегальные сделки. Организация Кузнецова и Говорова нуждается в надежной охране, в задачу которой входит обеспечение безопасности членов организации. В число охраняемых входят и сами зэки, они работают в расконвоированной статусе на строительном объекте, но как только их бригада переходит под охрану лагерного надзора, «парни-охранники» снимаются с объекта, и так до следующего дня. Да что я тебе объясняю, ты и сам все знаешь.
– Они неплохо получали за свою работу, пока менты не отправили Колдуна на крытку, потом Кузнец стал кроить деньги. Мне отец передает иногда такие сообщения.
– Ничего Васек, скоро прищучим этих доморощенных богатеев, их организация расширяется, так что им нужны новые люди. Мы с Арканом готовим «подпольщикам» сюрпризы, к братану уже начали обращаться Фан-Фанычи[131], нуждающиеся в безопасности собственных шкур. Придет время, когда «боссам» придется поклониться нашему братству в ножки, как бы им этого ни хотелось. Меня уже известили о деятельности подпольных организаций, производственного характера. Разве зря Васек воровское братство взяло курс в этих направлениях. Подпольных цеховиков, желающих пожить на широкую ногу и иметь свое нелегальное производство, теперь много, но такую корову нужно доить с умом, не пугать поборами, а предлагать свои услуги, то есть оберегать от "наскоков" случайных жуликов и вымогателей». В семидесятых подпольные цеховики набрали ход и уже не так боятся ОБХСС, как раньше. Налаживают кругом свои производства. До меня слухи дошли, что менты с вольными мастерами в Тогучинской зоне замутили пошив одежды, умело подделывая ее под импорт.
– Это на четырнадцатой? – спросил Васька, заинтересованный увлекательным рассказом Дрона.
– Ну-да. Они по деревням швейные машинки разместили: кто шьет тапочки и детские пинетки, а это же дефицит в наше время. Сейчас везде прорастает и набирает силу фарцовка, спекуляция. А Кузнецов с Говоровым занимается таким выгодным делом, как строительство. Короче, Васек: в глубинке и по всей стране нарождается новая формация коммерсантов, еще не совсем окрепшая и не затянувшая паутиной города Союза, но набирают силу подпольные предприятия.
Вот и нищие менты УИТУ и ИТУ, раскрывавшие некогда тощие кошельки перед своими семьями, уже запрягали в полозья "теневой компании" дармовую зэковскую рабсилу. Денежки -то сначала капали, а теперь ощутимо потекли в карманы предприимчивых тюремщиков.
Прежде, чем прийти в эту зону, я с многими из братвы встречался, и мне всю подноготною на мусоров зоновских слили: они же твари договариваются с хозобслугой, и в наглую воруют продукты питания, которое нам предназначено. Менты прочухали, что можно жить припеваючи, и за наши бабки заносят в зону все подряд: водку, наркоту, чай. Опера на воле совместно с зоновскими, все глубже стараются влезть в дебри воровского братства и, почуяв наживу от поставок в зоны нелегальщины, предвидят грандиозные обороты. Они твари сами пытаются насадить своих людей в лагерную верхушку. Знаешь Васек – назревает какая- то буря. Грамотных и умных воров не так уж много, но мы видим перемены в своем братстве – пошла настоящая движуха. В системе ГУИТУ МВД идет какая-то непонятная возня, нас предупреждают о предстоящей ломке авторитетов. Мы рассылают воззвания в зоны разных областей, шлем закодированные малявы на разные периферии.
– Леха, поэтому ты здесь?
– Да. Я сам предложил братве, что хочу пройти этапом в Сиблаг. Аркан в Новосибирске крепко держится, хотя, ты сам знаешь, он сейчас на нелегале осел. И, как бы Васек мусора нас не ломали, но смелые, решительные люди, рискуя своим здоровьем, а то и жизнью, входят в зоны, в черные, гретые. Только вот такие, как эта – красные и сучьи зоны уже плотно загнили и поражены грибком коммунистической пропаганды. Активисты - "козлы" –это движущая сила ментов. Администрациям УИТУ и колоний на руку вступление зэков-предателей в секции внутреннего порядка, она ставит в основу исправление таких заключенных. Но мусорская система прекрасно знает наперед – не может человек исправиться, находясь в поганых условиях, где все запрещено, кроме, как дышать свежим воздухом. Эти козлы, освободившись досрочно, по-новой через полгода или раньше заезжают в тюрьмы. Какие они к чертям "исправившиеся" – еще хуже становятся, когда возвращаются в зону. От собственной злости на всех окружающих, такие гады в прямом смысле пойдут по трупам, чтобы опять досрочно выйти на волю. Мусорская система по-новой отпускает их, потому-что в красной зоне, весь порядок держится на таких козлах.
– Я смотрю, ты Советы сильно ненавидишь.
– И есть за что. Потом расскажу, эта история длинная, и связана с моим отцом. Скажу тебе только одно – вся Советская система – это сплошной мусор, и я не намерен ей прощать за то, что они отправили моего батю в психушку.
Мне Васек торопиться нужно. Хочу насадить умы молодых, да неопытных верными понятиями. Повернуть вспять «красные» порядки в этой зоне, чтобы они не занимали прочно место в жизни блатных и мужиков, чтобы этим примером заразились все лагеря Сибири. Порой смотрю на всю эту серую массу и сам себе противоречу: хочется вести дела по справедливости, по совести воровской, а иногда от тупости людской в злобу бросает. Куда вы лезете мужики: кому собрались подметки лизать? Власти, которая ваших отцов и дедов в бараний рог гнула. Да, Васек, комсюцкая пропаганда так въелась в людские мозги, что вытравить ее невозможно. Потому многие из мужиков стараются не вникать в наши понятия.
– А что в воровском кодексе о внутренней политике говорится?
– Вернее говорилось. Старые кадры Вася, далеко и глубоко запрятаны ментами, до нас только отголоски доходят правильных воровских понятий. Приходится, как археологам по крупицам собирать людские наставления и, придерживаясь их, чтить дальше наш закон.
Менты нас ломают, а если мы еще начнем устраивать ломку братве, то не на кого будет после опереться. Вот я и считаю, нужно к босякам в верхах зоновских и отрядных гибче подходить: с мужиками почаще здороваться, разговаривать, объяснять им грамотнее и доходчивее о законах наших, а где-то пресекать на корню беспредел зарвавшихся псевдоблатных. Защищать интересы мужицкие, и по мере возможности помогать. Не набивать братве свою требуху общаковыми сборами. День ото дня мужикам приходится смотреть на беспредел разных отмороженных типов, так кто же из них пожелает после этого поделиться с братвой и добровольно пожертвует в казну хотя бы кропалик.
Вот и присматриваюсь я к таким пацанам, как ты, Сибирский, Крот. А с Пархатым, Равилем и Вороном надо кончать – это они сейчас притихли, когда я в зоне объявился. Когда менты упрятали Колдуна на крытку, зона практически осталась без "головы", каждый в отдельности по отрядам старается тянуть на себя одеяло. Скоро созову зоновский сходняк, и братва сама скажет свое слово, кто им нужен, а кого отправить в "петушиные" бега.
– А почему ты Пархатого на место пахана поставил?
– А кого, Равиля или быков? Там нужен нормальный, смышленый человек. После сходки решим, кого поставить во главе пацанов.
За разговорами совсем расцвело. Поспать так и не удалось. Дрон и Симута зашли в барак, и попросили пацана заварить покрепче чай, а сами пошли к умывальнику, ополоснуться холодной водой. Сегодня им предстоит провернуть много дел.
Долго не спалось в эту ночь и Сашке Воробьеву. Он знал, что Дрон вышел в зону и его встретили, как подобает. Пархатый принес новость: завтра с утра вор зовет Сашку с собой в промзону.
«Чтобы это значило? Пан, или пропал? Милость, или опала? Что ожидать от такого приглашения? Шестеркой или быком, я больше ни у кого не буду,– затем логически рассудил,– что, у Дрона пехоты мало, некому его сопровождать? Да нет, здесь что-то другое. Ладно, утро вечера мудренее».
Сон не шел, и он с наслаждением окунулся в счастливые воспоминания, о тех недалеких и ярких днях на свободе. И вдруг Сашку осенило, раньше он все время силился вспомнить, где мог видеть физиономию Пархатого. Ну, конечно же, это был он!
Сашка лежал и думал, если бы он сразу узнал Рыжкова в комнате отдыха, когда он натравил на него своих псов, наверно бы вцепился в его горло зубами. Теперь Сашка понимал, почему не смог разыскать Пархатого на свободе после драки за клубом Железнодорожников, он сел на срок за ограбление. В том году Рыжков располосовал ножом ему руку и ногу, а бедная Наташка бегала вокруг раненного Сашки, призывая проходящих помочь. «Наташа. Где она теперь и где я? Словно ножом судьба разрезала мою жизнь пополам. Почему я тогда не согласился на предложение братвы: разобраться с Кемеровскими, глядишь бы мне поддержка была от местной блоти. А может я правильно сделал, что не пошел у них на поводу. Конечно правильно! Так и буду продолжать».
В зоне не принято доводить до разбирательства дел на воле, таков тюремный закон. Но ничего, если ему представится случай поквитаться с Пархатым, он не упустит такой возможности. Сашка успокоился и погрузился в глубокий в сон.
Глава 18
ПЛАН ВОРА В ДЕЙСТВИИ
Утром бригадир подошел к Сашке и сказал, что он занаряжен на работу в первую смену. После завтрака, начинался развод осужденных на работу в промзону.
Дрон и еще несколько пацанов тоже двинулись в рабочку. Пошел на производство и Равиль, получивший накануне сигнал, о том, что его ждет сообщение от Ефремова.
Воробьев, пройдя развод на работу,возле сборочного цеха подошел к Симуте, тот подвел его к Дрону. Сашка учтиво поздоровался и назвался. Вор ответил тем же и пригласил пройтись по рабочке. Окинув взглядом Воробья, Дронов заметил, что парень действительно крепок и держится уверенно. Почтителен, немногословен.
Вор периодически справлялся о парне: он уже узнал, что Воробей ушел из семьи Равиля, да не просто ушел, а с боем, и затем создал свою семью из знакомых пацанов. У Дронова появились признаки симпатии к Воробьеву.
Положение в шестнадцатом отряде волновало вора, если сегодня его предположения, относительно верхушки блатных подтвердятся, то в скором времени пацаны там «осиротеют». Дрону необходимо поставить своего человека, но пока кандидатуры не было, а чтобы иметь виды на – Воробья, он должен услышать его самого. Молод он еще, но ведь это не порок. Дронов вспомнил себя молодым, когда мать-коммунистка отказалась от родного сына, не захотев его признавать за его «свободолюбивые взгляды».
Дрон не спеша стал интересоваться о жизни Сашки:
– Расскажи о себе, о родителях, о твоей жизни на воле. Санька вкратце рассказал.
– Так у тебя пахан сидел?
– Да, три раза, последний раз с Краслага, с Решот выходил.
– Ты оказывается потомственный каторжанин,– пошутил Дрон. Он не зря прощупывал Воробья: сегодня вечером, вору подгонят маляву со свободы, где конкретно, по тайному опросу выдадут подноготною на Сашку.
По промзоне ходили долго, заглядывая в производственные цеха, участки, как будто вор изучал обстановку изнутри. Заходили в раздевалки, где зэки встречали их радушно, с душисто заваренным чаем. Затем Дрон предложил Воробью распрощаться до вечера, сославшись на дела, пообещал, что они снова встретятся на съеме с работы.
Абросимов – посыльный Ефремова, с самого утра забежал к себе на рабочее место, получил сырье для продукции и, покружив по участку, чтобы его видели бригадиры, поспешил в дальний угол промзоны.
Шел не спеша, оглядываясь назад и по сторонам. Останавливался не надолго и, никого не заметив, добрел до одноэтажного строения. Открыл простенький, навесной замок на железной двери и прошел внутрь. С правой стороны располагалось помещение вентиляционной камеры, и к потолку поднималась труба для вытяжки воздуха. Он снял сапог, вытащил стельку и, расслоив ее, достал небольшой целлофановый пакетик, в котором была завернута бумажка. Это была та самая записка от опера, предназначенная для Равиля. Абросимов просунул руку и вложил пакетик между стеной и трубой. Попробовал, надежно ли лежит и вышел из здания.
Минутами позже, убедившись, что зэк скрылся из виду, к той же двери подошли двое заключенных, крепкого телосложения. Игорь Каленый, покопавшись с замком, без труда открыл его и остался на улице. Карзубый включил фонарик и пройдя вдоль стены, подошел к двери венткамеры. Дернул за ручку, дверь была на замке, тогда он посветил вдоль стены и наткнулся на вентиляционную трубу, идущую наверх. Пошарил рукой и обнаружил какой-то пакетик. Он подозвал Каленого и, развернув сверток, прочитал записку.
– Вот козел!– выругался Игорь,– скотина поганая! Дрон, как в цвет смотрел, видимо это и есть сволочь кумовская. Что будем с ксивой делать, ведь ее забирать нельзя? Дрон сказал следить за ним в оба глаза, а тут вообще полный расклад получается.
– Да, нам главное дождаться теперь получателя,– сказал Сергей Карзубый,– давай быстро беги за Дроном, пусть ксиву прочтет. Ну, давай, давай Каленый, только быстрее,– торопил его напарник,– я эту мразь подожду, если мы его упустим, Дрон с нас спросит.
Минут через пятнадцать, Карзубый, оставшийся в засаде, заслышал шаги с наружи и вжался между стенкой и трубой, но когда дверь открылась, вошли Дрон и Симута. Каленый остался стоять у входа. Карзубый посветил фонарем и пропустил вора, тот внимательно осмотрел место и взял у Сергея протянутую записку. Прочитав ее, он хищно ощерился и, поняв, что был на верном пути, произнес:
– Это выходит, за мной ему следить? Интересно, какие дела нужно сворачивать? Ну, братва – вы молотки, не упустите его, нам этого гада еще расколоть нужно. Там будет видно, я подумаю, что с этой «наседкой кумовской» сотворить.
Стоящий с ними рядом Симута выругался:
– А если