— В какой-то из этих товаров и мог вложиться Финк — видимо, Хурал пообещал ему очень серьезную прибыль. И вот этот товар попросту исчез, потому-то хураловские братки и зашебуршились. Они считают — кто сдал Финка, тот и украл товар. Что ж, мысль перспективная.
— А тот, кто сдал кассира, не мог попросту забрать его деньги и свалить с ними куда подальше?
— Финк — не такой человек, чтобы держать капитал под матрасом. Конечно, он искал возможность выгодно его вложить. И вот вложил на свою задницу.
— Так что мы теперь делать будем?
— Можно, конечно, позвонить Прохору и обо всем ему рассказать. — Губы Окуня тронула легкая усмешка.
— Брось, Советник, — мы слишком далеко зашли, — поморщился бригадир.
— Я рад, что ты это наконец понял. Вопрос: что мы все-таки ищем? Финка или его капитал?
— Конечно, бабки, — живо отозвался Гангут. — Без разницы в наличке они или в товаре. Но лучше все же живые баксы.
— Это уж как карта ляжет, — пожал плечами Окунь. — На украденные балаковские деньги можно, казалось бы, выйти через Финка, но почему-то у хураловцев это не получается. Так что более нет смысла искать похищенного из твоей «ракушки» кассира. Нам он уже не нужен, даже если Канат предложит обменять его на Пионера.
— А что все-таки с Пионером? — встрепенулся бригадир.
— На этот вопрос ответа пока нет, — покачал головой Окунь и вырулил на Минку. — Но сдается мне, что-то с Пионером у хураловцев не сложилось…
Тут снова зачирикал сотовик Гангута. Советник опять-таки тормознул и вместе с бригадиром приложился ухом к трубке.
— Гангут?
— Ну…
— Говорит Канат. — Теперь голос хураловского бригадира звучал очень решительно и даже угрожающе. — Этот твой Пионер не ответил нам на некоторые дополнительные вопросы. Пришлось с ним расстаться. Его останки можешь подобрать на дороге, что идет от Минки к Арканово. Не советую тебе вести себя нами так же, как твой братан. Итак, кто сдал Финка?
Советник выхватил у ошеломленного Гангута трубку и сурово, но вместе с тем спокойно произнес:
— За Пионера ты ответишь, Канат. А тот, кто сдал Финка, уже отправился вслед за Пионером. Товар теперь у нас. — Он разъединился и успокоительно похлопал бригадира по плечу: — Не волнуйся, они больше не позвонят.
— Слушай, Советник, — с трудом разжал губы бригадир, — а ведь тело Пионера должно лежать где-то на шоссе, которое мы только что проехали…
— Вот именно. Мы все равно его уже проехали, — равнодушно вымолвил Окунь и надавил педаль газа. Он подозревал, что мужик, сбитый им на дороге, мог вполне оказаться Пионером, каким-то чудом вырвавшимся из цепких лап хураловцев, но не стал делиться этой своей догадкой с бригадиром.
Помрачневший Гангут долго молчал и наконец произнес:
— Я тебе уже раньше говорил, что лишний ствол нам не помешает. Теперь он, думается, нужен еще больше. Давай я позвоню Куцему, вызову его к нам.
— Дело в том, Гангут, — с расстановкой сказал Советник, — что Куцый — единственный оставшийся в живых человек, который точно знал, где находился в прошедшую ночь Финк… Не считая, конечно, тебя самого…
Митин и Курский
Курский вернулся в комнату, где проходила работа по составлению композиционных портретов.
Их конструктор между тем полагал: его миссия закончена, а потому всем присутствующим следовало освободить помещение, тем более что личные — амурные! — обстоятельства вынуждали его пораньше свалить сегодня со службы. Понукать он Митина не решался, но бросал в его сторону нетерпеливые взгляды.
Старший лейтенант по укоризненной мимике дизайнера в принципе понимал, что тот от него хочет, но уходить не торопился, поскольку не знал, как дальше поступить с задержанным. Потому-то при появлении Курского Костя не смог сдержать вздох облегчения: он в затруднительных случаях охотно перекладывал свои служебные функции на его плечи, а лейтенант столь же охотно брал их на себя.
Вот и сейчас Сергей, быстро разобравшись в ситуации, приоткрыл дверь комнаты и скомандовал находившемуся в коридоре охраннику:
— Прапорщик! Отведите задержанного в камеру!
При этих словах Павел Семенович спал с лица. Испытав шок при обнаружении гаишником трупа в его автомобиле, он на данный момент уже совершенно расслабился, поскольку чувствовал лояльное к себе отношение начальника РУВД.
И вот приходит какой-то сопляк и вдруг отправляет его в камеру!
Вообще-то его предупреждал Коля Сбитнев, что придется посидеть некоторое время в ихнем изоляторе. Но сказал он те слова совсем с другой интонацией, нежели этот мальчишка! Лейтенант Курский, как он представился в недавнем разговоре с Павлом Семеновичем, и смотрел-то на несчастного пенсионера совсем по-другому. Во взгляде Коли Сбитнева читалось сочувствие к жертве, а в глазах лейтенанта — холодное презрение к преступнику. Так, по крайней мере, показалось Павлу Козлову.
Вслед за задержанным и Митин с Курским покинули наконец вотчину компьютерного дизайнера, и тот подумал об инициативном лейтенанте, что даже любимчик старого пердуна Сбитнева способен в некоторых случаях вызывать симпатию.
Оба офицера вернулись в свою комнату и погрузились в молчание. Курский обдумывал план дальнейших действий, а Митин ожидал, каков будет результат умственных усилий его младшего коллеги. Костя относился к превосходству лейтенанта в оперативном отношении без всякой зависти, как к совершенно естественному положению вещей.
Курский же размышлял в основном о том, стоит ли ему выполнять распоряжение начальника РУВД и ехать вместе с Митиным к «актрисе». Он не видел в этом мероприятии особого толку, но желание познакомиться со столичной театральной звездой — таков был, по уверению полковника, статус Александры Ликиной — постепенно стало перевешивать.
Между тем Константин не выдержал затянувшейся паузы:
— Серега, что, по твоему мнению, думает Сбитнев обо всем этом деле? Я что-то не совсем понял: есть у него какая-то версия?
— Версия у полковника такая: неизвестный мужик накануне с кем-то подрался, получив при этом как следует по башке. Опасаясь, что ему добавят еще, он спрятался от преследователей в плохо закрытый багажник козловских «Жигулей» и там вскоре помер.
Все это Курский изложил на полном серьезе, без тени улыбки.
— Выглядит логично, но как-то малоубедительно, — осторожно возразил Митин, пытаясь понять, не разыгрывает ли его лейтенант.
— Тем не менее так оно и получается, если очистить слова Николая Ильича от шелухи. Он не только не верит в причастность Козлова к убийству, но полагает, что его и подставить не могли. Ведь подставпяют в большинстве своем криминальных субъектов, а таковым бывший командир добровольной народной дружины не может быть по определению!
— Так что же мы с тобой теперь делать-то будем? — жалобно вопросил Костя, умоляюще заглядывая в глаза лейтенанта, который тот, наоборот, всячески отводил в сторону: он чувствовал себя виноватым, поскольку из-за особого задания Сбитнева вынужден был некоторым образом пудрить приятелю мозги.
— Для начала проведаем козловских пассажиров, — с натужным энтузиазмом объявил лейтенант.
— Не понимаю, на фига это надо, — чистосердечно признался Костя.
«Только для того, чтобы отстранить тебя от реального расследования», — хотелось ответить Сергею, но позволить себе такую роскошь — говорить то, что думаешь, он не мог. Поэтому пояснил так:
— Следует проверять, что делал подозреваемый перед событием преступления как минимум последние двадцать четыре часа. Так учат нас инструкции министерства, пособия по криминалистике и сам Николай Ильич Сбитнев. В принципе возразить нечего.
— Тогда для чего же ты этого Козлова в изолятор отослал? — растерянно спросил Митин. — Как же мы без него найдем его пассажиров?
— Через паспортный стол. Примерное местожительство и изображения фигурантов у нас имеются, а больше ничего и не надо. Если же нам не повезет и фигуранты по месту высадки из козловской «шестерки» или посадки в оную не зарегистрированы, придется поработать с участковыми.
— А если и это ничего не даст и нам не удастся найти пассажиров гражданина Козлова?
— Да плюнем мы тогда на них — вот и все! — в сердцах хлопнул Сергей ладонью по столу и поднялся с места. — Впрочем, одного-то, некоего хулигана Куравлева, я уже разыскал, а Александру Ликину, как говорят, знает все Малинино.
К счастью, всех фигурантов они нашли в паспортном столе по месту регистрации и записали их адреса и телефоны. В частности, выяснилось, что некий Трофимов Клим Евгеньевич, «частушечник», проживает совсем рядом с РУВД, и первоначальный план Курского — съездить с Митиным к «актрисе», а потом заняться «настоящим розыском» — претерпел изменения. Он решил зайти с Костей и к «частушечнику», раз тот обосновался под боком.
В «девятке» Курского они прибыли к дому Клима Трофимова.
Дверь им открыл, не спросив даже «кто там?», мужчина лет сорока пяти, с сильно заросшим щетиной лицом и мутными скорбными глазами. Определенное сходство с компьютерной распечаткой на «частушечника» имелось, отметили оба милиционера.
— Ну? Чего надо? — скорее печально, нежели грубо спросил небритый мужик, окатив оперов густым пивным ароматом.
Костя вытащил «корочки» и покрутил их перед носом хозяина квартиры:
— Старший лейтенант Митин, а это, — кивнул он в сторону коллеги, — лейтенант Курский. Вы — гражданин Клим Трофимов, если не ошибаюсь?
Фигурант удивленно, по-птичьи, склонил голову набок и сделал шаг назад и в сторону:
— Менты, значит. Ну, проходите, коли так.
Он с полминуты продержал оперов в прихожей. Как полагал Сергей, Трофимов раздумывал, куда вести незваных гостей — на кухню или в комнату.
Наконец хозяин квартиры решился и провел их в жилые апартаменты. Они состояли из одной довольно большой комнаты, которая представляла собой и гостиную, и спальню, и рабочий кабинет.
В центре помещения находился стол с компьютером в обрамлении дюжины пустых пивных бутылок.
Стул в комнате оказался только один, поэтому Клим Трофимов, откинув в сторону простыню и одеяло с неубранной кровати, указал на нее жестом руки:
— Присаживайтесь.
Сам он расположился напротив визитеров как раз на том самом единственном стуле, поставив его задом наперед и облокотившись на спинку обоими локтями. По своей, видимо, постоянной привычке склонив голову набок, он разглядывал сотрудников милиции, пытаясь придать своему взору глубокую заинтересованность, но оба опера отчетливо ощущали, что фигуранту было на них совершенно наплевать.
Костя обернулся к Курскому — мол, вперед, лейтенант. У того в руках, к немалому удивлению Митина, появилась фотокарточка Козлова:
— Узнаете?
Трофимов взял снимок, покрутил его в руках, заглянув и с обратной стороны, после чего вернул карточку лейтенанту:
— Без понятия. Впервые вижу.
— Вы вчера целый день в Малинине были? В Москву не выезжали? — Курский, задавая свой вопрос, карточку не убрал, держал ее в руках.
— Да ездил в эту гребаную «Призму», — раздраженно бросил хозяин квартиры.
— «Призма» — это книжное издательство? — вмешался в диалог Митин.
— Оно самое, будь оно…
— Обидели вас там, да? — сочувственно поинтересовался старший лейтенант.
— Еще как! Мои частушки еще год назад напечатали, а гонорар все не платят. И гонорар-то плевый…
Костя тоже решил рассказать о своих горестях родственной душе:
— Я в эту «Призму» как-то свои стихи отослал, но мне их назад завернули. А потом они вышли в ихнем сборнике под чужим именем. — Но, чтобы не предстать в глазах коллеги совершенным неудачником, добавил: — А вот детектив мой напечатали.
— И хорошо заплатили? — встрепенулся Клим Евгеньевич.
— По высшей ставке! — беспардонно соврал Костя.
— Даже так, — враз помрачнел частушечник. — Впрочем, это неудивительно — вам ваша работа помогает. Я думаю…
— Простите, — невежливо перебил поэта лейтенант, — а на чем вы в Москву ездили?
— На частнике, — бросил хозяин квартиры. — О чем это я говорил?.. — Он задумчиво поскреб небритую щеку ладонью.
— А вы нам свои частушки не покажете? — Митин с уважением и интересом относился к любому виду творчества, а с живым частушечником общался впервые в жизни. Поэтому просьба его была высказана почти с придыханием.
— Пожалуйста, — оживился Клим Трофимов. — На какую тему предпочитаете? Хотите из жизни транссексуалов?
— Любопытно.
Трофимов прочувственно продекламировал:
Поменял приятель пол:
Позабыл он про футбол —
На тампон таращится,
От прокладок тащится.
— Очень трогательно, — отрецензировал Митин. — А еще?
— Вот, пожалуйста, из жизни путан:
У меня теперь патент:
Для студентов скидок нет,
С инвалидами войны
Трахаюсь за полцены.
— А за рулем был случайно не этот водитель? — сумел-таки влезть в разговор двух литераторов оперуполномоченный Курский. Он снова протянул Трофимову фото Павла Семеновича Козлова.
— Ну, конечно, этот! Такую гадкую рожу трудно забыть! Вы, однако, не зря его разыскиваете — совершенно криминальный тип.
— С чего вы взяли? — насторожился лейтенант.
— Да у него же это на физиономии написано! Полужирным курсивом! Вам, может быть, свыше и не дано такой текст прочитать, но я-то — инженер человеческих душ! Это тот, кто вам нужен, — потряс частушечник фотографией. — Берите его с потрохами, ребята! Не ошибетесь.
— А этот гражданин вам нигде не встречался? — Курский вновь сумел удивить Митина, продемонстрировав поэту снимок убиенного незнакомца из козловских «Жигулей».
— Не знаю такого, но сразу видно — тот еще фрукт! — Трофимов осуждающе покачал головой.
— Клим Евгеньевич! А я слышал, у вас и матерные частушки есть, — попытался вернуть разговор на интересующую его тему Костя Митин.
— Ну, конечно, как же без них!? Только таким вот ядреным глаголом и можно жечь сердца людей! — Клим Трофимов принялся было за декламацию, но, взглянув на суровое и мрачное лицо Курского — который в душе проклинал себя за бездарную трату времени, — передумал. — Я лучше вам письменный текст покажу. Пожалуйста. — Он взял со стола лист бумаги и протянул его Митину.
Старший лейтенант углубился в чтение, шевеля при этом губами, как первоклассник.
Из жизни транссексуалов
Пол сменю для красоты,
Член крутой отгрохаю!
Было все мне до п…,
Ну а станет по х…
— Ну знаете, Клим Евгеньевич, вы, можно сказать, сформулировали мое жизненное кредо! — восхищенно воскликнул Митин.
Курский между тем бочком пробрался на кухню и первое, что он там увидел — большую яркую афишу с очень красивой женщиной в костюме Клеопатры. На афише крупными буквами было напечатано — АЛЕКСАНДРА ЛИКИНА.
Куцый
Приказу Советника — избавиться от тела Ряхи — он подчинился безропотно, но на самом деле его гордая душа блатаря была уязвлена. Куцый — не шестерка какая-нибудь, а заместитель бригадира! Метрвяков укапывать — не его забота.
Конечно, Советник — фигура в группировке авторитетная, но в другой ситуации Куцый дал бы достойный ответ на такой вот приказ. Однако сейчас он попал в положение, в котором следовало больше помалкивать…
Он с раздражением взглянул на недвижное тело Ряхи, который, будучи активно действующим жителем Земли, изрядно попортил крови Куцему. Казалось бы, радоваться надо, что нет более на белом свете этого наглого придурка, совершенно не уважавшего высокий статус Куцего и относившегося к нему, как простому, рядовому стрелку. Но тем не менее он сейчас не чувствовал ничего, кроме незаслуженной обиды.
Впрочем, Куцый ощущал и некоторое облегчение — ведь пока все обошлось, хотя Окунь, сука, похоже, подозревает именно его…
Все эти мысли роились в голове у боевика, когда он драил пол в сенях, замызганный кровью Ряхи. Куцый уже потратил на данное мероприятие чуть ли не полпачки того самого моющего средства, которое так лихо рекламируют по телеку. Но «избавиться от пятен одним движением» почему-то не удавалось.
Наконец он счел результат своего труда удовлетворительным и решил с полчасика передохнуть. После достаточно длительного перекура зам бригадира прошел в комнату и некоторое время приглядывался к скатерти на обеденном столе. Но ее васильковый узор действовал на бригадира умиротворяюще, и в конце концов ему стало жалко эту красивую вещицу. Да и недостоин Ряха такого замечательного савана.
Тут взгляд Куцего привлекло верблюжье одеяло с нелепыми зелеными разводами. Как-то ему в холодную зимнюю ночь довелось им укрываться. До чего же колючим оказалось это покрывало! Просто мерзость какая-то. Вот в него-то он и завернет Ряху. Пусть поежится братан и на том свете!
Он подогнал непосредственно к дверям дома свой джип и не без труда запихал в него завернутое в зеленое одеяло и обвязанное веревками тело Ряхи.
Куцый сунул ключ в замок зажигания и вдруг вспомнил, что не взял самое главное — лопату.
Огласив окрестности несколькими подходящими к такому случаю выражениями, он вылез из «Паджеро» и направился в дальнюю часть дома, куда обычно складывался всяческий хозяйственный инвентарь, которым редко кто пользовался. Если и была где лопата, то именно там. Советнику, наверно, кажется, негодовал Куцый, что для пацанов из бригады Гангута закапывание трупов — обыденное занятие, вроде опохмелки для алкаша. На самом-то деле они — ребята мирные. Окунь, видно, путает их с боевиками Огонька.
Огонек… А не опереться ли на него в возникшей трудной ситуации?..
Куцый был не из старых корешей Гангута — рэкетиров. Он сделал себе имя в московском преступном мире, занимаясь исключительно автомобильными делами. Куцый помнил назубок технические характеристики едва ли не всех современных автомобилей на свете, уверенно ориентировался в их рыночной стоимости, четко знал, на машинах каких марок удобнее всего перебивать номера на двигателях и шасси, а также хорошо разбирался в охранных сигнализациях и противоугонных системах. В общем, в криминальном автобизнесе он считался одним из ведущих специалистов.
Хитрый и осторожный по натуре, сам Куцый крайне редко лично участвовал в автоподставах на дорогах и вообще никогда — в угонах. Зато он давал исключительно профессиональную наводку.
Не слишком сообразительному Гангуту был как раз нужен такой вот смышленый помощник, который в отличие от его боевиков-ломовиков, мог в трудную минуту дать дельный совет, а в отсутствие бригадира самостоятельно принять разумное решение. Да и своими габаритами пацан вполне подходил под статус его заместителя.
И в конце концов Куцый появился в команде Гангута, быстро став его любимчиком.
Ветераны бригады встретили стремительное возвышение новичка глухим ропотом, не решаясь, однако, в открытую предъявлять Гангуту претензии, но зато при каждом удобном случае выказывали лично Куцему свое неуважение, что того всерьез задевало.
Раздражал нового заместителя бригадира и еще один момент. Гангут начал таскать его с собой на различные акции устрашения и вообще всякие силовые операции. Стал, по сути, делать из него, криминала-интеллектуала, заурядного боевика. Короче говоря, Куцый чувствовал себя в бригаде не слишком уютно.
Но уйти из группировки Прохора вот так, запросто, уволившись по собственному желанию, будто из какой-нибудь заготконторы, или написав рапорт об отставке, как это делается в ментовке, было невозможно. Случалось, кого-то из нее с великим позором выгоняли — так, к примеру, вытурили несколько лет назад угонщика Леху Жука, — но чтоб добровольно…
Да и с какой стати он должен покидать серьезную, авторитетную команду? Таких на всю Москву не более трех-четырех штук наберется, и не факт, что в них найдется для Куцего достойная вакансия.
Поэтому он мечтал о карьере внутри группировки: либо перебраться непосредственно под крыло Прохора, либо занять место Гангута. Тогда бы и братки из его бригады поуважительнее к нему стали.
Но все это были именно что мечтания, никаких конкретных действий к их воплощению в жизнь он не предпринимал. Ну разве что с Огоньком поближе познакомился.
Этот братан пользовался у московского криминалитета суровой славой. Он руководил при Прохоре особой группой пацанов. Раньше они занимались только личной охраной Прохора, а потом стали выполнять и его спецзадания. Проще говоря, устрашали неугодных и непослушных, а то и ликвидировали таковых. В общем, очень авторитетная фигура — этот Огонек.
Но зато он плохо разбирался в автоделах и как-то попросил Куцего подобрать ему надежную тачку, не слишком прихотливую в эксплуатации и адаптированную к российским областным дорогам и сибирскому климату. Заместитель Гангута телохранителю Прохора такое авто подобрал и примерно через год удостоился от него парочки добрых слов.
Постепенно Огонек стал чуть ли не корешем Куцего, а при их последней встречи так и заявил ему: «Если будут какие трудности, сразу обращайся ко мне. Я тебя, братан, из любой выгребной ямы вытащу».
Быть может, в этой выгребной яме он, Куцый, сейчас и находится?..
А дело было в том, что вчера он наконец решился рискнуть так, как никогда в жизни. Зам бригадира и сам не мог понять, какая сила подвигла его на столь невероятный поступок.
Куцего уже не одну неделю обхаживал Баклан, специализирующийся на перепродаже украденных автомобилей. Угон, перебивка номеров, изготовление техпаспортов и все такое… Куцый с давних пор, еще до своего прихода к балаковцам, работал на него в качестве наводчика. Когда Куцый оказался в бригаде Гангута — прямого конкурента Баклана, тот, конечно, обиделся. Но они поладили, договорившись втихаря сотрудничать.
В свою очередь, и Баклан с Гангутом договорились о разделе зон промысла. И все шло тихо-мирно, пока один из гангутовских братков не увел тачку с территории, подконтрольной Баклану. Тот узнал о подлянке от Куцего, который тут же пожалел, что проболтался об этом. Поскольку Баклан немедленно предъявил претензии балаковскому бригадиру, кои Гангут без раздумий отверг: ничего, мол, не знаю, впервые о таком слышу, базар не по делу. Баклан, понятно, не мог сослаться на Куцего, пришлось малининскому бригадиру осадить назад и сопеть в тряпочку.
Но, утерев сопли, он стал искать возможность нагадить Гангуту неким особенным образом. И Баклану в конце концов пришло в голову увести у него новую дорогую тачку. Он прямо зашелся от этой своей мысли и донимал Куцего просьбами, требованиями и даже угрозами помочь ему в угоне. Баклану нужно было узнать все о том, как охраняется машина балаковского бригадира.
Куцый, однако, не поддавался его натиску, держался твердо, поскольку понимал, к каким тяжелым последствиям для него может привести такой фольтик.
И вот вчера мир перевернулся с ног на голову. Осознав, что Гангут, захватив Финка и не сообщив об этом лидерам группировки, может за такое дело серьезно поплатиться, Куцый решился на совершенно безумный шаг.
Но на самом деле он был давно внутренне готов к нему, поскольку уже успел выяснить, где и в каких условиях содержится новая «БМВ» Гангута. Нужен был только внешний толчок, чтобы Куцый начал действовать. И вот этот толчок состоялся.
В первую очередь Куцый хотел добиться того, чтобы Гангут был убран с поста бригадира, полагая, что при пособничестве Огонька именно он займет освободившееся место. Само по себе неоповещение Прохора о захвате Финка могло и не поколебать слишком уж сильно позиции Гангута (тем более что и Финка-то поймал именно он), но побег кассира окончательно и бесповоротно решал судьбу бригадира.
Однако организованное Куцым исчезновение Финка открывало перед замом Гангута и другие перспективы. Если кассир окажется в его руках, вполне можно было рассчитывать на солидные отступные со стороны пленника.
Появлялся и другой приемлемый вариант. Куцый мог лично сдать Финка Прохору, придумав для этого подходящую легенду, — но только после того, как Гангуту подпишут приговор и приведут его в исполнение.
В общем, возможностей масса, но как взять Финка? Ведь надо вскрыть гараж, нейтрализовать сигнализацию и противоугонную систему, а потом отвезти и спрятать полуживого кассира в какое-то надежное место — непонятно, между прочим, какое. Куцый, будучи крупным теоретиком, никогда подобными вещами на практике не занимался.
Ему сразу пришла в голову мысль привлечь к этому делу Баклана. Но он хорошо понимал, что малининский бригадир способен лишь на относительно разумный риск, а захват прохоровского кассира будет выглядеть для него натуральным самоубийством.
И тогда Куцый решился на второй безумный шаг — использовать Баклана втемную.
Он полагал, что сможет проконтролировать весь процесс. После того, как люди Баклана уведут тачку Гангута, он сядет угонщикам на хвост и приедет вслед за ними в малининский гараж.
Там уж Баклану деваться будет некуда — дело-то сделано! И тогда Куцый сумеет с ним договориться.
Он приехал к малининскому бригадиру и сказал, что принимает его предложение, но соглашение действительно только на предстоящую ночь, поскольку, мол, как только что выяснилось, Гангут завтра, с раннего утра, перегоняет свою тачку в стационарный, хорошо охраняемый гараж. И тогда ловить нечего.
Баклан засуетился и в конце концов сообщил, что ему удалось подготовить операцию.
Куцый следил с довольно большого расстояния, как работает его человек, но рассмотреть этого парня в темноте не мог, что тогда, впрочем, не казалось существенным.
Он сел угонщику на хвост, но в конце концов упустил его. Куцый уже тогда понял, что сморозил глупость, но в тот момент еще не мог полностью оценить ее масштабы. Ему, конечно же, следовало пасти не угонщика, а самого Баклана, то есть попросту отираться у его гаража. Ведь ясно же было, что товар поступит непосредственно к малининскому бригадиру!
Потеряв из виду «БМВ», он сделал еще одну ошибку — чересчур долго мотался по району в поисках угнанной тачки, а когда осознал, что надо срочно гнать в Малинино, — произошло вроде бы ерундовое событие, но оказавшее, похоже, роковым. Куцего задержали гаишники, которым взбрело в голову проверить его машину по полной программе. Короче, он потерял с ними слишком много времени и в гараж к Баклану опоздал.
Еще никогда он не видел малининского бригадира в таком бешенстве. Баклан был уверен, что Куцый его подставил, но не понимал — зачем и требовал объяснений.
Насколько мог разобраться в ситуации Куцый, разъяренный, но в то же время и крайне напуганный бригадир отказался от машины, а усыпленный кассир, возможно, вообще уснул вечным сном.
Говорить правду при таком раскладе — себе дороже. Куцему пришлось срочно строить из себя дурачка, в чем он некоторым образом преуспел: Баклан в конце концов вроде бы поверил, что наводчик не мог знать, что там у угоняемой тачки было в багажнике.
В Арканово зам бригадира ехал с содроганием, поскольку совершенно не мог себе представить, что предпримет Гангут, обнаружив исчезновение кассира. Конечно, Куцый теперь окажется под подозрением, но, к счастью, не только он один. Пионер с Ряхой знали то же, что и он.
К тому же Гангут не сможет поднять большой шум по поводу исчезновения кассира — в его же интересах помалкивать обо всей этой истории, тем более что и Финк будет молчать, поскольку он попросту околел.
Но произошло самое худшее, что только можно было представить. Гангут не стал молчать о допущенном им проколе и доложил обо всем Советнику, иначе не объяснить его присутствие на хазе в Арканово. Легко угадать, что будет дальше — поисками похитителей кассира займется весь аппарат балаковской группировки.
Мало того — исчез Пионер и убит Ряха. Плакать по ним Куцый, конечно, не станет, но это может означать только одно — Финк жив. Жив и начинает мстить своим обидчикам.
Вот в этой-то ситуации Куцый и вспомнил о своем покровителе Огоньке. Но как ему расскажешь о сговоре с Бакланом, да и еще кое о чем…
Так Куцый и не пришел ни к какому решению и, найдя наконец лопату, двинулся было на выход, но тут запищал его мобильный.
«Гангут, наверно, на разбор вызывает», — с чувством, близким к ужасу, подумал Куцый, но на связь все же вышел. Может, еще обойдется. А ложиться на дно — вообще гибель.
— Куцый? — поинтересовался какой-то незнакомый мужик.
— Он самый, — настороженно, но и с определенным облегчением отозвался братан.
— Пионер у нас. На наши вопросы он отвечает, но мы хотим его проверить. Если и ты ответишь так же, мы его отпустим. Если нет — отправится в далекий путь вслед за Ряхой. Видел Ряху?
— Видел, — облизнул вмиг пересохшие губы Куцый.
— А потом мы и до тебя доберемся.
Неизвестный мужик говорил чрезвычайно убедительно, и у Куцего ни на секунду не возникло сомнения в том, что он не задвигает фуфло. Да и труп Ряхи, обнаруженный в сенях, свидетельствовал в пользу его слов.
— Чего вы хотите? — едва слышно произнес он.
— Кто сдал Финка?
— Гангут, бригадир, в «Центурион» ходил, предприятие охранное… А кто конкретно навел — не знаю.
В трубке молчали, и Куцый посчитал, что разумнее всего сейчас разъединиться и какое-то время вообще не выходить на связь.
Он, подхватив лопату, вышел во двор.
Куцый совершенно не задумывался о том, какие чувства испытывал Гангут, обнаружив, что из его «ракушки» угнали машину с человеческим телом в багажнике, но теперь ему довелось пережить те же ощущения в полном объеме.