(gender nonconformist)
Давайте вернемся от формирования индивидуальности гендерных конформистов к формированию индивидуальности гендерных нонконформистов. В последнюю категорию входят все те люди, кто в своей жизни всерьез отвергают андроцентричное, гендерно-поляризующее и биологически эссенциалистское представления о настоящем мужчине и настоящей женщине. Иными словами, все те люди, которым в конце девятнадцатого века и в начале двадцатого приписали бы наличие сексуальной инверсии: гомосексуалисты, лесбиянки, бисексуалы, транссексуалыи дети с «нарушениями гендерного поведения» (gender-disordered) к которым продолжают относиться как к случаям патологии даже после того, как концепция сексуальной инверсии вышла из моды. В эту категорию также входят феминисты обоих полов, активно конфронтирующие с предлагаемыми культурой гендерными жизненными сценариями. Сюда же входят и относительные традиционалисты – женщины и мужчины, ставшие гендерными нонконформистами только потому, что пересмотрели некоторый важный аспект мужского или женского жизненного сценария. Например, это женщины, жертвующие браком и детьми ради карьеры, или мужчины, предпочитающие семью карьерному росту.
И хотя все эти различные группы нонконформистов вроде бы и не образуют однородную категорию, тем не менее, их сближают две взаимосвязанные особенности, намного более важные для обсуждения, чем любое из отличий. Всем своим существованием эти гендерные нонкорформисты бросают вызов предполагаемой в культуре естественной связи между полом тела и гендером психики. <…>
Начиная с конца девятнадцатого века, большинство дискуссий о нездоровой группе гендерных нонконформистов сводилось к двум вопросам о причинах и методах лечения болезни. Основное предположение о причине болезни всегда было неизменным: что-то не сработало на уровне биологии или в жизненном опыте этих людей, и это что-то надо исправить.
<…> все «согласования» между полом тела и гендером психики являются естественными, а любое «рассогласование» – неестественным.
Однако, как мне представляется, слишком уж много этих «рассогласований» просматривается всегда и повсюду, чтобы можно было помышлять о полной естественности. Все эти так называемые рассогласования лишь показывают, что сущность человеческого гендера и сексуальности не является заранее предрешенной на уровне индивидуума или культуры, благодаря только природе или только воспитанию; скорее, и на уровне индивидуума, и на уровне культуры они представляют собой последствия взаимодействия между биологией и историей. И благодаря этому взаимодействию, потенциальный разброс многообразия огромен в разных культурах и у разных мужчин и женщин в одной и той же культуре.
Лучшая аналогия – пищевые предпочтения. Люди рождаются с основной потребностью – потребностью в еде, а также со всеобщей способностью есть какую-то характерную пищу, считающуюся пригодной для употребления, в определенное время и в определенном месте. На уровне культуры этот естественный навык вступает во взаимодействие со многими вариантами: что пригодно для еды, а что – нет; что имеется в наличии, а что отсутствует; также – с большим разнообразием прочих исторических факторов. В итоге мы имеем дело с огромным разбросом пищевых предпочтений, характерных для разных культур. На индивидуальном уровне тот же самый навык взаимодействует с индивидуальными различиями личного опыта человека, а также с рядом возможных индивидуальных различий в биологии вкуса. В результате, получается огромное разнообразие пищевых предпочтений у разных людей в пределах одной и той же культуры.
Эта биоисторическая модель человеческих пищевых предпочтений имеет много общего со сферой гендера и сексуальности. Однако решающее значение в данном случае имеет то, что данная модель переворачивает обычное представление о том, каковы ожидаемые соотношения между полом тела и гендером психики. В частности, она наводит на мысль не о гендерной поляризации между мужчинами и женщинами, а о богатстве и разнообразии как среди разных культур, так и среди мужчин и женщин внутри одной и той же культуры.
Данная мысль меняет столь многие представления, что исчезает необходимость в психологическом вопросе, спровоцированном фактом существования гендерных нонконформистов в американском обществе: «Что не сработало?», или даже «Почему они существуют?». Все сработало так, как надо, и они существуют, в том варианте или в ином, потому что гендерное разнообразие – естественное явление. <…>
[1] Бем, С. Линзы гендера. Трансформация взглядов на проблему неравенства полов / С. Бем. М.: РОССПЭН, 2004. Гл. 5. С. 188-233.