Словарь действующих лиц и фракций 11 глава




— Хо. Это тебе не просто так скальнеры. Люди Ветерана. Шкуродеры.

— Шкуродеры?

Ухмылка вышла угрюмой, словно человек был лишен тех мышц лица, которые отодвигают губы от зубов.

— Гераус-то прав. Отшельник ты, ясно дело. Любого тут спроси, — он обвел зал широким движением ладони, — тут тебе все скажут: Шкуродерам поперек дороги не становись. Знаменитые ребята. Вся река знает. Столько товара приносят, как никто. Хо. Держись подальше от Шкуродеров, а не то не поздоровится. Как говорится, «хауза куп». Грубо, но правильно.

Ахкеймион вытянул шею и оценивающе посмотрел на людей, которые вдруг оказались не обычными завсегдатаями пивнушки, а воинственным племенем. Хотя остальные длинные столы были забиты людьми, трое мужчин, на которых указал Хаубрезер, сидели одни и не выглядели ни настороженными, ни непринужденными, но поза их говорила о глубоком внутреннем сосредоточении, категорическом пренебрежении ко всему, что их не касается. Их фигуры колыхались в искристом воздухе над очагом: первый, хранитель Хоры, — с пышной заплетенной в косички бородой айнонца или конрийца; второй, с длинными белыми волосами, бородкой клинышком и обветренным лицом; и третий, колдун, — его лицо было спрятано под черным кожаным капюшоном.

Ахкеймион перевел взгляд обратно на Хаубрезера.

— Нужно, чтобы кто-то меня представил?

— Но всяко не такой, как я.

 

Пока Ахкеймион шел через общую залу, он вдруг начал очень остро воспринимать все окружающее, что для него выражалось ощущавшимся во всем теле предчувствии чего-то неизбежного — какого-то стремительного безрассудного поступка. Запах преющего под кожаной одеждой пота заставлял морщиться. Грохот водопада Долгая Коса дрожал в воздухе и в деревянных стенах, так что помещение казалось неподвижным пузырьком воздуха в потоке воды. Гортанное наречие, на котором все говорили, — какая-то дикая помесь галишского и шейского — потряс его древним и совершенно неожиданным звучанием: Первая Священная война, долгих двадцать лет прошло.

Он подумал о Келлхусе, и решимость разгорелась в нем с новой силой.

«Пульс безумца…»

Ахкеймион не питал иллюзий в отношении людей, с которыми ему предстояло встретиться. Возникновение Новой Империи положило конец доходному некогда ремеслу наемника, но это не означало, что исчезли те, кто был готов убивать за жалованье. Рядом с такими людьми он провел большую часть жизни — в обществе тех, кто считал его человеком никчемным. Он давно научился принимать нужные позы, возмещать слабость духа превосходством интеллекта. Он знал, как вести себя с подобными людьми — по крайней мере, так ему казалось.

Но первые же секунды, как он очутился рядом с ними, убедили его в обратном.

Человек в плаще с капюшоном, колдун, повернулся к нему, но не более чем в пол-оборота, так что виден был только висок и линия подбородка, белая и гладкая, как вываренная кость. Глаза его скрывала неумолимая чернота. Низенький седовласый человечек одарил Ахкеймиона шустрым сияющим взглядом и улыбкой, которая загодя была готова встретить насмешку. Но третий, с окладистой бородой, тот, кого Хаубрезер отрекомендовал как Капитана, продолжал невозмутимо пялиться в чашу с вином. Ахкеймион сразу понял, что от этого щедрости не дождешься ни в чем.

— Ты айнонец, которого называют Косотер? — спросил Ахкеймион. — Железная Душа, Капитан Шкуродеров?

Последовало секундное молчание, слишком непродолжительное, чтобы свидетельствовать о замешательстве или удивлении.

Капитан решительно отхлебнул вина и утвердил на Ахкеймионе взгляд близко посаженных карих глаз. Такой взгляд Ахкеймион помнил по кровавым побоищам и лишениям Первой Священной войны. Такой взгляд видел только мертвечину.

— Я тебя знаю, — только и произнес он, хрустким, как папирус, голосом.

— Капитану надо говорить «Ветеран», — воскликнул седовласый человечек. Он был миниатюрен, но запястья у него были вполне широкими и обладали, судя по всему, железной хваткой. Он был стар, во всяком случае, не моложе Ахкеймиона, но казалось, что годы только согнали с него лишний жир — признак слабости, оставив лишь кожу и огонь живости. Этот человек ссохся, не потеряв силы. — Как-никак, — хохотнул он, прищурившись, — таков Закон.

Ахкеймион не удостоил его вниманием.

— Ты меня знаешь? — обратился он к Капитану, который продолжил изучение своего загадочного напитка. — По Первой Свя…

— Сэр, — перебил его коротышка. — Прошу вас. Позвольте представиться. Я — Сарл…

— Я хочу заключить соглашение с вашей артелью, — продолжал Ахкеймион, пристально глядя на Капитана. Явно айнонец. Он выглядел древним, как вещь из погребального кургана.

— Сэр, — настойчиво повторил Сарл, и на сей раз у него в глазах появился жестокий блеск. — Прошу вас…

Ахкеймион повернулся к нему, нахмурившись, но перебивать не стал.

Ухмылка смяла глубокие борозды на лице коротышки во множество мелких морщинок.

— Я, как бы это выразиться, обладаю определенными способностями обращаться с цифрами и расчетами, а также умею тонко вести спор. Мой славный Капитан… ну, скажем так, ему недостает терпения управляться со всеми премудростями беседы.

— Значит, решения принимаете вы?

Человечек, обнажая полукруг десен, зашелся шумным смехом, так что раскраснелось лицо.

— Нет, — выдохнул он, словно в изумлении, что кто-то может задать столь вопиюще глупый вопрос. — Нет-нет-нет! Я исполняю песню. Но уверяю вас, что слова к ней пишет Капитан.

Сарл с нарочитой почтительностью поклонился в сторону айнонца — тот разглядывал Ахкеймиона со смесью любопытства и недоброжелательности. Когда Сарл повернул голову обратно и посмотрел на Ахкеймиона, губы его были поджаты, словно он всем видом хотел сказать: «Вот видите!»

Ахкеймион нетерпеливо хмыкнул. Вот уж что в цивилизованном мире он оставил без сожаления, так это болезненную страсть ко всяким недомолвкам.

— Я хочу заключить соглашение с артелью вашего Капитана.

— Какая странная просьба! — воскликнул Сарл, как будто все это время только ждал подходящего момента. — И смелая, очень смелая. Войн больше нет, мой друг, за исключением двух, именующихся святыми. Та, которую ведет наш аспект-император против злокозненного Голготтерата, и более пошлая — та, что мы ведем против шранков. Наемников больше не существует, дружище.

Ахкеймион переводил взгляд с одного собеседника на другого. Это приводило его в тревожное состояние, словно такое разделение внимания было равносильно частичной потере зрения.

Но если он что-то понимал, в том и состоял весь смысл этого нелепого упражнения.

— Мне нужны не наемники, а охотники за скальпами. И затеваю я не войну, а путешествие.

— А-а-ах, как интересно, — протянул Сарл. Каждый раз, как он улыбался, его глаза уменьшались до дрожащих щелочек, словно он наслаждался удачной шуткой. — Путешествие, для которого требуются охотники за скальпами, — это путешествие в Пустоши, верно?

Ахкеймион молчал, смущенный подобной проницательностью. Этот Сарл и впрямь такой проворный, каким выглядит.

— Да.

— Я так и думал! Очень, очень интересно! И скажите же мне, куда именно на север вам надо идти?

Этого вопроса, при всей его неизбежности, Ахкеймион страшился. Кого он хотел одурачить?

— Далеко… — он сглотнул. — В развалины Сауглиша.

Последовал еще один приступ смеха, сопровождаемый брызгами слюны и вычерчивавший каждую жилку, всю паутину морщинок густыми оттенками лилового и красного. Сарл даже свел руки, словно ему связали запястья, и затряс ими так, что замелькали пальцы. Словно ища поддержки, он бросал взгляды на человека с капюшоном.

— Сауглиш! — рыдал он, запрокинув голову. — О нет, мой друг, мой бедный, вконец лишившийся разума друг! — Он откинулся на спинку стула, хватая ртом воздух. — Да хранят боги твои чаши теплыми, полными и все что там полагается, — категорично и удивленно покачал он головой.

Что-то в его лице и голосе говорило: «Уходи, пока не поздно…»

У Ахкеймиона сами по себе сжались кулаки. Единственное, что он мог себе позволить, чтобы заставить себя не испепелить засранца. Наглая обезьяна! Только хоры Капитана и темно-синяя Метка его спутника в плаще остановили язык колдуна.

Тяжелый момент, когда улыбки начинают медленно таять.

Сарл почесал палец.

Потом Капитан спросил:

— Что там такое, в Сауглише?

От этих слов кровь отхлынула от раскрасневшегося лица Сарла. Возможно, он неверно истолковал интерес Капитана. Возможно, с пьяных ног он просто слишком далеко зашел. Ахкеймиону почему-то подумалось, что голос лорда Косотера всегда производит подобный эффект.

— Что вы о нем знаете? — спросил Ахкеймион. И немедленно понял, что отвечать вопросом на вопрос, когда беседуешь с Капитаном, — непростительная ошибка. Но он чувствовал, что должен противопоставить кремню кремень, должен не отступить под потусторонним взглядом этого человека, дать понять, что и он способен видеть зло, лежащее в основе всех вещей.

Он вглядывался в блестящие глаза лорда Косотера. Он слышал дыхание Сарла, звук, вырывающийся из его слабой груди, как у спящей собаки. Ахкеймион вдруг сообразил, что человек в капюшоне, кажется, так и не пошевелился. Помещение незаметно наполнилось звоном, высоким и неясным, и вместе с ним появилось предощущение трагического, исподволь нарастающее мрачное предчувствие. Ставкой в этом состязании было не просто влияние, уважение или даже сохранение собственной личности, но сама возможность бытия…

«Я — твоя погибель», — шептали глаза, глядящие в его глаза. И казалось, что им тысяча лет.

Ахкеймион чувствовал, что теряет присутствие духа. В сознании бешено мелькали хаотичные изображения, горячие от криков и крови. Он чувствовал, как колени начинает бить дрожь.

— Полегче, приятель, — примирительно и, кажется, искренне, промолвил Сарл. — Капитан, если потребуется, одной струей полмира перешибет. Просто ответь на его вопрос, и все.

Ахкеймион сглотнул, прищурился.

— Сокровищница, — произнес его голосом неизвестный предатель. Когда Ахкеймион перевел взгляд на Сарла, он почувствовал себя утопающим, которому все же удалось выплыть на поверхность.

— Сокровищница, — странно повторил Сарл. — Наверное, — стремительный вгляд на лорда Косотера, — стоит сказать Капитану, что ты имеешь в виду, когда говоришь «Сокровищница».

Ахкеймион видел неумолимые глаза Сарла, они обшаривали его, словно воплощение придирчивости. Колдун невольно бросил взгляд на лицо в капюшоне, отвел глаза, посмотрел вниз на загаженный пол.

Все должно было быть не так!

— Нет, — сказал он, глубоко вздохнув, потом пристально посмотрел на всех троих по очереди. С Капитаном, решил он, надо обращаться так, словно он всего лишь один из прочих. — Я попытаю удачи в другом месте. — Он стал вставать и почувствовал слабость, испарину и сильную дурноту.

— Эй, колдун, — громогласно окликнул его лорд Косотер.

Это слово захлестнуло Ахкеймиона, как струна гарроты.

— Я тебя помню, — продолжил мрачный человек, когда Ахкеймион обернулся. — Со Священной войны. — Он отодвинул чашу в сторону и наклонился к столу. — Ты его учил. Аспект-императора.

— Это так важно? — спросил Ахкеймион, не заботясь о том, звучат ли его слова горечью.

Ему показалось, что эти сплошные черные глаза моргнули в первый раз.

— Это важно, потому что отсюда следует — ты был колдуном Завета… когда-то был.

Его шейский язык был безупречен и искажал его, скорее, внутренний диалект недовольства говорившего, чем напевные модуляции его родного айнонского.

— Значит, ты и вправду знаешь, где найти Сокровищницу.

— Тем хуже для тебя, — произнес Ахкеймион. На самом деле, он мог думать только об одном: как?.. Как может скальпер, простой охотник за скальпами, знать о сохонкской Сокровищнице? Ахкеймион глянул на человека в кожаном плаще, сидящего слева от Капитана… Колдун. Интересно, какой школы?

— Вряд ли, — ответил лорд Косотер, откидываясь назад. — Скальперов в Мозхе полно, это правда. Сколько хочешь артелей. — Он подхватил свою чашу двумя мозолистыми пальцами. — Но никто не знает, кто ты… — Его ухмылка была странной и пугающей. — А значит, никто даже не задумается о твоей просьбе.

Смысл его заявления сталью повис в воздухе, безразличный к гулу голосов. Истина — то, что остается после смерти слов.

Ахкеймион стоял потрясенный.

— У меня есть листик, — с озорством, как закадычный приятель, доверительно сообщил ему Сарл. — Приложишь себе к заднему проходу…

Второй собеседник разразился хохотом, не показывая лица из-под капюшона. Когда он запрокинул голову, Ахкеймион увидел его левый глаз, едва заметный зрачок в окружении размытого серого. Но не по глазу, а по этому неровному гортанному смеху он понял, кто перед ним…

— За две-е-е… — стенал Сарл, хохоча так, что багровый лоб чуть не касался красных, как яблоки, щек. — Всего за д-две монеты отда-а-м!

Ахкеймион тоже усмехнулся, но с презрением. «Листик для заднего прохода» — это была старая шутка, выражение, относящееся к шарлатанам-торговцам, которые продавали надежду в виде фальшивых снадобий.

Капитан продолжал невозмутимо и внимательно его разглядывать.

Они правы, понял Ахкеймион. Здесь, в Мозхе он мог рассчитывать только на насмешку — если не хуже. Его единственной надеждой были Шкуродеры.

А они только что оттолкнули его.

 

Ахкеймион взял протянутую ему чашу двумя руками, чтобы она не дрожала. Осушив ее, он задохнулся. Неразбавленное вино с каких-то горьких галеотских почв.

— Сокровищница! — вопил Сарл. — Капитан! Он Сокровищницу прикарманить хочет!

Ахкеймион чмокнул губами, пригасил огонь в глотке и вытер жестким шерстяным рукавом бороду и рот. Удивительно, как одна-единственная чаша помогает стать частью чужой компании.

— Это не я. Это он, — сказал Ахкеймион Капитану, кивнув на человека в капюшоне. — Разве нет? Это же он рассказал тебе про Сокровищницу…

Новая ошибка. Очевидно, Капитан отказывался признавать даже самые невинные законы беседы. Намек, игра слов, скрытый смысл — все это встречалось осуждающим строгим взглядом и порицалось гнетущим молчанием.

— Мы зовем его Клирик, — сказал Сарл, указав головой, едва заметно передразнивая Ахкеймиона.

Из кожаного обрамления капюшона на Ахкеймиона пристально глядел невидимый черный овал лица.

— Клирик, — послушно повторил Ахкеймион.

Капюшон не пошевелился. Капитан продолжил пялиться в вино.

— Тебе бы послушать его в Пустошах, — воскликнул Сарл. — Такие заливистые проповеди! Подумать только, а ведь когда-то я себя считал красноречивым.

— Хочу напомнить, — осторожно сказал Ахкеймион, — у нелюдей нет священников.

— В том смысле, в каком это понимают люди, — нет, — ответила черная пустота под капюшоном.

Вот это да. Голос оказался приятным, мелодичным, но расцвеченным интонациями, неведомыми человеческому горлу. Словно в него были вплетены нотки голоса слабоумного ребенка.

Ахкеймион выпрямился.

— Откуда ты родом? — спросил он сдавленным голосом — легкие словно приклеились к хребту. — Из Иштеребинта?

Капюшон опустился почти до самого стола.

— Уже не помню. Кажется, Иштеребинт мне знаком… Но тогда он так не назывался.

— Я вижу твою Метку. Она у тебя мощная и глубокая.

Капюшон приподнялся, словно прислушиваясь к отдаленному звуку.

— Как и у тебя.

— Кто был твой мастер-квуйя? Из какой ты линии передачи?

— Я… я не помню.

Ахкеймион помедлил, облизнул губы и решился задать вопрос, который следовало задавать всем нелюдям.

— Что ты помнишь?

— Предметы. Друзей. Чужаков и возлюбленных. Все как-то очень трагично. Все полно ужаса.

— А Сокровищницу? Ее ты помнишь?

Едва заметный кивок.

— Когда погибла библиотека Сауглиша, я был там… наверное. Я очень хорошо помню ощущение ужаса… Но почему эти воспоминания вызывают у меня такую скорбь, я не знаю.

От его слов у Ахкеймиона мурашки побежали по телу. Ужасы Сауглиша он видел в Снах очень часто — стоило лишь закрыть глаза, и он видел горящие башни, бегущие толпы, видел, как бьется Сохонк с летающими в клубах дыма и языках пламени враку, покрытыми железной чешуей. Он чувствовал у ветра привкус пепла, слышал вопли множества людей. И рыдал над собственной трусостью…

Ахкеймион занимал особое место среди людей тем, что жил две жизни — два мгновения времени, Сесватха и Ахкеймиона, разнесенные на тысячелетия. Но жизнь сидевшего перед ним нечеловека охватывала сотню человеческих поколений. Он прожил от начала до конца многие века, поглотившие не один народ. От тех времен до сих пор — и дальше. От сумерек Первого Апокалипсиса до рассвета Второго.

Перед Ахкеймионом была живая линия поколений, глаза, которые видели все годы в промежутке между обеими его сущностями, между Ахкеймионом, колдуном в изгнании, и Сесватхой, Великим магистром Сохонка. Этот нечеловек прожил двухтысячелетний переход между ними двумя…

От этой мысли Ахкеймион почувствовал себя почти единым целым.

— А зовут тебя?..

Сарл вполголоса пробормотал какое-то ругательство.

— Инкариол, — сказал тот, кто скрывался под капюшоном, внутренне подобравшись. И повторил, словно пробуя звучание на языке: — Инкариол… Знакомо тебе такое имя?

Ахкеймион никогда его не слышал, по крайней мере, вспомнить не мог. Но так или иначе, понятно было, что скальперы не имеют ни малейшего представления о том, кто или что с ними разъезжает. Как может смертный вместить в себя столь многогранную душу?

«Древний, как Бивень…»

— Значит, ты Блуждающий?

— Да? Это так называется?

Как ответить на такой вопрос? Существо, сидевшее перед ним, прожило так долго, что сама его личность не выдержала, проломилась, сбросив его на дно жизни. Его душа иссыхала, в ней любовь, надежда, радость растворились в забвении, вымещенные менее стремительно улетучивающимися чувствами ужаса, тоски и ненависти.

Он был Блуждающий, который, чтобы сохранять память, цеплялся ею о злодеяния.

— Он тебя сумасшедшим назвал, — сказал Сарл, чуть поторопившись прервать серьезность их молчания.

Капюшон повернулся в его сторону.

— Я и есть сумасшедший.

Сарл замахал руками, пытаясь по-дружески возразить.

— Да ладно тебе, Клирик. Зачем ты так…

— Воспоминания, — прервал его черный провал под капюшоном. Голос, которым это было произнесено, заставлял вздрогнуть — так он был пропитан скорбью. — Здравомыслие нам даруют воспоминания.

— Видал! — воскликнул Сарл, стремительно повернувшись к Ахкеймиону. — Проповеди!

Его лицо исказилось торжествующей ухмылкой, как у человека, который беспрестанно изрекает суждения и ликует всякий раз, когда они подтверждаются.

— Как-то вечером в Пустошах один из нас спросил нашего Клирика: какое богатство люди называли при нем самым главным? О золоте, как ты понимаешь, у нас, у скальперов, говорят частенько, особенно когда охотишься в темноте — ну то есть, когда костров на ночлеге не разжигаешь. Разговоры про чьи-то персики да про золото — они косточки разогревают не хуже всякого огня.

То ли поворот головы, то ли поза, выражающая дух противоречия, то ли отзвук неискренности в его голосе — что-то подсказывало Ахкеймиону, что «проповеди» этого человека интересуют меньше всего.

— И тогда наш Клирик, — дребезжащим голосом продолжал Сарл, — подарил нам еще одну проповедь. Он назвал несколько славных вещей, ибо он видывал то, что мы, смертные, едва можем помыслить. Но запомнилась почему-то именно Сокровищница. Запасы, скрывавшиеся под библиотекой Сауглиша, до той поры, пока ее не уничтожил Первый Апокалипсис. Теперь мы говорим: «Сокровищница». «Сокровищница» — каждый раз, когда не хотим произносить злосчастнейшее из слов: «надежда». Сокровищница. Сокровищница. Сокровищница. Мы выходим погонять голых, задать им жару, но всегда говорим, что ищем мы — Сокровищницу.

Все добродушие, собиравшееся в морщинки, вдруг спало с его лица, обнажив нечто холодное, полное ненависти и уходящее корнями куда-то глубоко-глубоко.

— А теперь ты — явился, и не избавиться от тебя, как от судьбы.

Неугомонная переменчивость была свойственна всем выражениям этого лица.

— Ты человек ученый, — прибавил Сарл, стараясь говорить равнодушно и бесстрастно. Мышиное лицо застыло в необычной для него сосредоточенности — как будто он рисковал упустить некую жизненно важную возможность. — Скажи мне, что ты думаешь о понятии «совпадение»? Не считаешь ли ты, что все происходит не просто так?

Озадаченный взгляд. Вымученная улыбка. Больше ничего Ахкеймион выжать из себя не смог.

Сарл откинулся на спинку стула, закивал, посмеиваясь, и огладил белую бородку. «Ну конечно, считаешь!» — кричал его прищуренный взгляд, как будто Ахкеймион дал ему заранее выученный и вполне предсказуемый ответ.

Ахкеймион изо всех сил постарался не открыть рот от изумления. Он уже забыл, как это бывает — когда случается череда простых мелких неожиданностей, без которых не обходится, когда присоединяешься к компании незнакомых людей. В ней всегда существуют разнообразные общие истории, которые объединяют своих, а чужака отдаляют.

Но эта была неожиданность непростая.

Путешествие от Мозха до просторов Куниюрии занимало месяцы и шло по диким Пустошам, кишащим шранками. Если бы не Великая Ордалия, проход был бы просто невозможен: за многие века школа Завета потеряла немало экспедиций, пытаясь добраться до Сауглиша или до Голготтерата. Но и сейчас, когда Великая Ордалия приманивала шранков, как магнитом, Ахкеймион не пошел бы один — так далеко и в его возрасте. Именно поэтому он и пришел в Мозх: нанять помощников, без которых ему будет не обойтись. Сокровищницей Сохонка он решил воспользоваться как приманкой, откровенной уловкой… А теперь — вот.

Могло ли это быть простым совпадением?

Лорд Косотер следил за Сарлом взором, полным ледяной суровости.

Коротышка побледнел. Лицо его скорчилось в жалостливую гримасу.

— Если это не совпадение, Капитан, то это — она, Шлюха. Ананке. Судьба. — Он огляделся, словно ища поддержки у невидимых собеседников. — А Шлюха — прошу прощения, Капитан — в конце концов трахает всех — всех! Врага, друга, этих долбаных лохматых лесных чудищ…

Но его слова прозвучали в пустоту. Молчание Капитана было гробовым.

Ахкеймион так и не понял, когда было заключено соглашение — и как получилось, что люди, которых он надеялся нанять, стали его товарищами. Неужели он стал одним из Шкуродеров?

Испытывать ли благодарность? Облегчение? Ужас?

— Я помню, — донеслось из черноты, обрамленной сутаной. — Я помню, как убивали…

Причудливый звук, похожий на всхлип, который говорящий всеми силами старается замаскировать под неопределенное хмыканье.

— … детей.

— Мужчина обязан помнить, — мрачно заметил Капитан.

 

В ту ночь Ахкеймион видел сны, как прежде. Он видел Сауглиш.

Сперва появились враку, они всегда появлялись первыми, падали с облаков, растопырив когтистые лапы и расправив крылья. Казалось, что их рев доносится отовсюду, странно гулкий, как будто дети, балуясь, кричат в пещеру, — только не в пример злее.

Кружится голова. Сесватха вместе с братьями по Сохонку — над священной библиотекой, расположившейся на Тройниме, трех холмах, возвышающихся у западных пределов великого города. Под ними рушатся ее башни и стены. Им предстоит безумный спуск, их фигуры овевает голубая дымка гностических заклинаний. Из глаз и ртов вылетают искры света, и головы от этого похожи на магические кубки. От земли отлетает эхо, и они, упираясь в него ногами, ведут свою нечестивую песнь.

Напевы разрушения.

Зияющие пространства перечеркнуты линиями сверкающего белого света, которые перекрещиваются, складываются в удивительные фигуры, вспышки обращают в дым шкуру злобных тварей. Драконы становятся на дыбы, обнажают когти и извергают пламя, и, пронзительно крича, стремительно уходят вниз и сливаются в неразличимый блеск. Они отступают, истекая дымом; некоторые корчатся и бьются в конвульсиях, одно или два опрокидываются и падают, сраженные замертво. Пение становится неистовей. Струи жара вскипают, разбиваясь о стальную чешую. Невидимые молоты колотят по крыльям и лапам.

Затем враку снова атакуют.

На мгновение Сесватха стал Ахкеймионом, немолодым человеком другой эпохи. Зрачки его вращались, как у обезумевшей лошади. Оставшийся в одиночестве, он метался взглядом по сторонам, глядя то на парящих в воздухе людей, одетых в белые одежды, таких хрупких и уязвимых в своих сияющих сферах, то на косматых черных тварей, которые, пылая и разлетаясь на куски, продолжали нападать. Крылья полоскались, как паруса в бурю. Глаза сузились в полукруглые щелки. Дымились раны. Враку налетали и скребли когтями скругленные поверхности сфер, взрезая материю из иного мира. Колдуны кричали от отчаяния и страха. Упал один из драконов, пожираемый голубым пламенем. Одного из колдунов, юного Хуновиса, огненным дыханием опалило до костей. Вращаясь подобно горящему свитку, он стремительно полетел к расстилавшимся внизу пейзажам. Слепящее сияние заклинаний и извергавшееся из драконовых пастей пламя становились все сильнее, и наконец, различимы стали только неровные силуэты, спиралями вращающиеся над пустотой.

Вдалеке виднелся город — лоскутное одеяло запутанных улочек и громоздящихся друг на друга построек. На востоке блестела лента реки Аумрис, колыбели норсирайской славы. А к западу, за крепостными укреплениями, Ахкеймион видел намывные равнины, почерневшие от полчищ вопящих шранков. А позади них, на самом горизонте, исполинский и неиссякающий, завывал вихрь в обрамлении далеких розовых с золотыми отблесками небес. Даже через пелену дыма Ахкеймион чувствовал его присутствие… Мог-Фарау, конец всему сущему.

Крики наполнили воздух до самого небесного свода, змеиная злоба носилась вокруг таинственного ропота заклинаний, представлявших венец и славу Гнозиса. Бесновались драконы. Колдуны Сохонка, первой и величайшей из школ, сражались и погибали в битве.

Он не столько видел тех, кто внизу, сколько вспоминал их. Беженцы скопились на плоских крышах домов, наблюдая за медленным приближением неотвратимой судьбы. Отцы бросали младенцев на крепкий булыжник мостовых. Матери перерезали детям горло — все что угодно, только спасти их от неистовства шранков. Рабы и вожди взывали к небесам, отвернувшимся от них. Сломленные люди, как завороженные, глядели в сторону ужасного запада, не видя ничего, кроме надвигающегося вихря…

Их Верховный король был мертв. Чрева их жен и дочерей стали могилами. Доблестные вожди их кланов и рыцари, цвет боевой мощи, были разбиты. Небо над всей землей исполосовали столбы дыма.

Мир близился к концу.

Не хватает воздуха. Как удушье. Или как под водой. Бесплотный вес пронзает холодом, словно заледеневшим на морозе ножом, и Ахкеймион падал без сил в бездонные пучины. Друзей и братьев разрывали оскаленные пасти. Кто-то опадал на землю огненным цветком. Башни заваливаются набок, словно пьяные, и рушатся. Шранки облепили дальние стены, как муравьи — ломтик яблока, рыщут по лабиринту улиц. Крики, вопли — тысячи и тысячи — поднимаются к небу, как пар от горящих камней. Гибнет Сауглиш.

Безнадежность… Беспомощность.

Кажется, он никогда с такой яркостью не переживал во сне чувства.

Лишившись защиты, оставшиеся в живых сохонкцы спасались в небе, искали спасения в массивных квадратных башнях библиотеки. Отступление прикрывали батареи баллист, и несколько молодых враку пали, подбитые дротиками. Одинокий Ахкеймион парил в небе, глядя на могучего Скафру, его толстые, как веревки, шрамы и крепкие, как бревна, лапы. Тяжелые глухие удары чешуйчатых крыльев заглушали далекого Не-Бога. Старый враку усмехался безгубой драконьей ухмылкой, окидывал окрестности сероватыми налитыми кровью глазами…

И почему-то непостижимым, загадочным образом смотрел не на него, а сквозь него.

Скафра — так близко, что его огромная туша вызывала физический ужас. Ахкеймион беспомощно таращился на чудовище, глядя, как гневный багровый цвет исчезает с его чешуи и расцветает черный, что означало состояние мрачного раздумья. Отсвет бушевавшего внизу пожарища играл на хитиновом панцире, и Ахкеймион невольно опустил глаза в пропасть у себя под ногами.

Вид горящей Священной библиотеки был мучителен, словно в глаза втыкали иголки. Дорогие сердцу камни! Огромные стены, отделанные по скошенному основанию обсидианом, белые, высоко вздымавшиеся в небо. Медные крыши, громоздящиеся, как многослойные юбки. И глубокие дворики — с неба все строение напоминало половинку сердца большого причудливого зверя. Яркая на солнце слюна заливала пропитанный колдовством камень, проникала в швы и трещины. Драконий огонь поливал библиотеку по периметру дождем громовых взрывов.

Но где… где же Сесватха? Он же не может видеть Сон, в котором нет…

Старый колдун проснулся, крича вслух свои мысли из другого мира. «Сауглиш! Мы потеряли Сауглиш!»

Но по мере того, как его глаза постепенно отделяли остатки видений от мрака комнаты, а уши начинали отличать шум водопада от предсмертных криков, ему показалось, что он слышит голос этой обезумевшей женщины… голос Мимары.

«Ты стал пророком…» Разве не так она говорила?

«Пророком прошлого».

 

На следующий день Сарл привел Ахкеймиона в одну из самых больших комнат «Задранной лапы». Хотя двигался старый разбойник с тем же бойким проворством, вел он себя удивительно тихо. Трудно сказать, было ли это следствием вчерашней попойки или вчерашней беседы.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-07-14 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: