Констебль подчеркивает, что «без информации, предоставленной Кристин, нам бы не удалось заполучить самые убедительные улики [то есть свитер]», иначе осудить Рурка не удалось бы.
Рурк был осужден на пожизненное заключение Центральным уголовным судом в августе 2001 года. Но имя Холохан на процессе не упоминалось.
Прочитав доклад Кина и Плэйфайра и убедившись, что у этих исследователей паранормальных явлений хорошая репутация, я решил узнать, что они думают о способностях Кристин. Я договариваюсь на следующую неделю о встрече с Гаем Лайоном Плэйфайром (Монтегю Кин умер несколько лет назад) в его лондонской квартире в районе Графский Двор. Плэйфайр бегло говорит по‑португальски, играет на фортепиано и нескольких духовых инструментах. С этими талантами он производит впечатление ученого эпохи Ренессанса – разве что он исследует призраков.
Он прославился, проведя исследование «энфилдского полтергейста» в конце 1970‑х годов вместе с другим легендарным охотником на привидений Морисом Гроссом. «Энфилдский полтергейст» обитал в доме семейства Ходсон на севере Лондона и очень интересовался одиннадцатилетней Джанет Ходсон. Странные вещи начинали происходить вокруг нее. Когда они с братом спали, их кровати могли передвигаться, а гостей то и дело поднимало в воздух или швыряло об стену. Полицейская поклялась под присягой, что она видела, как стул сам по себе передвигался в доме Ходсонов. И что самое странное, полтергейст разговаривал через Джанет низким скрипучим голосом, утверждая, что его зовут Билл и он жил в этом доме пятьдесят лет назад.
И Плэйфайр, и Гросс были уверены, что этот феномен связан с призраком. Охотники на привидений стали свидетелями передвигающейся мебели, летящих игрушек, холодных ветров, продувающих дом, и даже луж, спонтанно возникающих на полу. А однажды они увидели, как огонь вспыхнул сам по себе и погас.
Солнечным утром в конце июня я еду вдоль Темзы к Графскому Двору, задаваясь вопросом, не изменил ли Плэйфайр свое мнение. Не так‑то просто предположить, что медиум действительно смогла сыграть ключевую роль в расследовании убийства. Я пристегиваю велосипед и иду мимо больших белых зданий в викторианском стиле, которые преобладают в этой части города. Плэйфайр встречает меня у дверей в тапочках и тут же подтверждает, что он до сих пор на сто процентов уверен, что Кристин Холохан сыграла ключевую роль в расследовании убийства Жаки Пул.
– Мы просмотрели оригинальные заметки детектива Баттерса и убедились, что это единственное дело, в котором медиум смогла назвать имя убийцы прежде, чем ее посвятили в детали, – подтверждает ученый. – Это неоспоримо и неопровержимо. Скептики и полицейские с ног сбились, пытаясь опровергнуть эту историю, – добавляет он, подозрительно поглядывая на меня. – Но Кристин произвела глубочайшее впечатление на тех детективов, которые с ней общались.
– И вы думаете, что обнаружение свитера важно для проведения ДНК‑теста? – проверяю я информацию, прочитанную в докладе.
– Да, это была улика. Единственная. Единственное свидетельство, которое можно было представить в суде, потому что это несомненно был его пуловер и нашли его в квартире преступника; на одежде были обнаружены следы его ДНК и ДНК Жаки Пул, так что думайте сами, – говорит Плэйфайр.
А потом рассказывает то, что повергает меня в шок.
– Само собой, судье не рассказывали о Кристин. Думаю, если бы они все‑таки сказали, это поставило бы точку в процессе. Уверен, если бы я был судьей, я бы сказал: «Ну вот и все». Так оно и было. Он несомненно совершил преступление, – говорит ученый.
Ух ты, Плэйфайр даже не сомневается.
Что ж, история звучит убедительно, но я все же хочу проверить ее. Мне интересно посмотреть, на медиума‑детектива в действии. Поэтому спустя пару недель после того, как я прочел о суде над Рурком и встретился с Плэйфайром, я оказываюсь на диване Мэрилин Пейн, матери пропавшей школьницы Николы Пейн. Я пью одну чашку горячего чая за другой и разговариваю – как вы думаете с кем? – с Кристин Холохан собственной персоной! Мне хочется узнать побольше о том, как Кристин использует свои парапсихические таланты для разгадывания этой загадки. Мне надо понять, как она поможет Пейнам найти их пропавшую дочь. Раз уж она так блестяще справилась с делом Жаки Пул, с этой загадкой она должна разобраться моментально.
У Кристин, одетой в белые хлопчатобумажные брюки, отчетливый ирландский акцент. Сидя на диване, она нетерпеливо покачивает короткими ногами. Медиум на удивление разговорчива.
Кристин рассказывает, что Никола буквально растворилась в воздухе, но потом, наклонившись вперед, добавляет:
– Что ж, давайте скажем так: тот, кто убил девушку, должен был ее знать, а значит, жить должен очень… очень близко.
Так‑так. Я делаю глоток чая и оглядываюсь по сторонам. В комнате безупречно чисто, стоят белые кожаные диваны, а на стене висит фотография Николы с четырьмя братьями. Я еще не успел встретиться с Мэрилин, но уже могу сказать, что она гордая и трудолюбивая женщина, которой нравится, когда все вещи лежат на местах. Кристин Холохан сидит на безупречно чистом диване, дружелюбно переговаривается со мной и смеется, и я неожиданно понимаю: мне страшно хотелось бы, чтобы медиум знала, что делает. Хорошо ли она подумала, прежде чем связаться с несчастной матерью, отчаянно желающей узнать хоть что‑то – что угодно – об участи своей единственной дочери?
– У меня были сомнения, соглашаться или нет, – рассказывает Кристин. – Мэрилин позвонила мне, и я некоторое время раздумывала. Никогда не поймешь, какое решение следует принять, особенно когда люди так полагаются на тебя… К сожалению, не с каждым делом получается так, как в случае Жаки Пул, – задумчиво добавляет медиум, отхлебывая чай. – Нельзя просто так взять и ворваться туда, – продолжает Кристин. – Приходится иметь дело с теми, кто сейчас очень раним. Надо всегда тщательно продумывать свои слова, но и лгать тоже нельзя.
Перед тем как отправиться в дом Мэрилин, я завернул в Блэк Пэд. Это маленький парк, окруженный несколькими домиками, чистый и ярко освещенный. Но стал он таким уже после исчезновения Николы. До этого здесь был, по сути, пустырь, по которому местные жители срезали путь. Парк был бурно разросшимся и неухоженным, но все считали его безопасным.
Кристин тоже заходила на этой неделе в Пэд в поисках знаков. Кажется, это и лежит в основе ее расследования – попытки связаться с Николой через обычные для медиумов мистические каналы. Но в этом случае нет ни ясных фактов, ни явлений духов – таких четких, как в случае с Жаки Пул.
Я спрашиваю, что ей удалось узнать.
– Я была здесь два года назад. Ощущения не изменились. Видите ли, проблема в том, что человек может показать вам место, но нельзя забывать: за семнадцать лет это место изменилось. Оно уже совсем не то. Поэтому я просто следую туда, куда меня направляет энергия. Я недавно обнаружила нужную зону, – сообщает Кристин. – Чем дальше вы отходите, тем холоднее становится. Чуть‑чуть, но холоднее, – объясняет она. – След становится все холоднее и холоднее. Когда пытаешься связаться с тем, кто умер шестнадцать – семнадцать лет назад, понимаешь, что след уже совсем остыл.
Есть и другая проблема. Кристин волнуется, потому что даже после смерти люди остаются людьми.
– Приходится напоминать себе, что имеешь дело с индивидуальностью. Иногда в жизни встречаешь открытого человека, и он охотно расскажет даже о том, что ел на завтрак. Такими же люди остаются после смерти. А если они не хотят говорить, они не заговорят.
Кристин вновь прилетела сюда из Ирландии в попытке выяснить еще что‑нибудь и признает, что привязалась к семье Пейн и хочет узнать, чем все это закончится.
– Я предприму еще одну попытку, чтобы посмотреть, смогу ли я сделать что‑нибудь еще, – уверяет меня медиум.
С момента исчезновения Николы прошло уже немало времени, и связаться с ней непросто, Кристин все же удалось кое‑что узнать. Оказывается, случайные факты и кусочки информации то и дело всплывают у нее в голове, и она считает, что это Никола пытается выйти на контакт.
Кристин пришли в голову имя Хлоя, собака по кличке Барни, выгребная яма, а также то, что этот преступник убил еще двух человек. Она рассказала Мэрилин, что Никола погибла, увидев нечто такое, что не должна была видеть, «что‑то связанное с наркотиками или чем‑то таким».
– Причина мне неизвестна, но я знаю, что в настоящий момент полиция над этим работает, – Кристин на мгновение умолкает. – Я чувствую, что они… вот‑вот добьются успеха, – поспешно добавляет медиум. А потом сообщает кое‑что неожиданное: – Я виделась с полицейскими в начале недели, а два года назад они возили меня и Мэрилин по свалкам в надежде на какие‑то мои ощущения.
– Вы ездили куда‑то с полицейскими?
– Да.
Я не успеваю обработать мысль, что полиция всерьез принимает наводки Кристин, но тут медиум неожиданно меняет тему:
– Много лет назад ко мне приходила Мэрилин Монро и сидела на краешке моей кровати.
Я сбит с толку этим неожиданным поворотом и устремляю на Кристин заинтересованный взгляд.
– Что‑то она делала?
– О, она была очень красива, но очень… очень… очень печальна. Она сказала… она мне многое говорила, например, знаете, все любили… все любили Мэрилин, но никто не любил Норму Джин. Она сказала: «Знаешь, внутри я все еще Норма Джин». И эти две ее сущности постоянно боролись между собой. Поэтому она была так беззащитна. Связи с семейством Кеннеди тоже сделали ее уязвимой, особенно связь с Бобби.
Я понятия не имею, что делать со всей этой информацией. И тут до меня доходит. Мэрилин Монро умерла в 1962 году, однако в 1980‑м она умудрилась присесть на кровать Кристин Холохан и говорить с ней полными, законченными предложениями, хотя умерла более двадцати пяти лет назад. А Никола Пейн, которую все считали погибшей всего половину этого срока, приходила к Кристин лишь в виде случайных вспышек энергии и делилась странными, ничего не значащими именами. Этого я не могу понять.
– Не знаю, почему они приходят ко мне, – признается Кристин.
Мысленно я с ней соглашаюсь, но предпочитаю не развивать тему.
А затем в гостиную входит Мэрилин Пейн. Она присаживается на краешек дивана в противоположность Кристин – та расслабленно откинулась на мягкую спинку. Мэрилин из тех женщин, которые всегда заняты и стараются довести любое дело до конца, не оставляя себе ни минутки на передышку. Как раз сейчас она закончила убирать комнаты наверху, стремясь содержать свое жилище в идеальной чистоте. Мэрилин рассказывает, что официально зарегистрировала свою недвижимость как дом престарелых. Она говорит быстро и с надрывом, в ее речи слышится уэст‑мидлендский акцент, смягченный бирмингемским говором. Исчезновение Николы до сих пор не укладывается у нее в голове, и она отчаянно ищет объяснения.
Мне не очень хочется общаться с Мэрилин. Мне кажется, что я влезаю в ее горе, и не важно, как давно пропала Никола. Мэрилин напоминает мою маму – бирмингемским акцентом, упорной работой, уходом за престарелыми и тем, что она никогда не останавливается. Она настоящая – с горем, которое никто из моих знакомых не смог бы по‑настоящему понять. Слушая, как Мэрилин рассказывает о том дне, когда исчезла Никола, понимаешь, что ее боль все еще сильна – не затихла, не померкла. Это жутчайший кошмар любой матери. Вам никогда не понять, через что она прошла. Это просто невыносимо.
Я пришел для того, чтобы задать вопросы Кристин Холохан, и не собирался становиться свидетелем боли Мэрилин, смаковать ее чувства и воспоминания. Мне совершенно непонятно, что здесь делает Кристин. Даже меня гложет вина, что я решился задать Мэрилин пару вопросов, что же в таком случае должна ощущать Кристин и зачем ей это нужно? Может ли она утешить, изменить будущее или помочь найти Николу, или же дело в другом? Теперь, когда Кристин и Мэрилин собрались в комнате вместе, я могу получить кое‑какие объяснения.
– Я доделывала кое‑какие дела, – сообщает Мэрилин, подаваясь вперед.
– Как вы?
– Неплохо… неплохо, – отвечает она, хоть и кажется усталой.
Так как же продвигаются дела?
– Ну, знаете… когда Кристин говорит, что приедет, я чувствую… чувствую, что получу наконец… не знаю… силу, может быть, от нее и… и это меня обнадеживает, понимаете? Вдруг она узнает что‑нибудь еще… – нерешительно отвечает Мэрилин. – Просто я так много всего повидала за эти годы, но так ничего и не узнала, – добавляет она, вспоминая время беспрестанных поисков дочери. – Моя лучшая подруга умерла несколько недель назад, а потом явилась мне и сказала: «Ты ищешь не там. Ищи в Уэльсе, в заливе Кардиган. Они сбросили ее тело в воду». Я поговорила с полицейскими и спросила, сколько стоит нанять нескольких водолазов, чтобы просто… чтобы успокоиться… И я даже не знаю, вдруг это мой разум играет со мной, ведь она так давно пропала, а я все думаю и думаю о ней. Полицейский сказал, что залив Кардиган слишком велик… Я сама не знаю, я там никогда не была. Поэтому я просто ответила: «Хорошо. Просто имейте это в виду».
В процесс расследования дела Николы Пейн в июне прошлого года вмешался отдел «висяков», они перерыли чей‑то сад, но безуспешно. Полиция велела Мэрилин не слишком надеяться, тем самым лишь расстроив ее.
– Я была так подавлена. Пожалуй, только на прошлой неделе я отошла. И хочу вернуться к работе. Когда работаешь, нет времени сидеть и переживать, понимаете? – говорит женщина.
– Понимаю, – соглашаюсь я, но на самом деле ничего не понимаю.
Я не представляю, что пришлось пережить Мэрилин и что ей еще предстоит. Думаю, Кристин Холохан тоже не представляет.
Мэрилин рассказывает, что Никола, хоть и жила тогда дома, собиралась начать другую жизнь – съехаться со своим парнем Джейсоном и перевезти в новый дом своего сынишку Оуэна. В день, когда он пропала, Никола собиралась зайти домой и оставить папе ключ от новой квартиры, чтобы тот мог закончить ремонт. Но, как мы все знаем, она так и не дошла.
– Ее отца это убило, – добавляет Мэрилин, глядя на снимок их семьи на стене. – У него никогда не было проблем с давлением, но теперь оно почти всегда повышено. Он все еще работает дальнобойщиком, но исчезновение Николы выбило его из колеи. – Мэрилин с отсутствующим видом вскидывает руки.
– Она сообщает мне кое‑что, правда же? – неожиданно встревает Кристин.
– Да, – соглашается Мэрилин.
– Я звоню вам, и вы добавляете еще кусочек к общей картине, – говорит Кристин.
Видимо, они так и делают: как только что‑то приходит Кристин в голову, она звонит Мэрилин и загружает ее попытками расшифровать полученное сообщение, вписать его в череду событий, произошедших семнадцать лет назад.
Было много версий произошедшего – у полиции и даже у соседа, который видел Николу по пути в парк. Сначала говорили, что подозреваемый молод, потом – что стар. Возможно, у него были татуировки, а может – и не было.
Все так запутано. Но Мэрилин, кажется, верит в обе теории. Слушая, как она излагает первую, я не могу поверить, что полиция оставила ее слова без внимания, но потом она рассказывает еще одну, и еще. Мэрилин не виновата. Ей просто отчаянно нужны объяснения, которые не может дать полиция. Есть только предположения и косвенные намеки, за которые она цепляется, – ошибки полиции и неправильные показания свидетелей, а кроме того – Кристин Холохан.
Я наблюдаю за Кристин, пока Мэрилин говорит, жду, как она поступит с новой теорией. И Кристин ее поддерживает.
– Мои энергии завершают свой путь здесь. Они не могут продвинуться дальше, – замечает медиум, когда Мэрилин упоминает улицу, на которой кто‑то услышал крик и рев поспешно уезжающей машины.
Существует предположение, что Николу похитили еще до того, как девушка оказалась в Блэк Пэде. Но Кристин уже сообщила мне о своих ощущениях в парке! Однако позже медиум упоминает «тьму за порогом дома», когда Мэрилин намекает о возможных происшествиях там. Чуть позже, когда Мэрилин озвучивает теорию, что Николу убил кто‑то из местных, Кристин восклицает:
– О да, это случилось ночью!
Так, значит, не при свете дня, как говорила до этого Кристин? А как же теория с выгребной ямой, которую она сообщила полиции два года назад, побудив их объехать все свалки района – а вдруг она ощутит где‑нибудь энергию присутствия?
– Вот и все, – уверенно заявляет Кристин. – Я сообщила все, что узнала.
– Вы же не отступитесь? – спрашивает Мэрилин. – Она же позовет меня или сообщит что‑нибудь.
Но мгновение спустя, когда Мэрилин говорит, что Блэк Пэд построен на старой шахте, Кристин вдруг оживляется, и женщины обмениваются странными взглядами.
– Сохранились ли фотографии тех времен, когда вместо парка была шахта? – спрашивает Кристин.
– Нет, но полиция спускалась туда и все осмотрела, – отвечает Мэрилин.
– Точно?
– Да, точно. Они всё осмотрели, – повторяет Мэрилин.
– Но у меня странные видения, – настаивает Кристин.
Однако Мэрилин уверена в том, что все было сделано как надо, и не дает Кристин рассказать о видениях.
– Нет, они все осмотрели, вход ведь уже много лет опечатан.
Мэрилин не хватало еще очередной теории о местонахождении ее дочери, и мне кажется, она прекрасно понимает, что это ни к чему.
Хозяйка дома поспешно поднимается.
– Что ж, мне пора привести в порядок старушку, – поясняет она.
Но, уходя, оборачивается ко мне:
– Надо просто надеяться, и все наладится.
Мгновение спустя я слышу, как она принимается за работу наверху.
Я поворачиваюсь к Кристин, все такой же общительной и дружелюбной, и та начинает рассказывать об энергии, которую ощутила в парке, но я тут же обрываю медиума, говоря, что мне пора идти. Я вызываю такси и, когда оно прибывает, иду к дверям с Кристин. Она машет мне в окно гостиной, когда машина трогается с места и везет меня к железнодорожной станции, мимо квартала Мэрилин и Блэк Пэда.
Я разглядываю проплывающие за окном дома и вжимаюсь в кресло, не обращая внимания на попытки водителя завязать разговор. Мне не по себе. Я так и не понял, что же произошло в доме Пейнов и какую роль играет Кристин в жизни Мэрилин. Я не могу выбросить из головы ее слова.
– Я молюсь лишь о том, чтобы ее нашли, – сказала Мэрилин, округлив глаза и сжав руки. – Я хочу узнать, где она, где бросили ее тело. Просто где она, где я могу ее найти. Мне нужно, чтобы все закончилось, ее нашли и… Люди этого не понимают. Мне всего лишь надо, чтобы все кончилось и ее нашли.
Я понимаю, Мэрилин, я понимаю, говорю я сам себе. Вам надо найти дочь и упокоить ее с миром.