Равиль, состроив серьезную физиономию, сказал:
– А тебя и не пошлют, есть исполнители - торпеды, которые за тебя сделают эту работу,– затем немного смягчился и продолжил: – Санек, ты еще слишком молод, но мне нравится твой максимализм, ты еще не испорчен и чистый, и мне кажется у тебя такое воспитание: бунтарская натура, не хочешь ты выстилаться и прогибаться под обстоятельства. Скажи спасибо, что я с тобой так мирно беседую, а попади ты к Пархатому…
Сашка приподнялся с постели, чтобы выразить протест.
– Знаю - знаю, но все же, на одно мгновение представь, как бы Жека разделался с Сибирскими. Да он бы их всех дерьмом перепачкал, а еще бы на каждом углу орал, что сделал это по указке вора. Хотя, если учесть такой момент, то Дрон просил, чтобы все прошло, как можно скромнее. На вас троих, Пархатый бы наплевал, у него в семье нет равных, он всех считает быдлом и шестерками,– высказался Равиль.
Сашка призадумался над его словами: «Может быть Равиль и не плохой человек, но мне кажется он чего- то боится и не договаривает, а в отношении Пархатого он прав».
– А знаешь Равиль, если Дрон…
– Шшшш!– зашикал Равелинский,– не надо произносить имен вслух, они не любят этого.
– Ну ладно, хорошо,– Сашка зашептал,– если его отправят на другую зону, то Пархатый попытается подмять все в отряде под себя.
– Замучается, я не дам ему развернуться.
– В таком случае мне придется воевать с ним не на жизнь, а на смерть,– заявил Сашка.
– Вот здесь ты найдешь во мне верного компаньона.
Равиль протянул Воробью руку. Хочешь - не хочешь, но Сашке пришлось ее пожать.
На следующий день, по всей зоне разнеслась новость, что ночью в десятом отряде кое-кому из блатных попортили одежду. Хотя пять комплектов робы для братвы ничего не значили, но сам факт вторжения в их жизнь и напоминание о том, что они уже не являются авторитетными людьми в зоне, дали о себе знать. Подобный акт бросал на Сибирских пацанов тень – это было равносильно, что на них вылили ведро с фекалиями.
Леха Сибирский был в бешенстве, он примерно догадывался, откуда дует ветер, но прямых улик не было, и его возмущениям не было предела. Вообще, эта семья считалась очень крепкой в отряде, а также в зоне. Стремясь больше к независимости и самостоятельности, Сибирскому приходилось часто увертываться от чрезмерного давления блатных зоны. У Лехи были свои сторонники, к примеру, во втором отряде, Вася Симутин и еще несколько пацанов, правящих в разных отрядах.
Конечно, такие как Пархатый и пахан третьего отряда Ворон, своими беспредельными действиями в отношении мужиков портили всю погоду в зоне. У тех тоже были свои сторонники, и если приходилось сталкиваться на сходке блатных всей зоны, начинались жаркие споры, нередко переходящие в ругань и ссоры.
До какой нормальной семьи не доведись, каждые хотели бы править по своему в отряде, примерно, как на строгих зонах, то есть больше народовластия, без поборов, отбирания и беспредела.
Прошло три дня. Сашка не находил себе места, теперь он прекрасно понимал в какую историю его втянул Равиль. В одну из ночей он долго не мог уснуть. Мысли не давали покоя: «Как я мог пойти на поводу у этого лидоблюза, который боится Дрона, как огня, только при одном упоминании о нем, Равиль начинал ерзать и шикать. Тоже мне собрались два друга, "сбруя, да подпруга"– подумал он о Равиле и Пархатом,– один другого стоит».
Не думал Сашка, что прибытие его в зону начнется с бесконечных интриг, склок; он также понимал, что Равиль использует его в качестве быка[85] и как видно неплохо. Посулы, уговоры, давления на чувства, все пускает в ход этот упырь. «С кем мне посоветоваться? Не воевать же и с ним. Тогда я окажусь между молотом и наковальней. Может натворить что-нибудь, да в изолятор загреметь, а там дай Бог с Дроном пересекусь. Ведь оказал же он мне поддержку, может быть Дрон не такой ушлый, как эти пройдохи. Да, мысли - мысли, все в голову лезут. Где выход? Выход должен быть, нужно только правильных людей найти и заручиться их поддержкой. Равилю и Пархатому я не верю, как бы мне сейчас хотелось поиграть ихними головами, как футбольными мячами. Терпеть их не могу: Пархатого – за его беспредел и наглость, Равиля – за его скользкую и мерзкую натуру. Все! Нужно решать!».
На утро Воробьев решил пойти с повинной головой к Сибирскому, он должен познакомиться с ним,и все ему рассказать. Сашка не боялся, если даже попадет под справедливые кулаки Сибирских пацанов, он нутром чуял, что братву из десятого отряда пытались опустить по беспределу, и он шел к ним виниться.
Леха Сибирский встретил его дружелюбно. Поздоровались и представились друг другу, тот уже знал, что Воробей дал оборотку Пархатому и его пристебаям, потому на предложение поговорить, Леха провел его в дальний угол на свое место. Сашка вспомнил ночное похождение, и ему стало неловко. Сибирский послал кого- то сварить чай, и был весь во внимании.
Рядом в проходе никого не было, но зато вокруг стоял такой шум и гвалт от людских голосов, хоть уши затыкай, да и накурено было в секции, хоть топор вешай. У заключенных был выходной – воскресенье, потому в отряде собралось много народа.
– Леха, у меня серьезный разговор к тебе, выслушай меня, а потом решай, как со мной поступить.
Сибирский про себя удивился: «Что это с пацаном? Вроде первый раз встречаемся, а уже какие-то напряги».
В проход стали подходить остальные пацаны Сибирского, он знаком пригласил их сесть. Секретов от братвы у него не было. Сашка был готов говорить открыто и прямо, и потому обстоятельно и в подробностях рассказал обо всем собравшимся в проходе. Он закончил на спокойной и уверенной ноте:
– Я понимаю пацаны, что по своей глупости, неопытности был втянут в эту историю, и просто по человечески прошу у вас прощения, я не могу держать в себе этот косяк, и жду от вас решения.
Какое-то время все присутствующие сидели и молчали, первым по праву заговорил Сибирский:
– А мы то были в непонятке, какие черти на нас наехали. Понимали, что след идет к каким то мразям. Ну, Равиль, ну сука! Гаденыш...
Пацаны зашумели, каждый хотел высказать свое мнение, даже слишком ретивый потянул руки к Воробью.
– Не трож пацана! – осадил Сибирский взбеленившегося,– он сам к нам пришел, а повинную голову меч не сносит. Ты знаешь Воробей, в натуре, я наверно не встречал в своей жизни таких пацанов, которые, не прячась за чужие спины, приняли бы на себя весь гнев, мы же сейчас вправе втоптать тебя в грязь, опустить,– сделав паузу, он продолжил,– но в отличие от Пархатовских и Равилевских шакалов мы принимаем твою историю. Против тебя, я и мои пацаны ничего не имеем, ведь так, братва! – обратился он к пацанам. Все единогласно согласились.
– Заметано! Воробей – ты молоток!
У Сашки гора с плеч свалилась –это было уже второе облегчение после того, как он попал в зону.
Глава 10
ОПЕР ЕФРЕМОВ ДЕЙСТВУЕТ
В проход зашел пожилой заключенный, по нагрудной бирке Сашка прочитал, что он со второго отряда, и фамилия его – Макаров.
– Проходи Макар, почифирим,– пригласил его Леха. Тот учтиво поздоровался с каждым и, протянув руку Воробью, шутя представился:
– Сэр! Василий Макаров – поручик Лейб-гвардии ее Императорского Величества… Короче Санек, ну ее к едреней фене – эту королеву, давай по-простому, зови меня – Макар.
Пацаны прыснули смехом, а Симута весело сказал:
– Макар в своем репертуаре.
– Вась, а ты откуда меня знаешь? – обратился удивленный Сашка к Макарову.
– Кто же про Сандро - этапника не слышал, который шнобель Пархатому на бок свернул, а его быку Горелому из губы пельмень сделал.
Опять все разразились смехом.
– Так ты и есть тот Воробей?! Посыпались вопросы Сашке,– слушай пацан, ты и впрямь молоток!– подбадривали его голоса.
Воробью было приятно со всеми перезнакомиться в отдельности, хлопая по рукам, так он становился частью сплоченного коллектива.
По правилам приличия зоновской жизни, все зэки без исключения должны здороваться. Если кто-то, кого-то проигнорировал, то должен объяснить причину неприязни, иначе он рискует получить черную метку[86], а его оппонент в свою очередь обязан спросить, почему к нему такое недоверие, иначе братва не поймет и сочтет его не способным постоять за себя.
Познакомившись и послушав Сибирских братанов, Воробей заметил различие между ними и семьями Равиля и Пархатого. «Правильно трактуется пословица: "Рыба с головы гниет", как относятся паханы к своим подопечным, таковыми они и являются. Если в десятом отряде пацаны рассудительные, сплоченные, готовые за друг друга встать горой, чего не скажешь о блатных в шестнадцатом отряде. Все там под стать одному: угодничают, заглядывают в рот, готовы совершить хоть что, лишь бы главный блатарь похвалил, или как произошло со мной: по команде «фас» кинулись, словно взбесившиеся псы. Зато сейчас не перестают мне улыбки дарить. Одним словом – подхалимы! Таких людей я действительно ненавижу, очерчиваю незримую границу и ближе чем на два шага, никого из них к себе не подпущу».
Смех пацанов и мужиков отвлек Сашку от мыслей.
– Еще в моей жизни такая беда приключилась: молодой я тогда был,– рассказывал дальше Макар историю, может выдуманную, а может и вправду. По всей вероятности давным-давно он на свободе кошельки воровал, раз Сашка уловил разговор о карманниках:
– Гоним[87] мы как-то раз с корефаном[88] по центральной трассе, смотрю, бикса[89] стоит на передней площадке, клевая[90] такая, дай думаю, пришвартуюсь. А у нее оказалась дурка разбитая[91]. Подошел я к ней поближе, а деваха и впрямь смазливая, а тут подсад на резину[92] начался, меня и придавили к ней. Стою я, и обливаюсь потом, а всем телом ее формы классические чую, у меня ажно в голове чего-то забулькало. Руку мне зажали, не дают свободно работать, кошелек - то зацеплю пальцами, потяну, а он срывается, нет действия свободного. Надо же! В этот момент мой пацан между ног на дыбы встал. Молодуха -то почувствовала его твердыню и айда краснеть. Я стою: ни жив, ни мертв, нас с ней так сдавили, что не шелохнуться. Закрыли мы с ней глаза и стоим. Я - то тащусь[93], а она молчит, видать ее тоже забрало. Я тем временем шмель[94] уцепил и потихоньку тяну его на свободу, а тут водила автобуса резко ударил по тормозам, сначала вся толпа на нас с ней навалилась, а потом при остановке назад отхлынула, я в этот момент и купил[95] шмель. У меня непроизвольно вместе с выдохом и вылетело слово: "Все-еее"! Я - то о кошельке, а она видно подумала, что я приплыл, аж засмеялась, глядя на меня горемычного. Я конечно на первой остановке и слинял[96].
Проход опять разразился громким смехом. Начали мужики поближе подсаживаться. Кто с верхних шконок головы свесил, всем хотелось мужика-весельчака послушать, уж больно байки его были прикольные. Макар видит, что попал в круговой обзор и давай дальше заливать:
– А вот еще случай со мной произошел: гоним мы опять вдвоем с напарником по Академовской трассе, в резине народу – как селедок в бочке. Я такой в шляпе, в костюме, представительный. Плащ через руку перекинут, это для того, чтобы из-под него незаметно в ширму нырнуть[97].
Сидят две дамы, а напротив их два чувака, видать их телки были, и тема - то знакомая у них на устах. Один рассказывает:
– У моего родственника из внутреннего кармана на днях кошелек в автобусе украли.
– Да Вы что?!– изумились дамочки.
Другой чувак тут же начал умничать:
– Да не может этого быть, как так? У живого человека и украсть кошелек. Ведь это невозможно, так просто попасть во внутренний карман.
Я пододвинулся ближе к этому "Фоме неверующему" и давай поддакивать:
– Да-да совершенно с Вами согласен, это уму непостижимо, я тоже не верю в это.
Тот, видя, что на его стороне тоже есть поддерживающие его люди, еще больше стал распаляться:
– Да я ему мерзавцу все руки попереломаю, не дай Бог мне такой попадется.
– Вот здесь мы с Вами сродственные души,– продолжал я поддерживать заводного мужика, а сам незаметно, из-под плаща рукой ему по дружески по груди хлоп-хлоп и, выгнав шмеля из внутреннего кармана, подхватил его под полой пиджака. Здесь ко мне Вася Хрипатый – мой компаньон приштырился, я ему шмеля сбагрил[98], он на остановке и слинял. Попрощался я со всей компанией и напоследок сказал:
– Так что передайте своему родственнику, пусть не заливает, что у него украли кошелек, сам потерял наверно.
Я выскочил на остановке. Представляете пацаны его мину[99], когда он сунулся за шмелем,– закончил Макар.
Все опять грохнули смехом. Да, рассказчиком он был знатным, бывают же такие люди, слушаешь и как будто сам присутствуешь там, в воображаемом автобусе, а уж посмеяться всей компанией вдвойне приятно, ведь смех – чувство заразительное.
Откровенно говоря Сашке не по нутру были такие истории, он ведь не вор, его мать не учила этому, и за всю свою жизнь он не украл ни у кого ни одной вещи.
Что поделать, раз в колонии собран весь свет воров и жуликов и тем не менее, Сашке как-то легко стало в этой компании, здесь атмосфера была совершенно другая, в отличие от шестнадцатого отряда и его обитателей. Пора было уходить. Он кивнул головой Сибирскому, тем самым давая ему понять, что зовет посекретничать. Они вдвоем, старясь не мешать слушающим мужикам, пошли на выход.
А тем временем начальник оперчасти Ефремов карпел над информацией Романова, сверяя два поступивших сведения на одного осужденного, источник одного Роман, а другого – агент «Лапша».
Вырисовывалась следующая картина: осужденный Матвеев идет через несколько дней на личное свидание на трое суток, где должен получить крупную сумму денег. Примерно за месяц до свидания по обоюдному сговору с сотоварищами, он отправил переводом деньги родственникам. Информаторы Ефремова извещают, что скорее всего деньги выкинут из окна комнаты личного свидания, но чтобы поднять деньги с земли под окном комнаты, которая расположена в двухэтажном здании на первом этаже, необходимо раздвинуть колючую проволоку и проскочить тропу нарядов. Все это нужно проделать мгновенно на глазах у часового, находящегося на вышке в мерах ста. Стрелять в этой зоне он не имеет права, но поднять тревогу может.
Здесь не все так просто, когда Матвеев займет выделенную для свидания комнату, оперу останется поставить в схроне кого-нибудь из наряда контролеров и ждать. Вот и напрашивается вопрос: сколько ждать? День, два, три? Смена контролеров меняются один раз в день, не может же один и тот же прапорщик дежурить три дня подряд недалеко от окна комнаты свиданий. Напрашивается еще один вариант: с работниками режимной части произвести обыск родственников и заполучить деньги, но тогда весь смысл теряется, деньги перейдут в казну колонии.
Ефремову же хотелось убить сразу трех зайцев!!! Поймать Матвеева за передачу денег – раз. Задержать «танка», так зэки называют, того, кто преодолевает препятствия и передает грев – два, и через него попытаться выявить цепочку лиц ведущую в главному зачинщику, и наконец три – овладеть деньгами. Конечно, часть из них придется обнародовать в рапорте, а львиную долю его подручный прапорщик конфискует, тем более по информации сумма должна быть не малой.
Ефремов догадывался, что в зоне работает курьер из числа вольнонаемных граждан, зэки их называют «гонцами»[100], они осуществляют поставку в зону денег, писем, небольших бандеролей. Почему Матвеев не воспользовался «услугами» такого гонца? Остается под вопросом, скорее всего осужденному и его дружкам не захотелось делиться с посредниками, а может быть не нашлось таковых.
Вероятно подкупленных сотрудников - гонцов в зоне несколько, ведь блатные в лагере держат общак, кто- то же проносит им каждый месяц энные суммы. Вот и хотел оперативник, чтобы Романов вычислил этих поставщиков, но информация была закрыта и строго засекречена. Роман даже не знал, кто является кассиром зоновской казны, даже отрядная касса была недосягаемой для него. Эта структура была независимая и нити вели на свободу к воровскому общаку. Сколько бы ни напрягался Ефремов, а выявить источники поставок денег и содержания самого общака он не мог. Лакомный кусок – зоновский общак, но накрыв его единожды, не получишь в следующий раз ни гроша. Вот так все построено у этих хитроумных зэков, как в хорошем Минфине.
Чтобы продвинуть Романова на руководящее место авторитета, нужно проделать хитроумную комбинацию, ведь опер зоны не может поставить главным блатным в отряде своего человека, его назначает вор, то есть Дронов, значит его необходимо убрать из зоны.
«Вот еще одна головная боль – Дронов. Вор в законе,– размышлял Ефремов,– пока я сделал все необходимое, чтобы он содержался в ШИЗО. Ну, упрячем мы его в ПКТ,а что толку? Он все равно контролирует зону из ШИЗО. По определению зона считается красной, и вору в законе путь сюда заказан, ему здесь ловить нечего, но кто их разберет теперь этих воров. Каждый десяток лет меняются правила игры, многие зоны уже не могут принимать воров в законе, в основной массе лагеря отмечены красным цветом, где уже давно процветает актив, разные секции внутреннего порядка из числа осужденных. Казалось бы, зайдет вор в зону и, судя по обстановке, нужно поднимать бунт, менять верхушку из числа заключенных, избавляться от актива. Как говорят у зэков: "Перекрасить зону в черный цвет". Я не позволю даже близко подойти блатным к этой цели, даже если возникнет угроза полного неповиновения, я предприму все меры воздействия на вора Дронова.
Не так давно мою идею создать «прессхату» для ломки[101] блатных, отверг начальник колонии Серебров, он – перестраховщик и слушает в основном своего заместителя Кузнецова, который и отсоветовал начальника создать такую камеру. Они оба боятся, что блатные забросают жалобами УИТУ и прокурора по надзору, и потому потворствуют заключенным. А ведь смысл всего шел к тому, чтобы отрицательно настроенных заключенных сажать в камеру к опущенным и тем самым марать их. Костяк заключенных в такой камере должен состоять из бывших блатных, которых по тем или иным причинам "опустили" авторитеты. Таким способом можно "перевести" в колонии всю эту "блатную масть" и поможет мне в этом сам Романов. Времена конечно уже не те, что были раньше, когда авторитетный зэк мог замутить воду среди блатных и отрицательных осужденных, тем более это не периферийные лагеря, а зоны находящиеся в черте большого города, где хорошо развита инфраструктура и система ИТУ имеет специально обученные подразделения военных. Не дай Бог, конечно, но случись волнения, которые могут перерасти в полное неподчинение администрации, то бишь зэковский бунт, мигом можно успокоить бунтовщиков, а стрелять - не стрелять – это уже не нам решать, а Москве.
Дронов осел в нашей колонии, я даже чую, что здесь что-то готовится. Я уже сколько рапортов писал, и начальнику колонии, и начальнику РиОР, чтобы решался вопрос о срочном этапировании Дронова. Но решает это управление, а там почему-то медлят, не захочешь, а подумаешь, специально они, что ли резину тянут, нам здесь на местах виднее, но наши молитвы видимо не в уши управленцам».
Еще одна идея, возникшая у главного опера зоны, не давала ему покоя – это замена всех блатных авторитетов своими людьми. Ему необходимо иметь двадцать Романовых, которые будут работать на него и выполнять сложные поручения. Смысл сходился к тому, чтобы все сборы, производимые блатными по отрядам, контролировались оперчастью и внушительный процент оседал в кармане Ефремова. Если ему удастся выстроить в зоне именно такую цепочку, то скоро он будет контролировать весь общак колонии.
«Так, дальше идет еще разбор одной информации, тоже от Романа,– рассматривал Ефремов еще одно донесение,– столкнулись лбами блатные шестнадцатого и десятого отрядов. Это ж надо! Чуть до драки не дошло. По слухам, кто-то решил припомоить блотяков с десятого и испоганили им робу, а те в свою очередь, пронюхав что-то, решили разобраться с Рыжковым, хотя он во время инцендента сидел в ШИЗО. Опер улыбнулся.– Это мы с Романом разработали план акции и решили столкнуть лбами две блатные семьи, тем более все замешивалось на недовольстве Дронова в адрес Сибирского. Пусть грызутся между собой. Видимо им недоразвитым делать больше нечего, как друг друга опускать, ведут себя, как звери и замашки у них все – волчьи. Попробуй в этом гадюшнике, вылови золотого ужа, враз руку откусят. Заразы,– ругал про себя Ефремов Дрона и всех блатных.– Но разбираться нужно, все отрицательно настроенные осужденные ждут выхода Дронова в зону, чтобы созвать сходку авторитетных зэков. Ни в коем случае не стоит этого допускать. Дронов непредсказуем, что он предпримет в следующий момент? Его слово в воровской среде – закон, а вдруг он решит наказать Сибирских, начнется буза и не дай Бог перерастет в поножовщину. А если грянет бунт? Мне руководство не простит этого, вылечу как пробка из бутылки со своего места, да что там места, с учреждения попрут, и куда я потом? Токарем на завод! В органах трудно будет осесть. Ох, и жизнь собачья у нас – зоновских оперов, скользим, как по тонкому льду, чуть что, и в полынью, выберешься – хорошо, а -то и гляди, под грамотную воровскую разработку попадешь. Сколько оперативников в исправительных колониях погибает, ведь они же – воры эти, своих невольных исполнителей - торпед посылают для убийства. Проиграется какой-нибудь урка, а чтобы его петухом не сделали, ждет своего часа. Скажут ему: «режь» и убьет не задумываясь.
Конечно, если на протяжении многих лет все спокойно, работники администрации теряют бдительность, расхолаживаются так сказать. А вот у нас у оперативников, кроме интуиции еще и информаторы имеются и, чтобы все это сопоставить, нужно поломать голову, откуда ноги растут у этой заварушки. Завтра на планерке у начальника РиОР я обязательно составлю план с режимниками колонии. Я – начальник оперчасти имею оперативную информацию, режимники должны отреагировать, блокировать сходки авторитетов колонии, всех направить в ШИЗО, но без Дрона сборищ не намечается. Тогда что? У Дронова на днях заканчиваются пятнадцать суток, выпускать его категорически нельзя, Кузнецов должен понять, чего может стоить выход вора из изолятора.
Ефремов закурил, он распечатал уже вторую пачку папирос, не замечая, как один за другим вдавливал окурки в провонявшую никотином пепельницу.
Мать честная! Да за кого приходится переживать, да будь моя воля, Дронов бы давно уже улетел в крытую тюрьму, а тут приходится с ним цацкаться,– Ефремов чувствовал, как голова начинает побаливать,– нужно принять таблетку, а то к вечеру будет совсем плохо, завтра решу окончательно, как обыграть ситуацию с осужденным Матвеевым, и на планерке поставить вопрос о Дронове и обо всей оперативной обстановке в колонии».
Глава 11
СТЫЧКА БЛАТНЫХ
Воробей, выйдя на улицу вместе с Сибирским, уже не опасался, что кто-то из братвы шестнадцатого отряда увидит его вместе с Сибирскими. Расклад получился полный и предъявления со стороны блатных своего отряда в том, что он якшается с Сибирским, он не страшился.
То, что Пархатый и Равиль и им подобные считали, якобы пацанов Сибирского приопущенными, так в блатном и воровском мире не дают пощечины тайно, там открыто предъявляют за какие-то действия.
На улице стояло лето, день выдался солнечным, жарким. Они сели на лавочку.
– Санек, хорошо, что ты вовремя пришел, ведь сегодня выходит Пархатый,– начал Леха,– мы с братвой обязательно навестим его и этого долбанного Равиля. Я не верю, что Дрон не разобравшись, дал им добро. Пацаны со всей зоны даже не слышали о том, что мы неправильно ведем себя в отряде. Дрону наговорили о нашей семье не по делу.
– Я слышал, что Дронов коронованный,– сказал Сашка.
– Да, это действительно так, нам маляву заранее подогнали со свободы со строгача[102], правильный он и в хорошем авторитете. Вот только не сходится как-то, чтобы Дрон поощрял беспредел.
– Так выходит, что поставив Пархатого главшпаном, он способствует разгулу.
– Может и так, но чтобы конкретно услышать вора, Дрон должен выйти в зону. Пацаны говорят, что у него на днях заканчивается третья пятнашка[103]. До него здесь правил хороший, авторитетный пацан. Колдун зону держал в справедливости, всегда за беспредел спрашивал со всех, были случаи, когда блатные держали серьезную ответку за свои промахи. На крытке, куда его направили, запросили маляву, чтобы мы обрисовали Колдуна, его по ходу примут там, как настоящего босяка, сюда он уже навряд ли вернется, после отсидки в крытой. Вот бы кого короновать, он по понятиям любому арестанту «стоп в гору выпишет». Отсидел в ШИЗО больше половины своего срока и молва о нем хорошая идет.
– Лех, а что в твоем понимании мужик?
– Мужик? Мужик - мужику рознь. Вся зона на них держится. Мужика уважать надо – это работяга, мы в своем отряде их в обиду не даем, у нас знаешь, как все поставлено, сходил в магазин, посчитал нужным, принес в общак, кто сколько может. Мой отец сидит на строгаче, он всегда по делу обучал и натаскивал меня еще на воле, хотя сам уже третий раз окунулся. Я хочу Санек, чтобы было, как на строгом режиме, все по справедливости. Чтобы босота жила в кайфовых условиях, нужно рогом шевелить, но только не за счет мужиков, они ведь видят, кто в отряде всем заправляет, и к кому за помощью обратиться, если что случись. Ваше счастье, что ночью никто не проснулся, а то лежать бы вам сейчас в санчасти с бирками на ногах, прибили бы вас, одним махом. У меня, как-то бугры прибурели, норму давай устанавливать, мужики к кому пришли? Ко мне. Я буграм сказал, хотите хлеб с маслом есть и спать спокойно – не борзейте. Поднимутся мужики, я вас защищать не стану, а когда они скопом пойдут, да в руки арматуры возьмут, да еще на грудь грамм по двести примут, что им эта ментовская застава, по кирпичику разберут. А вот у Пархатого в отряде, случись что серьезное, сначала ему и Равилю череп раскроят, а потом сами над собой беспредел учинят, нет там хороших пацанов у руля. Ты знаешь, а ведь с Дрона за косяки, которые отморозки ляпают, могут спросить, не для того он в нашу зону направлен, чтобы бодягу с магерамами разводить. Я все же надеюсь, что он, узнав правду, закатает в пыль Пархатого и Равиля. А если нет, то я наверно совсем не лакшу[104] в воровских понятиях. Но мы будем справедливость отстаивать на свои берегах, этих тварей мы к своей земле не пустим, так что Санек, пацан ты хороший, но не туда попал, тебе одному трудно будет пробиваться в своем отряде. Я тебе совет дам, пока ты там человек новый, собирай вокруг себя костяк правильных пацанов. Пока режимники и кумовья[105] тебе на хвост не сели, присмотрись, мужиков защищай, не давай в обиду. Одного двух отмажешь от нападков этих мразей, тебя зауважают, о тебе и сейчас говорят, как о правильном пацане, но один в поле не воин. Короче, я с вашими буграми перетру[106], чтобы тебя месяц другой к работе не пристегивали, а там сам рули, с деньгами помогу и если что. Санек не жди, когда эта пехота на тебя надавит, иди ко мне, мы с пацанами тебя всегда выручим.
– Леха, на производстве работать, для пацана считается стремным?
– Конечно. Мне отец рассказывал, что раньше в зонах авторитеты не работали. Для них это был вопрос внутренней политики: воры в законе не признавали власть советов, и потому по их понятиям работать на государство – означало предать свою идею. Ты думаешь за что Дрону уже третий раз пятнашку выписывают? За отказ от работы! Его по - другому не чем зацепить, ведь кум Ефрем боится его в зону выпускать, а здесь он на полном основании маринует его в трюме.
– Но это же не справедливо! – возмутился Сашка.
– А ты думаешь, что менты здесь все по справедливости решают? Санек, законы и наши права – это все на бумаге, а на самом деле Совдепия любого недовольного ею сгноит на кичмане.
– Ты тоже недоволен властью? Я имею ввиду твои убеждения,– осторожно спросил Сашка.
– Мой дед, Санек, никогда не сидел по уголовной статье, но зато Советы его гнобили по всем политическим статьям – он на Тамбовщине принимал участие в крестьянском восстании. Наш род оттуда идет, отец мой по - определению считается ссыльным, хоть и был еще пацаном. Если, как ты думаешь, все было бы по закону, то простых мужиков не уничтожили бы Советы в той крестьянской войне.
– И много расстреляли?
– Я тебе так скажу, конечно это не факт, но отец говорил, что всех восставших потравили на смерть газами.
– Ни фига себе! Разве такое возможно… И тут Сашка вспомнил рассказы своего деда, как в предвоенные годы с их родной деревни десятками увозили арестованных крестьян. Вспомнилась сразу же история об организации «Черная молния», как она боролись с Советами на родной земле. Как в НКВД занимались фальсификацией и незаконно тысячами отправляли невинных людей в лагеря и подводили под расстрельную статью.
– Леха, я понимаю, что ты и Дрон можете по своим убеждениям не работать на Советскую власть, а как быть остальным блатным в зоне? Они -то точно не идейные, а не работают только потому-что не хотят. Мужики ведь ходят на производство, им что-то жрать нужно.
– А ты знаешь, я пожалуй соглашусь с тобой. Нынешняя блоть не способна мозгами принять идейную сторону воров. Они в большей степени нахватались верхушек и, извращая понятия, подминают под себя всю обстановку в зонах. Если Дрон – тот за кого себя выдает, то нас Санек ждут большие перемены.
– Что ты имеешь ввиду?
– Мы нашу зону начнем очищать от таких козлов, как: Пархатый, Ворон, Равиль и разумеется от поганых активистов. И если ты примешь сторону истинных пацанов, то твои бицепсы пригодятся в будущем для наведения порядка. Ты где так мастерски махаться научился?