ОБРЯДЫ И ОБРЯДОВЫЙ ФОЛЬКЛОР

Обрядовый фольклор составляли словесно-музыкальные, дра­матические, игровые, хореографические жанры, которые входили в состав традиционных народных обрядов.

В жизни народа обряды занимали важное место. Они скла­дывались из века в век, постепенно накапливая разнообразный опыт многих поколений. Обряды имели ритуально-магическое значение, содержали правила поведения человека в быту и тру­де. Их принято делить на трудовые (земледельческие) и семей­ные. Русские обряды генетически связаны с обрядами других славянских народов и имеют типологическое сходство с обряда­ми многих народов мира.

Обрядовая поэзия взаимодействовала с народными обрядами, содержала элементы драматической игры. Она имела ритуально-магическое значение, а также выполняла психологические и по­этические функции.

Обрядовый фольклор синкретичен по своей сути, поэтому его целесообразно рассматривать в составе соответствующих обрядов. Вместе с тем отметим возможность иного, строго филологического подхода. Ю. Г. Круглов выделяет в обрядовой поэзии три вида произведений: приговоры, песни и причитания. Каждый вид со­ставляет группа жанров1.

Особенно важны песни — древнейший пласт музыкально-поэтического фольклора. Во многих обрядах они занимали ве-

 

 

дущее место, сочетая магическую, утилитарно-практическую и художественную функции. Песни исполнялись хором. Ритуаль­ные песни отражали сам обряд, способствовали его формирова­нию и реализации. Заклинательные песни были магическим об­ращением к силам природы с целью получить благополучие в хозяйстве и семье. В песнях величальных поэтически идеализи­ровались, прославлялись участники ритуала: реальные люди или мифологические образы (Коляда, Масленица и др.). Противо­положны величальным были корильные песни, которые высме­ивали участников ритуала, нередко в гротескной форме; их со­держание было юмористическим или сатирическим. Игровые пес­ни исполнялись во время различных молодежных игр; в них описывались и сопровождались имитацией полевые работы, ра­зыгрывались семейные сцены (например, сватовство). Песни лирические — наиболее позднее явление в обряде. Их главное назначение — выражать мысли, чувства и настроения. Благода­ря лирическим песням создавался определенный эмоциональ­ный колорит, утверждалась традиционная этика.

 

КАЛЕНДАРНЫЕ ОБРЯДЫИ ИХ ПОЭЗИЯ

Русские, как и другие славянские народы, были земледельца­ми. Уже в древности славяне отмечали солнцеворот и связан­ные с ним изменения в природе. Эти наблюдения сложились в систему мифологических верований и практических трудовых навыков, закрепленных обрядами, приметами, пословицами. Постепенно обряды образовали годовой (календарный) цикл. Важнейшие праздники были приурочены к зимнему и летнему солнцестоянию.

 

 

Зимние обряды

Время от Рождества Христова (25 декабря)[12] до Крещения (6 января) называлось Святками. Зимние Святки делились на свя­тые вечера (с 25 декабря по 1 января) и страшные вечера (с 1 по 6 января), их разделял Васильев день (1 января, по церковному календарю — Василия Кесарийского). В святые вечера славили Христа, колядовали, призывая благополучие каждому двору. Вторая половина Святок была заполнена игрищами, ряжением, посиделками.

Христа славили в течение всей рождественской недели. Маль­чики-христославы носили на шесте сделанную из разноцветной бумаги вифлеемскую звезду, распевая религиозные праздничные

 

песни (стихиры). Рождение Христа изображали в народном ку­кольном театре — вертепе. Вертеп представлял собой ящик без передней стенки, внутри которого разыгрывались картины.

Древний смысл новогодних празднеств заключался в чество­вании возрождающегося солнца. Во многих местах сохранился языческий обычай в ночь под Рождество посреди деревенской улицы напротив каждого дома зажигать костры — символ солн­ца. Существовало также представление о сверхъестественных свойствах воды, позже поглощенное церковным обрядом водо­святия. На Крещение на реке делали "Иордань": у проруби ус­траивали нечто вроде алтаря, сюда шли с крестным ходом, свя­тили воду, а некоторые даже купались в проруби.

 

Возрождение солнца означало наступление нового года, и у людей возникало желание предугадать будущее, повлиять на судь­бу. С этой целью совершались разнообразные действия, кото­рые были призваны обеспечить хороший урожай, удачную охо­ту, приплод скота, увеличение рода.

Готовилось много вкусной еды. Пекли из теста козульки: ко­ровок, бычков, овец, птиц, петухов — их принято было дарить. Непременным рождественским угощением был кесарийский по­росенок.

 

В новогодней магии большую роль играли хлеб, зерно, соло­ма: солому стелили в избе на пол, приносили в избу снопы. Зернами обсевали (посевали, засевали) избы — бросая горсть, при­говаривали: "На здоровье — коровье, овечье, человечье "; или: "На полу теляток, под лавкой ягняток, на лавке — ребяток!"

В ночь перед Рождеством и под Новый год совершали обряд колядования. Собирались подростки и молодежь, кого-либо об­ряжали в вывороченный тулуп, давали в руки палку и суму, куда позже складывались продукты. Колядующие подходили к каж­дой избе и под окнами выкрикивали величания хозяевам, а за это им подавали угощение.

 

Обходные песни (исполнявшиеся во время обрядового обхо­да дворов) при колядовании имели разное название: колядки (на юге), овсени (в центральных областях), виноградья (в северных областях). Названия происходят от припевов "Коляда, коляда!", "Бай, авсёнь, бай, авсёнъ!"\>1 "Виноградье, виноградье, красно-зеле­но!" В остальном эти песни были близки. Композиционно они состояли из благопожелания и требования подаяния. Особенно частым было пожелание изобилия, которое изображалось в за-клинательных песнях с помощью гипербол:

 

А дай Бог тому,

Кто в этом дому!

 

Ему рожь густа.

Рожь ужиниста!

Ему с колосу осьмина,

Из зерна ему коврига,

Из полузерна — пирог.

 

Помимо заклятия на урожай, выражалось пожелание долго­летия, счастья, многочисленного потомства. Могли спеть вели­чание отдельным членам семьи. Желаемое, идеальное рисова­лось как действительное. Описывался богатый, фантастически прекрасный двор и дом, хозяин сравнивался с месяцем, хозяйка с солнцем, а их дети с частыми звездочками:

 

Млад светел месяц — то хозяин наш,

Виноградье, виноградье, красно-зелено.

Красно солнушко — то хозяюшка,

Виноградье, виноградье, красно-зелено.

Часты звездочки — малы детушки.

 

Скупым хозяевам пели песню:

 

Не дашь пирога —

Мы корову за рога.

Не дашь кишку <колбасу> —

Мы свинью за виску.

Не дашь блинка —

Мы хозяина в пинка.

 

В обычае было гадать под Новый год, а также от Нового года до Крещения. Когда-то гадания имели аграрный характер (о будущем урожае), но уже с XVIII в. гадали преимущественно девушки о своей судьбе. Были распространены подблюдные гада­ния с песнями. Форм и способов гаданий известно до несколь­ких сотен.

На Святках обязательно было ряжение. Магическое значение в древности имели зооморфные маски (бык, конь, коза), а также архаичные антропоморфные: старик со старухой, покойник. Глу­бокие корни имел травестизм: переодевание женщин в мужской костюм, мужчин — в женский. Позже стали рядиться в солдата, барина, цыганку и проч. Ряжение переходило в маскарад, зарож­дался фольклорный театр: разыгрывались скоморошины, дра­матические сценки. Их веселый, разнузданный, а иногда и не­пристойный характер был связан с обязательным смехом. Риту-

 

 

альный смех (например, над покойником) имел продуцирующее значение. В. Я. Пропп писал: "Смех есть магическое средство создания жизни"1.

 

В конце зимы — начале весны праздновалась масленица. В своей основе это был языческий праздник, посвященный про­водам уходящей зимы и приходу солнечного тепла, пробужде­нию шюдородящей силы земли. Христианство повлияло только на сроки масленицы, которые колебались в зависимости от Пасхи: ей предшествовал семинедельный Великий пост, масленицу праз­дновали на восьмой предпасхальной неделе.

 

И. П. Сахаров писал: "Все дни масляной недели имеют свои особенные названия: встреча — понедельник, з а и г р ы -ш и — вторник, лакомка — среда, разгул, пере­лом, широкий четверг — четверток, тещины вечёрки — пятница, золовкины посиделки— суб­бота, проводы, прощанья, прощеной день — воскресенье"2. Сама же неделя называлась сырной, сырницей, что говорит о ней как о празднике "белой" пищи: молока, масла, сметаны, сыра. Блины как обязательное угощение, довольно по­здно превратившееся повсеместно в атрибут масленицы, явля­лись прежде всего поминальной едой (изображая солнце, блины символизировали загробный мир, который, по древним пред­ставлениям славян, имел солнечную природу). Масленица отли­чалась особенно широким хлебосольством, ритуальным объеда­нием, питьем крепких напитков и даже разгулом. Обилие жир­ной ("масляной") пищи и дало название празднику.

 

С четверга (или с пятницы) начиналась широкая масленица. Катались с ледяных гор, а позже и на лошадях. Праздничный поезд в честь масленицы (вереница саней с запряженными в них лошадьми) в некоторых местах доходил до нескольких сотен саней. В древности катание имело особый смысл: оно должно было помочь движению солнца.

 

Масленица — это праздник молодых супружеских пар. По_г, всюду они были желанны: ездили в гости к тестю и теще, показы­вались народу в лучших нарядах (для этого вставали рядами по обеим сторонам деревенской улицы). Их заставляли при всех.деловаться. Свою гоюдородящую силу молодые должны были сообщить земле, "разбудить" ее материнское начало. Поэтому

 

во многих местах молодоженов, а иногда и девушек на выданье с ритуальным смехом зарывали в снег, в солому или валяли по снегу.

 

Масленица была знаменита кулачными боями. Среди каза­ков была популярна игра "взятие снежной крепости", которая проводилась на реке.

 

На масленицу по улицам ходили ряженые медведем, козой, мужики переодевались "бабами" и наоборот; в порты или юбки рядили даже лошадей. Саму Масленицу представляло чучело из соломы, обычно в женской одежде. В начале недели его "встре­чали", т. е., поставив на сани, с песнями возили по деревне. Эти песни имели вид величаний: в них воспевалась широкая честная Масленица, масленичные яства и развлечения. Правда, велича­ние было ироническим. Масленица называлась дорогой гостей-кой и изображалась молодой нарядной женщиной (Авдотьюшка Изотъевна, Акулина Саввишна}.

 

Праздник повсеместно завершался "проводами" — сожжением Масленицы. Чучело везли за деревню и сжигали (иногда броса­ли в реку или разрывали и разбрасывали по полю). При этом пели корильные песни (а позже и частушки), в которых Масле­ницу упрекали за то, что наступает Великий пост. Ей давали обидные прозвища: мокрохвостка, кривошейка, полизуха, блино-еда. Могли исполнять пародийные похоронные причитания.

 

В некоторых местах чучела не было, вместо него жгли кост­ры, но при этом все равно говорили, что жгут Масленицу. Обы­чай сжигать Масленицу показывает, что она олицетворяла мрак, зиму, смерть, холод. С наступлением весны от нее необходимо было избавиться, чтобы она не вредила оживающей природе. Приходу солнечного тепла должны были помочь костры, кото­рые раскладывали на высоком месте, а в середине их укрепляли на шесте колесо — когда оно загоралось, то казалось изображе­нием солнца.

 

День проводов масленицы — прощеное воскресенье. Вечером этого дня прекращалось веселье и все прощались, т. е. просили прощения у родных и знакомых за свои прегрешения в прошед­шем году. Крестники посещали крестных отца и мать. Люди как бы очищались от обид и скверны. А в Чистый Понедельник (первый день Великого поста) отмывали от скоромной пищи посуду, мылись в банях, чтобы в чистоте приготовиться к посту.

 

Весенние обряды

 

В марте совершался обряд встречи весны. На Евдокию-капель­ницу (1 марта) и на Герасима-грачевника (4 марта) пекли грачи-

грачиков. На Сороки (день "Сорока мучеников", 9 марта — весеннее равноденствие) повсеместно пекли жаворонков. Ребятишки вы­бегали с ними на улицу, подбрасывали кверху и выкрикивали коротенькие песни — веснянки. Веснянки сохраняли отзвуки древних заклинательных песен, в которых люди призывали Вес­ну. Перелетные птицы, или пчелычка ярая, "замыкали" зиму и "отмыкали" лето.

 

В западных областях сохранилась архаичная форма: гуканье, обгукиванъе. Веснянки исполняли девушки и молодые женщи­ны — на возвышенности, над разлившейся водою. Это было рас­считано на естественный природный отклик — эхо. В песенную ткань был вплетен ритуальный возглас "Гу-у-уГ, который при многократном повторении вызывал эффект резонанса. Поющим казалось, что им отзывается сама Весна.

 

На Благовещение (25 марта) принято было выпускать на волю живых птиц.

Середина Великого поста называлась средокрестием (среда на четвертой крестопоклонной неделе) и приходилась на один из дней марта. В этот день к завтраку подавали выпечку в форме крестов. Существовал обычай "кресты кричать". Дети и подрос­тки, обходя дворы, выкрикивали песни, в которых сообщалось о том, что прошла половина говенья (говйна):

 

Половина говйна ломится,

Хлеб да редька спереводится.

 

За это поющие получали выпеченные кресты и другое воз­награждение.

23 апреля, в день Георгия Победоносца, повсюду совершался первый выгон скота. Св. Георгия в народе называли Егорием веш­ним, зеленым Юрием, а 23 апреля — Егорьевым (Юрьевым) днем. Егорий слился с древнерусским Ярилой. В его власти была зем­ля, дикие животные (особенно волки), он мог оберечь стадо от зверя и от других несчастий. В песнях Егорий призывался отом­кнуть землю и выпустить тепло.

Скотину выгоняли освященной в Вербное воскресенье вер­бой, рано утром (в этот день роса считалась целебной). Стадо три раза обходили с иконой Георгия Победоносца.

В Костромской области молодые мужчины обходили дворы и перед каждой избой исполняли специальные заклинательные песни, в которых батька храбрый Егорий и преподобный Макарий (святой Макарий Унженский) должны были спасти скотинку в поле и за полем, в лесе и за лесом, за крутыми горами.

 

 

Егорьев день был днем пастухов, их угощали и одаривали. Они произносили заговоры, производили разнообразные маги­ческие действия с целью сохранить стадо в течение лета. На­пример, пастух обходил стадо по кругу, неся в руках ключ и замок, потом замок запирал, а ключ бросал в реку.

 

Главным праздником православного христианства является Пасха. Ей предшествует Вербное воскресенье — самобытный рус­ский праздник.

 

В народе существовали представления о плодоносящих, це­лебных и охранно-магических свойствах веток вербы с распу­шившимися почками. В Вербное воскресенье эти ветки освяща­лись в церкви, а потом ими принято было слегка хлестать детей и домашних животных — для здоровья и роста, приговаривая: "Верба хлест, бей до слез!"

 

Вербная неделя сменялась Страстной, наполненной приго­товлениями к встрече Пасхи.

 

В день Пасхи люди разговлялись обрядовым хлебом (пасхаль­ным куличом) и крашеными яйцами. Эта еда связана с язычес­кими представлениями и обычаями. Хлеб освящен многими ри­туалами как наиболее сакральная пища, символ достатка и бо­гатства. Яйцо, обязательная еда весенних обрядов, символизи­ровало плодородие, новую жизнь, пробуждение природы, земли и солнца. Существовали игры, связанные с катанием яиц с гор­ки или со специально сделанных деревянных лотков ("загонье яичное"); били яйцо об яйцо — чье разобьется.

 

В первый день Пасхи в западных районах совершались обхо­ды дворов волочебщиками — группами мужчин, исполнявших волочебные песни. Главный смысл заключался в песенных реф­ренах (напр.: "Христос воскрес на весь свет!"). Сохраняя древ­нюю призывно-заклинательную и оповещательную функцию, эти песни возвещали о воскресении Иисуса Христа, что соответ­ствовало наступлению теплой поры года и пробуждению приро­ды. Поющих одаривали праздничными припасами, угощали.

 

В субботу или воскресенье первой послепасхальной недели во многих местах совершался другой обход — поздравление мо­лодоженов в первую весну их брака. Так называемые окликали Пели вьюнйшные песни. В них величали молодых супругов (въюн-иа и въюнйиу), символом их семейного счастья был образ гнезда. За исполнение поющие требовали подарков (например, краше­ных яиц).

 

В весеннюю обрядность органически входил культ предков, так как, согласно языческим представлениям, вместе с расти­тельной природой пробуждались души умерших. Кладбище по

 

сещали на Пасху; на Радуницу (вторник, а в некоторых местах понедельник первой послепасхальной недели); в четверг, суббо­ту и воскресенье Троицкой недели. На кладбище несли с собой еду (кутью, блины, пироги, крашеные яйца), а также пиво, бра­гу. Расстилали холсты на могилах, ели, выпивали, поминая усоп­ших. Женщины причитали. Еду крошили на могилы и лили на них напитки. Часть припасов раздавали нищим. В конце печаль сменялась весельем ("На Радуницу утром пашут, днем плачут, а вечером скачут").

 

Поминальная обрядность представляла собой самостоятельный годо­вой цикл ритуалов. Ежегодные общие поминальные дни: суббота перед Масленичной неделей (мясопустная), субботы "родительские" — в Великий пост (недели 2, 3 и 4), Радуница, суббота Троицкая и — осенью — Дмитриевская суббота (перед 26 октября). Покойных оплакивали на мо­гилах также и в храмовые праздники. Поминовение умерших соответст­вовало религиозным представлениям народа о душе и о загробном мире. Оно отвечало народной этике, сохраняло духовную связь поколений.

 

 

Первое воскресенье после Пасхи, а иногда вся послепасхаль-ная неделя именовались Красной горкой. С этого времени начи­нались развлечения молодежи: качели, игры, хороводы, кото­рые с перерывами продолжались до Покрова (1 октября).

Качели — одно из любимых народных развлечений — когда-то входили в аграрную магию. Как писала В. К. Соколова, "подъем вверх, подбрасывание чего-либо, подпрыгивание и пр. — древнейшие магические действия, встречающиеся у разных наро­дов. Их назначение было стимулировать рост растительности, в первую очередь посевов, помочь им подняться"1. У русских во время весенних праздников подобные обряды неоднократно по­вторялись. Так, чтобы получить хороший урожай ржи и льна, на зазеленевших полях устраивались обрядовые трапезы, а в конце считалось полезным подбросить вверх ложки или окрашенные в желтый цвет яйца. Особенно такие действия были приурочены ко дню Вознесения Господня (на 40-й день после Пасхи).

Хоровод — древнее синкретическое действо, соединяющее песню, танец, игру. Хороводы включали различные комбинации движущихся фигур, однако чаще всего движение совершалось по солнечному кругу. Это связано с тем, что некогда хороводы посвящались культу гор и холмов, культу солнца. Первоначаль-

 

 

но это были весенние обряды в честь солнца (Хорса) и сопро­вождались зажиганием огней.

 

Хороводы связаны со многими календарными праздниками. В. И. Даль перечислил следующие хороводы (по календарю): радуницкие, троицкие, всесвятские, петровские, пятницкие, Ни­кольские, ивановские, илъинские, успенские, семенинские, капустин-ские, покровские.

 

Хороводные песни по их роли в хороводе разделяют на на­борные (с них начинали), проходочные и разборные (ими заканчи­вали). Каждая песня представляла собой самостоятельную игру, законченное художественное произведение. Связь с древними заклинательными обрядами обусловила тематическую направ­ленность хороводных песен: в них представлены мотивы аграр­ного (или промыслового) характера и любовно-брачные. Неред­ко они объединялись ("Цы просо сеяли, сеяли...", "Хмель мой, хмелюшко...", "Заинька, по сенечкам Гуляй-таки, гуляй...").

Постепенно хороводы утратили свой магический характер, их поэзия расширилась за счет песен лирических, они стали вос­приниматься только как развлечение.

В конце весны — начале лета, на седьмой послепасхальной неделе, праздновались зеленые святки (троицко-семицкие обря­ды). "Зелеными" они названы потому, что это был праздник растительной природы, "троицкими" — так как совпадали с цер­ковным праздником во имя Троицы, а "семицкими" — потому что важным днем обрядовых действий был семик — четверг, да и вся неделя иногда называлась семицкой.

Дворы и избы снаружи и внутри украшали ветвями березы, пол посыпали травой, молодые срубленные деревца ставили около изб. Культ расцветающей, входящей в силу растительности со­единялся с ярко выраженными женскими обрядами (участия мужчин в них не допускалось). Эти обряды восходили к важ­нейшей инициации языческих славян — принятию в род по­взрослевших девушек как новых его матерей.

 

В семик завивали березку. Девушки с песнями шли в лес (иногда в сопровождении пожилой женщины — распорядительницы об­ряда). Выбирали две молодые березки и связывали их верхушки, пригибая к земле. Березки украшали лентами, из веток заплета­ли венки, приплетали ветки к траве. В других местах украшали одну березку (иногда под березку сажали соломенную куклу — Марену). Пели песни, водили хороводы, ели принесенную с со­бой еду (обязательной была яичница).

 

При завивании березки девушки кумились — целовались Через березовые ветви-и обменивались кольцами или платками. Друг

 

друга они называли кумой. Этот обряд, не связанный с христи­анскими представлениями о кумовстве, А. Н. Веселовский объяс­нял как обычай посестринства (в древности все девушки одного рода действительно были сестрами)1. Березку они также как бы принимали в свой родственный круг, пели о ней ритуальные и величальные песни:

 

Покумимся, кума, покумимся

Мы семицкою березкой покумимся.

Ой Дид Ладо! Честному Семику.

Ой Дид Ладо! Березке моей.

 

На Троицын день ходили в лес развивать березку и раскумля-лисъ. Надев венки, девушки гуляли в них, а потом бросали в реку и загадывали свою судьбу: если венок поплывет по реке — девушка выйдет замуж; если его прибьет к берегу — останется еще на год в родительском доме; утонувший венок предвещал смерть. Об этом пели ритуальную песню:

 

Красны девицы

Веночки завили,

Люшечки-люли,

Веночки завили....

В речку бросали,

Судьбу загадали...

Быстра речка

Судьбу отгадала...

Коим девушкам

Замуж идти...,

Коим девушкам

Век вековать...,

А коим несчастным

Во сырой земле лежать.

 

Была и такая разновидность обряда: украшали (а иногда на­ряжали в женскую одежду) срубленную березку. До Троицына дня ее носили по деревне с песнями, величали, "угощали" ее в избах. В воскресенье несли к реке, разряжали и бросали в воду под причитания. Этот обряд сохранил отголоски очень архаич­ных человеческих жертвоприношений, березка стала замести­тельной жертвой. Позже бросание ее в реку рассматривалось как обряд вызывания дождя.

 

 

Обрядовым синонимом березки могла быть кукушка. В неко­торых южных губерниях «е делали из травы "кукушкины слез­ки": одевали в маленькую рубаху, сарафан и платок (иногда — в костюм невесты) — и шли в лес. Здесь девушки кумились между собой и с кукушкой, затем клали ее в гробик и зарывали. На Троицын день кукушку откапывали и сажали на ветки. Этот ва­риант обряда отчетливо доносит идею умирания и последующе­го воскрешения, т. е. инициации. Когда-то, по представлениям древних, инициируемые девушки "умирали" — "рождались" жен­щины.

 

Троицкую неделю иногда называли Русальной, так как в это время, по народным поверьям, в воде и на деревьях появлялись русалки — обычно девушки, умершие до брака. Русальная неде­ля могла не совпадать с Троицкой.

Принадлежа к миру мертвых, русалки воспринимались как опасные духи, которые преследуют людей и даже могут их погу­бить. У женщин и девушек русалки якобы просили одежду, по­этому для них оставляли на деревьях сорочки. Пребывание ру­салок в ржаном или конопляном поле содействовало цветению и урожаю. В последний день Русальной недели русалки покида­ли землю и возвращались на тот свет, поэтому в южнорусских областях совершался обряд проводов русалки. Русалку могла изоб­ражать живая девушка, однако чаще это было соломенное чуче­ло, которое с песнями и плясками несли в поле, там сжигали, у костра плясали и прыгали через огонь.

Сохранился и такой тип обряда: двое рядились лошадью, ко­торую также называли русалкой. Русалку-коня под уздцы вели в поле, а вслед за ней молодежь водила хороводы с прощальными песнями. Это называлось проводить весну.

Летние обряды

 

Прсле Троицы в обрядах принимали участие как девушки, так и парни, а также все жители деревни или села. Летний пери­од — пора тяжелого земледельческого труда, поэтому праздники были короткие.

День Рождества Иоанна Крестителя, или Иванов день (24 \\ июня, период летнего солнцеворота) широко отмечался у боль- ff шинства европейских народов. У славян Иван Купала был свя­зан с летним плодородием природы. Слово "купала" не имеет отчетливой этимологии. По мнению Н. Н. Велецкой, оно "мог­ло быть очень емким и соединять в себе несколько значений:

 

костер, котел; водоем; ритуальное общественное собрание на ритуальном месте"[13].

В купальскую ночь люди очищались огнем и водой: прыгали через костры, купались в реке. Водили хороводы и пели купаль­ские песни, для которых характерны любовные мотивы: буйство и красота летней природы художественно соотносились с ми­ром чувств и переживаний молодежи. Устраивали игрища меж­ду селами с пережитками сексуальной свободы, что было связа­но с древней экзогамией — запретом брачных отношений внут­ри одного рода (от греч. ехо — "снаружи, вне" + gamos — "брак").

Повсеместно существовали поверья о целебной силе цветов и трав, об их волшебных свойствах. Знахари, колдуны, ворожеи да и простые люди ходили собирать травы, поэтому Ивана Ку-палу в народе также называли Иван-травник. Верили, что в ночь накануне Ивана Купалы цветы между собой разговаривают, а также что каждый цветок по-своему горит. В полночь на одну минуту расцветал огненный цветок папоротника — кто его най­дет, тот может стать невидимым или, по другой версии, выкопа­ет на этом месте клад. Пучок купальских трав девушки клали под подушку и загадывали сон о своем суженом-ряженом. Как и на Троицу, в купальскую ночь они гадали на венках, бросая их в реку (иногда в венки вставляли горящие свечки).

Считалось, что в эту ночь нечистая сила особенно опасна, поэтому в купальском костре совершалось символическое унич­тожение ведьм: сжигали символизирующие их ритуальные пред­меты (чучело, конский череп и др.). Были различные приемы распознания "ведьм" среди односельчан.

У русских купальские обряды были менее развиты, чем у ук­раинцев и белорусов. В центральных русских губерниях сохра­нились многочисленные сведения о Ярилином дне. Ярйло — бог солнца, чувственной любви, податель жизни и плодородия (сло­ва с корнем 'jar' означают "светлый, знойный, страстный").

В Воронеже во второй половине XVIII в. были известны на­родные игрища, называвшиеся Ярило: ряженый мужчина, обве­шанный цветами, лентами и колокольчиками, плясал на площа­ди и донимал женщин непристойными шутками, а те, в свою очередь, не отставали от ряженого, потешаясь над ним. В пер­вой половине XIX в. в Костроме хоронили чучело Ярилы с ярко выраженными мужскими атрибутами. В конце XIX в. в Зарайс­ком уезде Рязанской губернии сходились на ночное гуляние на

 

холме Ярилина плешь. Присутствовали элементы купальского игрища: костры, "разнузданный" характер игрового поведения. На вопрос собирателя, кто был Ярило, ответили: "Он любовь очень одобрял".

 

Ярилин день по времени совпадал с праздником Ивана Купалы и отмечался там, где Купалу не праздновали. В. К. Соко­лова писала: "Можно почти с полной уверенностью поставить знак равенства между Купалой и Ярилой. Купала — название более позднее, появившееся у восточных славян, когда празд­ник, как и у других христианских народов, был приурочен ко дню Иоанна Крестителя. Там же, где праздник этот не привился (вероятно, потому, что он приходился на пост), сохранилось местами древнее название Ярилин день. Справлялся он перед постом. Это был праздник летнего солнца и созревания пло­дов..."[14].

 

После Ивана Купалы, перед Петровым днем, совершались похороны Костромы. Кострома — чаще всего чучело из соломы и рогож, одетое в женское платье (эту роль могла также испол­нять одна из участниц обряда). Кострому украшали, клали в ко­рыто и, имитируя похороны, несли к реке. Одни провожающие плакали и причитали, другие с грубыми остротами продолжали свое дело. У реки чучело раздевали и бросали в воду. При этом пели песни, посвященные Костроме. Затем пили и веселились.

 

Слово "Кострома" происходит от "костра, кострика" — мох­натая верхушка трав и колосьев, созревающие семена. По-види­мому, обряд должен был помочь созреванию урожая.

 

Летние празднества, молодежные гулянья и увеселенья за­канчивались на Петров день (29 июня). Его обряды и поверья были связаны с солнцем. Верили в необычное горение солнца. Говорили, что солнце "играет", т.е. разделяется на многочис­ленные разноцветные круги (подобные поверья были приуроче­ны также к Пасхе). В петровскую ночь никто не спал: караулили солнце. Толпа разряженной молодежи шумела, кричала, стучала косами, заслонками, палками, бубенцами, плясала и пела под гармошку и уносила у хозяев все, что плохо лежит (сохи, боро­ны, сани). Это сваливалось в кучи где-нибудь за деревней. На рассвете ждали солнце.

 

Петров день открывал покос (С Петрова дня красное лето, зеленый покос).

 

 

Исследователи предполагают, что летние праздники (Иван Купала, Ярилин день, похороны Костромы и Петров день) вос­ходят к общему источнику — великому языческому празднику апогея лета и подготовки к сбору урожая. Возможно, у древних славян это был один праздник в честь Ярилы и длился от Ива­нова до Петрова дня.

 

Осенние обряды

 

Круг земледельческих праздников замыкали жатвенные обря­ды и песни. Их содержание не было связано с любовно-брачны­ми отношениями, они носили хозяйственный характер. Важно было сохранить готодородящую силу хлебного поля и восстано­вить потраченное здоровье жней.

 

Воздавали почести первому и последнему снопу. Первый сноп называли именинным, с песнями несли на гумно (с него начина­ли молотьбу, а зерна сохраняли до нового посева). В конце жат­вы последний сноп также торжественно приносили в избу, где он стоял до Покрова или Рождества. Затем его скармливали ско­тине: считали, что он обладает целебными свойствами.

 

В жатвенных песнях всегда величались женщины, так как урожай собирали серпами и этот труд был женским. Образы жней идеализировались. Они изображались в единстве с окружающей природой: месяцем, солнцем, ветром, зарей и, конечно же, ни­вой. Звучал мотив заклинания урожая:

 

В поле копами <копнами>,

На гумне стогами!..

В клети закромами!..

В печи пирогами!

 

Почти повсеместно оставляли недожатым последний пучок колосьев — на бородку мифическому образу (козлу, полевику, хо­зяину, Волосу, Егорию, Богу, Христу, Илье-пророку, Николе и др.). Колосья завивали различными способами. Например, связыва­ли пучок сверху и снизу, колосья пригибали, расправляли по кругу согнутые стебли. Затем бороду украшали лентами и цвета­ми, а в середину клали кусочек хлеба с солью, лили мед. В осно­ве этого обряда лежали представления о духе нивы — козлооб-разном хозяине поля, скрывающемся в последних несжатых ко­лосьях. Как и у других народов, козел — олицетворение плодо­родия, его старались задобрить, чтобы не оскудела сила земли. При этом пели песню, в которой иронически величали козла ("'Ходил козел по меже... ").

 

 

Во многих местностях женщины, окончив жатву, катались по жнивью, приговаривая: "Нивка, нивка, отдай мою силку, я тебя жала, силу свою теряла". Магическое прикосновение к земле должно было "отдать силушку". Окончание жатвы отмечалось сытным обедом с отжиночным пирогом. В деревнях устраивали складчины, братчины, варили пиво.

Осенью были забавные обычаи изгнания насекомых. Напри­мер, в Московской губернии устраивали похороны мух — делали гробики из моркови, свеклы, репы, клали в них мух и закапыва­ли. В Костромской губернии мух выгоняли из избы последним снопом, а потом ставили его к иконам.

С Покрова в деревнях начинались свадьбы и девушки говори­ли: "Покров, Покров, покрой землю снежком, а меня женишком!"