Характеристика жанра преданий

Предание — это рассказ о прошлом, иногда очень отдален­ном. Предание изображает действительность в обыденных фор­мах, хотя при этом обязательно используется вымысел, а иногда даже фантастика. Основное назначение преданий — сохранять память о национальной истории. Предания стали записываться раньше многих фольклорных жанров, так как были важным ис­точником для летописцев. В большом количестве предания бы­туют в устной традиции и в наши дни.

Предания — это "устная летопись", жанр несказочной прозы с установкой на историческую достоверность. Само слово "пре­дание" означает 'передавать, сохранять'. Для преданий харак­терны ссылки на старых людей, предков. События преданий кон­центрируются вокруг исторических деятелей, которые незави­симо от своего социального положения (будь то царь или пред­водитель крестьянского восстания) предстают чаще всего в иде­альном свете.

Любое предание исторично в своей основе, потому что толч­ком к его созданию всегда служит подлинный факт: война с иноземными захватчиками, крестьянский бунт, крупное строи­тельство, венчание на царство и проч. Вместе с тем предание не тождественно реальности. Как фольклорный жанр оно имеет право на художественный вымысел, предлагает собственную интерпретацию истории. Сюжетный вымысел возникает на ос­нове исторического факта (например, после пребывания в дан­ном пункте героя предания). Вымысел не противоречит истори­ческой правде, а, напротив, способствует ее выявлению.

В июле 1983 г. во время фольклорной практики студенты МПГУ в подмосковном Подольске записали от А. А. Воронцова, 78 лет, предание о происхождении названия этого города. Исторически достоверно, что Петр I посещал Подольск. Предание выражает негативное отношение народа к его жене-иноземке (Екатерине I), ради которой законная цари­ца была сослана в монастырь (см. в Хрестоматии).

Известны два основных пути создания преданий: 1) обобще­ние воспоминаний; 2) обобщение воспоминаний и их оформле­ние с использованием уже готовых сюжетных схем. Второй путь характерен для многих преданий. Общие мотивы и сюжеты пе­реходят из века в век (иногда как мифы или легенды), будучи связываемы с разными событиями и лицами. Существуют по­вторяющиеся топонимические сюжеты (например, о провалив­шихся церквах, городах). Обычно такие сюжеты окрашивают по­вествование в сказочно-легендарные тона, однако они способ­ны передавать что-то важное для своей эпохи.

Одним из международных является сюжет о том, как царь усмирил разбушевавшуюся водную стихию. (Его, например, относили к персидс­кому царю Ксерксу.) В русской устной традиции сюжет стал фигуриро­вать в преданиях об Иване Грозном и о Петре I (см. в Хрестоматии).

Сюжеты о Степане Разине также впоследствии прикреплялись к дру­гим персонажам. Например, В. И. Чапаева, подобно Разину, не берет никакая пуля; он фантастически освобождается из плена (нырнув в ков­шик с водой или уплыв в нарисованной на стене лодке) и проч.

И все же событие предания изображается как единичное, за­конченное, неповторимое.

Предание повествует об общезначимом, важном для всех. Это влияет на отбор материала: тема предания всегда общенародно­го значения или важна для жителей данной местности. Харак­тер конфликта — национальный либо социальный. Соответствен­но персонажи — это представители государства, нации, конк­ретных классов или сословий.

В преданиях выработались особые приемы изображения ис­торического прошлого. Проявляется внимание к частностям боль­шого события. Общее, типическое изображается посредством частного, конкретного. Преданиям свойственна локализация — географическая приуроченность к селу, озеру, горе, дому и т. п. Достоверность сюжета подкрепляется разнообразными матери­альными свидетельствами — так называемыми "следами" героя (им построена церковь, проложена дорога, подарена вещь)

В Олонецкой губ. показывали серебряные чарки и полтинники, якобы
подаренные Петром I; в Жигулях все находимые в земле старинные вещи
и человеческие кости приписывались разницам.

_;

Распространенность преданий неодинакова. Предания о ца­рях бытовали на всей территории государства, а предания о дру­гих деятелях русской истории рассказывались преимущественно в той местности, где эти люди жили и действовали.

Так, летом 1982 г. фольклорная экспедиция МПГУ записала в д. Дорофееве Островского р-на Костромской обл. от крестьянина Д. И. Яровицына, 87 лет, предание "Об Иване Сусанине" (см. в Хресто­матии).

Сюжеты преданий, как правило, одномотивные. Вокруг пер­сонажа могли развиваться сводные (контаминированные) пре­дания; возникали сюжетные циклы.

В преданиях существуют свои способы изображения героев. Обычно персонаж только называется, а в эпизоде предания по­казывается какая-то одна его черта. В начале или в конце пове­ствования допускаются прямые характеристики и оценки, необ­ходимые для того, чтобы образ был правильно понят. Они выс­тупают не как личное суждение, а как общее мнение (о Петре I: Вот оно царь — так царь, даром хлеба не ел; лучше бурлака рабо­тал; об Иване Сусанине: ...ведь он спасал не царя, а Россию'!).

Портрет (наружность) героя изображался редко. Если порт­рет появлялся, то был лаконичен (например: разбойники — си­лачи, красавцы, статные молодцы в красных рубахах). Портрет­ная деталь (например, костюм) могла быть связана с развитием сюжета: неузнанный царь ходит переодетым в простое платье; разбойник является на пир в генеральском мундире.

Ученые выделяют разные жанровые разновидности преданий. Среди них называются предания исторические, топонимичес­кие, этногенетические, о заселении и освоении края, о кла­дах, этиологические, культурологические — и многие другие. Приходится признать, что все известные классификации услов­ны, так как универсального критерия предложить невозможно. Часто предания подразделяются на две группы: исторические и топонимические. Однако историческими являются все преда­ния (уже по их жанровой сущности); следовательно, любое то­понимическое предание также исторично.

По признаку воздействия формы или содержания других жан­ров среди преданий выделяются группы переходных, периферий­ных произведений. Легендарные предания — это предания с

мотивом чуда, в которых исторические события осмыслены с ре­лигиозной точки зрения. Иное явление — сказочные сюжеты, при­уроченные к историческим лицам (см. в Хрестоматии сюжет о Петре I и кузнеце — известного сказочника Ф. П. Господарева).

Основные циклы преданий

В репертуаре русских преданий можно выделить следующие основные циклы: древнейшие предания, предания о "справед­ливом царе", предания о предводителях народных движений, предания о разбойниках и кладах.

Древнейшие предания появились в то время, когда сверхъес­тественные персонажи родоплеменных мифов были заменены обычными людьми (А. Н. Афанасьев назвал этот процесс "низ­ведением богов с неба на землю"). Предания повествуют о рас­селении славянских племен и об их родоначальниках, с имена­ми которых связывалось название самих племен: Чех, Лех, Рус, Радим, Вятка. В преданиях о первых русских князьях фиксиру­ется их близость к народу (перевозчики Кий, Ольга; сын князя и рабыни Владимир I). Рассказывается о важных событиях их жизни, о смерти князей (смерть Олега от любимого коня; убий­ство древлянами Игоря и месть его жены Ольги). Сообщается о построении и укреплении первых русских городов (Киева, Переяславля и других); об обороне этих городов и военных хитро­стях осажденных жителей (например, предание "О Белгородс­ком киселе" — см. в Хрестоматии). Большое количество преда­ний посвящено борьбе Древней Руси с внешними врагами, а также междуусобным войнам. Прославляются подвиги отдель­ных людей, не покорившихся врагам — мужчин, женщин и даже детей. Это подвиг киевского отрока, жившего в X в., который пробрался через лагерь печенегов к русскому войску за подмо­гой; поединок молодого силача Кожемяки с громадным печене-жином (см. в Хрестоматии); подвиг рязанцев в XIII в.: Евпатия Коловрата и княгини Евпраксии — и другие.

Предания о справедливом царе связаны с именами Ивана IV (Грозного) и Петра I.

Предания об Иване Грозном отразили борьбу царя с фео­дальной верхушкой, боярами. Ряд преданий связан с Казанским походом (в их числе и фантастический сюжет о наказании Вол­ги). Иван Грозный становится кумом приютившего его крестья­нина, и даже известно предание об избрании Ивана Грозного в цари из мужиков (см. в Хрестоматии). Особую группу составля­ют предания новгородцев о разгроме Новгорода в 1571 г. В них выражено резко отрицательное отношение к царю и опричнине

(о Марфе Посаднице; о потоплении новгородцев в Волхове; о чуде, заставившем Ивана Грозного раскаяться: убитый митро­полит Корнилий взял в руки свою отрубленную голову и шел за царем по пятам; о происхождении валдайских колокольчиков из разбитого вечевого колокола; о юродивом Миколке, обличав­шем царя при его въезде во Псков: "Ивашка, Ивашка, ешь хлеб-соль, а не человечью кровь!").

Предания о Петре I сформировались позднее, поэтому образ царя в них более конкретен. Группа сюжетов сохраняет память об исторических фактах: русско-шведской войне, строительстве Ладожского канала (канавы), строительстве корабельных верфей. Самая многочисленная группа преданий — о взаимоотношени­ях Петра I с представителями разных социальных групп и про­фессий. Царь ест у бедной крестьянки мурзовку (хлеб в квасу); ценит полезные советы солдата; крестит солдатских детей; зас­тавляет бояр работать в кузнице; псковским монахам велит стро­ить оборонительные укрепления — и проч. Известны предания на тему "Петр I—мастер". Царь учился за границей лить пушки, строить корабли; инкогнито работал на заводах и верфях. Он перенимал ремесло и у русских мастеровых. Вместе с тем Петр I так и не смог сплести лаптя.

С образами Ивана Грозного и Петра I связаны многие топо­нимические предания; к этим персонажам прикреплены ска­зочные сюжеты ("Гуси с Руси", "Беспечальный монастырь", "Горшеня", "Грозный и вор", "Петр I и солдат").

Предания о предводителях народных движений дополняли уто­пическую мечту народа о справедливом царе.

В фольклоре самый ранний исторический образ народного предводителя — атаман сибирских казаков Ермак Тимофеевич, победивший сибирского хана Кучума. Цикл преданий о Ермаке складывался одновременно с циклом об Иване Грозном (в кон­це XVI — начале XVIII в.). Образ Ермака впитал эпические чер­ты былинных богатырей и окрашен народными представления­ми о "благородном разбойнике". Основная группа сюжетов о Ермаке связана с его Сибирским походом (кто был Ермак; цель похода; с кем шел Ермак; победа Ермака; гибель Ермака).

Предания о Степане Разине соединяли историческую досто­верность с фольклорным типом удалого разбойника, не случайно А. С. Пушкин назвал Разина "единственным поэтическим ли­цом в нашей истории". Предания рассказывают о том, как Ра­зин стал атаманом, о его походе на Астрахань и казни астрахан­ского архиерея, о действиях разинцев, грабивших на Волге и на Дону купеческие и царские суда. Известны предания о том, что Разин помогал бедноте и наказывал жестоких помещиков. Вместе

с тем Разин изображается как чародей, колдун: его не берут пули, он останавливает суда волшебной силой, плавает и летает на кошме — и проч. В преданиях о поражении восстания и кон­це жизни Разина существует несколько версий: он умер своей смертью; его выдала коварная женщина (жена, любовница); на­конец, Разин бессмертен (согласно одной версии — потому, что он великий грешник и его земля не брала', согласно другой — он явится как "возвращающийся избавитель"). Много преданий о кладах, заклятых Разиным.

Предания о Емельяне Пугачеве рисуют более реалистичес­кий образ, хотя и обнаруживается их связь с преданиями о Ра­зине (иногда даже утверждается, что Пугачев — это Разин, объя­вившийся в положенный срок). Предания создавались и рас­пространялись в местах восстания. Предания Поволжья выра­зили антикрепостнический пафос восстания. В них говорится не об изгнанном Петре III, а именно о Емельяне Пугачеве, ко­торый жестоко расправлялся с помещиками ("он тут ходил и душил господ"). Предания горнозаводских рабочих Урала пове­ствуют об участии того или иного завода в восстании: рабочие переходили на сторону пугачевцев, отливали для них пушки, делали снаряды; когда пугачевцы вынуждены были отступать — с ними уходило все население, а завод взрывали. Особенно много преданий яицких (уральских) казаков. В них выражено убежде­ние, что Пугачев — это Петр III. Казаки ждали от "законного царя" возвращения своих прежних порядков и передачи казачест­ву Яика со всеми угодьями. Предания окрашены социально-уто­пическими представлениями о "возвращающемся избавителе".

Осенью 1833 г. в Поволжье и Оренбургском крае (станицах Татище­вой, Берде, Нижне-Озерной) народные рассказы о пугачевщине записы­вал А. С. Пушкин. В Берде ему показали "золотые палаты" Пугачева — избу, обитую медной латунью. Материалы экспедиции были использова­ны в "Истории Пугачева" и в "Капитанской дочке".

Предания о разбойниках и кладах рассказывались повсюду в России, так как повсеместно были известны места, связанные с разбойниками, и места, где они будто бы зарыли клады. Типо­логический образ "благородного разбойника" (герой грабит бо­гатых и заступается за бедных) представал во многочисленных локальных вариациях (Чуркин, Рощин, Сорока). При этом ис­пользовались общие сюжеты, воссоздающие типическую био-" график» разбойника. В ней обязательно разъяснялось, что имен­но побудило героя сделаться разбойником; изображалась чисто русская картина речных разбоев, разбойная удаль и ловкость. Трагический конец судьбы разбойника обязателен.

Широко распространены предания о разбойнике Кудеяре, которые отразили генетическую связь сюжетов о кладах с мифо­логией.

Древний пласт образа Кудеяра восходит к таинственному и могуще­ственному существу, хозяину земных недр и скрытых в них ценностей. Само слово "Кудеяр" означает буйного мятежника, волшебника, близко­го к темным силам ('куд' — злой дух, 'яр' — пылкость, буйство). Отсюда и появился поздний смысл образа — "разбойник".

ЛЕГЕНДЫ