И шли по шоссе наши беглецы, и уже заметно притомились они. А затмение все еще продолжалось. Но скоро должно было выйти из-за гор солнце и покончить с ночными страхами.
Рано утром, усталые, осунувшиеся от бессонницы, они постучались у входной будки в ограде санатория «Стрела». Но тут их ждало тяжелое разочарование.
— Кого это вам в такую рань? Товарища Тонгаора? — спросил их дежурный. — Так ведь выбыл он. Вот уже третий день, как выбыл. Получил, говорят, телеграмму какую-то с родины, собрался в один момент — и будь здоров. Радио разве не слышали? У них ведь там дела теперь какие! Вот он и решил подоспеть. Книжку мне на добрую память оставил, на прощание… Сам роспись сделал, что с уважением, и за заботу спасибо мне выразил… А вы что, небось куда-нибудь в лагерь выступать его хотели потащить? Тут много вашего брата пионера ходит… И с ихнего парохода из порта наведывались… Нет, юные пионеры, опоздали вы с этим.
Долго стояли на шоссе у санатория «Стрела» король и Тоня. Что же было делать дальше? Как быть? С кем посоветоваться? Тоня предложила вернуться в лагерь.
Они оба очень устали, да и есть хотелось уже мучительно, даже больше, чем спать.
Внезапно король радостно подпрыгнул на месте и захлопал в ладоши:
— Туосья, у-это, стой! Мы же тут не так совсем далеко, где порт. Да? Помнишь, Тонгаор сказал, скоро тут будет мой корабль «Принц Дэлихьяр», и старик этот сказал, что, у-это, с парохода были… Там капитан друг Тонгаора. Он тоже против мерихьянго. Пойдем туда. Тонгаор сказал — как раз сегодня. Помнишь, он говорил?
— Ну и что? — задумалась Тоня. — Что с того, что ты на корабль явишься? Одно и то же, что самолетом лететь, только подольше.
— Нет! — закричал король. — Ты, у-это, не понимаешь! Мне Тонгаор тогда говорил: «Придет корабль, помни, там хорошие люди… Они из Рамбая. Они против мерихьянго». Я к ним приду и скажу: «Я тоже против мерихьянго»… Помнишь, как «Санта-Мария» не хотела быть за войну… Она подняла флаг, свой флаг, и пошла в Бразилию. Помнишь, вы мне рассказывали? Я слышал, у-это, тоже, как радио рассказывало. Мы будем как «Санта-Мария», мы не будем за мерихьянго, мы уйдем в море… Я, у-это, дам радио дядьке… И пусть он сделает как надо, а то, я скажу, корабль не пойдет в Хайраджамбу. Он в Рамбай пойдет… Это мой корабль…
Но до большого порта надо было ехать полдня автобусом, это было далеко. Решили сперва подкрепиться. Хорошо, что расчетливый и дальновидный Ярослав Несметнов тихонько от короля уговорил Тониду взять от ребят деньги на дорогу. Вот они теперь и пригодились. Ребята дошли до автобусной станции, которая располагалась неподалеку от парка в одном из прибрежных курортных поселков. Тоня отсчитала и отложила в сторону деньги на автобусные билеты, посмотрев сперва у кассы, сколько они стоят. А потом пошли в буфет, съели по плюшке, выпили по стакану какао. На душе стало веселее.
А день был воскресный, и в парке собралось много народу. На открытой эстраде приезжий лектор читал доклад о международном положении. Об этом гласила большая афиша у входа в парк.
— Пойдем послушаем, — предложила Тоня. — Может быть, сгодится. Тем более, до автобуса еще часа четыре битых…
Ребята сели на одну из крайних скамеек, полукольцом окружавших эстраду. День был жаркий, и лектор, шагая по скрипевшей под его ногами эстраде, над которой выгнулся легкий свод раковины, все время обмахивался бумажкой, куда он то и дело заглядывал. Лектор обрисовал международное положение. Он со своих подмостков словно бы обозревал весь мир, он все знал, где и что…
А потом попросил задавать вопросы.
— Ох, я что надумала, Дэлька! — сказала Тоня. — Давай пошлем записку ему, пусть прояснит насчет твоей Джунгахоры.
Тоня попросила у кого-то из соседей бумажку. Сидевший рядом пожилой гражданин вырвал листок из своего блокнота, даже не глядя на Тоню. Карандаш у нее нашелся свой. Она глубокомысленно обсосала его, что-то нацарапала на бумажке, легонько постучала по плечу одного из сидевших впереди слушателей, протянув записку. И пошла по рядам, как щепочка по волнам, записка, пока не доплыла до эстрады.
— Меня вот тут просят рассказать подробней о положении в Джунгахоре, — сказал лектор, прочтя Тонину записку. — Что можно сказать? Положение там сложилось крайне напряжен-ное. Из различных международных источников сообщают о жесточайших репрессиях. Как вам известно из газет, власть в Джунгахоре захватили снова сторонники империалистов, ставленники международного капитала, которые решили восстановить в стране ненавистный народу грабительский режим, бывший при недоброй памяти тиране Шардайяхе. Правда, народ оказывает сопротивление, особая активность наблюдается в южном городе Рамбай. — Король толкнул локтем Тоню. — Порт Рамбай, — продолжал лектор, — в руках повстанцев, партизан. Для отвода глаз и обмана населения королем провозглашен малолетний несмышленыш, принц Дэлихьяр, естественно, совершенно беспомощный и, надо полагать, идущий на поводу у генерала Дамбиала Сурахонга, каковой назначен регентом, то есть фактическим правителем страны. Прежний король Джутанг, симпатизировавший прогрессивным силам, не способен был удержать власть и вот теперь вынужден был уступить ее реакции. Ну, а малолетний король — это, разумеется, марионетка, не способная что-либо изменить, Дэлихьяр так и взвился, когда его назвали марионеткой да еще несмышленышем, действующим к тому же на руку мерихьянго.
— Это он меня как, у-это, прозвал? — допытывался он у Тонн.
Та еле удерживала его на месте.
— Ну зачем он так? — кипятился Дэлихьяр. — Не смей так, у-это, сам дурак! Шарахунга!
На них уже оборачивались и шикали, а шум поднимать было, конечно, нельзя. Ведь несомненно в лагере «Спартак» с утра началась тревога по поводу исчезновения короля. И можно было себе представить, в какую ярость пришел посол, из-под носа которого король дал лататы! Вероятно, по всему берегу шли поиски.
Однако, чтобы хоть как-нибудь успокоить Дэлихьяра, Тоня послала лектору новую записку, прежде чем уйти из парка. Король упрямо настоял на этом.
«Вы так не можете говорить, раз не в курсе, — написала на этот раз Тоня. — Король Джунгахоры Дэлихьяр за мир и дружбу. Он против империалистов. Он за нас».
Ребята были уже за воротами парка, когда до них донесся усиленный через микрофон голос лектора, который, прочтя записку, иронически говорил:
— Уж я не знаю, почему данный товарищ, автор записки, полагает, что теперешний малолетний король Джунгахоры настроен столь прогрессивно… Видимо, автор записки полагает…
Тоня с гордостью услышала, как ее назвали автором — так ее еще никто никогда не называл, — но решила не задерживаться у парка, а возвращаться на автобусную станцию.
Между тем возле эстрады, где стоял лектор по международным вопросам, раздался звонкий шлепок, будто кто-то прихлопнул у себя на лбу комара. Это вдруг хлопнул себя по темени сидевший близ эстрады с края, у прохода, человек, который незадолго до того пристально вглядывался в ребят. То был ревизор, который когда-то анкетировал и расспрашивал Дэлихьяра в лагере «Спартак».
— Граждане! — запричитал он, приподнимаясь на месте. — Внимания прошу… Как я понимаю, ту записку прислал сам бывший принц, в прошлом принц, то есть король в настоящее время. Он вот тут сидел, честное даю вам слово, граждане! Где же он?..
Он вертелся, озираясь во все стороны, всматриваясь в ряды сидевших. И тут стали тихонечко украдкой постукивать себя по лбу уже кое-кто из сидевших неподалеку, показывая при этом осторожно глазами на обескураженного и смешно суетившегося человека. Дескать, не в себе товарищ…
А короля и Тони уже и след простыл.
Глава XVII
Флаг на горизонте
Ехали что-то очень долго — так, по крайней мере, казалось ребятам. Подолгу стояли в каких-то курортных поселках. Автобус заправлялся бензином. Водитель куда-то отлучался. А Тоня и король бродили вокруг опустевшего автобуса, мучаясь ожиданием. Король шептал:
— Я им, у-это, знаешь как буду говорить?! Вы, я это им так говорю, вы моряки Рамбая. Тонгаор говорит, в Рамбай хороший моряк, храбрый очень и «мерихьянго табатанг!». Я тоже так! Тонгаор мне друг-друг. Я вам король — тоже друг-друг. Мы будем идти в Рамбай. Мы будем делать все совсем хорошо. Мерихьянго — вон!
Потом снова садились в автобус, заполняемый пассажирами. И ехали, ехали, ехали, а король уже молчал.
Когда прибыли в большой портовый город, слегка смеркалось. От автобусной станции до самого порта было довольно далеко. Но денег у Тони не осталось, пришлось шагать пешком. А король чувствовал себя уже совсем плохо. Он устал с непривычки. На каждый шаг что-то отзывалось в голове и больно било в темя, да и ноги стали ныть. Тоня, как могла, подбадривала его.
— Ну потерпи еще чуток, — ласково окала она. — Осталось-то всего ничего — раз, два, и готово. Уж сколько с тобой помыкались. Подбодрись. Сейчас на место прибудем, я тебя на пароход посажу, а уж там прощай и действуй по-умному.
— Туосья… А ты, у-это, так и не хочешь со мной?.. — начал было король.
Но она строго оборвала его:
— Я свое слово сказала, и точка. Ты не обижайся, Дэлик, ты пойми. Никак это невозможно. После поглядим, а пока и разговора быть не может.
— Мне одному страшно… Мне, у-это, одному совсем трудно.
— А мне, ты думаешь, легко? — И Тоня быстро отвернулась от короля.
Солнце уже село, когда они вышли к берегу. В стороне, чуть поодаль, виднелись мачты, трубы, портовые краны. Накатывал железный грохот. Перекликались пискливо паровозы. До порта было уже рукой подать. А синева над морем сгущалась. Послушно темнело и спокойное море. У конца волнореза, ограждавшего порт со стороны моря, зажегся красный огонь на маяке. И оттуда вдруг донесся до беглецов густой, протяжный звук корабельного тифона. Большой корабль выходил из гавани, огибая маяк.
Король и Тоня застыли неподвижно.
Над кормой парохода развевался трехпольный флаг. Корабль разворачивался, у носа его в свете маячка блеснули золотые буквы, но надпись с берега было не прочесть. И все же это был несомненно тот самый корабль, «Принц Дэлихьяр», о котором рассказывал Тонгаор. И флаг над кормой — в этом нельзя уже было ошибиться — был несомненно джунгахорский: большой, с алой полосой, посредине которой сияла лучистая зубчатка солнца, и с синими полями сверху и снизу… И он уходил, этот корабль, уходил в Джунгахору. Он дымил, гудел, давая прощальные сигналы. До него было не больше пятисот метров.
Но вот эти полкилометра и легли неодолимой пропастью между маленьким королем и его отчаянной мечтой.
Обогнув волнорез с маячком, корабль повернул к выходу из бухты. Это было видно по изогнувшейся полосе дыма над ним. Берег и эта дымная кривая показывали направление на мысок, где оканчивалась излучина бухты. Как раз возле этого мыска и вышли на берег наши беглецы. Теперь стало ясно, что пароход с флагом Джунгахоры держит курс к этому мыску, за которым уже начиналось открытое море. Вот если бы…
— Лодка! — прокричала Тоня. — Лодка! Давай скорей! — донесся ее голос уже снизу, от самой кромки воды, куда она соскочила с небольшого берегового обрыва.
Да, там у самой полосы прибоя, вытащенная на берег, обсыхала небольшая шлюпка. Весла у нее оставались в уключинах. Видно, приплывший на лодке отлучился куда-то лишь на минуту.
Еще плохо соображая, что решила делать Тоня, король тоже спрыгнул на прибрежную гальку.
— Подсобляй, подсобляй! — кричала Тоня, упираясь плечом, боком, руками в борт лодки и подталкивая ее к волнам.
И король послушно пихал лодку, как ему приказывала Тоня. А девочка бесстрашно ступила в воду по колено, толкала лодку и тащила ее в море.
— Залазь! — приказала Тоня.
Король, перегнувшись через борт, свалился на дно лодки.
А Тоня уже сидела на передней банке и круто, двумя движениями весел в противоположные стороны, табаня одним и громадя другим, развернув лодку носом в море, упруго привстала и, откидываясь, гребла. Крылатый взмах, еще раз, еще! — и лодка пружинисто, в такт движению тяжелых весел, прядала, легонько подаваясь вперед.
Пространство между бортом ее и берегом росло легкими рывками, как бы вздуваясь, отодвигая берег и словно выпрямляя его постепенно. Казалось, что каждый гребок накачивал туго и постепенно распирал пространство между лодкой и берегом. А если оглянуться назад, то там, за носом, горизонт оставался таким же недосягаемым и бесконечным.
Тогда тщетными выглядели в сравнении с этой неодолимой далью копошения весел. И туда, к горизонту, уходил корабль.
— Садись рядом, подсобляй, громадь! — скомандовала Тоня, слегка отодвигаясь в сторону. — Громадь! Вот так, подавайся назад больше… Ох ты, горе мое… Что же ты весло-то выворачиваешь? Ну громадь, громадь, прошу тебя…
Но куда было ему угнаться за широким и стремительным махом волжанки, легко отводившей назад весло и сноровисто, полуопрокидываясь, посылавшей длинный гребок…
А волна колыхалась, медленная и серая, как спина огромного слона. И лодку мерно покачивало. Вот и сбылся сон. Только не играла музыка, не слышно было праздничных кликов народа. И нестерпимо ломило все тело, зудели руки, вспухли, налились снова болезненные мозоли на нежных ладонях короля.
Однако корабль, державший курс на мысок, как будто бы шел теперь на сближение. Он был уже хорошо виден, хотя сумерки все плотнее ложились на морскую гладь. Еще, еще немного, и лодка должна была встретиться с кораблем, оказаться на его пути.
Тоня гребла что есть сил. Она уже задыхалась от усилий, гоня тяжелую лодку.
— Помаши им… покричи, — сказала она.
— Фари йор!.. — Король вскочил и, сложив ладони рупором, стал кричать что-то по-джунгахорски.
Лодку качало, и он еле держался на ногах, махал и кричал.
И там, на корабле, наконец, должно быть, заметили их.
У трубы корабля забилось белое облачко пара, а потом донесся короткий приветливый гудок.
В ту же минуту корабль, круто повернув, взял курс прямо к горизонту, в открытое море. Верно, там решили, что просто кто-то на лодке вышел проводить джунгахорцев, отплывающих на свою родину.
И Тоня бросила грести.
Оба долго и безнадежно смотрели на уходящий в море корабль. Ветер уже развеял дым, крутой дугой плывший в небе, а может быть, тьма, напиравшая на море с гор, стерла эти дымные следы.
Все дальше и дальше уходили огни корабля.
И скоро уже только мерцало и чуть-чуть искрилось там, на горизонте, а потом и вовсе стало темно и пусто.
Глава ХVIII
В зоне игл
Только тут заметили ребята, что они отплыли очень далеко от берега. Жуть безбрежного одиночества прокралась к ним в души. Огни порта и города были, казалось, уже не многим ближе, чем горизонт, за которым скрылся корабль. Громады гор вставали там, на оставленном берегу, да и они выглядели теперь уже далекими и не столь огромными, как прежде. И оттуда, с гор, вдруг порывами задуло, понесло сыростью, мраком и холодом. Ветер был резкий и сильный, и с каждым мгновением все чернее становилось небо, все выше, тяжелее гряды зыби.
Когда Тоня разворачивала лодку носом к берегу, их чуть не положило совсем на борт. Волна захлестнула шлюпку, и ребята разом промокли. На дне шлюпки заплескало.
— Вот попали мы с тобой, Дэлька, — сказала Тоня. — Давай обратно, громадь, подсобляй. Ох, втянула я тебя в дело гиблое… Нет, брось громадить, лучше я одна. Давай руками, ладонями черпай воду, а то затопит нас.
И король обеими руками принялся выплескивать, загребая ладонями со дна лодки, воду. Но ее набиралось все больше и больше. И волны теперь уже не колыхались по-слоновьи, а, как огромные злые псы, мурзились, рычали, выгибали хребет, припадали на передние лапы, отползая немного, чтобы снова кинуться, захлебываясь в ярости и пене, клыкастые, лютые в своем зияющем оскале. Волны катили навстречу от берега и отгоняли маленькую шлюпку с ребятами все дальше и дальше в море. Неслись над головой сползшие с гор стремительные тучи и наваливались всей своей тяжестью на луну, которая пыталась подняться над горизонтом и выбраться из всей этой страшной катавасии. Ветер ломил черной стеной, слепил, законопачивал тьмой все окрест, всвистываясь в ноздри и уши, туго забиваясь в рот… Приходилось каждый раз отворачиваться, чтобы хоть немножко перевести дыхание.
Потом от берега, заслонив его собой, понеслась стена ливня. Молниеподобные колючки струй, засверкавшие в отблесках выглянувшей луны, прорезали темень.
— У-это, иголыки!.. Иголыки мерихьянго! — закричал в ужасе король.
Ему показалось, что это те самые иголки, которые запущены в космос и хищно опоясали землю, теперь низвергаются прямо на их лодку. От их уколов все тело начинало жгуче зудеть.
— А солнца уже не будет никогда! — проговорил он тоскливо.
— Чего?! — прокричала сквозь ветер и темноту Тоня.
— Я говорю, — что есть силы крикнул король, — солнца, у-это, не будет! Утро не будет. Темно всегда будет.
— Помолчи ты, Дэлька… В самом деле, городишь… Перестань. Черпай, черпай воду лучше.
Но у короля уже не было сил выплескивать коченевшими руками воду. Еще когда-то на побережье Джунгахоры он схватил желтую тропическую малярию, она чуть не убила его в раннем детстве и нет-нет да и напоминала о себе. И вот сейчас, видно, у него начинался приступ. Ему казалось, что тысячи иголок впиваются в его тело. Это кололи его иглы мерихьянго, злые иглы, опоясавшие мир и отгородившие от него луну, солнце, людей…
А Тоня, выбиваясь уже из сил, кашляя, сдувая залеплявшую лицо воду, продолжала грести, изредка поглядывая через плечо, не стал ли хоть немножко ближе берег. Но он оставался таким же далеким.
И когда казалось, что уже нет больше сил двинуть веслом, оттуда, со стороны берега, вдруг ударил в морскую мутную темень длинный и упругий луч. Он качнулся в одну сторону, махнул в другую, пошарил вдали между гребнями высвеченных им волн, метнулся рывком в полнеба обратно, пал на море совсем рядом с лодкой. Еще мгновение — все на шлюпке вспыхнуло нестерпимым голубым, льдистым сиянием. Засверкавшие иглы ливня стали, казалось, хрустальными и, раскалываясь, посыпались в разные стороны, словно отгоняемые потоками тугого света. А вскоре затарахтел все ближе и ближе мотор. И катер моряков-пограничников, подлетев к лодке, круто обогнув ее и как бы отрезав разом от всех бед, которыми кишело черное пространство до самого горизонта, резко застопорил. Крючья багров вцепились в борт шлюпки. Лодка и катер поочередно взлетали и опускались резко вниз, как взлетали, качались брови у Дэлихьяра, когда он показывал ребятам свой фокус… Но сейчас он сам уже и бровью двинуть не мог.
Какие-то фигуры соскочили с борта катера на лодку, крепкие руки подхватили ребят и вознесли их куда-то вверх, снова качнули вниз, подбросили мягко опять в вышину, где было много огней, где раздавались желанные человеческие голоса и двигались сильные люди. Из темноты донеслась команда:
— Смирно! Ваше королевское величество, катер «М—18», высланный за вами, прибыл по назначению. Командир катера капитан-лейтенант Моргунов.
Но король уже не мог ни принять рапорта, ни сам устоять на взлетевшем борту катера.
В маленькой каютке командира человек в белом халате склонился над королем, уложенным на койку. И король, приоткрыв глаза, увидел близко, прямо над собой, сверкнувшую иглу.
— Иголыки!.. Не хочу!.. Не дам иголыки!.. — Он забился, отодвигаясь к стене, отталкивая ладонями руку человека в белом халате.
Но тот плотно прижал руки короля к койке.
Это была совсем не злая игла. Она уколола лишь на какой-то миг. А потом стало очень хорошо. Это была последняя игла, которую видел бедный король, впадая в забытье.
Глава XIX