Он знал, почему королева отдала такой приказ. МакКелтары, которые пожертвовали своей судьбой и судьбой будущих поколений, чтобы хранить Договор, были свободны от любого вмешательства со стороны Туата де Данаан, потому что королева знала – кое-кто из их расы был недоволен Договором. Не все хотели покидать реальность смертных. И кое-кто мог попытаться заставить МакКелтаров нарушить Договор.
Итак, с того самого дня, как Договор был скреплен печатью, ни один МакКелтар даже не видел никого из своих древних покровителей.
Адам подозревал, что это могло быть ошибкой. Да, МакКелтары добросовестно исполняли свои обязанности, но за тысячу лет они успели забыть, для чего это делают. Они больше не верили в существование Туата де Данаан, не помнили подробностей судьбоносной битвы, итогом которой стало их служение. Их древняя история стала для них не более чем мифом.
На Йоль, Бельтайн, Самайн и Лугнассад МакКелтары все еще проводили ритуалы, которые держали стены меж двух миров, но они уже не помнили истинной цели этих ритуалов. Возможно, одно поколение отказалось поддерживать традицию устных пересказов о прошлом и не передало историю потомкам. Или кто-то из старшего поколения умер прежде, чем успел поделиться с наследниками секретами. Или древние тексты не были тщательно переписаны, прежде чем их поглотило время. Кто знает? Адам знал лишь одно: смертные, похоже, забыли свою историю. Те дни, когда следовало почитать Договор, теперь считались праздниками, и не более.
Он фыркнул, глядя, как машина переваливает через холм. Люди не могут разобраться даже в истории собственной религии, хотя прошло всего две тысячи лет. Неудивительно, что история его расы с течением времени позабылась.
«Итак, – подумал он, взирая со своего наблюдательного пункта на высоком скалистом холме, – самый темный друид отправляется домой, везя с собой возрожденное зло Драгаров. Восхитительно». Интересно, что по этому поводу скажет королева?
Он не собирался ничего ей сообщать.
В конце концов, Адам считал, что возрождение Драгаров – это в первую очередь ее вина.
Даже сейчас, собрав совет, она была занята решением дальнейшей судьбы смертных.
Четыре с лишним тысячи лет назад его народ удалился в тайное убежище, чтобы смертные и Фейри не уничтожили друг друга. Вскоре после этого Драгары при помощи тёмных искусств чуть не разрушили оба мира.
Его королева никогда не позволит такому случиться.
Адам вздохнул. Часы смертных были сочтены.
Гвен МакКелтар, в прошлом выдающийся физик-теоретик, а теперь жена и будущая мать, с мечтательным вздохом прислонилась спиной к груди мужа, откинувшись в ванной. Она сидела между его мускулистыми бедрами, сильные руки обнимали ее, теплая вода с пузырьками омывала ее удовлетворенное тело.
Бедняга, подумала она, улыбаясь. На втором триместре она чуть ли не бросалась на него с кулаками, если он пытался к ней прикоснуться. Теперь, на третьем, она готова была стукнуть его, если он не будет к ней прикасаться. Так, как она хочет, и столько, сколько она хочет. Ее гормоны сходили с ума, а организм просто отказывался функционировать согласно подсчетам, которые она пыталась сделать.
Но Драстен, похоже, простил ее за прошлые несколько месяцев, особенно после марафона, который они устроили теперь. И ему, казалось, было совершенно все равно, что она теперь такая беспомощная, толстая. Он с радостью принялся изобретать новые, необычные позы, учитывая ее физическое состояние. Ванна была одной из любимых находок Гвен.
Поэтому в семь часов вечера она и сидела в огромной ванной, освещенной десятками свечей, и нежилась в объятиях мужа, когда снизу донесся звонок в дверь.
Драстен поцеловал ее в шею.
– Мы кого-нибудь ждем? – Поцелуй превратился в легкие покусывания.
– М-м-м. Нет, я никого не звала.
Фарли откроет дверь. Фарли, в крещении Иэн Ллевелин МакФарли, был их дворецким. Всякий раз, когда Гвен о нем думала, у нее теплело на душе. Ему должно быть около восьмидесяти, он был абсолютно седым и сильно сутулился. Он лгал по поводу возраста и всего остального, и Гвен его обожала.
Но отчего у нее действительно теплело на душе, так это от того, что Драстен тоже проникся теплыми чувствами к старому чудаку. С ангельским терпением он выслушивал бесконечные истории, сидя вечером у камина, где они разыгрывали маленький спектакль с участием лэрда и дворецкого.
Гвен знала, что, несмотря на то что ее муж успешно адаптировался в ее времени, в глубине души он навсегда остался средневековым лэрдом. Когда они переселились в новый дом, то вместо того, что сделал бы нормальный современный человек, то есть вместо покупки газет с объявлениями и звонков в агентства по подбору персонала, Драстен отправился в Алборат и обронил пару слов в бакалее и парикмахерской.
А через два часа на их пороге появился Фарли, заявляя, что он «служил в лучших домах Англии» (при том что он никогда не бывал за пределами Шотландии) и, более того, может полностью обеспечить замок прислугой.
И замок затопили МакФарли. МакФарли были на кухне, МакФарли были в конюшнях, МакФарли работали в прачечной, гладили белье, вытирали пыль. Насколько Гвен удалось подсчитать, они наняли весь клан старика: десять детей (с супругами), четырнадцать внуков и, как она подозревала, в перспективе уже маячили правнуки.
И хотя вскоре стало ясно, что никто из них не обладал нужным опытом, Драстен заявил, что доволен их службой, поскольку в деревне слышал, как трудно здесь найти работу.
Говоря современным языком, экономика Албората была в упадке. Здесь действительно сложно было найти работу. И в Драстене проснулся средневековый лэрд, который нес ответственность за судьбу МакФарли.
Гвен обожала эту черту своего мужа.
Быстрый стук в дверь отвлек ее от мыслей.
– Милорд? – осторожно позвал Фарли.
Гвен захихикала, а Драстен вздохнул. Фарли отказывался обращаться к нему по-другому, несмотря на упорные попытки Драстена поправить его.
– Мистер МакКелтар, – пробормотал Драстен. – Ну почему это для него так трудно?
Он пытался перенять обычаи двадцать первого века. К сожалению, Фарли с тем же упорством следовал старым обычаям и решил, что раз уж Драстен является владельцем замка, то он – лорд. И точка.
– Айе? – Драстен повысил голос.
– Простите, что беспокою, но пришел человек, который хочет вас видеть, и хотя это не мое дело, но думаю, лучше предупредить вас, что он кажется немного опасным, несмотря на то что он очень вежлив. А еще с ним девушка, по-моему, она милая и порядочная, но он… Вокруг него что-то так и витает в воздухе, понимаете? И я думаю, что вам нужно знать, что он очень на вас похож, но совсем не такой, как вы. Кхм.
Фарли прочистил горло, и Гвен почувствовала, как напрягся за ее спиной Драстен. Она тоже ощутила напряжение.
– Милорд, этот человек говорит, что он ваш брат, но вы никогда не говорили о своем брате, и несмотря на сходство…
Дальше Гвен не услышала ни слова: Драстен так резко выпрыгнул из ванны, что Гвен опрокинулась на спину и вода попала ей в уши. Когда она вынырнула, Драстена в ванной уже не было.
* * *
Дэйгис забыл упомянуть, что его брат живет в замке. «Ого, – подумала Хло, качая головой, – но этого стоило ожидать». Откуда еще мог появиться такой человек? Только из Старого мира.
Это был прекрасный замок с великолепной каменной стеной и навесными башенками, с круглыми орудийными башнями, квадратными башнями по краям и как минимум сотней комнат внутри.
Хло вертелась, стараясь рассмотреть все одновременно. С тех пор как они оказались на дороге, над которой слились кроны деревьев, и начали приближаться к замку, она не произнесла ни слова. Слишком сильным было потрясение. Она в Шотландии, и они остановятся в замке!
Главный зал оказался огромным. От него во все стороны расходились коридоры. Украшенная замысловатой резьбой балюстрада окружала второй этаж, выходящий в зал, элегантные лестничные пролеты спускались с двух сторон, встречались в центре и спускались вниз, превращаясь в одну широкую лестницу. Над двустворчатой входной дверью был чудесный витраж. На стенах висели великолепные гобелены, полы были устланы коврами. В зале было два камина, достаточно высоких, чтобы человек вошел в них, не нагибаясь, и достаточно больших, чтобы в них поместилась вся ванная комната из ее квартирки! Хло почувствовала, как сжимаются ее пальцы, стоит ей только представить, сколько здесь может быть артефактов.
– Тебе нравится, девочка? – спросил Дэйгис, внимательно за ней наблюдая.
– Он просто великолепен! Это… Это… – Она задохнулась от прилива чувств. – Ох, спасибо! Ты хоть представляешь, что я испытываю, оказавшись в настоящем средневековом замке? Да я мечтала об этом моменте!
Он слабо улыбнулся.
– Айе, замок прекрасен, верно?
«Он так гордится этим замком, словно сам его построил», – подумала Хло.
– Ты здесь вырос?
– Вроде того.
– Я скоро устану от этого ответа, – сказала она, нахмурившись. – Со мной ведь не так сложно говорить. Тебе стоит попробовать.
С тех пор как он сказал ей, что они с братом, похоже, отдалились друг от друга, Хло начала лучше понимать его отстраненное поведение. Но если он думал, что это помешает ей задавать вопросы, он ошибался.
– Ты всегда такая любопытная, девочка?
– Если бы я ждала, пока ты сам поделишься со мной информацией, я бы никогда ничего не узнала. Кстати говоря, нам нужно поговорить о проклятии. Я не смогу тебе помочь, если не буду знать точно, что нам нужно найти.
В его глазах блеснула настороженность.
– Айе, я знаю. Скоро, девочка. А пока нам надо посмотреть, смогу ли я пережить встречу с бра…
Внезапно он замолчал, уставившись на лестницу.
Хло посмотрела в том же направлении и резко втянула в себя воздух. На середине лестницы стоял мужчина, точная копия Дэйгиса, и смотрел на Дэйгиса не отрываясь. Она быстро переводила взгляд с одного на другого, не веря своим глазам.
– О Боже, вы близнецы, – слабым голосом сказала она. Мужчина на лестнице был одет только в полотенце, обмотанное вокруг талии.
– Стой на месте! – загремел стоявший на ступеньках. – Я только штаны надену. Прошу прощения, девочка. Я должен был увидеть его своими глазами.
Дэйгис пробормотал что-то похожее на: «если он уронит полотенце, я его убью», но Хло решила, что ей почудилось.
На самом верху мужчина резко обернулся и посмотрел прямо на Хло.
– Не дай ему уйти, девочка! – проревел он.
– Bay. – Это было все, что она могла сказать.
И тут же почувствовала, как рядом напрягся Дэйгис. В зале тут же стало гораздо холоднее.
– Девушки обычно считали меня более привлекательным, – ледяным тоном отметил он. – И лучшим любовником.
Хло моргнула.
– Вот и не пожирай его глазами. Он женат, девочка.
– Я не пожирала его глазами, – запротестовала Хло, прекрасно зная, что именно это она и делала. – А даже если и так, то только потому, что ты не сказал мне, что вы близнецы.
Ответом был мрачный взгляд.
– И к тому же на нем только полотенце, – продолжала оправдываться Хло.
– Да будь он одет хоть в собственную кожу, мне все равно. Невежливо так таращиться на мужа другой женщины.
Хло затаила дыхание. Дэйгис выглядел разъяренным, и казалось, что он… ревнует. Ревнует ее? Потому что она смотрела на его брата? Хло уставилась на него во все глаза, не осмеливаясь признать это.
Дэйгис резко перевел взгляд на лестницу, и Хло последовала его примеру. И снова посмотрела сначала на Дэйгиса, потом на его брата.
Странно, что Дэйгис мог волноваться по поводу того, что Драстен не будет рад его видеть, подумала Хло. От выражения лица Драстена у нее перехватило дыхание. В его глазах светилась любовь и, хотя расстояние не позволяло сказать точно, ей показалось, что его глаза блестят от слез.
– Драстен, – с холодным поклоном сказал Дэйгис. Глаза Драстена потемнели, губы сжались.
– Драстен? – рявкнул он. – И все? Просто «Драстен»? Никаких «добрый вечер, братик, прости, что был такой задницей и долго не показывался дома»? – Он начал спускаться, с каждым шагом повышая голос.
Господи, они даже двигаются одинаково, удивилась Хло. Как огромные коты, с силой и грацией, с плавными перекатами скульптурных мышц. Драстен надел штаны, но был без рубашки, и его влажные волосы свободно спадали на грудь. Мускулы обнаженного торса двигались при каждом шаге. Он наверняка был в ванной, поняла она.
–…и ты приветствуешь меня вот так? – Драстен все еще говорил, но Хло пропустила часть разговора, слишком поглощенная тем, что видела. – Иди сюда и поздоровайся как положено! – прогремел он.
Хло отвернулась от Драстена и посмотрела на Дэйгиса. И застыла. Он выглядел таким же бесстрастным и отстраненным, как всегда, но в его глазах просто пылали эмоции. Он был неподвижен, как один из стоячих камней, мимо которых они проезжали, и казался таким же древним и твердым. Если не замечать, как сжались его кулаки. И не видеть его глаз.
О, в Дэйгисе МакКелтаре таилось гораздо больше, чем он позволял себе показать! И ее предположение оказалось верным. Чем пламеннее были его чувства, тем сильнее он себя контролировал.
Так вот как любят такие люди, поняла она. Сдержанно. Он не выражал эмоций. Такой мужчина не будет хохотать или прыгать от радости. Даже свои длинные волосы он никогда не носит распущенными. Он хоть когда-нибудь позволяет себе расслабиться?
Разве что в постели. Мысль об этом чуть не сбила ее с ног. Господи, она ведь запросто может попробовать…
Хло вздрогнула, рассматривая двух братьев.
Они были близнецами, но все же отличались друг от друга, поняла она. Волосы Драстена были не такими длинными, чуть ниже плеч, а глаза были серебристого оттенка. Он был выше и, похоже, тяжелее. На теле Драстена бугрились мышцы, тело Дэйгиса было более стройным и жилистым. Одинаково прекрасные черты лица. Даже тень бороды на одинаковых подбородках была у обоих. Хло присмотрелась внимательнее. Губы Дэйгиса были более… полными и чувственными. Рот прирожденного соблазнителя.
Она так увлеклась, что даже не заметила приближения другой женщины, пока та не заговорила.
– Они великолепны, правда?
Хло вздрогнула и обернулась. Женщина была примерно ее роста. Она была беременна. Серебристые волосы незнакомки были собраны в узел на затылке, неровные пряди челки обрамляли ее лицо. Хло слегка покраснела, когда заметила, что волосы женщины влажные: наверняка они оба принимали ванну. Женщина была красива и буквально излучала тот особый свет, свойственный беременным… А еще так могла бы светиться женщина, которая только что наслаждалась особыми талантами МакКелтаров, с тоской подумала Хло. От одной мысли о том, что она может оказаться с Дэйгисом в ванной, Хло сама начинала светиться.
– Правда. Я не знала, что они близнецы. Дэйгис мне не сказал.
– Драстен тоже утаил это от меня. О чем пожалел позже, когда я поцеловала Дэйгиса, перепутав его с Драстеном. И ему было не важно, что я приняла за него его же близнеца. Когда дело касается женщин, они жуткие собственники, но я уверена, что ты это знаешь. Кстати, я Гвен, жена Драстена.
– Привет. Рада познакомиться. Я Хло Зандерс. – Хло неуверенно прикусила губу и решила на всякий случай уточнить: – Но я не его… э… женщина. Мы только недавно познакомились, и я здесь затем, чтобы помочь ему с переводами.
Гвен выглядела очень удивленной.
– Как скажешь. А как вы познакомились?
Как скажешь? Что бы это значило? И как ей отвечать на вопрос о том, как они познакомились? Хло открыла рот и снова закрыла. Не может же она сказать: «Я рыскала по его пентхаусу, а он привязал меня к кровати. А потом я начала превращаться в совершенно другого человека и с трудом себя узнаю».
– Это долгая история, – осторожно ответила она.
– Это же замечательно, я с удовольствием ее послушаю! У меня самой есть парочка длинных историй. – Гвен взяла ее под руку и повела к лестнице.
– Фарли, – крикнула она через плечо седовласому дворецкому, – ты не отнесешь чай и кофе в оранжерею? И каких-нибудь закусок? Я умираю от голода.
– Сейчас-сейчас, миледи. – Старый дворецкий посмотрел на Гвен с обожанием и выскочил из зала.
– Почему бы нам не познакомиться поближе, пока они наверстывают упущенное? – спросила Гвен, оборачиваясь к Хло. – Они очень долго не видели друг друга.
Хло посмотрела на Дэйгиса. Они с Драстеном все еще стояли в центре зала и о чем-то сосредоточенно говорили. И Дэйгис, словно почувствовав ее взгляд, посмотрел на нее, напрягся и шагнул в ее сторону.
Удивленная его внимательностью в явно непростой для него момент, Хло покачала головой, молча давая понять, что с ней все в порядке.
После секундной паузы Дэйгис снова повернулся к брату.
Хло улыбнулась Гвен.
– С удовольствием.
Гвен и Хло ушли в оранжерею, а Драстен и Дэйгис решили уединиться в библиотеке. Просторная, очень «мужская» комната с вишневыми книжными полками вдоль обшитых деревянными панелями стен, с удобными креслами и оттоманками, камином из темно-розового мрамора и высокими эркерными окнами была убежищем Драстена, точно так же, как застекленная оранжерея с видом на сад была убежищем Гвен.
Драстен не мог отвести глаз от брата. Он не переставал надеяться, что Дэйгис вернется домой. И боялся того, что ему придется сделать, если брат не вернется. Но теперь он здесь, и тугой кулак, сжавший его сердце в тот день, когда Драстен прочитал и в ярости сжег письмо отца, наконец-то, к счастью, немного разжался.
Дэйгис упал в кресло у камина, вытянул ноги и положил их на скамеечку.
– Что скажешь о замке, Драстен? Похоже, он прекрасно сохранился.
Айе, так и было. Замок оправдал ожидания Драстена. Если бы Дэйгису когда-нибудь понадобилось доказать любовь к брату, ничто не подошло бы лучше, чем их дом. Но Дэйгис превзошел себя, когда пожертвовал собой ради того, чтобы Драстен здесь жил. Но Дэйгис всегда был таким: от него нечасто можно было услышать теплые слова, но если он любил, он любил безоглядно. «Это одновременно величайшая сила и величайшая слабость», – часто говорил Сильван, и это было правдой. В измученном теле билось искреннее сердце ребенка. Если уж Дэйгис дарил его, то дарил без остатка. Без единой мысли о собственной безопасности.
– Он даже лучше, чем я предполагал, когда мы работали над планами, – сказал Драстен. – Не знаю, как и благодарить тебя, Дэйгис. За замок. И за все остальное. – Разве он мог подумать, что брат пожертвует душой, чтобы сохранить его счастье? Моя жизнь в обмен на твою. Его брат сделал выбор. И отблагодарить за это было невозможно.
Дэйгис пожал плечами:
– Ты же рисовал эскизы.
«Ах, так он решил притворяться, что я имел в виду только замок, и полностью игнорировать намеки на более важные темы», – подумал Драстен.
– Ты построил его. Гвен тоже его любит. Мы провели электричество и канализацию.
Им столько нужно было обсудить, но поднять хоть одну из тем было невероятно сложно. Помедлив минуту, Драстен решил говорить прямо, иначе Дэйгис так и будет ходить вокруг да около.
Он открыл бар, достал виски «Макаллан» и разлил его в два бокала. Тридцать пять лет выдержки. В честь возвращения брата – только самое лучшее.
– Насколько все плохо? – сухо спросил Драстен.
Дэйгис вздрогнул. Он быстро взял себя в руки, но его реакция не укрылась от Драстена. Дэйгис залпом выпил виски и протянул бокал брату, который снова его наполнил. Драстен изучающе смотрел на него и ждал.
Второй стакан Дэйгис пил медленнее.
– Стало хуже с тех пор, как я ступил на землю Шотландии, – ответил он наконец.
– Когда твои глаза изменились?
Изменились не только глаза. Дэйгис двигался по-другому. Он контролировал все, вплоть до мельчайших жестов, словно сдержать то, что жило в нем, можно было, только сохраняя постоянную бдительность.
На скуле Дэйгиса задергался крошечный мускул.
– Насколько они потемнели?
– Они больше не золотые. Странный цвет, похожий на виски.
– Они меняются, когда становится хуже. Когда я использую слишком много магии.
– И для чего ты пользуешься магией? – осторожно спросил Драстен.
Дэйгис проглотил остатки виски, поднялся и отошел к камину.
– Я использовал ее, чтобы получить кое-какие тексты. Хотел выяснить, есть ли способ… избавиться от них.
– На что это похоже?
Дэйгис потер подбородок, вздохнул.
– Во мне словно поселилось чудовище, Драстен. Это чистая сила, и я ловлю себя на том, что бессознательно пользуюсь ею. Когда ты узнал? – спросил он с горькой усмешкой.
Холодные глаза, подумал Драстен. Они не всегда были холодными. Когда-то они были теплыми, солнечно-золотыми, полными легкого смеха.
– Я знал с самого начала, брат.
Долгая тишина. Потом Дэйгис фыркнул и покачал головой.
– Ты должен был позволить мне умереть, Дэйгис, – мягко сказал Драстен. – Проклятье, должен был!
«Спасибо, что не позволил мне умереть», – молча добавил он, пытаясь справиться с чувствами. Это была жуткая смесь горя, вины и благодарности. Если бы не поступок брата, он никогда бы не увидел вновь свою жену. Гвен растила бы их детей в двадцать первом веке, одна. В тот день, когда он прочитал письмо Сильвана и узнал, какую цену брат заплатил за его будущее, Драстен чуть не сошел с ума. Он ненавидел Дэйгиса за то, что тот пожертвовал ради него жизнью, и любил его за это.
– Нэй, – сказал Дэйгис. – Я должен был лучше следить за тобой и не допустить пожара.
– Это была не твоя вина…
– Ох, айе, моя. Знаешь, где я был в тот вечер? В долине, в постели с красоткой, имени которой даже не могу вспомнить… – Он осекся. – Как ты узнал? Отец предупредил тебя?
– Айе. Он оставил нам письмо с рассказом о том, что произошло, и предупреждением о том, что ты исчез. Наш потомок, Кристофер, и его жена Мэгги – ты скоро с ними познакомишься, – передали мне это письмо почти сразу после того, как я проснулся. А вскоре ты позвонил.
– Ты притворялся, что поверил в мою ложь. Почему? Драстен пожал плечами.
– Кристофер дважды был на Манхэттене и наблюдал за тобой. Ты не делал ничего такого, что я должен был бы остановить.
Причины, по которым Драстен не поехал в Америку, чтобы вернуть брата, были куда более сложными. Он не только не хотел уезжать от Гвен, пока она беременна, он еще и опасался возможных осложнений. Поговорив с братом по телефону, Драстен понял, что Дэйгис, несомненно, стал темным, но каким-то образом еще держится. И подозревал, что если напряжение, в котором живет Дэйгис, так велико, как подозревал Сильван, то попытка заставить брата вернуться ни к чему не приведет. Если дойдет до применения силы, один из них погибнет. Теперь, когда Дэйгис был в одной комнате с ним, Драстен понимал, что погиб бы он. В Дэйгисе жила невероятная сила, и сложно было поверить, что он до сих пор может ей сопротивляться.
Очень осторожно, выждав момент, когда Дэйгис повернется к нему спиной, открывая другую бутылку виски, Драстен потянулся к нему друидским чутьем, чтобы понять, с чем имеет дело.
И чуть не согнулся пополам. Виски, который он потягивал, застыл в желудке ледяным комом и попытался вернуться назад.
Драстен тут же отшатнулся, инстинктивно, стремительно. Во имя Амергина, как же Дэйгис с этим живет? Чудовищный, ледяной, голодный монстр пульсировал под его кожей, змеей свиваясь внутри и едва умещаясь там. Тварь излучала яростный, ненасытный голод. Она была огромной, извивалась и задыхалась. Как же он может дышать?
Дэйгис обернулся, приподнял бровь и холодно посмотрел на него.
– Никогда больше так не делай, – мягко предупредил он. И, не задавая ненужных вопросов, налил виски в бокал Драстена.
Драстен выхватил стакан из его руки и буквально опрокинул в себя. И только после того, как в груди разлилось тепло, он смог заговорить. Он недостаточно долго держал чувства открытыми, чтобы можно было рассмотреть эту тварь. Горло свело от виски и от волнения, и голос прозвучал, словно хриплое карканье:
– Откуда ты знал, что я делаю? Я едва…
– Я почуял тебя. Они тоже. А ты не хотел бы, чтобы они тебя чуяли. Оставь их в покое.
– Айе, – прохрипел Драстен.
Его не нужно было предупреждать; он больше не собирался открывать свои чувства рядом с братом.
– Это разные личности, Дэйгис? – выдавил он.
– Нет. – Пока нет, мрачно подумал Дэйгис.
Он подозревал, что в один «прекрасный» день они могут обрести голос. Когда Драстен потянулся к ним, они взвились, почуяв силу, и в какой-то миг он испугался, что живущее в нем зло сможет высосать жизнь Драстена, оставив пустую оболочку.
– То есть ты на самом деле их не слышишь?
– Это… черт, да как бы это объяснить? – Дэйгис помолчал. – Я чувствую их в себе, чувствую их знание как свое. Они усиливают мои желания, даже когда речь идет о простых вещах, о еде и питье, не говоря уже о женщинах. Я постоянно испытываю желание использовать магию, и всякий раз, когда я это делаю, чувствую холод. Чем холоднее мне становится, тем более правильным мне это кажется, и тем сильнее становятся мои желания. Я думаю, что есть какой-то предел и если я его переступлю, то перестану быть собой. То, что живет во мне, заполнит меня. Не знаю, что тогда со мной случится. Скорее всего, я перестану существовать.
Драстен судорожно вздохнул. Он мог представить человека, поглощенного той тварью.
– Мои мысли изменились. Они стали примитивными. Ничто не имеет значения, кроме моих желаний.
– Но ты до сих пор контролируешь себя.
«Как? – недоумевал Драстен. – Как человек может выжить с такой сущностью внутри?»
– Здесь это сложнее. Это была первая из причин, по которым я уехал. Что отец велел тебе сделать, Драстен?
– Велел мне спасти тебя. И мы это сделаем. – Он намеренно опустил последние строчки отцовского письма. И если ты не сможешь спасти его, ты должен его убить. Теперь он понимал почему.
Дэйгис внимательно смотрел ему в глаза, словно не был уверен в том, что брат передал ему все слова Сильвана. Драстен знал, что эта тема не исчерпана, поэтому сам перешел в нападение.
– Что за девушку ты привез? О чем она знает? – Он был сильно удивлен, что Дэйгис все еще может что-то чувствовать, но не упустил ни собственнического взгляда, ни неохоты, с которой брат отпустил эту девушку с Гвен.
– Хло считает меня простым человеком.
– И она ни о чем не догадывается?
«Повезло девочке», – подумал Драстен.
– Она что-то чувствует. Иногда она странно на меня смотрит, словно я сбиваю ее с толку.
– И как ты думаешь, сколько еще ты сможешь притворяться?
– Господи, Драстен, дай ты мне хоть дух перевести!
– Ты собираешься ей сказать?
– Как? – сухо спросил Дэйгис. – Ох, девочка, я друид из шестнадцатого века, я нарушил клятву и теперь одержим душами злобных друидов, изгнанных четыре тысячи лет назад, и, если я не найду способа избавиться от них, я превращусь в бич Божий на земле, а единственное, что помогает мне не сойти с ума, – это трах?
– Что? – моргнул Драстен. – Что ты сказал про трах?
– От секса тьма отступает. Когда я начинаю чувствовать холод и отстраненность, я занимаюсь сексом, и это каким-то образом помогает мне снова ощутить себя человеком. Ничто другое, похоже, не срабатывает.
– И поэтому ты привез ее сюда?
Дэйгис мрачно посмотрел на него.
– Она сопротивляется.
Драстен поперхнулся виски. Дэйгису нужен секс, чтобы удержать чудовище на привязи, и при этом он берет с собой женщину, которая отказывается идти с ним в постель?
– Так почему ты не соблазнил ее?! – воскликнул он.
– Я работаю над этим! – зарычал Дэйгис.
У Драстена отвисла челюсть. Дэйгис мог соблазнить любую женщину. Если не лаской, то напором. От Драстена не укрылось то, как эта крошка смотрела на его брата. Ее нужно было лишь легонько подтолкнуть. Так почему же, дьявол побери, Дэйгис не сделал последнего шага? Внезапно его осенило.
– Во имя Амергина, она ведь та единственная, верно? – выдохнул он.
– Которая? – Дэйгис подошел к высокому окну, раздвинул занавеси и уставился в ночь. А затем открыл окно и жадно, глубоко вдохнул сладкий и прохладный воздух.
– В тот миг, когда я увидел Гвен, часть меня просто сказала: «моя». И с того самого момента, хоть я и не понимал этого, я знал, что сделаю все что угодно, чтобы удержать ее. Словно друид в нас узнает родственную душу, ту единственную, с которой мы можем произнести брачные клятвы. Так Хло – та самая?
Дэйгис повернул голову, и беззащитное, изумленное выражение его лица сказало Драстену обо всем. Его брат услышал тот же голос. Драстен внезапно почувствовал проблеск надежды, несмотря на то что почувствовал в своем брате. Он на собственном опыте убедился, что любовь может творить чудеса, даже если весь мир обернулся против любящих. Дэйгис стал темным, но он каким-то чудом еще не потерял себя.
Драстен подозревал, что в борьбе со злом самым мощным оружием может оказаться любовь.
* * *
Вскоре в библиотеку вошла Гвен, однако Хло с ней не было, и Дэйгис напрягся. Он еще не поговорил с Драстеном о покушении на жизнь Хло и о Драгарах – кем бы они ни были.
«Она – та единственная?» – спросил Драстен.
О, айе, она была для него единственной. Теперь, когда Драстен об этом упомянул, Дэйгис понял, что с самого начала чувствовал именно это – Хло из тех, кого мужчина стремится сохранить. Неудивительно, что он не стал использовать заклятие памяти, чтобы отослать ее прочь. Он не мог заставить себя отпустить ее. И неудивительно, что ему было мало попыток просто затащить ее в постель.