В: Мы понимаем, что для того чтобы нам оставаться в диалоге с нашим зрителем, нам необходимо быть очень близкими вам, быть вашей командой, вашими очень близкими людьми. Нам очень интересно, что у вас происходит, потому что нам не хотелось бы замыкатьсяи находиться в чём-то другом. Ведь есть диалог. Соответственно, что там в двадцатом году, какие тенденции, какие возможности – будем распространять любыми способами.
П: Благодарю Вас, спасибо.
П: Такой вопрос. А есть какие-нибудь духовные учителя?
Д: Сокровенный вопрос…
П: Да, но интересно.
Д: Согласно опять же священным писаниям, отвечая на этот вопрос, отвечать на него нельзя.
П: Почему?
Д: Да потому что.
П: И всё-таки есть.
Д: Есть, да, но мы об этом не говорим. И имя моего духовного учителя, молитву, чётки и прочее, мы их не показываем, не открываем. Это тайна. Очень сокровенное.
П: Чтобы мир знал.
Д: Не это надо знать, а тот вид благословений, проходящий через ту полупрозрачную среду, которой мы являемся. Мы стремимся стать прозрачной средой для явления этого чуда в жизни каждого. Но мы ещё недостаточно совершенны. Мы стремимся к тому, чтобы очистить зеркало нашего сердца и отражать этот свет как можно ярче, но тайн мы не раскрываем. Это тайна. Потому что вы сами должны найти это. Вы не должны следовать за нами, не должны повестись на какую-то модную тенденцию или на какую-то информацию. Вы сами из сердца должны почувствовать, из какой традиции, откуда, кто для вас раскроет ваше сокровище, а от кого просто будете пьянеть, от какого звука, образа, что он будет являть в вас. Это ваш личный духовный путь, и мы не имеем права к нему прикасаться.
П: Я догадывалась, что Вы так ответите. Тогда я просто хочу сказать, что я в этой теме достаточно, а муж у меня – обычный директор. Я его вчера привела, его пробрало, он пришёл, книжку мою открыл. Так что это работает.
Н: А если бы мы пришли и сказали: «Читайте эту книжку»…
Д: То он бы сказал: «Да пошли Вы!» – и был бы прав.
Н: Наша задача – вовлечь каждого зрителя в его жизнь, чтобы он увидел, что «моя жизнь может быть шедевром»…
В: …Может быть удивительной, красивой, вкусной» и всё такое. И если нам это удаётся, то слава богу. Значит работает то, на что мы опираемся в наших духовных предпочтениях.
Н: Я хотел напомнить, что нас всех очень сильно вдохновляет Лев Толстой. Он, можно сказать, наш гуру в чём-то. Тони Роббинс, например, детали очень глубоко изучает с точки зрения узкого(24.18), профессионального. И нас это тоже вовлекает. Мы понимаем, что учителя на самом деле везде. Вы – наши учителя. У вас очень многому можно научиться. Те пьесы, которые создаются, тот материал – это во многом у вас взято, чему-то у вас научились.
Д: В первую очередь у вас.
Н: Станиславский – хороший учитель.
В: Ещё такой момент: мы можем читать одну и ту же книгу, а смысл другой получать.
Н: У каждого есть свои какие-то вдохновители, благословители, а есть и те, которые нас всех вдохновляют. Потому что, вы видите, мы разные… (запись обрывается на 25.10).
(Возобновление записи с 25.50)
В: …там кто-то в голове своей нашёл. «Наковыряли» – создался звуковой образ. Там беспредел в авторских правах. Видите, в чём дело. Мы её сейчас не можем выкладывать и говорить: «Вот, это музыка из спектакля "Я счастье"». Опять же у нас на следующий год стоит задача: облачить все наши спектакли в ту музыку, которая нас могла бы явно устроить. И сегодня по индивидуальному запросу, если человеку прямо необходима музыка, он связывается конкретно с кем-то из нас. Мы постараемся найти эту музыку, с большим удовольствием поделимся (26.25). Но сейчас позиционировать … (26.30).
П: Поняла. Я, честно говоря, не обратила внимания на музыку вообще, потому что текст до мурашек пробирал каждую минуту. А люди обратили внимание и под впечатлением ищут даже эту музыку со вчерашнего вечера. Каждого что-то своё зацепило, в этом всё дело.
П: Скажите, с чего всё началось? … (27.06)
В: Можно и так спросить: «Есть ли какая-нибудь интересная история, которая рассказала бы нам, как «БАХ!» – и так возник театр? Не было, не было, и тут «БАХ!» – и есть».
Д: Вчера с вашего телеканала «ЮТВ» задавали этот вопрос. И они уже были ни первые, ни вторые, ни третьи. От историй разных ответов на этот вопрос я пришёл к более ёмкому пониманию, которое радует и моё сердце, и сердце того, кто вопрошает. И ответом будет – внимание. Моё внимание, которое счастливо погружается в исследование запросов зрителя. Я внимательно слушаю зрителя, мне он интересен. Очень интересно то, как звучит его тишина, как волнуется его глубина, то, что внутри этого океана, океана каждого. И когда «достаю жемчужину из глубин зрителя», которого ещё не встречал, и облекаю это в философию, литературу и драматургию в конце концов, тогда тот самый зритель, которого я не видел, не слышал, приходит на спектакль и говорит: «Как? Как ты… я сама даже сама с собой об этом не говорю. Ты достал нечто из глубины меня, что я хотела достать и никак не дотягивалась. А ты достал и показал эту красоту». Это является основанием.
Любые исторические предпосылки того, как это было, и прочее: одиннадцать пьес, множество переработанного материала, сотня книг – это другое, это не интересно. Важны внутренний мотив и та магия, которая происходит. Это магия, по-другому я это назвать не могу. Потому что ты «ныряешь» не в вопрошания каким-то «феям», а в общение с тем, кто находится в сердце каждого. И тот, кто находится в сердце каждого, этот «ныряльщик», он погружается в эту глубину, в эту бездну, и достаёт тебе эти сокровища. А этот «глубоководный ныряльщик» один на всех. Он достаёт и показывает тебе: «Вот, я нашёл, посмотри, давай разберём это, раскроем». И мы раскрываем, и получаются удивительные по воздействию тексты, которые воздействуют так же и на меня самого. Одинаково. Если нужно прийти в какое-то состояние, мне достаточно вспомнить лингвистику этого языка, определённых заключений в литературном произведении. И сразу приходит состояние. Я понимаю, что это работает во всех смыслах, восстанавливает позицию счастья, естественного состояния свободы в каждом.