Дарк поставил локти на подоконник и обхватил голову руками. После того как предыдущим днем он пресек жизнь ребенка, молодой колдун ни на миг не сомкнул глаз. Хотя Дарк отчаянно желал уснуть, он страшился сна, боясь вновь оказаться лицом к лицу с гневным отцом, с отчаявшейся матерью, снова увидеть погруженную в сумрак комнату. Он не хотел опять встретить исполненный боли взгляд и ощутить, как биение маленького сердца затихает под его рукой. Разумом Дарк понимал, что сделал все правильно, спасая мальчика от ужасных страданий и медленной мучительной смерти. Все было ясно и понятно, но сколько бы раз он ни твердил это себе, Дарк не мог избавиться от сознания того, что убил человека. Ребенка. Его не покидало чувство, что можно было найти лучший выход…
Рассвет показался ему избавлением. Дарк с облегчением выглянул в окно, созерцая однообразный суровый пейзаж, казавшийся нечетким и размытым за пеленой мокрого снега. Один высокий холм с крутыми каменными склонами доминировал над долиной, возвышаясь над всеми прочими. На вершине холма стояла крепость вождя клана – такая же грозная и суровая, как и окружавший ее пейзаж. Цитадель вздымалась над долиной: то было самое сердце клановой территории и Аркана. За ней, во впадине, лежало горное озеро, похожее на кусок черного стекла. У края озера, на скальном обнажении, стояла приземистая широкая башня, которая с незапамятных времен была жилищем и убежищем колдунов. Подобно всем укреплениям горцев, нижний этаж здания был лишен окон; на следующем же располагались одни только бойницы. Лишь два верхних этажа башни предназначались для жизни. Здесь были окна – маленькие и узкие. Обычное явление в суровом, холодном климате горных вересковых пустошей, где толщина каменных стен башен – с древко копья. Первый этаж был устроен так, чтобы размещать и укрывать скот – главное богатство, подлежащее защите. В здешних землях его постоянно уводили и крали: неотъемлемая часть повседневной жизни среди горских кланов.
Статус Грима и Дарка позволял им содержать собственных овец и рогатый скот вместе со стадом вождя. Потому на нижнем этаже башни жило не так уж много обитателей. Свинья, исправно уничтожающая отбросы, несколько кур, пара приземистых крепких пони да белая корова – настолько ручная, что каждое утро она сама уходила со стадом, а под вечер исправно возвращалась домой. Люди приписывали эту особенность тайным и непостижимым умениям ее владельцев, хотя на самом‑то деле колдуны просто‑напросто баловали ее и кормили лакомыми кусочками…
Дарк вздохнул. Он всегда находил здесь умиротворение и спокойствие, но сегодня башня казалась ему как никогда чужой.
Принадлежу ли я до сих пор этому месту?
А разве у меня есть выбор? Как бы там ни было, это мой дом, а Грим мне все равно что отец…
Он глянул на озеро. Обсидианово‑черные воды – бездонные, тихие, гладкие, как стекло… Казалось, они готовы принять в себя все тайны и горести мира. Внезапно Дарку отчаянно захотелось окунуться туда, очиститься, смыть с себя все воспоминания и невыносимое чувство вины. Он порывисто поднялся на ноги, выскочил из комнаты и постучался к Гриму. Наставник был заспан и взъерошен.
– Дарк? Что случилось?
– Я не могу уснуть.
– Ясно. И ты решил, что в таком случае меня тоже следует разбудить? Очень мило, – сухо сказал Грим, но глаза его блеснули.
– Прости. – Дарку стало стыдно. – Я иду купаться, – объяснил он. – Я просто зашел сказать, что я ненадолго…
Грим вскинул брови.
– Надеюсь. Вода тут и летом‑то ледяная. Что с ней творится сейчас – не поддается описанию. – Глаза учителя были добрыми и понимающими. – Завтрак будет готов к твоему, возвращению, и я велю Изобии развести огонь в очаге.
Дарк тяжело вздохнул, силясь прогнать из памяти образ мальчика с наполненными болью глазами.
– Не думаю, что мне захочется есть.
– Захочется, – уверил его Грим, – если ты искупаешься в этом жидком льду.
Невзирая на свои беды, Дарк улыбнулся.
– Как это может быть – жидкий лед?
– Думаю, сам скоро узнаешь. Не стану портить тебе сюрприз. Если ты вскорости не вернешься, мне придется спуститься вниз и вырубать тебя из него.
С этими словами учитель вернулся в комнату, очевидно, намереваясь провести еще несколько минут в чудесной теплой постели.
Дарк же отправился вниз, к озеру, радуясь, что Изобия еще спит. Несомненно, она нашла бы, что об этом сказать. Она находила, что сказать буквально обо всем на свете. И хотя Дарк очень ценил ее заботу, он предпочел бы, чтобы она не совала свой нос во все подряд.
Жизнь Изобии сложилась нелегко. Она была дочерью сестры Аркана и четыре года назад по праву считалась одной из самых гордых и своевольных девчонок, а ее красота свела с ума не одного парня. Увы, она встретила молодого воина из вражеского клана, который пришел на разведку в преддверии набега. Очарованная его красивым лицом и страшась собственной дерзости, она спрятала его у себя и в конце концов сбежала с ним к ужасу обоих кланов – его и ее. Счастье Изобии продлилось недолго. Она только‑только понесла ребенка, когда ее муж погиб во время набега. Принявший женщину клан немедленно выставил вон и ее, и ребенка. Вернувшись домой, Изобия поняла, что ни она сама, ни тем более сын, зачатый от врага, здесь никому не нужны. Молодой женщине пришлось бы несладко, не предложи Грим убежище и ей, и ее ребенку. Изобия готовила еду и прибиралась в башне. Подобные обязанности не стала бы исполнять ни одна женщина клана, ибо все они страшились заходить в дом колдунов.
Одну из бывших кладовок переделали в удобную жилую комнату, и Изобия вскоре отринула свои страхи и поселилась там. Она была очень благодарна Гриму за его участие и работала так усердно, что жизнь обоих мужчин стала необычайно комфортной. Правда, к несчастью для Дарка, Изобия, вдобавок ко всему прочему, была еще и чувственной молодой женщиной. Она твердо решила расширить круг своих обязанностей – по крайней мере в отношении Дарка, – упорно стремясь затащить его в постель. Это, разумеется, льстило, однако молодому колдуну и без того хватало забот в жизни, и он предпочел отказаться от щедрого дара. Изобия была огорчена, но попыток своих не оставила. Дарк мог только гадать, сколько еще это продлится и чем все закончится…
У подножия башни располагался крошечный полукруглый пляж с галечным берегом с узкой звериной тропой к водопою. Берег здесь порос жестким низким кустарником терновника и ежевики. По правую сторону залива, где между нагромождениями серых валунов оставались клочки земли, стояла группка чахлых рябинок, подобно согбенным старухам клонящихся под ветром.
Дарк прошел по гальке, укрывшись под сомнительной зашитой по‑зимнему голых деревьев, и быстро скинул одежду ледяной ветер и мокрый снег тут же заставили его затрястись от холода. Тело покрылось гусиной кожей. Дарк сознавал, что лезть сейчас в озеро – чистой воды безумие. Но после того, что произошло вчера, ему нужно было сделать нечто подобное. Будет неприятно и больно, но так оно и к лучшему. Это станет искуплением. Дарк очистит себя и смоет черные думы переполняющие мысли. Только тогда, казалось ему, он сумеет примириться с тем, что сделал. И как‑то приготовить себя к следующему разу… Дрожа, Дарк добрался до края пляжа, где из воды выступали крупные камни. Здесь было глубоко. Набрав в грудь побольше воздуха, Дарк кинулся в озеро.
Он вскрикнул бы, если бы только мог. Ощущение было таким, словно с него заживо сдирали кожу. От нестерпимого холода перехватило дыхание, а сердце захолонуло в груди. Водоросли оплели ноги. Низкие ветви кустов проскребли по телу, будто желая разорвать его на части. Подобно чьим‑то живым пальцам они вцеплялись в него, желая удержать под водой, пока он не захлебнется… Слепая паника охватила юношу. Дарк забарахтался, силясь выбраться на поверхность. Тщетно.
Под водой было темно как в могиле. Голову Дарка словно сжал стальной обруч. Легкие горели огнем. Руки и ноги стремительно немели и отказывались повиноваться. Бешеный стук сердца громом отдавался в ушах. Становилось все труднее сосредоточиться, двигаться, бороться за жизнь… Перед глазами встало лицо мальчика… Что чувствует человек перед смертью? Боль, отчаяние, панический страх?.. А потом все ощущения начинают угасать, и жизнь по капле изливается из тела, ускользая прочь…
Я не умру!
Дарк отчаянно забился, заставляя двигаться свое слабеющее тело. Ужас вдохнул силу в оцепеневшие конечности, и Дарк забарахтался, ища путь к спасению – вверх, к свету…
Внезапно ноги коснулись податливой скользкой грязи и гальки. Дно озера! А в следующий миг голова вынырнула на поверхность: он ухитрился выбраться на отмель. Едва осмеливаясь поверить, что спасен, Дарк добрел до пляжа и рухнул на четвереньки на гальку, не обращая внимания на острые камешки, впивавшиеся в кожу. Жив! Хрипя и натужно дыша, он выкашливал из легких остатки воды. Пусть он сам во всем виноват, но он больше никогда не сможет даже взглянуть на озеро без содрогания. Эти воды едва не стали его могилой…
Немного придя в себя, Дарк задумался о Гриме и ощутил укол раздражения. Конечно же, наставник должен был предполагать, что ученик может попасть в беду, отправившись на озеро в такой день. Да и потом, его барахтанье наверняка было видно из окна, если только старикан взял на себя труд выглянуть. Постепенно Дарк начал обращать внимание на мокрый снег и леденящий кожу ветер и понял, что опасность еще не миновала. Если он не оденется и не поспешит в теплую башню, то просто умрет прямо здесь…
Дрожа от холода и слабости, Дарк побрел к рябинкам, где оставил одежду. Руки по‑прежнему плохо слушались. Он неуклюже накинул на плечи свой плащ, завернувшись в теплую ткань, а остальную одежду просто‑напросто сгреб в охапку. Прижав ее к груди, юноша на неуверенных подгибающихся ногах отправился в сторону башни.
Над нижним этажом, служившим укрытием для животных, следующий ярус строения предназначался для хранения еды, корма и разных вещей, а жилые комнаты и спальни располагались на третьем этаже. Тяжело опираясь на перила, Дарк начал восхождение по первой из лестниц. Проходя мимо кладовки, он услышал доносившуюся оттуда возню и заглянул внутрь. Заметив красивый зад, обтянутый темно‑зеленой юбкой, он поспешно отпрянул назад – но слишком поздно. Изобия копалась в одном из ларей; но теперь выпрямилась, откинула с лица длинные рыжие кудри и обернулась, демонстрируя пышные формы в низком вырезе блузы.
– Дарк! Во имя всего святого, что ты делал?
– Плавал.
Он отвернулся, чтобы уйти, однако Изобия полагала что разговор не окончен.
– Смерти ищешь?
– Не твоего ума дело… Сейчас из блузки вывалишься, – грубо сказал Дарк и сбежал покуда Изобия не успела ответить.
Впрочем, зря он на это рассчитывал…
– Свинья! – крикнула она ему вслед.
Горшок просвистел мимо Дарка и разбился о стену рядом с его головой. В воздухе повисло облако мелкого перца… То что говорят о рыжих и об их норове, – все правда, подумал он. Отчаянно чихая и безуспешно протирая слезящиеся глаза юноша ретировался со всей скоростью, на какую были способные его онемевшие ноги.
Поднявшись по второй узкой лестнице, Дарк окунулся в тепло и уют, столь необычный в этой суровой башне, как и во всех окружающих ее землях. В жилой комнате два глубоких кресла, накрытых овечьими шкурами, располагались по обе стороны пылающего очага. Напротив огня стоял стол, заполненный чашками и тарелками. Здесь были масло, хлеб, сыр и плошка бесценного южного меда, который Грим в свое время купил у торговца Тормона, проезжавшего через земли горцев. Толстые шерстяные драпировки, предохранявшие от холода и промозглой сырости, пестрели на стенах. Деревянные полки и большой сундук, стоявший возле окна, были отполированы до блеска. На их поверхностях не осталось ни единой пылинки – удивительное явление в комнате с открытым огнем, где легчайшие клочья пепла то и дело поднимались в воздух и оседали повсюду. Плотные ставни закрывали окно, но в комнате, озаренной ярким пламенем очага, свечами и лампой, было светло. Большой горшок с картошкой был заботливо поставлен на край очага, так что горячий пепел не давал содержимому остыть.
Когда Дарк вошел, Грим поднял глаза и кивнул ему.
– Спасибо нашей милой Изобии за все это великолепие, – сказал он беззаботно. – Ну, как искупался?
Юный колдун промолчал. Он смотрел на сапоги наставника: тяжелые уличные сапоги – не мягкие легкие туфли, которые оба колдуна носили внутри башни. Сапоги вымокли и были перемазаны грязью. Песок с пляжа облепил подошвы. Дарк ощутил, как начинают гореть замерзшие щеки. Он поднял глаза от сапог и встретил взгляд Грима…
– Я тебя не видел, – пробормотал он.
– Я стоял среди деревьев, а тебя отвлекали совсем другие дела. – Острые лучики‑морщинки разбежались от уголков глаз учителя, когда тот улыбнулся. – Ты ведь не думал, что я позволю тебе утонуть?
Противоречивые чувства овладели юношей. Он испытывал досаду и стыд, сознавая, что наставник стал свидетелем его позора и глупости. Удивление оттого, что он вообще пустился на такое безумие. Облегчение и благодарность. Грим не оставил его одного…
– Ты преподал мне великолепный урок, – сказал он нетвердым голосом.
Снова вспомнился дикий ужас, охвативший его в черных глубинах, онемевшие, непослушные конечности, горящие легкие и ледяная вода, хлынувшая в нос и рот…
Грим поднялся и протянул ему полотенце, которое грелось у огня.
– На. И сними одежду. – Чувствуя, что ноги становятся ватными, Дарк добрел до кресла и опустился в него. – Я просто позволил тебе сделать то, что ты хотел, – сказал наставник, растирая его полотенцем. – Ты отправился сегодня на озеро по многим причинам. Ты хотел очищения. Ты хотел искупления и… – он наклонился вперед, глядя Дарку прямо в глаза, – ты хотел еще раз заглянуть в глаза смерти. Встретиться с ней лицом к лицу и перебороть ее – на этот раз. Только сделав это, ты сумеешь жить дальше со своими способностями и быть колдуном. Только тогда сможешь понять, это ты властвуешь над смертью, а не она над тобой.
Дарк разинул рот.
– Ты знал, – прошептал он.
Наставник достал теплую одежду из стопки, гревшейся возле огня, и помог Дарку натянуть ее.
– Малыш, все мы так или иначе прошли через это. Те, кто переживает тяжелее всего, вроде тебя, в конце концов и становятся лучшими колдунами. – Его губы изогнулись в усмешке. – Я, например, спрыгнул со скалы.
– Ты – что?
Его лицо порозовело.
– Ну, это была не очень высокая скала. Впрочем, мне хватило. Прошли месяцы, прежде чем срослись все кости, к счастью, у подножия рос кустарник, это меня и спасло. К несчастью, это был колючий кустарник. – Он широко улыбнулся Дарку и сунул ему в руки чашку горячего питья. – Так что если вдуматься, твое маленькое приключение на озере закончилось сравнительно безобидно.
Забавно, но теперь, когда вокруг было тепло, Дарк задрожал сильнее. Зубы клацали по краю кружки. Грим обернул толстым пледом его плечи и колени и придержал чашку, так что юноша наконец‑то сумел сделать глоток.
– Возможно, ты не поверишь, но это хороший знак. Ты начинаешь согреваться.
Он переложил немного овсянки из горшка в плошку, добавил меда и протянул ученику.
Обхватив руками горячую миску, Дарк понял, что ему и вправду стало теплее. И какова бы ни была Изобия, готовить она умеет. Как раз в этот момент молодая женщина вошла в комнату, держа в руках две тарелки яичницы с беконом. Сердито взглянув на Дарка, она поставила их на стол и удалилась, не проронив ни слова. За это время она успела сменить свою блузу с низким вырезом на более скромное платье.
Он потянулся было к столу, но Грим усадил его обратно в кресло.
– Сиди у огня. Я принесу тебе еду.
Никогда еще завтрак не казался ему таким вкусным. Поев, Дарк выпил еще одну чашку чая. Грим щедрой рукой плеснул туда крепкой настойки, какую варили в цитадели вождя.
– Теперь, когда ты согрелся, все будет в порядке, – сказал он и, к удивлению Дарка, налил немалую порцию и себе.
Только теперь юноша по‑настоящему осознал, сколько волнений испытал из‑за него учитель.
Дождавшись, когда Дарк допьет чай, Грим отправил его в постель. Лежа под одеялом, Дарк наслаждался теплом от горячего камня в ногах и яркого пламени в очаге. Им овладели покой и умиротворение. Теперь он был счастлив жить на свете. И на этот раз ему не составило никакого труда уснуть…
Оставшись в одиночестве, Грим уселся возле очага, глядя в огонь и глубоко задумавшись. Изобия, очень уважавшая колдуна безмолвно и быстро убрала со стола и тихо удалилась. Грим этого не заметил. Он думал об ученике и о том давнем времени, когда его мучили те же сомнения.
Если бы только я мог сделать нечто большее. Если бы над жизнью мы вольны были властвовать так же, как над смертью…
– Возможно, так и будет.
– Аморн?! – Усилием воли Грим заставил себя сконцентрироваться. Никаких ментальных переговоров, кроме как в самых крайних случаях; таково было правило. – Что происходит? Где ты?
Он максимально сузил мысленный канал, опасаясь, как бы Тайный Совет не засек их разговор.
– Я в Гендивале. – В голосе чародея звучало торжество. – Наконец‑то вернулся из ссылки – пусть и нелегально. – На этот раз в его словах Гриму послышалась горькая насмешка. – Сейчас я возле домика путников между долиной и Завесой. Не так уж далеко от тебя, считая по полету ворона – если, конечно, это очень быстрый ворон.
Колдун вздрогнул. Как непохоже на обычную манеру холодного, невозмутимого и расчетливого лорда Блейда, которого он знал так давно.
– Но что происходит? Еще слишком рано выступать против Кергорна.
Подобный неожиданный поворот событий встревожил его.
– Спроси, что не происходит! В Тиаронде беспорядки. Я и забыл что ты не в курсе. Суффраган Гиларра и ее люди решили, что Заваль несостоятелен как иерарх и должен быть Принесен в жертву.
– Не без твоего участия, разумеется…
– Я сделал все, что мог. Так или иначе, жертвоприношение не состоялось. Власть над Каллисиорой была почти у меня в руках, когда откуда ни возьмись появились какие‑то чародеи и умыкнули иерарха прямо с костра. Вот тогда‑то все и началось. Северная Завеса рухнула, и на Тиаронд обрушились орды ак'загаров.
– Что? – Грим похолодел. – Но это же настоящая катастрофа! Вся Каллисиора погибнет, когда эти твари начнут распространяться.
– Ты прав как никогда. Лучше бы поскорее предупредить горцев, Грим. Убедись, что предостережение разошлось среди кланов и в прилегающих землях, если только можно послать гонцов. Ак'загары гораздо опаснее, чем воинственные соседи и конокрады. Донеси эту мысль до своих людей. Им нужно немедленно предпринять меры для обороны, если они хотят выжить. А нам придется осуществить наши планы раньше, чем мы намеревались.
– Да, конечно. – Несмотря на зловещий рассказ Аморна, надежда и восторг переполняли сердце колдуна. – Могу ли я как‑то помочь тебе?
– Несомненно. Отправь своих маленьких тварей в Гендиваль. Нужно дать нашим союзникам знать, что происходит, и предупредить, чтобы они приготовились.
– Да‑да. – Хотя они общались мысленно, Грим ощутил, что у него перехватило горло. – Аморн? Я хочу присоединиться к тебе. Не оставляй меня в этой дыре, когда творится история.
– Не волнуйся, друг мой. Мне понадобятся все соратники, что у меня есть. Просто погоди немного, пока я разберусь в ситуации. Я свяжусь с тобой через пару дней. Даю слово.
Связь прервалась.
Грим откинулся в кресле и медленно перевел дыхание. Наконец‑то! Свершилось! Может быть, теперь мир избавится от примитивности и невежества, в которых погряз. Как долго он ждал этого дня!
Колдун порывисто поднялся на ноги и побежал по лестнице на верхний этаж, второпях спотыкаясь о высокие каменные ступеньки. Здесь была единственная комната с прочной дубовой дверью. Из‑за нее доносились шорохи и шебуршание. Дарк и Изобия, которым не дозволялось входить сюда, полагали, что в комнате живут голуби.
Что ж, голуби – не голуби, но тоже способ сообщаться. Особенно, если выбора нет.
Грим выудил ключ, висевший на золотой цепочке у него на шее, отпер замок и вошел внутрь. Это был его личный кабинет – обширная комната, которая занимала весь верхний этаж башни. У правой стены помещался очаг с нишами по обеим сторонам. Напротив двери, у окна, стоял длинный стол, заваленный разработками, которыми Грим занимался в последнее время. Тщательно засушенные местные растения, переложенные листами бумаги, лежали под прессом. Пестик и ступка стояли рядом с сосудами, наполненными сухими истолченными травами. В деревянной коробке, разделенной на секции, содержались образцы каменных пород. Слитки медных пиритов сверкали как золото рядом с красной землей. Именно Грим обнаружил здесь медные жилы и помог заложить рудник. Это весьма увеличило и доходы клана, и уважение вождя Аркана к колдуну. Грим мог бы по праву гордиться собой, если б не те несчастные, чьи головы слетели, пока вождь пытался убедить свой народ, что горное дело достойное занятие для воина…
Чернила и пишущие принадлежности размещались на другом краю стола, рядом со сложной конструкцией из палочек и веревочек. То была модель в неудачных (пока неудачных) попытках Грима создать новый тип моста.
Левую стену комнаты занимали книжные шкафы – хранилище знаний, собранных из множества разных земель, лежащих между Завесами. Здесь были записи, выполненные на переплетенных страницах или пергаментных свитках. Некоторые выгравированы на металле, выдавлены на глине или выбиты на хрупких каменных табличках. У Грима хранились даже бесценные печатные книги, вывезенные из Гендиваля. В свое время он украдкой взял их из библиотеки, да так и не вернул…
В углу, между книжным шкафом и столом была поставлена клетка занимавшая все пространство от пола до потолка. Стоило колдуну приблизиться, как ее обитатели радостно запищали. Улыбаясь, он вынул из деревянной шкатулки крошечный серебряный ключик и отпер дверцу.
Выбравшись на свободу, все пятеро существ запорхали вокруг него, хватая за плечи и волосы. Их восторженные писки не умолкали ни на секунду. То были маленькие создания – самый крупный не более шести дюймов ростом. Тельца покрывала редкая темная шерсть, из‑под которой виднелась блестящая черная кожа. В тех случаях, когда тварюшки предпочитали ноги крыльям, они ходили прямо. Кожистые же крылья были натянуты на тонкий костяк – как у летучей мыши. Маленькие глазки, широко посаженные на сморщенных личиках, светились, как алые искры. Крошечные проворные ручки были снабжены крючковидными заостренными коготками, которые равно годились для того, чтобы драться и лазить, и втягивались, как у кошки. Длинные голые хвосты заканчивались зловещего вида зубцами. В схватке создания использовали их не реже, чем свои маленькие, но острые клыки.
Грим рассмеялся, когда маленькие твари закружились по комнате. Они принялись качаться на абажуре лампы, смахнули книги с верхних полок и устроили бардак на столе. Именно по этой причине импы обычно были заперты в своей клетке. Они с удовольствием жили бы на свободе, но их неуемное любопытство и шаловливый характер не позволяли постоянно держать их в комнате.
Хотя на первый взгляд импы выглядели совершенно одинаково, Грим давно научился отличать их друг от друга. Гар был самым крупным из тварей – и их вожаком. Косоглазый Исс отличался неуемным любопытством и мягким характером. Вечно взъерошенный Вир был специалистом по мелким гадостям. Что до самок, Элл – толстенькая и удивительно ласковая, была любимицей Грима, а жизнерадостная Ваи отличалась огромными глазами, сверкавшими как две звездочки на ее темной мордашке.
Импы не водились в Каллисиоре, и, согласно установленным Кергорном порядкам, Грим не имел права держать их здесь. Он обнаружил этих существ много лет назад, когда еще часто бродил по свету. Грим возвращался сухопутным путем из земель народа драконов, когда наткнулся на маленькую колонию в дождевых лесах Ракхи. Очарованный странными маленькими созданиями, он даже остановился там на несколько дней, чтобы получше их изучить. Импы были любопытны, общительны и легко приручались. Когда чародей отправился восвояси, эта пятерка увязалась за ним. Зная, что архимаг ни за что не позволит ему оставить импов при себе, Грим решился держать их тайно – не самая легкая задача, учитывая их любопытный, непоседливый нрав. Жили импы необычно долго для существ их размеров. Грим не замечал, чтобы импы старели, но, к сожалению, они и не размножались. Колдун подозревал, что климат северных земель для них холодноват.
Импы были очень умны, и вскорости Грим обучил их носить письма. Так горстка сподвижников Блейда получила дополнительную возможность общаться. Каждый из чародеев потчевал импов какими‑нибудь вкусностями, когда они приносили весточку. Так что стоило Гриму показать им определенное лакомство, и они понимали, к кому нужно лететь…
Усевшись за стол, Грим быстро набросал письмо. Он свернул бумагу в жесткую трубку, завернул в кусочек промасленной ткани и привязал на спину Гара – осторожно, чтобы не повредить хрупкие крылья. Когда имп, восторженно попискивая, сел ему на плечо, колдун открыл одну из коробочек и вынул горсть сушеных вишен. Гар взял предложенное угощение и, осторожно придерживая ягоду крохотными ручками принялся за еду. Когда пиршество было окончено, Грим взял импа в руку и заглянул ему в глаза.
– Ну что? Ты понял, куда лететь?
Тварюшка пискнула честное слово, точно отвечая ему. Может, и в самом деле? Или ему просто хотелось так думать?
Грим полагал, что никогда не узнает этого. Гар выпорхнул из его рук и нетерпеливо запрыгал на подоконнике дожидаясь, пока Грим откроет створки. Оказавшись на воле, он издал прощальное чириканье и исчез за струями дождя, взяв курс на Гендиваль.
Грим закрыл окно и вздохнул.
– Счастливого пути, малыш, – тихо проговорил он. – Знал бы ты, как мне хочется отправиться с тобой…
ГЛАВА 15. КОНФЛИКТЫ
Сколля разбудили голоса, раз за разом выкликавшие его имя. Никогда еще мальчик не слышал ничего прекраснее.
– Тормон! – Он вскочил на ноги. – Я здесь! Я здесь!
Секундой позже яркий свет факела разогнал мрак в нижнем туннеле. Вне себя от восторга Сколль полез вниз по металлической лестнице обратно на непрочную металлическую распорку. Спустившись, паренек обнаружил, что покуда он спал, вода сильно опала.
– Сколль! Сколль, это ты? – В поле его зрения появились Тормон и леди Серима. Их глаза расширились при виде его, висящего на перекладине. – Как, во имя Мириаля, ты туда забрался? – выдохнул Тормон. Потом он внезапно разразился смехом. – Черт возьми, как же я рад видеть тебя, парень. Я был уверен, что ты погиб.
Сколль ощутил, как у него сжимается горло. Никогда раньше никто так не радовался ему. Ему стало так хорошо, что он разом позабыл о холоде, сырой одежде и своем волчьем голоде.
– Давай, приятель, – сказал Тормон. – Пора вернуться на землю. – Он передал факел Сериме и протянул руки, чтобы помочь ему слезть. Сколль разжал пальцы и спрыгнул с неудобной перекладины.
– Отлично, – сказал торговец. – Надо двигаться. Не след здесь задерживаться. Мы уже давно были бы в пути, кабы не заснули, ожидая, пока спадет вода.
– Тормон? – послышался голос Серимы. – Посмотри‑ка на это.
Она стояла под круглой дырой в потолке, разглядывая ее в свете факела.
Тормон глянул в отверстие.
– Если бы я получал золотой за каждый раз, когда проезжал через этот туннель, то был бы богаче тебя. Но клянусь своей жизнью: этого я ни разу не видел.
– Абсолютно ровное отверстие, – отметила Серима. – А внутри совершенно гладкое. Как оно сделано?
– А я там был, – гордо сообщил Сколль. – Тормон, ты такого еще не видел! Оно уходит прямо в гору, и там внутри огромная зала, забитая странными штуковинами. Тебе стоит на это взглянуть;
Секунду торговец колебался: любопытство и здравый смысл боролись в его душе. Потом он покачал головой.
– Нам есть о чем беспокоиться и без этих загадок, – сказал он. – Пошли, Сколль.
– Но может, ты найдешь там что‑нибудь полезное? Что‑то, что я пропустил…
– Послушай, – проговорил Тормон, – ты видел, что случилось вчера. Если мы не пройдем через туннель прежде чем опять зарядит дождь, нам конец. Я хотел бы посмотреть – Его голос дрогнул, потом он расправил плечи и повернулся в сторону выхода. – Но мы не можем рисковать. Больше не желаю об этом слышать. Нужно собрать остальных и продолжить путь.
Тормон зашагал по туннелю, но Сколль заметил, что он посматривает на таинственное отверстие с любопытством и сожалением.
Тормону хотелось бы подняться наверх, но вместо этого он думает о нашей безопасности. Похоже, быть командиром – это гораздо сложнее чем мне казалось.
Они последовали за торговцем вверх по туннелю, и вскоре Сколль с радостью увидел дневной свет и услышал гром водопада, от которого дрожали камни под ногами. Один за другим он и его спутники преодолевали поток, который вчера казался таким пугающим. С тех пор они пережили нечто гораздо худшее, и им теперь было, что порассказать.
Когда Сколль вышел на узкую тропу и понял, что наверху все в порядке, он едва не зарыдал от облегчения. Поток легко мог разрушить все вокруг, поглотив остальных и отрезав Тормона и его спутников от лошадей. Впоследствии Тормон сказал ему, что беспокоился о том же самом, и паренек почувствовал гордость оттого, что рассуждал так же, как опытный путешественник.
Как прекрасно было вновь очутиться под открытым небом, пусть даже здесь моросил дождь и дул пронизывающий ветер. Этот день оказался более светлым и ясным, чем предыдущий, и хотя небо по‑прежнему оставалось свинцово‑серым, покров туч был выше и легче. Сколль видел косые струи ливня, темными полосами прочерчивающие небо и падавшие вниз, на скрытую туманом землю.
По возможности быстро они взобрались по скользкой тропе к сторожевому посту – спасительному островку посреди моря грязи и опустошения. Неожиданное прибытие пропавшего Тормона вызвало бурю эмоций. Лошади, почуяв хозяина, стучали копытами и ржали в стойлах, желая выбраться наружу. Маленькая Аннас с восторженным писком кинулась на шею отцу.
Рохалла, которая безуспешно пыталась просушить сырой уголь, бросила свое занятие, подбежала с радостным криком и, к изумлению Сколля, обняла его и звонко поцеловала. Мальчик смутился, чувствуя, как его шея и щеки наливаются жаром почище углей в очаге. В первый миг он едва не кинулся прочь, пунцовый от стыда. Никогда прежде ни одна девушка не целовала его. Но в следующую секунду Сколль справедливо решил, что все когда‑нибудь случается в первый раз, и с энтузиазмом ответил на поцелуй. Когда они отдалились друг от друга, Сколль с удивлением обнаружил, что лицо Рохаллы порозовело так же, как и его собственное. Их глаза встретились и девушка смущенно опустила ресницы… Внезапно Сколль почувствовал на себе чей‑то взгляд. За плечом Рохаллы он вдруг увидел Пресвела, стоявшего в дверном проеме. Его лицо было искажено ненавистью. От этого взгляда Сколля будто разом обдало холодом.
Руки Пресвела дрожали, когда он упаковывал сменную одежду, еду и оружие в свой мешок. Рохалла тоже собиралась, а Аннас пыталась (с переменным успехом) помочь ей. Теперь, когда Тормон вернулся, счастливая девочка болтала без умолку. Ее пронзительный голосок начинал действовать Пресвелу на нервы.
– Ты никогда не бывала внизу, в долине, Рохалла? А я была. Мы ездили в фургоне, но теперь его больше нет. А мне он нравился. У меня там была своя постель, с подушкой, пледом и со всем таким, а еще красненькое платьице, и кукла, ее звали Бетси, и книжка с картинками, и еще я могла высовываться сзади из фургона и кормить Эсмеральду… Я очень люблю Эсмеральду, а ты, Рохалла? У нее такие мягкие пушистые уши.
И так далее, и так далее. Пресвел скрипел зубами. И как только Рохалла терпит? Как ей удается терпеливо и приветливо отвечать на всю эту чушь? Как ее голос может звучать так чертовски весело? Раз за разом он вспоминал ее лицо в тот момент, когда она целовала этого щенка Сколля. Она выглядела тогда такой счастливой и такой юной – такой же юной как проклятый мальчишка. Раньше она всегда казалась ему такой зрелой…
Проклятые на нее. Проклятие на них обоих. Почему все не могло оставаться как раньше?
В безуспешной попытке отделаться от тяжких мыслей, Пресвел посвятил все внимание последней проверке своего багажа. Как здесь оказался кинжал? Он не помнил, чтобы клал его. Что ж, ладно, в любом случае хороший клинок не будет лишним.
– Упаковались? – Серима, помогавшая Сколлю и торговцу седлать лошадей, заглянула в дверь. – Лошади готовы. Тормон говорит, пора отправляться.
– Тормон слишком много всего говорит, – фыркнул Пресвел, – он что, сам себя назначил командиром? Ладно, скажи этому ничтожному конюху, что мы идем.
Он произнес это, не глядя по сторонам, но и спиной почувствовал неодобрительный взгляд Серимы.
Почему она это делает? Постоянно смотрит на меня, подглядывает, шпионит за мной…
Он сунул кинжал обратно в мешок и крепко затянул ремни.
Ничего не улучшилось, даже когда они наконец тронулись в путь. Пресвел ожидал, что они с Рохаллой снова поедут на одной лошади, и он вновь почувствует ее теплое, нежное тело, прижимающееся к нему, ощутит её руки, обвивающие его талию. Но Тормон решил, что по этой тропе следует идти пешком, ведя лошадей в поводу. И теперь Рохалла шла в голове колонны, сразу за Тормоном, потому что опять присматривала за Аннас, а девочка не хотела отходить далеко от отца. Серима, ведущая за собой черного сефрийца, шла между ним и девушкой. Она казалась особенно нескладной и плоской в мужских штанах и тунике, которые она разыскала в кладовой сторожки. От элегантной, роскошно одетой леди не осталось и следа, но, казалось, ее это совершенно не задевало. Новая одежда была гораздо теплее, удобнее и гораздо лучше предназначена для путешествия. К раздражению Пресвела, Рохалла последовала ее примеру и выглядела теперь совершенно нелепо в длинных штанах, достающих до земли и топорщащихся вокруг ног. Теплая туника, доходившая почти до колен, была подпоясана куском веревки, обернутой вокруг тонкой талии. Когда Пресвел заметил, что она выглядит просто смехотворно, девушка лишь пожала плечами:
– Кажется, кроме тебя, никто не возражает.
Когда путники пустились в дорогу, Пресвел обнаружил, что у него есть проблемы и помимо ревности. Вчерашний потоп отнюдь не улучшил состояние дороги, создав на пути колдобины и выбоины и прикрыв все слоем скользкого ила. Спуск по прежнему оставался довольно крутым, а низкая каменная стенка над краем обрыва раскрошилась во множестве мест и больше не могла служить преградой между путниками и бездонной пропастью внизу.
Лошади, слишком застоявшиеся в стойлах, вели себя нервно, упрямо и вовсе не рвались идти этой дорогой. Бывший конь Мечей Божьих, принадлежавший теперь Пресвелу, вытворял, что хотел, почуяв неопытность нового хозяина. Если бы не мальчишка, который замыкал шествие со своей тонконогой гнедой и ослом и потому перекрывал ему путь, проклятая тварь ускакала бы обратно на вершину. Больше всего Пресвела раздражало то, что Сколль находился в идеальной позиции, чтобы видеть его усилия и тихонько посмеиваться над его ошибками.
Но худшее ждало впереди. Когда пришлось пройти сквозь водопад, лошади решили, что с них достаточно. Жеребец Тормона уперся и заржал, бешено вращая глазами. Торговец спокойно и терпеливо гладил его и похлопывал по шее, словно у них было сколько угодно времени, и через некоторое время Руска доверчиво последовал за ним. У Серимы почти не возникло трудностей со своим мерином, который много раз, пусть и не в таких тяжелых условиях, ходил этим путем. После недолгих уговоров он спокойно пошел за ней, следуя за своим товарищем, и исчез за завесой воды.
Затем наступила очередь Пресвела. Его конь был молоды