Продолжим историю, приключившуюся с М. В. При этом приводим его рассказ без каких-либо комментариев:
«Мне показалось, что беседа длилась часа три. Говорили много, но я рассказываю только то, что помню. Ведь в конце беседы один из них сказал: «Теперь сотрем все, о чем говорили» и подошел к пультам. Далее мне показалось, что он нажимал на кнопки, недовольно отдергивал руку, нажимал снова и опять отдергивал. На экране прыгали импульсы. Я спросил, в чем дело. Он ответил, что обычно после беседы наиболее сильные сигналы поступают из области мозга, которая была затронута содержанием беседы. Эти сильные сигналы они и стирают. Но сейчас сильные сигналы поступают из многих областей мозга, и он не знает, что стирать. И он сказал, что возможно, он стер то, что не нужно было, и не стер то, что следовало стереть. Поэтому просит, если я буду что-то помнить о сегодняшней встрече, то никому не рассказывать.
В следующее мгновение я оказался примерно в том же месте, где был до встречи с нлонавтами. На той же дорожке, там же, под тем же углом было солнце и, как мне показалось, были те же тучки. Такое впечатление, как будто прошло несколько секунд. И все казалось, как в глубоком сне.
Я пришел домой и рассказал об этом жене. Она испугалась и попросила об этом никому не рассказывать, иначе определят или в сумасшедший дом, или, учитывая мой служебный статус, даже в тюрьму. Но я, придя на службу, не мог никому не говорить об этом. И в курилке начал рассказывать. Мой рассказ обычно завершался хохотом слушателей и советом никому об этом не рассказывать, так как это слишком необычно для реальности и это, мол, мне как-то показалось».
Теперь приведу некоторые вопросы посредника (П), который помогал нам в расследовании случая, и ответы М. В.
П.: В чем вы были одеты и как одежда выглядела после встречи с незнакомцами? Может быть, вы упали от теплового удара и вам все показалось?
М. В.: На мне были простые брюки и рубашка. Но мне почему-то показалось, что брюки стали более свежими, чистыми, чем до встречи.
П: Вы напишите обо всем этом очень подробно, просто для себя, а потом можно подумать, что предпринять. Ведь вы начнете скоро забывать детали.
М. В.: А зачем это записывать и кому это нужно, ведь я не знаю, то ли это было, то ли показалось. Просто будут смеяться.
П.: Ну хорошо, а если я напишу об этом и покажу заинтересованному лицу, вы не будете иметь ничего против?
М. В.: Нет, пожалуйста, пишите.
П.: Но вы все же напишите, ведь я не участвовал в этих событиях, у меня могут быть искажения, будет передано не ваше ощущение, не те детали!
Кстати, они опасались, что сотрут то, что не следовало бы. Вы этого не ощущаете, не забыли ли что-нибудь?
М. В.: Ощущаю, и этим я был сам страшно удивлен. На стенде партийной информации я прочитал, что меня заслушивали на бюро отдела в мае месяце. Я пошел к секретарю и сказал, что этот пункт так и остался невыполненным. Он вытаращил глаза, удивляясь тому, что я это забыл. Но я совершенно этого не помнил. Если бы не протокол, который мне показали члены бюро, то ни за что им бы не поверил. И другое. В отчетном бланке выполнения соцобязательства я увидел, что два пункта выполнены мной. Этого я совершенно не помнил. Но там стоит моя подпись. Что еще стерто, я не знаю. (Естественно, то, что им забыто, он может установить только по видимым следам или при разговоре с другими. — Прим. посредника.)
П.: А как вы смотрите на то, что нарушаете просьбу гуманоидов не рассказывать об этом случае?
М. В.: Я не мог не говорить об этом. Но они мне уже отомстили.
В принципе, они гуманные, вежливые, и о них я не могу сказать что-либо плохое, и отомстили они своеобразно. К вечеру следующего дня, когда я уже рассказал кое-что товарищам, я услышал уже знакомый мне голос. Он возвестил, что за то, что я рассказываю, я буду наказан (прозвучало это в шутливой форме). Уходя домой, я не обнаружил форменную фуражку. Пришлось идти без фуражки. Она не найдена до сих пор.
Я чувствую, что не смогу об этом написать. Взял было бумагу, начал вспоминать дату, но все у меня ускользает из головы. У меня такое же ощущение, как в тот момент, когда я не находил фуражку. Я не смогу написать.
П.: Вы себе это внушили. Ведь они не могут вам мстить, нет к этому оснований, во всяком случае достаточных, ведь о них давно знают, они себя давно обнаружили, так что вы их не опасайтесь.
М. В.: Я их не боюсь, они добрые и ничего плохого не сделают, но когда я начинаю писать, то все у меня ускользает, и чувствую, что не смогу.
П.: А вы не сосредотачивайтесь, просто сядьте и начните с того, что «Я шел вдоль канала в солнечный день» и т. д.
М. В.: Я попытаюсь, но, наверное, ничего не выйдет.
П.: Вы не говорили им о том, что они нам известны и летают они к нам не одну тысячу лет, и мы об этом знаем?
М. В.: Что-то похожее я говорил в тот момент, когда коснулся вопроса о помощи бедным. Но они не выразили никакого удивления, приняли это как само собой разумеющееся.
П.: Вы не спрашивали о будущем нашей планеты, о нашей жизни на Земле в перспективе?
М. В.: Я этого не помню, но у меня осталось впечатление, что они умеют строить схему будущих событий с учетом всех деталей и таким образом предсказывать точно будущее. Таким же образом они могут возвратиться во времени обратно.
Разговор продолжился через полчаса.
П.: Вы говорите, что не видите смысла писать об этом, не уверены, было ли это. Я думаю, что это нужно обязательно изложить до мельчайших деталей. Вы согласились все же написать…
М. В.: А разве шел разговор, что надо об этом писать?
П.: Минут двадцать назад мы говорили об этом!
М. В.: Убей — не помню! Ни слова!
П.: К вам никаких датчиков не приставляли?
М. В.: Нет. А ведь меня могли увезти!»
А вот еще по поводу памяти. Жуткая история француза Франка Фонтэна сегодня известна многим. Этот юноша в 4. 30 утра исчез из своего автомобиля на глазах друзей. Они свидетельствовали, что «передняя часть автомобиля была окутана ярко светящимся туманным шаром, а вокруг таяли четыре маленьких шарика. Затем туман вытянулся в «трубу», которая поднялась и исчезла в небе». Через неделю в 4. 30 утра Франк, худой и обросший, заявился к приятелю и повел себя так, как если бы не отсутствовал так долго. Во французской группе изучения неопознанных аэрокосмических явлений выявили, что сначала Франк не помнил абсолютно ничего. Потом стали возвращаться обрывки воспоминаний.
Вот как пишет об этом «Советская России» от 23 марта 1983 года: «Когда Франк доехал до территории электростанции, заглох мотор. На капоте появился светящийся шарик, машина оказалась в тумане. В панике, ничего не видя, Франк почувствовал себя пленником. Защипало глаза, и он заснул. Очутился в лаборатории с белыми стенами, похожей на учебную аудиторию. Там было много всяких машин и светящихся циферблатов. Франк лежал. По его смутным описаниям в комнате перемещались какие-то светящиеся шарики размером с апельсин или теннисный мяч. У него создалось впечатление, что разговаривали с ним если не сами шарики, то через их посредство. «Я проснулся, и со мной начали разговаривать. Это очень умные, очень мудрые люди. Знаете, почему они не вступают в контакт с землянами? Они боятся, что их знания и наука будут использованы в дурных целях». Через некоторое время Франк очнулся на месте своего исчезновения. «Мне не удается вспомнить конкретные детали. Все происходило так, как будто я сплю и вижу сон… Я вспоминаю отдельные отрывки. Это напоминает головоломку, в которой не хватает отдельных частей», — говорит Франк.
Далеко не все с ним случившееся помнит и Анатолий Малышев из-под Солнечногорска. Отдельные звенья цепочки воспоминаний помогали составлять гипнологи, экстрасенсы, рисунки Анатолия, выполненные по горячим следам, и даже работа на месте посадок. И все равно многое он помнил смутно.