«Паджеро» у крыльца не оказалось.
Часть вторая
ЯВЛЕНИЕ КЛЕОПАТРЫ
Митин и Курский
— Если что-нибудь вспомните по интересующему нас делу, звоните. — Митин, стоя уже на выходе из квартиры, протянул частушечнику Трофимову бумажку со своими от руки написанными служебным и домашним телефонными номерами.
— Вы очень рано уходите. У меня еще…
Но Клима Евгеньевича бесцеремонно перебил Курский — подойдя сзади, положил руку ему на плечо и слегка встряхнул частушечника.
— А это кто — ваша родственница? — Он указал рукой в сторону кухни, где виднелась афиша с Александрой Ликиной.
— Это — моя женщина, — небрежно пояснил Клим Трофимов.
Митин посмотрел в том же направлении.
— Недурна, однако. — Он подошел к афише поближе. — О, да это же наша фигурантка! Здесь она выглядит эффектнее, чем на компьютерной распечатке. Правда, Костя? — Старший лейтенант при этом взглянул на Курского, который, стоя за спиной поэта, показал на того пальцем, а потом тем же пальцем покрутил у своего виска. — Где вы с ней познакомились? — Не слишком обращая внимание на жестикуляцию оперуполномоченного, спросил Костя хозяина квартиры.
— Я ее вообще не знаю, — последовал внезапный ответ. — Но она помогает мне в моем творчестве. — Заметив недоумение в глазах Митина, Клим Евгеньевич пояснил: — Когда я работаю в стихах над женскими персонажами, то мне нужна конкретная девушка, которая вдохновляла бы меня при создании образа.
— И вы смотрите на афишу с Александрой Ликиной?
— Совершенно верно, коллега. Как литератор, вы меня, конечно, понимаете.
— Хм… Интересно, какую частушку можно сочинить, глядя на эту женщину… — Константин еще раз окинул взором божественный образ Клеопатры, роль которой, как явствовало из афиши, и исполняла Александра Ликина.
|
|
— Пожалуйста, — мгновенно отреагировал Клим Трофимов.
Строгий кодекс мой моральный
Запрещает секс оральный.
И, когда минет беру,
Я молчу, а не ору.
Старший лейтенант перевел взгляд с афиши на чело частушечника, как бы пытаясь повторить тот прихотливый путь, который проделал образ египетской царицы к героине трофимовской частушки. Эта эволюция выглядела весьма впечатляющей и вызвала у литератора Константина Митина чувство, схожее со священным трепетом.
В машине старший оперуполномоченный спросил Курского:
— Ну, как тебе показался наш фигурант?
— У него руль с правой стороны, — туманно ответил тот и после паузы сообщил: — Я после Ликиной поеду, если ты не возражаешь, на место основных событий.
— Каких таких основных событий?
— Криминальных, естественно. Тех, которые произошли прошедшей ночью.
— И где же они, по-твоему, произошли?
— Думается, по месту жительства задержанного.
— Ну что ж, поедем вместе, — пожал плечами старший лейтенант.
Курский, однако, придерживался иного мнения. Он полагал, что Костя ему будет только мешать, и в этом плане был солидарен с начальником Малининского РУВД.
— Нет, нам нужно расстаться, — решительно возразил он. — Связи подозреваемого проследить необходимо, а приказ полковника о проверке пассажиров Козлова тоже выполнять надо.
— Ну, хорошо, но у меня же своей тачки нет. Что, я в Москву по адресам фигурантов на своих двоих попрусь?
— Для такого случая Сбитнев тебе служебный «уазик» даст, — уверенно заявил Курский. — А я тебя от Ликиной до управления подброшу.
|
|
— Лады, — нехотя согласился старший лейтенант, а Курский между тем остановился у дома актрисы и в боковое зеркальце наблюдал за белой «пятеркой», припарковавшейся метрах в пятидесяти от его «девятки», у супермаркета. Лейтенанту показалось, что эти «Жигули», номер которых он с такой дистанции разглядеть не мог, слишком долго ехали за ним, повторяя все его маневры.
Из остановившейся «пятерки» никто у магазина не вышел, что выглядело еще более подозрительным.
— Ты чего, Серега, забуксовал? Пошли скорее к Ликиной — мне ведь еще в Москву ехать надо! — забурчал недовольно Митин.
Курский решил, что «хвост» от него все равно никуда не денется, и внял увещеваниям старшего лейтенанта.
Натуральная Александра Ликина, по единодушному мнению обоих оперов, ничуть не уступала своему изображению на афише, что случается далеко не всегда.
Актриса, как показалось Курскому, выглядела так, будто ожидала их, — была хотя и в халате да тапочках на босу ногу, но при полном макияже, а голову ее венчала сложная прическа, которую обычно не носят в домашних условиях.
В квартире только что провели уборку — это лейтенант также отметил, но палец, которым он провел по верху находящегося в прихожей шкафа, оказался в густой пыли.
Константина Митина все эти тонкости совершенно не интересовали. Он смотрел на представшую пред ним женщину жадно и неприлично, но Саша Ликина за свою хотя и не слишком долгую, двадцатипятилетнюю жизнь, успела, видимо, к таким назойливым и пылким взорам привыкнуть и потому воспринимала их без всякого смущения и вообще никак на них не реагировала.
|
|
Когда вроде как слегка оглушенный старший лейтенант пришел в себя, он смог оценить внешность актрисы более взвешенно и, можно сказать, аналитичнее.
Фигурой Александра Ликина напоминала статую Венеры с отбитыми руками, которую Костя видел пару раз по телеку. Но конечности у Александры Ликиной оказались в полном порядке, включая стройные, в меру длинные ноги с довольно мощными упругими бедрами — все это можно было рассмотреть и оценить сквозь прорезь ее халата, что старший оперуполномоченный и сделал.
Отдельной оценки заслуживала образцово-показательная грудь актрисы, удачно подчеркнутая все тем же приталенным легким ситцевым халатиком.
Вообще в ней имелось много чего-то такого всякого женского, что старший лейтенант, даже обладая литературным дарованием, не смог бы не только красочно описать, но и более-менее четко сформулировать.
Однако, несмотря на все эти достоинства Александры Ликиной, Костя постепенно начал ощущать себя не прельщенным, а подавленным ее красотой. Облик актрисы казался Митину чересчур величественным, даже монументальным. Наверно, именно потому у него ни на секунду — ну, разве только поначалу — не возникало желания немедленно залезть к этой женщине в постель. А ведь подобного рода искушение неизбежно посещало Костю при знакомстве с дамами пусть и не такими эффектными, зато и не выглядевшими, будто средневековый феодальный замок — с неприступными стенами, бойницами для метания стрел и трясинообразным рвом глубиной в двенадцать футов. Женский облик, полагал Костя, не должен столь очевидно отрицать саму возможность доступа к телу. У старшего оперуполномоченного даже появились сомнения — а знакома ли хозяйка квартиры на практике с тем, что «делают все леди».
Эти сомнения только усиливали классические, строгие черты лица Александры, будто выписанные каким-нибудь специалистом по каллиграфическому рисованию, хотя Митин и не знал — есть ли такие специалисты и существует ли вообще подобный вид искусства или ремесла.
Даже такие характерные признаки повышенной женской сексуальности, как белокурые волосы и голубые глаза актрисы, не поколебали его диагноз, который гласил: Александра Ликина — женщина не для простых плотских радостей, а значит, и не для него, старшего лейтенанта Константина Митина.
Между тем, пока один опер занимался визуальным обследованием личности фигурантки, другой успел ей представиться и начал задавать вопросы:
— Вы вчера выходили из дома?
— Да.
— Пользовались ли каким-либо видом транспорта?
— Меня подвозили частники.
— Сколько раз?
— М-м… Трижды.
Она отвечала спокойно, без видимого волнения, как и должны отвечать абсолютно ни в чем не повинные люди, но Курского удивляло, почему Ликина не спрашивает, для чего ей все эти вопросы задаются.
И тут она как раз заявила с легкой улыбкой:
— Я не спрашиваю, с какой целью вы пришли, полагаю — это великая тайна следствия, но, похоже, у вас ко мне много вопросов. Тогда, позвольте, я приготовлю вам кофе. — А потом хозяйка ловко предупредила возможный отрицательный ответ: — Тем более что я сама в это время его пью.
Последняя реплика не допускала возражений, и актриса при молчаливом согласии оперов продефилировала на кухню.
Пока Митин сканировал ее вибрирующий зад, лейтенант обозревал комнату, в которой они находились, и вдруг обнаружил в углу помещения совок с мусором. После уборки его, видимо, забыли или не успели — из-за прихода милиционеров — унести. Когда Ликина скрылась за дверью, Курский сорвался с места, покопавшись в мусоре, что-то из него извлек и сунул в целлофановый пакетик, после чего спрятал все это карман.
— Что там? — шепотом спросил заинтригованный Митин.
— Обычная уличная грязь, — так же тихо ответил лейтенант.
— Зачем она тебе?
— Тс-с. — Курский прижал палец к губам. Потом опять вскочил и провел пальцем по верхней плоскости серванта. Палец снова, как недавно в прихожей, оказался в пыли.
Хозяйка принесла на подносе три чашечки кофе, конфеты, печенье и стала выставлять все это на стол, где уже лежала фотография, положенная туда Курским.
— Мы хотели бы узнать, знакомы ли вы с этим человеком? — Лейтенант кивнул в сторону снимка.
Женщина ответила сразу, даже не взяв фото в руки:
— Это Пал Семеныч Козлов. Он вчера подвез меня из старых кварталов к моему дому.
— А откуда вы его знаете?
— Я жила когда-то в том районе. — Она мечтательно закатила глаза. — Хорошее было времечко, теплое. — Тут Александра обеспокоенно взглянула на Курского, поскольку именно он задавал все вопросы: — Надеюсь, с Пал Семенычем ничего не случилось?
— Нет, нет, не волнуйтесь. А вы хорошо с ним знакомы?
— Не так чтобы очень… В свое время Пал Семеныч дружил с моим отцом, они вместе на кирпичном заводе работали. Впрочем, в старых домах все так или иначе друг друга знают.
— А что вы делали в тот день в старых кварталах?
— Да так… — Александра неопределенно покрутила изящной ладонью в воздухе, как бы давая понять милиционерам, что не собирается отвечать на любые их вопросы.
Курский так ее и понял, но проявил настойчивость:
— Может быть, ходили к кому-нибудь в гости?
— Отчего же вы кофе не пьете, лейтенант? — Ликина, вновь игнорируя вопрос Сергея, пододвинула к нему чашку с бодрящим напитком, к которому он так до сих пор и не притронулся., в то время как Костя выпил угощение чуть ли не залпом.
— Спасибо. — Курский сделал символический глоток и после небольшой паузы произнес: — Вы, конечно, не обязаны перед нами отчитываться во всех аспектах своей личной жизни, но дело в том, что мы расследуем особо тяжкое преступление — убийство.
— Бог мой! — вздрогнула Митина.
— Итак, навещали ли вы в тот день своего брата, Алексея Жукова? Не от него ли вы возвращались, когда вас встретил господин Козлов?
— Вообще-то я ходила в старом городе по магазинам, искала одну вещицу, — с видимой осторожностью ответила Ликина. — К брату тоже зашла, но его не было дома.
— Во сколько времени вы покинули старые кварталы?
— Часов в десять утра.
— То есть именно в это время подсадил вас в свою машину Козлов?
— Совершенно верно.
— А чем занимается ваш брат?
Костя Митин до этого времени мало вслушивался в их диалог, молча рассматривая хозяйку квартиры, но не в качестве привлекательной женщины во плоти и крови, а как произведение искусства, нечто вроде говорящей скульптуры. И тут ему показалось, что статуя стала оживать. В холодных глазах ее определенно отразились печаль и горесть, и вся Александра Ликина вдруг и сразу приобрела совершенно человеческий облик. Это была уже не замкнутая, величественная матрона, а обычная женщина, не чуждая слабостей, не обойденная страданиями и, конечно же, испытавшая любовь.
— Он работает в автосервисе, где-то в Москве… — не слишком уверенно сказала она.
Курский достал другой снимок — убитого мужчины.
— Попадался на вашем жизненном пути вот этот гражданин?
Александра разглядывала его довольно долго.
— Нет, не могу припомнить, — наконец заявила она.
— А вы в этой квартире все время проживаете? — вдруг сменил тему лейтенант.
— В основном, да… — Ответ прозвучал несколько нерешительно.
— Одна?
— Увы! — Александра с неожиданной кокетливостью повела плечами.
— Вы ведь актриса? Правильно?
— Была когда-то ею. — Ее глаза вновь, как отметил Митин, затянули боль и грусть, и в такую Александру Ликину Костя уже готов был влюбиться.
— А чем же вы занимаетесь в настоящее время?
— С вашего позволения, товарищ лейтенант, я не буду отвечать на этот вопрос, — теперь уже весьма твердо произнесла хозяйка. — Не думаю, что он имеет хоть какое-то отношение к расследуемому вами убийству.
Митин теперь уже был всецело на стороне Саши Ликиной, и ему захотелось защитить ее от своего докучливого коллеги, бесцеремонно сующего нос в личную жизнь этой талантливой актрисы и красивой женщины.
— Ну что ж, спасибо, вы нам очень помогли, — сказал он и поднялся с места. — И благодарим вас за угощение.
Александра Ликина взглянула на него с такой благодарной, чарующей улыбкой, что у Митина заныло сердце и возбудилось все естество. А какие слова она на прощание произнесла!
— Рада знакомству с вами. — При этом Саша Ликина посмотрела именно на него, Костю! — Надеюсь, скоро увидимся.
Все трое двинулись на выход, но у самого порога Курский вдруг остановился.
— Александра Васильевна, возможно, мой вопрос вам опять-таки покажется нескромным, поэтому можете не отвечать, но все-таки… Где и с кем вы провели прошедшую ночь?
Ликина, однако, отреагировала спокойно:
— Я полагаю, что вопрос совершенно уместный. Видимо, нынешней ночью и произошло это ваше убийство. Я ночевала у брата.
— Ты в чем-то ее подозреваешь? — спросил Сергея в машине старший лейтенант.
— Похоже, есть у нее за душой какой-то грех. Но связано ли это с нашим убийством, трудно сказать, — неохотно ответил Курский, не желая раскрывать ход своих мыслей опальному коллеге. Между тем белая «пятерка», как отметил лейтенант, вновь села ему на хвост.
Константин Митин, как и предсказывал Курский, получил от полковника Сбитнева служебный «уазик» с шофером Володей.
Они остановились возле дома на Ленинском поспекте, где проживал еще один фигурант — некий Куравлев, недавно получивший условный срок за хулиганство.
Старший лейтенант позвонил в дверь. Она отворилась. Костин хотел было представиться, но не успел…
Он получил мощнейший удар в солнечное сплетение, от которого непременно свалился бы на бетонный пол, если бы его не подхватили за шиворот и не втащили в квартиру…
Окунь и Гангут
Бригадир совсем не ожидал, что Советник еще питает некие подозрения насчет его любимца Куцего, и, насупившись, замолчал, хмуро глядя за окно.
Окунь же раздумывал, какую пользу можно извлечь из последнего телефонного звонка хураловцев. Раз они кончили Пионера за отказ отвечать на их вопросы, то наверняка все эти события не происходили непосредственно на самой трассе. Уж точно не на людном Минском шоссе. Значит, где-то у аркановской дороги, в лесу каком-нибудь. И этот вынырнувший из чащобы и попавший под колеса его «мерса» мужичок, которого они с Гангутом не успели рассмотреть, вполне мог оказаться Пионером. Так или иначе, Канат и его компания находятся где-то позади. Известно, и на чем они катят — на черном джипе «БМВ», номер которого зафиксировал и продал Советнику рыжий старлей-гаишник.
А что если устроить им засаду?
На Минке вряд ли получится — слишком оживленное движение, а на аркановской дороге такая операция вполне возможна. Тем более что Советник не так уж далеко отъехал от поворота.
Вернуться, что ли?
— Ты чем вооружен? — спросил Окунь, замедлив ход.
— ПМ армейский. — Гангут с тревожным любопытством взглянул на подельника: что тот еще, блин, придумал?
У Окуня тоже был аналогичный пистолет, а к нему имелась и пара гранат. Вполне достаточный боезапас, чтобы избавиться от конкурентов.
Хураловцев, правда, наверняка численно больше, и они, конечно же, не хуже вооружены. Скорее всего, располагают короткоствольными автоматами.
Но внезапная атака для того и придумана, чтобы решить исход боестолкновения с более сильным противником в свою пользу. Советник припомнил, что на аркановской дороге примерно в двух километрах от Минского шоссе есть особенно крутой поворот. Окунь там резко замедлил ход, что, безусловно, сделает и водитель джипа. Лес в том месте почти вплотную подступает к дороге. С расстояния в два десятка метров они с Гангутом наверняка сумеют несколькими выстрелами остановить джип, а две «лимонки» довершат дело.
Окунь подрулил к обочине, но разворачиваться не стал, все еще не решаясь принять окончательное решение.
— А ты чего про пушку спросил? Шашлычную хочешь грабануть? — пошутил Гангут, указывая пальцем на противоположную сторону дороги. Там располагалось одноэтажное деревянное здание, долженствующее изображать собой кавказскую саклю. Это самое слово — «Сакля» — красовалось над входом в заведение в качестве его названия.
Сноб по натуре и воспитанию, Советник испытывал стойкую неприязнь к придорожным кормушкам, но сейчас, учуяв аппетитный запах пропеченного, обжаренного мяса, донесенный порывом залетного ветерка, он почувствовал себя по-настоящему голодным. Да и то — скоро вечер, а после утреннего кофе с тостом Окунь ничем не порадовал свой свербящий от неудовлетворенного желания желудок. Гангутом, похоже, овладели те же ощущения.
Но, если они сейчас дадут волю инстинкту чревоугодия, то на операции на аркановской дороге придется поставить крест. Времени у них совсем немного — хураловцы не станут ждать, пока Окунь с бригадиром, как следует, подзаправятся.
С другой стороны, зачем им вообще связываться с этими транзитчиками? Настолько ли они серьезные конкуренты? Ведь Канат со своими дружками не знают, у кого деньги Финка. Мало того, они даже не знают, каким образом эти деньги искать. Пионер-то, похоже, так и не раскололся.
А Куцый?..
Ведь Канат так же может позвонить ему, как позвонил Гангуту!
Советник считал, что Куцый — пацан не слишком стойкий. Спасая свою шкуру, непременно проболтается.
— Звони срочно Куцему!
— Чтоб к нам подваливал? — обрадовался бригадир, полагая, что Советник после многотрудных раздумий реабилитировал его зама.
— Пожалуй… — заколебался Окунь. — Но, главное, чтоб по дороге ни с кем не болтал. Пусть даже свой мобильник вообще отключит.
— Сейчас сделаем, — удовлетворенно произнес Гангут, набирая номер. Проделав эту операцию пару раз, он объявил: — Видно, Куцый и сам решил отключиться.
— Оно и к лучшему, — заметил Советник.
— Тогда давай похаваем? — с надеждой во взоре спросил бригадир.
— Почему бы нет. — Окунь все же решил с хураловцами не связываться: необоснованный риск.
— Тогда выходим?
Но оставить дорогую машину на противоположной стороне шоссе Окунь не решился. Они доехали до ближайшего разворота, после чего благополучно припарковались у «Сакли». Причем Советник расположил «Мерседес» не на специально отведенной стоянке, где, в частности, красовалась красная спортивная «Феррари», а подогнал его под окна заведения.
Народу в помещении оказалось не слишком много, однако пара столиков, находившихся у окна, в которое просматривалась иномарка Окуня, оказались заняты, что ему совсем не понравилось.
— Что же хозяева забегаловки столы на улице не поставили? — раздосадованно покачал он головой.
— Наверно, дождь обещали, — равнодушно прокомментировал бригадир. — А тут чем не нравится? Жарко очень? Вроде как не особенно…
— «Мерс» отсюда не виден. Ближние к окну столы заняты.
Гангут окинул указанные объекты ястребиным оком. За одним столиком сидело четверо человек, за другим — двое: красивая молодая девушка, в очень открытом сарафане в синий горошек и без бюстгальтера, и осанистый парень в черной майке с мускулатурой бодибилдера. Пара смотрелась на редкость эффектно и приковывала взгляды едва ли ни всех присутствующих.
Вот к этому столику бригадир и направился.
— У вас свободно, ребята? — указал он пальцем на два стула, где находились сумочка дамы и визитка ее кавалера.
«Бодибилдер» удивленно повернул к нему голову:
— Здесь полно свободных столиков, приятель. — Он обвел рукой помещение «Сакли». — Располагайся, где хочешь.
— Повторяю вопрос, — с нажимом произнес бригадир. — Вот эти два стула свободны? Или кто-то на них сидит?
«Бодибилдер» смерил наглеца суровым взглядом. Гангут чуть-чуть превышал его массой, но довольно-таки бесформенной, и в чисто силовом, точнее спортивном, противостоянии посетитель шашлычной в черной майке бригадиру вряд ли уступил бы. Но было в облике Гангута нечто от дорожного катка, который неизбежно подомнет, расплющит и закатает в асфальт все, что попадется на его пути.
Видимо, неизбежность такого финала почувствовал и «бодибилдер». Он уже был готов осадить назад, но рядом с ним находилась красивая девушка, которая пока не стала его подругой в полном объеме этого понятия. Ее надо было еще добиваться. И она не встала и не сказала: «Не связывайся, Миша (Коля, Петя), пошли отсюда». Девушка смотрела на своего спутника с шикарной мускулатурой в твердой надежде, что он, как сильная личность и мужественный человек, даст достойный отпор жирному нахалу с тупой мордой и свинячьими глазками.
И парень в черной майке, стиснув зубы, глухо произнес:
— Придется подождать, приятель, пока дама не закончит свой обед. — Он указал кивком на салат из чего-то мясного и зеленого, сдобренного майонезом.
Бригадир будто бы что-то понимающе гугукнул, потом неожиданно вцепился толстыми волосатыми пальцами в верхнюю часть сарафана девушки и оттянул его на себя, так, что тот скорбно затрещал, другой рукой ухватил тарелочку с салатом и опрокинул ее содержимое за пазуху прекрасной посетительницы «Сакли». После чего тарелку аккуратно поставил на стол.
Дама была настолько потрясена, что не сумела даже завизжать, не смогла и пошевелиться — так и сидела молча с открытым ртом, по всем законам обеденного этикета держа в левой руке вилку, а в правой — нож.
На голову же вскочившего было «бодибилдера» легла мощная длань бригадира и вдавила в стул совершенно подавленного кошмарным инцидентом ухажера.
К столику подскочила парочка кавказцев — охранников заведения.
— Вали отсюда, быстро! — скомандовал Гангуту один из них.
— Чегой-то вдруг?! — возмутился бригадир. — Я сюда хавать пришел.
Очнувшаяся наконец девица коротко всхлипнула, бросила нож на пол, а вилку почему-то в собственного кавалера и помчалась к выходу, на всем протяжении своего почти что крестного пути роняя из-под подола веселенького, в синий горошек сарафанчика ошметки мясного салата под майонезом. Даже в эту не самую лучшую в ее жизни минуту она выглядела привлекательно и сексуально, что и отметил, в частности, усатый бармен за стойкой, зацокав языком.
«Бодибилдер» тут же вскочил со стула — чему Гангут уже не препятствовал — и исчез вслед за своей спутницей, успев, однако, прихватить с собой ее сумочку и собственную визитку.
Окунь хотя и поменее девушки, но тоже ошеломленный необузданной выходкой бригадира наконец вмешался в дело. Вытащив из портмоне универсальное средство разрешения всех конфликтов — стодолларовую купюру, он протянул ее одному из охранников:
— Это заведению в счет понесенных моральных убытков. Полагаю, претензий более нет?
Кавказцы строго оглядели обоих балаковцев и, забрав банкноту, удалились, буркнув на прощание: «Ладно, обедайте».
— Что это ты вдруг так развоевался? — с некоторой настороженностью спросил Советник.
— С голодухи, блин, — просто объяснил Гангут. — Я ведь утром не успел ничего похавать. Чего брать будем?
— Мне шашлык и бутылку минералки какой-нибудь, лучше без газа.
Когда Гангут подошел к стойке, небольшая очередь из трех человек, явившихся свидетелями недавнего инцидента, непроизвольно подалась назад, и бригадир быстро отоварился. Себе он взял двойную порцию шашлыка, суп харчо, нарезку семги и пару пива.
В течение десяти минут подельники усиленно двигали челюстями в полном молчании. Наконец, когда приступ голода был частично погашен, а обе бутылки с пивом оказались опорожнены, Гангут спросил:
— И куда мы теперь?
— В «Центурион», естественно. Будем искать твоего белобрысого.
— А успеем ли? Время-то уже пятый час.
— Организации такого типа работают допоздна. Клиенты к ним как раз вечером и приходят.
— Значит, спешить неуда, — удовлетворенно заключил Гангут. Он встал и снова пошел к стойке. Возвратился с очередной парой пива.
— А ты с Финком много общался? — спросил через какое-то время Советник, задумчиво потягивая минералку.
— Не особо. Он одно время интересовался, как мы подставы проводим. Ну, я ему и показывал.
Это сообщение удивило Советника.
— А зачем ему это надо было? Он как-нибудь объяснил?
Гангут пожал плечами:
— Интересно, говорил, вот и все. Между прочим, он как-то одного лоха отмазал.
— Расскажи! — оживился Окунь.
— Подставился я на хилой иномарке под «жигуль» какого-то старикана. Взял его в оборот: гони две тонны баксов за ремонт, ну и все такое. Он, конечно, заканючил, я — бедный пенсионер… то да се… Я б его, в натуре, дожал, но Финк вдруг за него заступился…
— Почему? — Советник был крайне удивлен.
— А хрен его знает… Сказал, блин, что-то вроде того, что стариков надо уважать… Ну, в общем, лабуду какую-то… Правда, потом Финк мне шепнул, что пенсионер этот может ему для некоего дельца сгодиться.
— Давно это было?
— Ну, года три-четыре назад… Куцый тогда в бригаде у меня уже точно был.
— А еще что можешь про Финка вспомнить?
— С бабой одной я его видел пару раз. Бикса что надо…
— Когда? — У Советника заблестели глаза.
— И в прошлом году, и в этом…
— Опознать ее сможешь?
— Легко.
— А как ее зовут? Где живет?
— Адреса не знаю вообще. А имя, блин, не помню…
Тут будто завыла пожарная сирена. Советник вздрогнул и взглянул в окно. Некий человек в зеленой ветровке что-то делал у дверей его «Мерседеса», сигнализация которого вопила на полную мощь.
Окунь подскочил к окну и закричал в форточку:
— Эй! Ты чем там занимаешься?!
Однако человек в ветровке даже не обернулся, методично продолжая свою работу, а именно: открывал какой-то железякой переднюю дверь «Мерседеса».
— Подонок! Отойди от машины!!! — надрывался Советник, но без видимого результата.
Человек вскрыл-таки иномарку, забрал с заднего сиденья ноутбук и, шустро перебирая ногами, помчался в сторону Минского шоссе.
Окунь, потрясенный беспримерной наглостью, с которой его обкрадывали, не сразу предпринял необходимые действия, а когда наконец выскочил из «Сакли», ворюга уже перебрался через Минку и резвой рысцой двигался в направлении близлежащего леса.
Советник был неплохой бегун и имел все шансы достать его на открытой местности, но если мерзавец в ветровке скроется в зеленом массиве, то легко затеряется там. К тому же Окуню и Минку никак не удавалось пересечь из-за нескончаемого потока машин.
Конечно, было жалко и сам ноутбук, но, главное, в нем пропадала база данных, наработанная Советником за многие годы. Там содержались конфиденциальные сведения о всех преступных организациях, имеющих отношение к московскому региону, компромат на политиков, судей, прокуроров, больших милицейских начальников… В общем, там было все, что делало Окуня Советником с большой буквы, что позволяло ему претендовать на самые первые места в московском криминальном мире.
И сейчас, можно сказать, дело всей жизни исчезало, растворялось на его глазах в безымянной лесополосе!
Но что такое?..
Окунь увидел, как стоящие у обочины дороги двое парней внезапно ринулись за человеком в зеленой ветровке, причем явно пытались отрезать его от леса.
Советник, до сих пор топтавшийся на другой стороне Минского шоссе, следил за их действиями более чем заинтересованно. Переминаясь с ноги на ногу, он поддерживал преследователей возгласами типа «давай, давай!», «отрезай его, гада!»
Но погоня все равно выглядела безнадежно запоздавшей, тем более что, заметив ее, похититель ноутбука прибавил ходу и уже почти достиг кромки спасительного для него леса.
И тут он споткнулся!
Споткнулся и упал, причем падение выглядело весьма тяжелым, поскольку человек в зеленой ветровке никак не мог подняться, а когда наконец встал и сделал несколько шагов, то выяснилось, что он хромает — видимо, бедолага подвернул ногу.
А преследователи — вот они, совсем рядом!
Тогда ворюга в отчаянии бросил им под ноги украденный продукт высоких технологий и, припадая на одну ногу, захилял в лес, где благополучно и скрылся, потому как двое неизвестных джентльменов преследовать его не стали.
Советник наконец перебрался через шоссе и, взволнованный, ринулся навстречу своим благодетелям, на ходу доставая портмоне и облегчая его на очередные сто баксов.
Однако двое подтянутых парней спортивного телосложения от вознаграждения отказались.