Свидетель, который частью говорит правду, частью лжет, свидетель, который без лицемерия сознательно прикрашивает одни факты, умалчивает о других и для полноты картины сочиняет подробности в пользу вызвавшей его стороны,— вот опаснейший противник адвоката. Чтобы отделить правду от вымысла в его словах, нужны не только умение, но и проницательность и терпение. В обращении с показаниями этого рода необходимо тонкое осязание, которое достигается только непосредственной практикой. Опытные адвокаты часто поддаются такой лжи, и даже судьи не всегда умеют отличить ее от правды. Подобно тому, как существуют болезни, для которых нет средств в фармакологии, такой свидетель неуязвим для адвоката, который борется с ним одним каким-нибудь оружием, а иногда и для сильнейшего борца, вооруженного всем, что могут дать природные способности, знание и искусство. Такт, ум, терпение, впечатлительность, проницательность, опыт — нужно обладать всем этим в высокой степени, чтобы с успехом вести допрос этого свидетеля. И надо помнить, что недостаточно, чтобы вы сами поняли свойства и характер этого показания; этим вы выполняете только половину своей задачи. Остается другая, более трудная: надо представить его присяжным в том же виде и освещении, как представляется оно вам. Присяжные, не умеющие, так сказать, просеять слова свидетеля, не так скоро различат обман, как вы, и не так легко разберутся, где правда и где ложь, когда то и другое искусно перемешано в показаниях ловкого свидетеля этого типа.
Если, однако, вам удалось уловить и изобличить что-либо неправдоподобное или несообразное, вы уже достигли многого. Укажите попытку к обману в любой части свидетельского показания, и вы уже почти, а то и совсем, уничтожили его. Следите внимательно за тем, во всем ли согласованы между собой отдельные части показания; нет ли разноречия между некоторыми из верных и ложных частей; надо выяснить, могли ли удостоверяемые свидетелем факты существовать одновременно и в связи между собой, надо задавать вопросы о причинах и следствиях; все это дает вам возможность определить, согласуются ли его показания с фактами, установленными другими свидетелями. Виноград не растет на чертополохе, и если вы увидите, что от одной причины происходят различные следствия, вы будете знать, что где-нибудь скрывается ложь.
|
Присяжные всегда бывают чувствительны к неправдоподобному. Если вы будете предлагать вопросы в этом направлении свидетелю, дающему наполовину правдивое и наполовину вымышленное показание, вам, может быть, удастся найти неправдоподобное в его рассказе. Конечно, многое из того, что сказано о приемах допроса одного свидетеля, применимо и к другим, но возможно, что, помимо разоблачения внутренней несостоятельности и невероятности показания, вам удастся совсем уничтожить его, показав присяжным, что слова свидетеля вообще не заслуживают доверия. Если так, вам нечего допрашивать дальше, если только вы не имеете в виду опровергнуть его объяснения показаниями свидетелей с вашей стороны.
Рассказ этого свидетеля похож на стену со старательно наклеенными обоями. На беглый взгляд случайного посетителя все, казалось бы, сделано безупречно; но внимательный наблюдатель заметил бы, что во многих местах рисунок прерывается, чтобы подойти к размерам и очертаниям стены, несмотря на все искусство, с которым отдельные куски пригонялись друг к другу, чтобы скрыть от глаза их несоответствие. Как целое, стена кажется покрытой непрерывными узорами; но, если вглядеться в подробности, наклейка видна; полного совпадения рисунка быть не может.
|
Искусный лжец не тот, кто измышляет факты, а тот, кто приспособляет их. Вымышленный рассказ редко обманывает слушателей; но ряд видоизмененных действительных фактов, приспособленных к цели лжеца, часто достигают цели. Величайший лжец тот, кто умеет примешивать как можно меньше лжи к действительным событиям.
10. РЕШИТЕЛЬНЫЙ СВИДЕТЕЛЬ
Можно указать еще один тип свидетелей; это свидетели «положительные» (преимущественно женщины или люди с женскими свойствами). Как бы она ни ошибалась, такую свидетельницу трудно заставить отказаться от показания, ею данного; но иногда бывает возможно постепенно и понемногу привести ее к тому, что она изменит сказанное или со свойственной ей положительностью будет удостоверять гораздо больше, чем показала вначале; а коль скоро сказано гораздо больше, есть уже шансы на возможность опровергнуть ее слова; иногда они уже сами по себе составляют противоречие сказанному раньше ею самой. Если вы поведете допрос с надлежащей ловкостью, она, по всем вероятиям, будет с одинаковой настойчивостью утверждать два или три таких обстоятельства, которые исключают одно другое. Нет свидетеля, которого было бы труднее вынудить взять назад свое показание, но зато ее легче, чем всякого другого, привести к противоречию с ее собственными словами.
Присяга представляется ей не как средство сдержать ее готовность ко лжи, а как подтверждение ее положительных заявлений,— удостоверение в верности, как голова королевы на поддельном шиллинге. Она без всяких колебаний подтвердила бы под присягой, что Авель первый ударил брата, если бы была вызвана в качестве свидетельницы со стороны Каина. Она всегда стоит за то, что она считает «своей стороной». Не пытайтесь разъяснять ей, что она ошибается. Неосторожный вопрос, вроде следующего: «Как могло это быть?» — вызовет один ответ: «Не знаю, как могло быть; это вам лучше знать; я знаю, что было». Легче уверить уличную собачонку, что лай вышел из моды, чем убедить такую свидетельницу, что ей следовало бы быть осмотрительнее в своих показаниях перед судом.