Православное понимание смысла жизни.

Среди всех вопросов, которые задаёт себе человек, есть вопрос, фундаментальный для религиоведения и религиозной философии. Этот вопрос может поставить человека в тупик или вывести к религиозному восприятию жизни. Это вопрос о смысле жизни. Однако долгое время этот вопрос не ставился так остро. Впервые этот вопрос поставили наши русские философы в конце 19 - начале 20 века. О смысле жизни писали Соловьёв, Флоренский, Бердяев, но самая известная работа – это работа князя Евгения Трубецкого «Смысл жизни». В разговоре о смысле жизни необходимо учитывать то, что мы прошли достаточно длительную советскую эпоху, где тоже говорилось о высоком смысле жизни человека.

Вопрос о смысле жизни часто в светской аудитории подменяется, то есть подменяется сам вопрос, и поэтому на него получают самые разные ответы. Некоторое время назад, например, было очень популярно говорить о том, что жить надо для того, чтобы познавать мир, для того, чтобы строить коммунизм, то есть счастливую жизнь, для того, чтобы трудиться на благо общества. Человек, ориентированный на свою личную жизнь, будет говорить, что он живёт ради семьи, ради детей, для их будущего счастья. Это значит, что он уже знает, что собственное счастье он уже не увидит, но хоть дети увидят свое будущее счастье. Очень часто в литературе писалось, что жить надо для того, чтобы жить, надо просто жить и не мудрствовать лукаво. Наконец, в то время, когда на арену выходили тунеядцы и стиляги, они уже тогда провозглашали чуждый нам лозунг, о том, что жить надо для того, чтобы наслаждаться. Когда человеку задавался вопрос о смысле жизни, он воспринимал его как вопрос о её задаче, о том, что он должен сделать в этой жизни, как он её должен прожить, о способе проживания жизни.

И здесь необходимо объяснить, что религиозная философия вкладывает в вопрос о смысле. И здесь нам помогает князь Трубецкой. Вообще, когда говорят о смысле, говорят не о внутреннем содержании того или иного процесса, а говорят о том, какова конечная цель этого процесса. В последовательности этапов человеческой жизни каждый предыдущий период имеет реализацию в следующем. Но если физической смертью обрывается земная жизнь, и человек в полном смысле исчезает, то это означает, что сумма всех этих жизненных периодов равна нулю. И это значит, что смысл всей жизни отсутствует. Таким образом, конечная цель моей жизни равна нулю. Это звучит очень грозно. Если смерть – это всё, то в жизни смысла нет. Какой же вывод? Что тогда нужно делать? И вот, в отличие от современного человека, который просто уходит от этих вопросов, древние мудрецы, древние философы были честными, они могли сказать, что в жизни нет смысла - так, например, поступали скептики. Другие отвечали: «Смысл жизни есть, но он непознаваем», -так отвечали стоики и делали такой вывод: «Всё-таки жить надо». Циники делали другой вывод: «В общем-то, человеку и жить не стоит». Обратите внимание, многие философы древности кончали жизнь самоубийством не от отчаяния, что их философская система не нашла приверженцев, а от того, что они честно приходили к убеждению, что в жизни смысла нет и жить не стоит. Последователи Платона считали, что смысл жизни познаваем, потому что Платон всё-таки говорил о Боге. А Платон, как и Сократ, это христианин до Христа.

Отсюда ясно, что вопрос о смысле жизни теснейшим образом связан с вопросом о конечности бытия. Ну а если брать те ответы, которые мы упомянули, из материалистического, а ныне светского мировоззрения, на них на все можно найти контрвопрос. Например, человеку, который говорит, что жить нужно, чтобы жить, можно сказать: «С таким же успехом, по факту того, что каждый человек умирает, можно сказать, что жить надо для того, чтобы умереть». Когда говорят, что смысл жизни человека в том, чтобы оставить после себя память в добрых делах и т. д., можно сказать, что, во-первых, оставляет о себе память небольшое количество людей, во-вторых, что люди часто оставляют о себе память недобрую; в-третьих, часто оставляют о себе память люди, которые совсем этого не заслуживают, и забвенными оказываются люди, которые заслужили, чтобы оставить добрую память. Если же говорить о смысле жизни, который реализуется в детях, то можно сказать, что при всей нашей любви к детям, которая есть естественная в животном смысле и благословенная в духовном смысле, дети так же вырастут, умрут, и смысл жизни в глобальном измерении найти не смогут. Поэтому когда человек не понял, в чём смысл его жизни и говорит, что смысл его жизни в детях, он, таким образом, психологически переносит на будущее поколение свою так и не разрешённую проблему.

На вопрос о смысле жизни очень трудно ответить вне религиозного опыта.

В чем особенность религиозного, христианского, православного понимания это­го вопроса?

Христианство видит смысл жизни в вечной жизни с Богом, именуемой иначе спасением. Это означает, во-пер­вых, убеждение в том, что Бог есть, и что Он явля­ется не только источником бытия, но и самим быти­ем, в Котором лишь возможно благо бытия всего су­ществующего, возможно полноценное постижение Истины и познание тварного мира в его существе. Во-вторых, это предполагает понимание, что настоящая (земная) жизнь является не самодовлеющей ценностью, но необходимым условием, преходящей формой бытия личности для достижения ею совер­шенной жизни в Боге. Поэтому христианскому сознанию противоестественен атеистический призыв: «Верь, человек, тебя ожидает вечная смерть!» — по­скольку в нем не остается для смысла самого глав­ного — жизни, в которой лишь и может быть смысл.

Существо христианской веры можно выразить двумя словами: «ХРИСТОС ВОСКРЕС!» — так как в них заключена вся бесконечная и одновременно вполне конкретная перспектива жизни. Ее смысл — в уподоблении Христу и единении с Ним, иначе — обожении. Что это значит? Если ответить кратко, это есть совершенство в жертвенной любви, состав­ляющей само существо Бога, ибо «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге и Бог в нем» (1 Ин. 4: 16).

Человек, духовно очистившийся, исцеленный от страстей, т.е. духовно здравый, пребывает в глубокой радос­ти, любви и мире души — говоря на современном языке — в счастье, но не мимолетном, случайном, вызванном действием нервов и психики, а ставшим сущностным свойством души «нового» человека, и потому неотъ­емлемым, вечным. Следует, однако, заметить, что не это состояние само по себе является целью и смыслом жизни человека по христианскому уче­нию. Оно есть лишь одно из следствий достижения цели — единения с Богом, в котором личность человека достигает полноты свое­го раскрытия, богоподобия.

Христианское понимание смысла жизни, заключающееся в приобретении личностью еще здесь, на земле, бого­подобных духовных ценностей и вере в реальное воскресение тела для бесконечной жизни в Боге, становится, таким образом, в непримиримое проти­воречие с идеалом т.н. атеистического гуманизма.

Вопрос о смысле жизни теснейшим образом связан с вопросом познания. Существующие способы познания - рациональный, философский - не позволяют человеку проникнуть в посмертие, то есть доподлинно ответить на вопрос о конечности бытия и о смысле жизни.

В библейском смысле, в христианском смысле, чтобы что-то познать, узнать, нужно этому приобщиться. Мы знаем, что в библейском представлении познание означает соединение, на этом основано и наше представление о причастии. Можно многое придумать из того, что будет в посмертии, но это не будет пережитым опытом приобщения, эти абстракции не проверяются. Поэтому бесперспективны любые попытки и пощупать это посмертие, и попытки это посмертие придумать, измыслить.

Когда мы действительно сталкиваемся с попыткой проникнуть в посмертие, то разговор начинает сдвигаться с мёртвой точки только тогда, когда мы переходим к уровню познания, называемому откровением, или религиозной интуицией. Мы говорим о том необыкновенном даре, который есть только у человека, дар вслушиваться в откровения духовного мира.

При разговоре о религиозном познании нам трудно говорить о доказательствах внешних. Бога нельзя доказывать, Его реальность можно показывать. И смысл жизни нельзя «вычислить», его можно ощутить, найти, понять. Когда мы говорим о доказательствах, мы говорим о внутренних, то есть, о переживаемых внутри доказательствах. В любом случае, религиозное откровение воспринимается как встреча. Человек проходит свой путь, и вдруг, на какой-то вершине, которая на самом деле далеко ещё не вершина, оказывается, что навстречу ему пришёл Бог. Наверное, многих людей были моменты откровения, посещения Божия, но большинство людей может пройти мимо этого, так и не задумавшись о чуде, которое произошло. Очень часто люди проходят мимо тех импульсов, которые им посылает Бог, оказываются неблагодарными.

Посмертие, как и самого Бога, нельзя пощупать и нельзя придумать. В посмертие можно верить. То есть, здесь пересекаются понятия религиозной интуиции и религиозной веры. Вера - это не обязательно религиозный феномен, вера - это некий импульс жизненной энергии, позволяющий человеку существовать, позволяющий ему ориентироваться в мире. Часто человек принимает страшное решение ухода из жизни именно от безверия. И даже если не говорить о физическом акте ухода, человек без веры существовать не может. Однако часто бывает, что человек делает ставку на то, что не является абсолютным, гарантированным, и поэтому часто люди, которые без веры жить не могут, убеждаются в том, что их ненастоящая вера их подвела. Нередко люди сознательно отказываются от веры, а, по сути, оказываются суеверными.

В этой связи хочется сказать, что, по сути, атеизм не имеет (и не может иметь в принципе) ни фактов, подтверждающих небытие Бога, ни ответа на главный для него вопрос: «Что должен сделать человек, чтобы убедится в небытии Бога?» Точнее, атеизм должен признать свое полное согласие с религией в том, что для че­ловека, ищущего смысл жизни, есть только один путь найти (или не найти) его — религиозный.

Христианство предлагает человеку иде­ал, большего или равного которому не знала ни од­на религия мира — чистая, бескорыстная любовь. Эта любовь, по образу Христа, является высшим со­стоянием блага (если использовать терминологию Платона), счастья (по терминологии мира), блажен­ства духовного человека. Что этот идеал совершенной любви достижим реаль­но, а не является плодом чьих-либо фантазий, об этом достаточ­но красноречиво говорит история Церкви, жизнь ее святых.