Лондон, Рим, Атланта, Москва, Детройт. Чехарда, да и только. Че‑хар‑да‑чер‑тов‑ски‑тя‑же‑ла‑судь‑ба‑сов‑ко‑во‑го‑про‑ро‑ка.
Когда я был маленьким, мечтал о путешествиях. Думал, объезжу весь мир. В английской спецшколе мы изучали топик — «Лондон»: London is the Capital of the United Kingdom of Great Britain and Northern Ireland is situated on the river Themese. Смешно, столько лет прошло, а помню назубок.
Странно получается — конец света, сиречь Страшный суд, для одной отдельно взятой западной цивилизации. Все, что с нами происходит, оторвано от Африки и Азии. Они узнают о случившемся из газет.
Хотя нет, газетами не обойдешься. Вначале надо будет преподать краткий курс истории христианства с сопутствующими ересями.
Может, напрасно я о них пекусь? Вселенский потоп присутствует в мифологии практически всех народов, но истинная картина открывается лишь знакомым с историей Ноя. Так что проснутся однажды миллиарды китайцев не в своих узеньких постелях, а в очереди на суд, и будет их судьбы рассматривать какой‑нибудь китайский апостол. Прости меня, Господи, вот уж не к столу будет сказано — китайский апостол. Ругань какая‑то!
Вот, например, Билл. Явно выраженный англосаксонский типаж. Мы пойдем гулять по территории, находящейся под его юрисдикцией. Получается, я у него в гостях...
Мои наивные философствования происходили в лифте, спустившем нас на первый этаж, который англичане упрямо называют ground floor.
В фойе неспокойно: лица охранников встревожены, они по рациям связывались с отдаленными коллегами и явно готовились к экстраординарным мерам.
Их волнение никак нельзя было назвать необоснованным.
Сразу за стеклянными дверями начинался людской океан. В первый момент я почувствовал себя рыбкой в аквариуме. Наверное, именно такими рыбы видят нас — немой сгусток за стеклом, внимательно рассматривающий каждое их движение.
|
|
Я обернулся к Биллу, — может быть, это сборище антиглобалистов, протестующих против засилья «Майкрософта»? Плакатов с перечеркнутыми окошками видно не было, зато на майках у многих читалась надпись— «Сгинь, антихрист», а также «Клуб друзей Еноха».
Да, старый добрый таксист решил не отсиживаться в машинке, а перейти к активным действиям. Вечный конфликт поколений. Старое и новое. Иудаизм и христианство. Новый Завет и Ветхий. Отцы и дети.
Где же сам старый черт, которому мало внушений и чаевых, а захотелось еще активных действий. Вот уж впрямь — седина в бороду! Он что, хиппи, который не смог повзрослеть?
Ветхозаветный красавец возвышался над толпой, судя по всему, забравшись на крышу своего кеба. Машина была припаркована напротив входа в здание Си‑эн‑эн и использовалась как импровизированная трибуна, с которой и вещал взбесившийся дедушка, перстами указывая то на толпу, то на здание, то на небеса. У таких, как Енох, не пальцы, а персты. Они их не поднимают вверх, а именно вздымают.
Хорош, невольно подумалось мне, прямо на обложку журнала. Представляю, какая получилась бы по‑телевизионному вкусная картинка. И действительно, в толпе то здесь, то там мелькали вспышки фотоаппаратов. Пара телевизионных групп развернулись в фойе и снаружи, можно было не сомневаться, что и на этажах работают мои коллеги, берут вид сверху.
|
|
Договор еще не подписан, а рейтинги Си‑эн‑эн уже растут. Наверняка немало зрителей недоумевают: «В самом сердце Лондона... А главное — что происходит?» Я поднял голову на телевизионные экраны, установленные в фойе. Конечно, действо происходило в прямом эфире, о чем свидетельствовала бегущая строка, аж подпрыгивающая от собственной значимости.
Прибыли полицейские наряды, но ни во что не вмешивались — протестующие были не вооружены и выглядели вменяемыми и неагрессивными. Телевизионный комментатор, находящийся метрах в пятидесяти от места события, у временного полицейского заграждения, отделяющего тыл толпы от мирной лондонской жизни, рассказывал коротенькую предысторию вопроса: «Минут десять назад, как по мановению волшебной палочки, появились с разных направлений внешне ничем не примечательные граждане, достали заранее, по всей видимости, приготовленные майки и натянули поверх уличной одежды. После чего атлетически сложенный, хотя, бесспорно, уже и в годах, таксист с благообразным выражением лица и семитскими чертами легко забрался на крышу своей машины и стал — здесь корреспондент опустил глаза к бумажке, которую все это время держал в руке, — призывать антихристово отродье к ответу и скандировать, что сатана не пройдет, — хотя при этом не уточнил, кого именно имеет в виду и куда именно собирается проходить некто, именуемый протестующими сатаной».
Корреспондент неловко улыбнулся и позволил себе ряд предположений. Объявилась новая секта, называющаяся «Друзья Еноха», о чем свидетельствуют надписи на майках. Должно быть, это имя таксиста, скорее всего считающего себя ветхозаветным пророком, вознесенным на небеса при жизни и тем самым обретшим вечное благоденствие. А может быть, это огорченные телезрители, возмущенные засилием насилия (звучит как музыка, попробуйте нараспев, да еще со стаканчиком пина колады в руке, да еще под легкие карибские мотивы, да еще пританцовывая, да бедрами в такт поводя... Готовы? Ну так все вместе: ЗА‑СИ‑ЛИЕ НА‑СИ‑ЛИЯ НА ТВ ЧА‑ЧА‑ЧА). Ну и последнее предположение — это общество интернет‑любителей практических розыгрышей, которые становятся популярной формой проведения досуга.
|
|
Дорогой коллега, если бы вы знали, как далеки ваши предположения от действительности. Именно нас Енох вызывает на бой кровавый, странный и позорный. Ибо с кем бороться нам, агнцам Божьим, — с заблудшим стадом свиней, охваченных бесовским духом? Да жаль мне их, невинных и не ведающих...
А что, если сейчас наша судьба — погибнуть, приняв неравный бой с тупой толпой, и гибелью своей послужить приближению царствия Его...
Билл, внимательно наблюдавший за происходящим, улыбнулся мне и сказал:
— А знаешь, почему нас только двое?
— Хороший вопрос. Может, мы еще не со всеми познакомились?
— Думаю, со всеми. Просто мы не апостолы.
— Трогательная и очень несвоевременная мысль, так как нам предстоит прямо сейчас в высшей степени первохристианское деяние. Скорее всего нас порвут на святые мощи, так что сможем осчастливить пару церквей реликвиями.
— Да не порвут! Мы не апостолы. Мы архангелы. И сила наша столь велика, что совладать с толпой не составит ни малейшего труда. Но надо помнить, что все происходит в прямом эфире. Ничего правильней в пиаровском смысле и придумать нельзя! Что‑то мне подсказывает, что Даниил поблизости... Это будет Его шоу.
Я почувствовал, как мой перстень завибрировал. Потом я увидел, что он налился светом. Мои плечи расправились, лицо преобразилось в лик, осанка стала царственной. Мы с братом‑близнецом направились к застекленной толпе.
Охранники было попытались преградить путь. Мы мановением рук оставили их на прежних позициях и беспрепятственно подошли к дверям.
И двери распахнулись. Но никто не ввалился во внезапно образовавшееся пространство. Мощное силовое поле держало толпу на расстоянии.
Мы шли сквозь человеческий океан. Мы отодвигали людей со своего пути, как поток теплого воздуха испаряет капельки влаги с полированной поверхности.
Должно быть, со стороны происходившее выглядело красиво. Но у меня не было ни малейшей радости от участия в постановке. Второразрядный ковбойский фильм. Два хороших парня выходят из салуна. На улице банда, подзуживаемая плохим стариком, готова расправиться с ними. Но парни, такие гордые, идут навстречу плохим парням. И те в страхе, на полусогнутых, отступают, предчувствуя неминуемую гибель.
Мешали нестыковочки. Во‑первых, банда совсем не злодейская. Люди, конечно, не ангелы, но и злодеями их не назовешь. Мало того, у них симпатичные лица, не несущие отпечатка принадлежности к киношной толпе. С такими лицами, скорее, стоят в очереди на концерт в консерваторию, чем в ожидании публичной казни. Или сказывается английское воспитание, и так выглядят самые злые из возможных лиц... Они же не мерзли в очереди за докторской колбасой в пальто от «Большевички» и в ботиночках «прощай молодость» на ревматической подошве, вот и не отработали мимику до нужных пределов.
Во‑вторых, старик довольно милый. Правда, к тому, что он несет с импровизированного броневичка, лучше не прислушиваться.
В‑третьих, пусть мы плечи и развернули... Но до Клинта Иствуда нам далековато. Билл больше похож на ботаника, каким и является, чем на классического хорошего парня. Он апостол, возомнивший себя архангелом.
Сеанс ободрительного самовнушения не получался... Уговоры разбивались о реальность.
При нашем появлении толпа выдохнула и отпрянула, ожидая приказа ветхозаветного руководителя, чтобы не растратить себя на невинных.
Енох, увидев нас, замер. Я приветственно помахал рукой и улыбнулся. В критические моменты мне всегда становится весело. Должно быть, от отчаяния.
Енох не ответил, что показалось мне невежливым.
Мы находились метрах в пятнадцати друг от друга, разделенные людскими телами. Я чувствовал, как Енох настраивает себя на самую важную речь в жизни. Наверное, для усиления зрительского эффекта его глаза должны были сейчас вспыхнуть праведным огнем. Наверное, должны были проявиться и прочие вензеля праведничества, включая пену на губах. Но вот только я не дал пустить в ход эти штучки.
— Енох, привет! Как дела? Давно вас не было видно. Это кто с вами, родственники?
— Слуги сатаны... — с завываниями начал старик.
— Понятно... Значит, как возить и брать несусветные чаевые, так вы нам всегда рады. А когда вам захотелось поиграть в пророка, так мы антихристово воинство... Неубедительно. Определитесь, пожалуйста. Перед вашими друзьями неловко...
Я понимал, что делаю. Присутствующие ждали голливудской постановки на библейские темы. Актеры должны были произносить соответствующие тексты, цитировать Священное Писание, подвывая в конце фразы, устремляя взор и длани к небесам...
Мое поведение застало врасплох не только Еноха. Я прочитал в голове Билла: «Сейчас устрою местный катаклизм, тогда поймете, у кого сила».
Мне такой ход мыслей не нравился. Нельзя допускать кровопролития в канун пришествия Даниила. Нельзя объявлять Благую Весть на фоне трагедии.
А вот мысли Еноха прочитать не удавалось, — видно, старик знал, как защищаться.
С самого нашего появления настроение толпы менялось— от демонстрационно‑предвкушающего до смятенно‑сомневающегося. Все надеялись, что слуги сатаны не выйдут и что, попротестовав вволю, можно будет разойтись по делам с приятным чувством выполненного долга. Происшедшее не соответствовало ожиданиям. Мы вышли к толпе. И она оказалась не готовой к немедленным действиям. Конечно, меня и Билла красавцами назвать сложно. Но ни рогов, ни копыт, ни красных глаз, ни хвостов у нас не обнаружилось. Да и серой не запахло.
Обычные мужчины. Один из двух очень похож на Билла Гейтса. Что и подметил человек лет тридцати, стоящий в первом ряду. Он достал ручку и протянул Биллу вместе со своей визитной карточкой.
— Вы Билл Гейтс? Можно автограф?
Билл кивнул и подписал визитную карточку.
Это натолкнуло меня на следующий ход.
— Енох, согласитесь, нехорошо получается! Только ленивый не использовал Билла Гейтса для собственной раскрутки... И вы туда же. Он, конечно, не святой... Но с сатаной вы перебираете... Вы не похожи на программиста‑неудачника. Вам‑то чем окна не угодили?
По толпе прокатился ропот. Представляю, как всполошились сейчас люди у телевизоров. Не удивлюсь, если сейчас за развитием событий наблюдают в прямом эфире в Белом доме, да и в Кремле, пожалуй, тоже отсматривают. Точно уж идут консультации с английской стороной — не дай Бог что случится с самым богатым гражданином США и придется вводить американские войска для защиты интересов свободы и демократии...
Шучу... Но наверняка команды отданы и отряды полицейских уже подтягиваются. Чуть‑чуть — и начнется такой спектакль, что рейтинги Теда зашкалят...
Енох осмотрелся по сторонам и заметил движение, идущее от полицейского ограждения. Он резко обернулся к нам. Его голос зазвучал на пределе возможного. Он оказался настолько громок и насыщен, что было мучительно слушать.
— Идет страшный час! Грядет антихрист! Страшно царствие его, реки крови и поля безверия, пустые чресла и разграбленные гробницы, живые будут за видовать мертвым и звать смерть! Веселитесь, исчадия ада, глумитесь над пророком Бога! А вы, толпой стоящие здесь и раболепно позволяющие высмеивать человека Божьего, столь же скудоумны, как и предки ваши! Опомнитесь, свершите правое дело! И коль нет среди вас Давида, то сам я свершу правый суд и камнями побью ангелов зла!
Енох достал невесть откуда булыжник, замахнулся им, но выпустить не успел.
Раздался голос, усиленный громкоговорителями.
— Говорит инспектор полиции Блейк! Немедленно опустите руки и положите камень! Вы находитесь под прицелом снайперов! Положите камень, сойдите с машины и лягте на землю!
Енох усмехнулся и с силой бросил булыжник в нашем направлении. Прозвучал выстрел. Могучая фигура, распластавшись в воздухе, стала падать вниз. Лицо устремлено вверх, рот продолжал извергать проклятия. Но из груди уже ударил фонтан черной крови, выбитый пулей.
В ужасе люди бросились врассыпную. В моем воображении вставали картины Ходынского поля. Страшное начало царствования, дурное знамение. Как я мог допустить такое?
Камень продолжал лететь, Енох падать, кровь из его груди устремлялась вверх, люди только набирали воздух для крика, их мышцы лишь получали импульс от встревоженных центров управления в их головах для начала панического бега, неминуемо приводящего к смертоносной давке, когда миру явили чудо.
Невыносимо яркое охристое сияние, зародившееся где‑то недалеко от места, куда должен был упасть Енох, подобно взрывной волне, прокатилось по толпе, заставляя ее застыть, и вернулось к точке зарождения, образуя светящийся кокон, внутри которого находился невысокий человек лет тридцати с небольшим. Мы с Биллом ни секунды не сомневались — Даниил.
Кокон уплотнился и растворился в теле Даниила, передав ему свое свечение. Наш Учитель медленно поднял голову и вслед за этим воспарил над землей. Протянул руки в сторону застывшей в воздухе фигуры Еноха, и та поплыла к Нему. За метра два до встречи тело Еноха изменило положение в пространстве, так что сближение происходило лицом к лицу. Даниил протянул левую руку к ране, а правую раскрытой ладонью положил Еноху на лоб.
Свет, исходящий от Учителя, проник в тело Его обличителя и превратил их двоих в единую светящуюся композицию, к которой приковались глаза десятков тысяч лондонцев, несколько минут назад бывших толпой, а теперь ставших свидетелями чуда. В едином порыве люди пали на колени и устремили руки к Даниилу.
Пронеслось:
— Христос явился! Христос!
Чувства людей, смотревших в это время телевизор, я даже не берусь представить. За последние несколько минут телефонные сотовые и наземные сети стран, принимающих Си‑эн‑эн, зависли от невиданного объема звонков, содержащих единственное послание: «Немедленно включи Си‑эн‑эн!»
Телезрители попали в привилегированное положение. Благодаря технике они увидели, как от прикосновения руки Даниила пулевое отверстие в теле Еноха затянулось, появилось дыхание, губы приобрели нормальный цвет, глаза открылись, но в них еще не было жизни. Енох походил на коматозного больного, присоединенного трубками к аппаратам жизнеобеспечения. Только в этом случае существование обеспечивал Даниил.
Учитель медленно опустился с телом Еноха на землю.
— Енох, Енох, слышишь ли ты Меня?
Енох попытался что‑то сказать, но голос не слушался. Он попытался еще раз. Лицо искривила маска отчаяния. Из глаз потекли слезы. Однако на лице Еноха не было смирения.
— Енох, почто гонишь и хулишь ты Меня? Почто бередишь сердца людей ложью, называя белое черным, а черное белым? Не по плодам ли познается истина? Что же во вкусе Моих даров горчит тебе?
Старик продолжал рыдать. Но глаза горели холодной неземной решимостью. На это было страшно смотреть. Должно быть, так сияют адские костры.
— Ликуй, исчадие ада! Пришло царствие твое, — со страшным усилием произнес Енох и затих.
Даниил ничего не ответил, а только посмотрел на несчастного взглядом, исполненным прощения. При виде этой мизансцены реплика старика вызвала искреннее возмущение у свидетелей происходящего — мол, как же люди бывают неблагодарны!
— Идите с миром домой и несите Благую Весть! Добро побеждает зло! Ваши слезы нашли ответ в сердце пославшего Меня! Близок конец страданий, Царствие Небесное уже у ворот! — провозгласил Даниил через мгновение.
Люди начали вставать с колен и расходиться, еще находясь под воздействием увиденного и услышанного. Они двигались, как зомби. Или нет... Скорее они напоминали гигантские сосуды, медленно перемещающиеся в пространстве, чтобы не расплескать бесценное содержимое.
Из здания Си‑эн‑эн к Даниилу устремилась толпа во главе с Тедом, по сторонам двигались охранники. Они окружили Учителя и проводили внутрь здания, по дороге захватив и нас.
Полицейские проложили медикам дорогу к Еноху. Старика, несмотря на его протесты, уложили на носилки и унесли в сторону припаркованной кареты «скорой помощи».
Глава тридцать пятая
Толпа рассеялась быстро. Но приняли решение не снимать полицейское ограждение. И правильно сделали.
Через несколько часов, хотя в Лондоне и была глубокая ночь, сюда, на место явления мессии, устремились люди, поодиночке и группами.
Под утро всю площадь усыпали цветами, повсюду горели свечи. Заканчивались одни коллективные молебны и тут же начинались другие. Везде были видны стайки страждущих, искренне верующих, что прикосновение к асфальту, на котором стоял Даниил, дарует здоровье. Первые случаи чудесного исцеления уже зарегистрировали, и информация о них просочилась в утренние желтые газеты.
А пока нас ждала бессонная ночь.
Штаб находился в кабинете Теда. Он чувствовал себя именинником, хорохорился, дерзко шутил с окружающими, однако был подчеркнуто вежлив с Даниилом и Его архангелами— по версии Билла. Впрочем, Билл — не очень правильное имя для такого значимого в небесной иерархии персонажа. Уж лучше Вильям, что ли.
Телефоны раскалились от непрерывных звонков со всех мыслимых и немыслимых уровней светской и духовной власти. Было очевидно — ситуация чрезвычайная. Мир, экономический, политический и духовный, нуждался в ориентирах. Впрочем, подспудно читался вопрос: не телевизионные ли трюки все это?
Сразу после завершения прямой трансляции Си‑эн‑эн на конкурирующих каналах появились эксперты по проблемам христианства. Они пытались ответить, что это было и кто этот человек.
Си‑эн‑эн, в свою очередь, объявила, что завтра в прямом эфире Ларри Кинга дадут ответы на эти вопросы. И что ради беспрецедентного эфира Лари Кинг вылетает из Америки в Лондон. Но сообщение не остановило поток спекуляций.
Особенно пикантной оказалась передача, в которой за одним столом сидели представители Церкви, иллюзионисты, отставной голливудский постановщик спецэффектов, парочка криминалистов и прочий сброд. В какой‑то момент они договорились до того, что в реальности не происходило ничего. Этакая видеоигра. А как же интервью с полицейскими, стоявшими в окружении? Ну что вы? Доверять свидетельствам бобби?
На других каналах бросились выяснять судьбу Еноха. Показали клинику, в которую его доставили для обследования. Но попытки связаться со стариком пресекли полицейские. Против Еноха выдвинули обвинения в организации массовых беспорядков и попытке причинения ущерба здоровью.
Ждали, что скажет Церковь. Особенно уповали па Ватикан.
Как обычно, поторопились с комментариями иудеи и мусульмане. Суть их замечаний сводилась к тому, что не надо спешить с выводами, но вряд ли случившееся можно считать началом Страшного суда. представители ислама также заметили, что главный чудотворец нигде не упоминал о конфессиональной принадлежности и поэтому нельзя утверждать однозначно, что он не правоверный мусульманин.
Эта реплика вызвала у Даниила улыбку. Он с интересом наблюдал за происходящим в эфире, изредка обмениваясь репликами с нами. Согласившись на интервью с Кингом, Он воздержался от любых иных комментариев для прессы и попросил дать возможность отдохнуть.
Даниил, позвав нас за Собой, проследовал в комнату отдыха, примыкавшую к кабинету Теда. На лице Хелен, как раз в этот момент раскладывавшей перед Тедом поступившие материалы, отразилась гамма чувств, не оставлявшая сомнений в истинном предназначении помещения. Сам же хозяин кабинета только крякнул, но не прекратил разговоров по телефону.
Я не без ужаса ожидал смущения Даниила при входе в вертеп престарелого Фавна. И ошибся.
Казалось, грязь и похоть повседневного мира бегут от Даниила. Одного Его прикосновения достаточно для трансформации — и вот уже нас ждет за дверью не любовное гнездышко, с соответствующей американскому дурновкусию альковной мебелью, а Гефсиманский сад, вековые деревья, успокоительная прохлада весеннего иерусалимского вечера, прозрачное высокое небо и вид на город, ожидающий своего правителя.
Даниил сел на траву и жестом пригласил нас присоединиться. В Его взоре — ни следа усталости. Но печаль, исходившая от Него, была столь велика, что ни я, ни Билл не могли сдержать выступивших, как роса, слез.
— Учитель, почему Ты скорбишь? Ведь все хорошо, и наступает царствие Твое, и нет Иуды, и нет кричащей толпы, требующей Твоей смерти, и нет распятия...
— Не о том скорбь Моя. Придет время, разделите ее со Мной. А сейчас нам предстоит многое решить и собрать воедино фрагменты древней мозаики, ожидавшей своего часа.
Не стоит верить глубине внезапно нахлынувшего религиозного чувства, завтра проснется в них Фома неверующий и неблагодарные будут обвинять нас во всех смертных грехах, и требовать доказательств, и отказываться верить собственным глазам. Бесчисленные ряды черни будут множиться, если жизнь их в одночасье не станет лучше. Заметьте, не чище, но лучше. И рады будут суровому приговору соседу, но заранее простят себе как старые, так и новые грехи.
Тяжела корона Давида, и блудливо семя Адамово, и сказано Христом: «Не мир Я принес, но меч, и в недрогнувшей длани быть ему». Любомудрствующие пытаются договориться с Писанием, изолгав его себе в угоду, но суд не им вершить, а Мне. И море слез Я слышу плещущимся в недалеком будущем, и вижу грусть на челе праведников, ибо скорбно немногочисленны их ряды и сердца полны сострадания к заблудшим.
Но время осознания грехов прошло, грядет эра искупления.
Даниил задумался. Хранили молчание и мы. Во мне было больше вопросов, чем когда‑либо. Однако я понимал их неуместность.
Билл первым не выдержал и спросил:
— А как же мы? Что ждет нас? Что должны будем делать мы?
— Верить и служить. Могущество имени Моего велико, и путь указан. Идти по нему непросто, и многие попытаются взять сердца ваши подкупом, силой и слезой. Но не дам вам свернуть с пути, укреплю в сомнениях и дам опору в усталости.
— Так мы что же, будем палачами, приносящими жизни грешных на алтарь Твой?
— Слова пусты — вы будете судьями живущих, а Я свершу суд над умершими. Не палач тот, кто дарует шанс. И будет милость проявлена к живущим.
Позволю им пока век их жить по закону, ни буквы в нем не изменив. Но уж если кто и тогда не внемлет гласу Божьему, то быть по сему, и кровь их на них, и судьба их будет страшна.
Но до этого будет завтра, и надлежит явиться миру, и ответить всем неверующим на вопросы. Мир прагматиков требует чудес и науки, так дадим им хлебов ожидаемых.
Билл, ты покажешь полное совпадение генетического материала, полученного с Туринской плащаницы, с образцами, взятыми у Меня. Сделать это надо красиво, с твоими друзьями из Ватикана и цветом научного сообщества и независимыми экспертами из исламских и прочих стран.
— Я размещу анонс в Интернете и буду вести параллельную прямую трансляцию. Имеет смысл забросить информацию об эксперименте всем основным СМИ. Чтобы не только Си‑эн‑эн, но и другие могли поучаствовать. Так что новостной студии будет маловато. Пожалуй, надо взять павильон.
— Владимир, — продолжил Учитель. — Кинг скорее всего не справится, так что многое придется объяснять тебе. Ты явишь миру истинное лицо грядущего мира. И увидят они чудеса, не только телевизионные, но и в повседневном окружении их. И ужаснутся отторгающие, и возрадуются праведники.
Пригласи основных политических лидеров принять участие в нашем действе. Пусть уверятся собственными глазами, что приходит Царствие Отца
Моего, и склонят головы, и не отягощают судьбу свою и народов, им подвластных.
Ступайте и знайте, что Благая Весть, как молния, озарит небосвод и каждый живущий и умерший будет призван Спасителем.
«Но не каждому это понравится», — подумалось мне. Даниил не ответил на мою мысль, но в глазах Его не было привычной кротости. Скорее, таким был взор Савонаролы.
Ничего хорошего от продолжения беседы я не ждал и вопрос об Эльге решил не задавать. Какая‑никакая пауза все‑таки дана — пообещал же живущим Даниил возможность пожить по евангельским канонам. Начнем в масштабах одной отдельно взятой семьи.
Переглянувшись с Биллом, мы сочли, что пора действовать. До эфира оставалось не так уж много времени, чтобы все организовать на... Хотелось думать о веках, но, кажется, по самым оптимистичным прогнозам, речь пошла на десятилетия. Уж отписанное‑то надо прожить так...
Стоп, это совсем из другого времени. Христианский Павка Корчагин — перебор.
Глава тридцать шестая
Даниил остался в саду один. Не знаю, о чем и с кем Он беседовал... По идее, самое время побеседовать с Создателем. Но у Него Свой начальник, а у меня... Чуть не сморозил чушь— у меня, конечно, начальник тот же, но вот президенты у нас разные.
Покинув Землю обетованную, мы с Биллом разбрелись по разным углам. Каждый был готов углубиться в содержимое своих сотовых телефонов. Однако Тед сбил рабочий настрой.
— И что мы будем делать? Каковы Высочайшие директивы? Меня не вызывали?
— Еще вызовут, — со значением произнес Билл. — Все там будем. На твоем месте я бы не спешил. Не думаю, что тебе понравится... Хотя, учитывая твой опыт и годы жизни с Фондой, зарекаться не буду, скорее всего мазохистские тенденции в тебе имеются...
Билл получал видимое удовольствие от унижения Теда. Ну что же, час всепрощения пока не пробил, а старые раны не заживают долго.
Тед набрал воздуха в легкие и приосанился в кресле, чтобы пущенное ругательство точнее попало в цель.
Но я успел встрять раньше.
— Даниил поручил вполне конкретную задачу каждому. Думаю, что тебе было бы сподручно связаться как с представителями средств массовой информации, так и с близкими тебе политическими лидерами. Особенно уместно было бы использовать твой авторитет среди ближневосточных держав.
— Ты меня путаешь с вашим президентом. Это у него там устоявшиеся связи. Что смогу, сделаю.
— Спасибо за подсказку. Да, и передача пойдет не из новостной студии. Понадобится немало пространства. Вызывай своих гениев, предстоит поработать так, что все вздрогнут. Можешь платить любые сверхурочные — рейтинг подпрыгнет — не прогадаешь. Как‑никак у тебя ожидается мировой цвет политики, науки, теологии и предстоит самый занимательный ДНК‑эксперимент в истории человечества, который будут смотреть людей больше, чем наблюдали высадку американцев на Луну. И, Тед, пожалуйста, без всяких там VIP‑пропусков для твоих курочек и просто ну очень близких друзей. Не место и не время.
Тед покраснел и даже крякнул от злости. Я понял, что попал в точку, — пару звонков уже сделано и пропуска посланы. Ничего, мальчик взрослый, переживет. А мне надо все‑таки позвонить господину Путину. Как‑никак идея Теда на сто процентов правильная. Да и памятуя Писание, Богу Богово, а кесарю кесарево. С властью лучше дружить. Тем более когда тебе это совсем недвусмысленно дают понять.
Я отправился в дальний угол кабинета, к уютному журнальному столику и диванчику. Очень кстати оказались и ваза с фруктами, и пара бутылочек минеральной воды.
Сел на диванчик, выложил перед собой мобильный телефон и, отвернув бутылочную пробку, налил пузырящейся жидкости. Пить не хотелось, но еще меньше хотелось переходить к активным действиям. Если угодно, то вот прямо здесь, в стакане, и есть мой Рубикон, водораздел. Дождусь, пока успокоятся выпрыгивающие пузырьки, и выпью. И тогда исчезнет внутреннее оправдание бездействия. Я присоединюсь к уже оживленно трещащим по телефонам товарищам. И начнется сумасшедшая стряпня на неведомой миру кухне, которая обернется самым таинственным из всех блюд, поданных одновременно на все столы мира. Тайная вечеря, Last supper, в просторечном переводе с английского — последний ужин.
Странное ощущение... Как в школе, когда взгляд преподавателя скользит по фамилиям учеников в классном журнале, выбирая жертву... И время замедляется... Кажется, что успел бы и урок выучить, и до канадской границы добежать... И томит мука ожидания... Но она неизмеримо лучше ее окончания...
Как хочется позвонить Эльге и сказать что‑нибудь ободряющее. Да и маме сто лет не звонил. С апостольской работой совсем семью забросил, Господи! А как дети? Старшей же в институт поступать... Хотя теперь не совсем ясно — зачем.
Ну позвоню я им... И что скажу? Что у меня все нормально, а у них, кажется, нет, но я похлопочу, по блату что‑нибудь выторгую. Чушь.
Да и не могу не признаться себе, что торг‑то не особо и возможен. Образ Спасителя оказывался очень далек от созданного классической русско‑советской литературой. Пока я не обнаружил в поведении Даниила даже намеков на смирение и всепрощение. Жесткий, предельно прямой, скорее готовый карать, чем миловать. От булгаковского Иешуа — ничего... Безупречное знание первоисточника и нацеленность на конечный результат.
Если вспомнить, то ласковое слово я от Него слышал только в первый вечер, а потом всё по работе... Никаких тебе уменьшительно‑ласкательных суффиксов, никакого заигрывания. Диктат, пусть и святой... А с другой стороны, неудача первого пришествия не могла не научить. Да и как с нами по‑другому? Пряник был. Видно, пришло время кнута.
Что я рассусоливаю?
Выбор сделан. Притом не мной. Так что и думать не о чем.
Пора, мой друг, пора. Делайте первый звонок.
Здесь важно не ошибиться. Можно позвонить напрямую президенту. А можно заработать очки у друзей и набрать либо Славу, либо его заклятого друга. Но тогда я навсегда — сколь ни было бы теперь мимолетно значение этого слова — приобретаю врагов из числа тех, кому не позвонил первому. Посему позвоним президенту.
Глава тридцать седьмая
+70956660666.
Практически с первого гудка я услышал несколько напряженный голос президента.
— Здравствуйте, Владимир Рудольфович.
— Добрый вечер, Владимир Владимирович. Как вы узнали, что это я?
— Это было несложно, учитывая, что номер предназначен только для связи с вами.
— Тогда понятна цифровая ирония.
— Мне доложили о происшедшем в Лондоне. Как я понимаю, действие близится к завершающей стадии?
— Так точно, Владимир Владимирович. Однако, как вы и предполагали, живущим дается шанс. Так что все произойдет не одномоментно, и к вам есть просьбы. Не буду лукавить, не напрямую от Даниила.
— Слушаю.
Завтра пройдет всемирная презентация. Ее цель — ответить и чудом, и научным фактом на очевидные вопросы. Хотелось бы получить необходимых свидетелей происходящего со стороны научной элиты России и Патриархии. Было бы очень желательным присутствие высшего руководства арабских стран и наших традиционных партнеров с Дальнего Востока. И я был бы счастлив, если бы и вы нашли возможность прилететь в Лондон.
— Где и когда?
— Здание Си‑эн‑эн, двадцать один ноль‑ноль, завтра. Время точное, а вот место может быть уточнено дополнительно организаторами трансляции, то есть Тедом Тернером.
— Если мои оценки верны, то у вас будет расширенное заседание ООН, ЮНЕСКО, Лиги арабских стран, да еще пара религиозных собраний. Владимир Рудольфович, собирайте‑ка всех на стадионе «Уэмбли», в самый раз.
— Хорошая идея, обсудим. Об аудиенции с Даниилом обещаю похлопотать.
— Спасибо, хотя если придерживаться вашей веры, то она и так у меня будет, хотелось бы — до момента окончательного вынесения приговора. Удачи! Увидимся.
Нажав красную кнопку на телефоне, я испытал облегчение. К Даниилу я уже привык, а к президенту, да тем более с такими просьбами, приходится обращаться не каждый раз. Я почувствовал, как огромный камень перевалился с моих плеч на президентские. Теперь ему предстоит собирать совещания, утверждать списки, говорить по телефону и увещевать.
Здорово, один звонок — и ваша головная боль — его головная боль. Какой там «эдвил» с «цитрамоном», медицине с фармакологией еще учиться и учиться.
Ужасно довольный собой, я откинулся на спинку дивана, прихватив из вазы аппетитную черную сливу, собрался...
Тут дверь в кабинет распахнулась и вслед за раздражающим шумом ворвался премьер‑министр Англии в сопровождении сотрудников охраны. Не удостоив взглядом никого из присутствующих, он подошел почти вплотную к столу, за которым сидел Тед Тернер, и провизжал:
— По какому праву вы позволяете себе устраивать такое в нашей столице?! Что вы о себе возомнили?! Как вы могли обойтись без предварительной консультации со мной?!
— Тони, успокойтесь! Позвольте представить вас моим друзьям — господин Билл Гейтс. Думаю, вы раньше встречались. Господин Владимир Соловьев, известный российский журналист. В другой комнате находится герой нашего сегодняшнего репортажа. Он отдыхает, был тяжелый день... Но если вы настаиваете...
— Да‑да, именно настаиваю! Причем немедленно! А то позволяете черт‑те что...
Напрасно он так, только и успел подумать я и оказался прав — все‑таки апостол, как‑никак могу предвидеть реакцию непосредственного начальства. Впрочем, памятуя версию Билла, нас повысили, и я теперь архангел. Так, ну и где мои крылья? Сейчас как взмахну, как брови насуплю, как дам всем сестрам по серьгам!
Извините, что‑то я разошелся... Усталость... Тут и без меня есть кому фокусы показывать.
Как я и ожидал, бедный Блэр и договорить не успел. Он изменился в лице и сделал движение, по всей видимости означающее попытку ухватить только что выскочившие слова и спрятать их как можно дальше.
Поздно. Его тело само собой поднялось в воздух и стремительно полетело к дверям, за которыми находился Даниил.
Оба охранника заученными движениями потянулись к холмикам под пиджаками, свидетельствующим о наличии огнестрельного оружия, и замерли в столбняке в глупых позах и с полными ужаса широко раскрытыми глазами. Они не могли видеть, как мощная дубовая дверь, к которой стремительно несся их патрон, вдруг замерцала, стала переливаться всеми оттенками коричневого цвета, постепенно меняя консистенцию на жидкую и собираясь каплями в причудливый узор, напоминающий соты неведомых дубовых пчел. Под напором света изнутри дверь испарилась, открыв грозную и величественную картину.
Все пространство комнаты заполнилось холодным огнем, настолько ярким, что смотреть на него было нестерпимо больно. И все мы, явившиеся свидетелями зрелища, невольно сощурились и подняли руки, пытаясь защититься от всепроникающих лучей. Перстень на моем пальце налился огнем. Уверен, что перстень Билла повел себя так же.