— Нет, я привыкла обходиться без посторонней помощи.
Они медленно стали подниматься вверх по лестнице. Рафаэль предусмотрительно распорядился, чтобы их разместили в смежных комнатах, и необычайно гордился своей тактичностью. Глядя на себя со стороны, он видел доброго, проницательного, умного и великодушного мужа, который готовится осчастливить неопытную девочку‑несмышленыша своей заботой и вниманием. Он думал о том, с какой трогательной нежностью будет учить эту малышку таинствам любви, и сам себе очень нравился. Остановившись у двери спальни, он улыбнулся:
— Постучи, когда захочешь, чтобы я к тебе пришел.
— Хорошо.
«Скажи ему! Скажи немедленно! Ты обязана!» — билось в ее мозгу. Но она не произнесла ни слова, решив, что обязательно расскажет Рафаэлю о своей ноге, но только чуть‑чуть позже.
В комнате Викторию ожидала теплая вода для купания. С нежностью подумав о своем предусмотрительном муже, Виктория разделась и влезла в ванну.
Рафаэль в это время тоже неторопливо раздевался и по укоренившейся привычке аккуратно складывал одежду на стоящий рядом стул. Каждые несколько минут он посматривал в сторону ведущей в комнату Виктории двери, стараясь представить, чем она занимается. Мысль о ее обнаженном теле заставила его сердце забиться быстрее. Как приятно думать, что ты уже не один на свете, у тебя есть умница и красавица жена. Он опять вспомнил о невероятном стечении обстоятельств, бросивших их в объятия друг друга, очередной раз подивился странным капризам ее величества судьбы. Как много всего произошло за последние три недели!
Прошло еще десять томительных минут, и наконец раздался долгожданный стук. Уставший от ожидания, Рафаэль одним прыжком преодолел расстояние до вожделенной двери и с трудом сдержал вполне естественный порыв вышибить ее ногой и ворваться в комнату своей молодой жены. Чуть не ударившись о дверь лбом, он все же сумел вовремя затормозить, перевел дух и предстал перед очами ожидавшей его Виктории внешне совершенно спокойным. Она стояла возле стола, вся окутанная чем‑то тончайшим и воздушным нежнейшего персикового оттенка. Судя по всему, это был пеньюар, подаренный ей Фрэнсис. Роскошные каштановые волосы тяжелыми волнами струились по плечам. Она была так прекрасна, что Рафаэль на мгновение замер, даже слегка приоткрыв рот от восторга.
— Тебе понравилась ванна? — явно невпопад выпалил он.
Девушка застенчиво кивнула, не поднимая глаз.
— Ты очень красива, Виктория.
Только теперь она осмелилась взглянуть на своего мужа и повелителя. На нем был роскошный богатый халат темно‑красного цвета, из‑под которого виднелись голые ноги.
— Ты тоже, Рафаэль.
— Я? — ухмыльнулся он. — Что ты, я просто старый, сварливый и раздражительный морской волк.
— Ты не сварливый, — попыталась пошутить она, — может быть, только временами тебе изменяет чувство юмора.
— Иди ко мне, Виктория.
Она подошла к нему сразу же, без колебаний, и он крепко обнял ее. Несколько минут он просто держал ее в своих объятиях, вдыхая исходивший от нее тончайший аромат жасмина. Потом начал очень медленно и мягко гладить ее руки и плечи, склонился к ее лицу.
— Ты меня не боишься? — прежде чем поцеловать, спросил он.
Она вспомнила Дамьена, его грубые и жадные руки и на секунду замерла. Но ей удалось быстро отогнать от себя неприятные мысли. Призрак ее мучителя покинул комнату, в которой остался только ее возлюбленный, добрый друг, нежный муж. Она доверчиво прижалась к его груди и уверенно ответила:
— Нет, дорогой, тебя я не боюсь.
— Зато я ох как боюсь, — шепнул Рафаэль, коснувшись губами ее маленького ушка. — Ты будешь нежна со мной, Виктория?
Она хихикнула; именно такой реакции он и ждал.
— Я буду очень осторожна с тобой, мой дорогой. — Чуть отстранившись, чтобы иметь возможность заглянуть ему в глаза, она коснулась дрожащими пальцами его подбородка, губ. Рафаэль крепко поцеловал ее, но пока еще не требовательно, а очень мягко и нежно, чтобы не испугать, а постепенно подготовить к дальнейшему. И снова она без колебаний ответила на этот поцелуй. У Рафаэля перехватило дыхание. Он уже почти не мог бороться с охватившим его желанием.
— Виктория… — выдохнул он, изо всех сил стараясь сдержаться.
Она почувствовала, как его руки скользнули по ее талии, опустились ниже и требовательно обхватили бедра. Под его ласками по телу Виктории пробежал озноб, и она закрыла глаза, охваченная неописуемым счастьем.
Он покрывал поцелуями ее лицо, плечи, шею, надолго приник губами к нежной груди… На секунду у нее мелькнула мысль, что надо все‑таки найти в себе силы и рассказать о своем уродстве. Она даже открыла рот, но Рафаэль закрыл его таким страстным поцелуем, что мысли о любых признаниях покинули ее одурманенную непривычными ощущениями голову, и она положилась на волю случая.
В груди Виктории разгорался настоящий пожар, сердце неистово колотилось, она ощутила ошеломляющий бег крови и была поражена силой нового, не изведанного ею ранее чувства.
— Рафаэль, — прошептала она с удивлением. Услышав в ее голосе неподдельное волнение и нетерпение, он порывисто привлек ее к себе, поднял на руки и, сам дрожа от возбуждения, понес ее, молчаливую и трепещущую, в постель. Прижимая ее к себе, он почувствовал упругость ее грудей и, не отдавая себе отчета, закончил путь бегом.
— Боже мой, Виктория, ты сводишь меня с ума и заставляешь ходить по самому краю…
— Краю чего?
— Я так тебя хочу… — хрипло прошептал он, опустив ее на кровать.
Виктория не могла даже представить, чего именно он хочет, но чувствовала, что ее тоже охватило желание. Она хотела прикасаться к нему, целовать, ощущать его сильное, крепкое тело прижатым к своему. Она даже не предполагала, каким волнением и восторгом сверкали ее широко открытые глаза, не знала, что на лице ее отчетливо читается сжигающее ее желание.
«Она так ненасытна».
Рафаэль ожесточенно затряс головой. Боже милосердный, как хорошо, когда жена хочет мужа, сама стремится к нему. Все правильно, она не должна бояться его ласк. Он выпрямился, на шаг отошел от кровати и, не спуская глаз с ее взволнованного лица, неторопливо развязал пояс халата и рывком отшвырнул свою единственную одежду в сторону.
— Я знаю, Виктория, что ты никогда раньше не видела обнаженного мужчину. Я хочу, чтобы ты посмотрела на меня, привыкла к моему виду. Ты должна знать, что я ни за что на свете не обижу тебя, никогда не сделаю тебе больно.
Виктория во все глаза уставилась на стоящего перед ней мужа. Она зачарованно разглядывала его великолепное мускулистое тело, освещенное тусклым светом единственной зажженной свечи. Покрытая густыми черными волосами грудь, подтянутый мускулистый живот… Ее глаза скользнули ниже и удивленно расширились при виде напряженно восставшей мужской плоти. Жгучее желание огнем опалило Викторию, сердце забилось с бешеной скоростью, дыхание перехватило. Не отдавая себе отчета, она инстинктивно раздвинула ноги.
— Рафаэль! — прошептала она и раскрыла ему свои объятия.
Он медленно приблизился и лег рядом с ней. Затем приподнялся и внимательно посмотрел на нее глазами, бушующими, как Северное море во время самого грозного шторма.
— Ну и как, Виктория? Тебе понравилось, что ты видела?
— Ты очень красив, — задыхаясь, проговорила она, — не могу себе представить более красивого мужчину.
«Ты — моя точная копия… Именно поэтому она вышла за тебя замуж».
— Это правда? — Рафаэль услышал свой собственный голос, как бы доносящийся издалека, и тут же, разозлившись на себя, он выместил гнев на ни в чем не повинной ночной рубашке. Треск разорвавшегося шелка прозвучал необычайно громко в ночной тишине. Рафаэль не сводил глаз с ее обнаженных грудей, и это усиливало ее волнение. Она и представить себе не могла, что люди могут переживать такие сильные чувства, но стремилась испытать все до конца, вместе со своим единственным, первым возлюбленным. Рафаэль прикоснулся рукой к ее груди. Виктория вздрогнула и прерывисто вздохнула.
— Очень хорошо, — сказал Рафаэль и стиснул ее грудь сильнее. Он почувствовал, как ее сердце бьется в его ладони, и снова до него донесся его собственный голос:
— Ты не боишься, Виктория, когда я вот так дотрагиваюсь до тебя?
За неполные девятнадцать лет своей жизни Виктория еще ни разу не испытывала ничего подобного, поэтому промолчала, справедливо усомнившись в своей способности ответить что‑нибудь разумное. Она закрыла глаза, всем своим существом отдавшись его ласкам. Его руки блуждали по ее груди, потом начали ласкать ее напряженный сосок, заставляя стонать от удовольствия.
Он наклонился, провел по ее соску языком и вдруг жадно всосал его. Виктория изогнулась в его руках, не понимая, что происходит, и в то же время не в силах сдержаться. Она почувствовала, что теряет контроль над собой.
— Ты — само совершенство, — хрипло выдохнул он, на секунду оторвавшись от ее груди. — Я и мечтать не мог ни о чем подобном.
Эти слова мгновенно вернули ее к действительности. Она отлично знала, что не была совершенной. Как раз наоборот, она обладала вполне конкретным изъяном — уродливой, искалеченной ногой. Однако этот недостаток все еще оставался скрытым. А руки Рафаэля опускались все ниже, она поняла, что через несколько мгновений останется совершенно нагой в его руках и он увидит…
Виктория ощущала, как он отбрасывает остатки рубашки, мешающие ему разглядеть ее всю, слышала, как учащается его дыхание. Вот его рука опустилась на ее нежный живот, погладила его и двинулась ниже, наслаждаясь атласом ее кожи. Виктория извивалась в его руках, ей казалось, что еще секунда, и она умрет от желания.
— Тебе приятно?
Вместо ответа она застонала и теснее прижалась к нему. Его рука опять нежно погладила ее живот и бедра и медленно двинулась еще ниже. Рафаэль осторожно раздвинул ей бедра, приник рукой к самому сокровенному… Это было восхитительное ощущение. Где‑то внутри, прямо под его ладонью, словно появился крохотный огонек. Он быстро разгорался, и уже через несколько секунд его жар сделался нестерпимым. Казалось, он вот‑вот выплеснется наружу. Не имевшая знаний, но ведомая инстинктами, древними как сама природа, Виктория доверчиво раскрылась навстречу своему единственному возлюбленному, готовая принять его, как приемлют мужа.
— Ты такая нежная, Виктория, такая горячая.., ты сводишь меня с ума. — Рафаэль продолжал целовать и ласкать ее.
Его прикосновения, его губы, язык — все слилось в одну непрерывную симфонию любви и ласки. Она больше не могла сдерживаться. Ее щеки пылали, губы жадно искали поцелуев, глаза сверкали от обжигающей страсти. Она вскрикнула от неистового желания наполниться им до краев. Но тут его требовательная рука потянулась к ее левому бедру, и Виктория мгновенно почувствовала, как ее, парившую в заоблачных высотах любви и страсти, со всего размаха сбросили на грешную землю. Насторожившись и отодвинувшись, она попросила:
— Рафаэль, задуй, пожалуйста, свечу.
— Почему? — Он все еще дрожал от возбуждения, но тоже почувствовал, что она отстранилась. — Я хочу видеть тебя, Виктория, видеть всю, такую прекрасную… Не надо стесняться меня, моя милая.
Нет, нет! Пожалуйста, Рафаэль, я должна тебе кое‑что рассказать. Подожди, пожалуйста.
Его рука, так и не дотянувшаяся до проклятого шрама, тяжело опустилась на ее живот, как будто прижимая ее к постели. Сердце сжалось от дурного предчувствия.
— О чем ты говоришь?
— Понимаешь, есть одна вещь, о которой я должна была рассказать тебе до нашей свадьбы.
Рафаэлю показалось, что земля уходит у него из‑под ног Будь она проклята! Он уже знал, что она хочет ему сказать, и ненавидел ее за это, вместе с ней он ненавидел и себя, и Дамьена. Его желание умерло, сразу и безвозвратно Он с неприязнью смотрел, как она пытается прикрыть ноги и живот остатками ночной рубашки.
Пропади все пропадом! Нет! Она не может оказаться шлюхой, ненасытной любовницей его брата! Только не Виктория, его невинная, нежная девочка!
Он заставил себя легко и, как ему показалось, беззаботно поинтересоваться:
— Что это может быть? Разве существует что‑то такое, из‑за чего я должен буду тебя презирать, Виктория? Не говори глупости.
— Надеюсь, что нет. Просто я очень боялась, что это может оттолкнуть тебя. Я трусиха. Прости меня, пожалуйста.
Рафаэль не мог заставить себя посмотреть ей в глаза. Он только прикрыл ее трепещущее тело простыней и медленно встал.
— У девственницы в первую брачную ночь идет кровь, — ни к кому конкретно не обращаясь, произнес он.
Виктория не поняла, что произошло. Почему он оставил ее?
— Я ничего не понимаю, — смущенно призналась она.
— Я не хотел этому верить, — с трудом выговорил Рафаэль, чувствуя жалость прежде всего к самому себе. Никогда в жизни его так не унижали и не оскорбляли. — Я мог бы поклясться головой, что ты честна и невинна. — Он грубо рассмеялся, подхватил халат и набросил его на плечи. — Подумать только, как я мог быть так слеп! Оказывается, ты и в самом деле маленькая потаскушка? Тебе надо было заставить меня задуть свечи немного раньше, моя милая. Чтобы я не успел заметить твоей дикой, ненасытной, необузданной страсти. Твоя тяга к мужчинам столь сильна, что ты уже не можешь даже ее скрыть. Ну все, Виктория. Сравнений больше не будет.
Не в силах осмыслить, что же все‑таки происходит, Виктория рывком села на кровати.
— Я не могу понять, Рафаэль. Это все не так ужасно. Это не моя вина. Почему ты так рассердился?
— Великий Боже! Неужели ты бы разыграла всю комедию целиком? И я бы услышал крик целомудренной девственницы? А как ты собиралась решить вопрос с кровью на простынях? Или для этого тоже существуют какие‑нибудь уловки? Но ведь я видел, какой дикой, животной страстью горели твои глаза, как ты без всякой стыдливости позволяла мне самые смелые ласки, как ты тянулась, рвалась ко мне, влекомая сильнейшим желанием? Впредь тебе надо учиться владеть собой, моя милая, и лучше притворяться. Будь ты проклята, Виктория! Шлюха!
Он резко повернулся на каблуках и выбежал из комнаты. Слишком ошарашенная, чтобы что‑то предпринять, Виктория молча смотрела ему вслед. Стук захлопнувшейся двери вывел ее из оцепенения.
Наверное, Дамьен рассказал о ее уродстве? Причем намеренно сгустил краски? Представил все хуже, чем на самом деле? А что может означать фраза Рафаэля о девственности и крови на простынях? И о каких сравнениях он говорил? Она отчетливо припомнила откровенно насмешливый взгляд Дамьена перед тем, как они с Рафаэлем ушли в библиотеку. О чем они могли говорить?
Неожиданно Виктория почувствовала, что дрожит. Ей еще никогда в жизни не было так холодно. Муж покинул ее в первую брачную ночь. Он говорил, что она красива, нежно ласкал ее, пока.
Она непроизвольно коснулась рукой бедра, ощупала проклятый шрам. Неожиданно она показалась самой себе нечистой, решила, что ее изуродованное тело действительно достойно презрения. Она внушала ему отвращение, к сожалению, в этом сомневаться не приходилось. Но почему? Он же не видел ее ноги!
Виктория уткнулась лицом в подушки и разрыдалась.
* * *
— Ты готова?
Виктория заставила себя посмотреть на мужа. Это были первые слова, услышанные ею после того, как он захлопнул за собой дверь предыдущей ночью. Она завтракала в одиночестве и даже не знала, где он. Ее муж, любимый, обожаемый муж, ненавидел ее.
— Да, — коротко ответила она, — я собралась.
— Тогда поехали. — Рафаэль секунду помедлил, вглядываясь в ее бледное лицо. Возможно, она переживает свою вину перед ним? Внезапно ему пришло в голову, что у них свадебное путешествие и теперь какое‑то время они проведут вдвоем. Забавно! Какой мужчина не захочет остаться наедине с такой страстной и изобретательной красавицей? Только на таких не женятся! Он подумал, что, наверное, их брак можно аннулировать. А вдруг она носит под сердцем ребенка Дамьена? Тогда малыш, без сомнения, будет похож на него. Или на мать. О каком аннулировании брака может идти речь, если появится ребенок, как две капли воды похожий на него, своего отца? Рафаэль выругался про себя и поспешил отойти подальше. Если она будет слишком близко, он может не сдержаться и ударить ее.
Он услышал, как она с шумом отодвинула стул и встала. Нахмурившись, он, не оглядываясь, вышел из комнаты. Когда Виктория появилась во дворе, Рафаэль уже сидел на нетерпеливо переступающем жеребце. Он не счел необходимым слезть с лошади и помочь жене сесть в карету. Зато это поспешил сделать недоумевающий Том. Что ж, по крайней мере сегодня она не будет маячить у него перед глазами.
— Рафаэль!
С раздражением оглянувшись, он увидел глядящие на него полные слез глаза.
— Что еще? — В голосе звучало столько нетерпения и нескрываемой злости, что она только молча покачала головой. Все равно она не решилась бы спросить, чем вызвана его внезапная ненависть. Слишком много посторонних ушей было вокруг.
Признав свое поражение, она тихо ответила:
— Ничего.
Остановившись на ленч, он просто проводил ее в гостиницу и оставил одну. Видимо, он ее настолько презирает, что даже не желает сидеть с ней за одним столом. Виктория долго размышляла и в конечном итоге решила, что жалеть себя, предаваться меланхолии и печали нет никакого смысла. Надо действовать.
— Я больше не буду слабой, — сказала она вслух, — мой муж ведет себя со мной возмутительно. Этому надо положить конец.
Хотя маркиз довольно подробно объяснил Рафаэлю дорогу, они все‑таки несколько раз сбивались с пути и добрались до Медового дома только поздно вечером. Дом стоял за высоким забором с внушительного вида коваными железными воротами. К нему вела красивая аллея, обсаженная с двух сторон липами и дубами. Это был довольно приятный двухэтажный особняк, весь увитый плющом.
Подъехавшую карету встретила добродушная женщина, ожесточенно вытирающая руки о необъятный передник.
— Меня зовут миссис Рипл, — сообщила она, присев перед Викторией в неуклюжем реверансе. — А вы миссис Карстерс?
Виктория подумала, что ее впервые назвали новым именем, и вынуждена была признать, что, несмотря ни на что, ей это приятно Она молча кивнула — Вы, должно быть, совершенно измучены, бедная девочка Пойдемте скорее, я покажу вашу комнату. Я только вчера получила сообщение от маркиза. Но к вашему приезду все подготовлено. Сейчас принесут ваш багаж.
Виктория не стала дожидаться Рафаэля, разумно предположив, что он не захочет составить ей компанию. Поэтому она сразу же последовала за миссис Рипл на второй этаж. В конце коридора экономка распахнула двери и торжественно провозгласила, что это апартаменты господина. Виктория растерянно взглянула на огромную кровать и непроизвольно вздрогнула. Миссис Рипл не заметила очевидного смущения гостьи и восторженно сообщила, что смежная комната приготовлена для молодой миссис Карстерс. Это помещение явно предназначалось для женщины. Здесь все было украшено голубыми оборками — шторы, покрывала и даже постельное белье. Голубой цвет вообще преобладал, и только в отдельных местах с ним не особенно удачно сочетался кремовый. Задумавшись, Виктория не сразу заметила, что миссис Рипл уже некоторое время молчит и вопросительно смотрит на нее.
— Прошу прощения, что вы сказали?
— Вы очень устали, дорогая. Почему бы вам не отдохнуть? Вы с капитаном можете поужинать примерно через час. Вас это устраивает?
— Разумеется. Спасибо. — В этот момент Викторию все устраивало. Она хотела только одного: лечь, закрыть глаза и перестать думать и чувствовать.
— Вставай!
Приказы, да еще произнесенные таким неприязненным тоном, обычно быстро доходят до сознания, даже если человек спит. Поэтому Виктория моментально проснулась, вскочила и увидела стоящего возле ее кровати Рафаэля.
— Пора ужинать.
Выражение его лица не предвещало ничего хорошего, серые глаза воинственно блестели, как хорошо отполированное серебро.
— Тебе нужна помощь миссис Рипл?
— Нет, благодарю.
— Тогда увидимся в столовой.
Виктория со вздохом посмотрела вслед своему грозному супругу. Не много радости принесло ей замужество!
В столовой, маленькой уютной комнате, отделанной темными панелями, она увидела Рафаэля, державшего в руке стакан вина. Одним глотком проглотив содержимое стакана, он кивком указал ей место за столом. Очень хорошо, решила она. Больше она не будет бояться.
К сожалению, в комнате постоянно находилась миссис Рипл, прислуживавшая за столом, так что об откровенном разговоре нечего было и думать.
— Мясо?
— Да, пожалуйста.
— Картофель?
— Да, спасибо.
— Ты не переоделась?
— Что‑то не хотелось.
— Твои волосы выглядят так, словно неделю не видели расчески.
Виктория мужественно решила не поддаваться на его провокации. Она не ответила, продолжая настойчиво пережевывать приготовленную для них еду. Она заставила себя съесть по несколько кусков от каждого предложенного ей блюда, хотя мясо было неимоверно жестким, а картофель недоваренным. Потом она поблагодарила миссис Рипл и решительно встала.
Рафаэль даже не поднял глаз от тарелки.
— Спокойной ночи, — сказала она и, кипя от гнева, вышла из комнаты.
К счастью, ее ярость не успела смениться менее воинственными чувствами, потому что несколькими минутами позже она услышала в коридоре шаги. Рафаэль прошел в свою комнату. Выждав десять минут, она решительно направилась к соединявшей их комнаты двери и, не постучавшись, вошла.
Он стоял спиной к ней, глядя куда‑то в сторону камина.
— Знаешь, пожалуй, мне надоело, — с порога заявила она. — По непонятной причине, ты теперь меня презираешь. Я пришла спросить, как ты отнесешься к тому, чтобы закончить этот отвратительный фарс и аннулировать наш брак. Я не хочу жить рядом с человеком, которому ненавистно мое общество.
— Мне жаль, но боюсь, что наш брак невозможно аннулировать.
— Возможно, не сомневаюсь в этом!
— Думаю, я не сумею доказать, что не вступал с тобой в интимную связь. Ты же не девственница?
Виктория молча смотрела на мужа широко открытыми непонимающими глазами.
— Кстати, — продолжил он, — может, ты к тому же еще и беременна?
— Ты в своем уме?!
— Прекрати, Виктория, — с неподдельной горечью отмахнулся он, — хватит лгать! Сколько мужчин у тебя было, кроме моего брата?
— Так, — выдохнула она, — значит, вот о чем с тобой говорил Дамьен. Могу я поинтересоваться, что именно он тебе сказал?
Ответ последовал незамедлительно.
— Он сказал, что ты соблазнила его, что ты так преследовала его, что ему пришлось однажды взять тебя прямо в картинной галерее, что ты ненасытна в постели, настоящая шлюха. А в том, что ты способна дрожать от желания, от дикой страсти, я и сам имел возможность убедиться не далее как прошлой ночью.
Странно, но Виктория почувствовала явное облегчение. Значит, его гнев прошлой ночью не имел ничего общего с ее ногой. Он поверил очередной лжи Дамьена. И только потому… Когда она заговорила, ее голос звенел от с трудом сдерживаемой ярости.
— Итак, только потому, что я хотела стать твоей женой, была готова всецело принадлежать тебе, ты счел меня.., шлюхой? И поверил лжи своего брата? — Неожиданно она рассмеялась, и звук смеха почему‑то больше всего поразил Рафаэля. Он настороженно слушал отчетливо выговаривающую каждое слово Викторию. — Ты поверил ему, потому что мне были приятны твои ласки и поцелуи? Это уже слишком, Рафаэль. Боже мой, если бы я знала, я бы боролась с тобой изо всех сил! Но зачем? Оказывается, ты просто осел, Рафаэль Карстерс. Ты можешь оставить себе половину моего наследства. В конце концов я действительно нахожусь под защитой твоего имени, хотя это и не много значит. Завтра я уезжаю. Я возвращаюсь в Лондон, чтобы повидать мистера Вестовера. Спокойной ночи.
Она повернулась и почти бегом рванулась в свою комнату.
— Ты уже была в аналогичной ситуации, Виктория, — крикнул ей вслед Рафаэль, — ты нищая, у тебя нет ни су. Неужели ты настолько невежественна, что не знаешь: все деньги жены после бракосочетания переходят к мужу.
Она резко остановилась:
— Я тебе не верю. Это же мои деньги, а не твои.
— Хочешь верь, хочешь нет, а это правда. Думаю, — грубо добавил он, — ты можешь продавать себя. Спору нет, ты довольно мила, так что, может быть, тебе удастся найти богатого покровителя. Если, конечно, ты не беременна. Ты носишь его ребенка, Виктория?
Ее пальцы сомкнулись на горлышке изысканной китайской вазы, которая через секунду полетела прямо в голову Рафаэля.
Глава 10
Недостаточно как следует прицелиться, важно попасть в цель.
Итальянская поговорка
Рафаэль успел увернуться, и тяжелая ваза не разбила ему голову. Но все же он оказался недостаточно проворен, поэтому получил весьма чувствительный удар в плечо. Упавшая на пол ваза с оглушительным грохотом взорвалась у его ног сотнями крошечных осколков.
Через несколько показавшихся бесконечными мгновений Рафаэль нарушил молчание.
— У тебя твердая рука, да и целиться ты умеешь, — очень спокойно произнес он.
— Жаль, что у меня нет пистолета.
— Если бы у тебя был пистолет и ты осмелилась бы навести его на меня, я бы беспощадно отстегал тебя кнутом.
— Ты ведешь себя как настоящий мужчина, — желчно усмехнулась Виктория, — используешь физическую силу против не желающей покориться тебе женщины. Все вы одинаковы. А я‑то поверила, что ты не похож на других! Что ж, это даже хорошо. Я получила отличный урок. Впредь не буду такой дурой. Прощайте, капитан Карстерс. Не трудитесь провожать меня завтра утром. — Она насмешливо поклонилась ему и повернулась к двери.
— Не делай этого, Виктория.
Девушка даже не оглянулась. В мгновение ока преодолев расстояние, отделяющее его от двери, Рафаэль преградил ей путь. Она не предпринимала никаких попыток обойти его, уверенная, что рано или поздно эта игра ему надоест и он позволит ей уйти.
— Я ничего не понимаю, Виктория, — начал он, причем в его голосе отчетливо слышалось замешательство. — Видит Бог, я не верил Дамьену, я ничему не верил, пока…
Виктория молчала. С отрешенным спокойствием она думала о Дамьене. Оказывается, он не такой уж изобретательный. Повторяется. Но с другой стороны, если этот прием так хорошо сработал с Дэвидом Эстербриджем, почему бы не испробовать его еще раз на собственном брате?
— Ты же сама сказала мне! Ты призналась, что должна была рассказать мне о чем‑то до нашей женитьбы! Надеюсь, сейчас ты не будешь этого отрицать?
— Разумеется, нет, — вздохнула Виктория, неподвижно уставившись на дверь, — я действительно хотела кое‑что тебе рассказать. Но теперь это не важно.
— Ив чем же ты хотела мне признаться, — свирепо выкрикнул Рафаэль, — если не в своей порочности! Ты хотела сказать, что давно уже не девственница. А я‑то собирался научить тебя, как надо заниматься любовью! Научить! Свет не видывал подобного осла!
— Ах, вот о чем ты, — пробормотала Виктория больше себе, чем своему собеседнику. — Ну теперь я окончательно все поняла.
— Прекрати этот отвратительный фарс!
— Я бы хотела пройти в свою комнату. Мне необходимо упаковать вещи.
— Я же сказал, что ты далеко не уйдешь с жалкими пятнадцатью фунтами.
— А это уже не твое дело. Я в свое время украла двадцать фунтов, а ты умудрился стащить пятьдесят тысяч. Неплохая сделка, капитан. По‑моему, ты должен быть доволен. А я‑то дура поверила, что ты не похож на своего брата!
Рафаэль снова почувствовал, что здесь что‑то не так. В этом деле было нечто, ускользавшее от его понимания. Не двигаясь с места и продолжая загораживать Виктории дорогу, он не очень уверенно пробурчал:
— Я не такой, как мой брат.
— Правда? Дамьен — бессовестный лживый мерзавец. Ты это отлично знаешь, но все‑таки поверил ему, а не мне, своей жене. Это дает основание судить о твоем характере, вернее, о его полном отсутствии.
— Отлично. Если ты девственница, то в чем тогда ты хотела мне признаться? О чем, черт возьми, ты хотела поговорить со мной в нашу первую брачную ночь? О чем еще может думать женщина, когда мужчина уже готов овладеть ею?
— А вот этого я не скажу, капитан. Будь доволен тем, что сегодня ты значительно богаче, чем был два дня назад.
Гнев Рафаэля достиг высшей точки. Он был близок к полной потере контроля над собой. Грубо схватив Викторию за плечи, он рывком повернул ее лицом к себе и злобно уставился в ее казавшиеся такими спокойными и безмятежными глаза.
— В чем ты хотела признаться? — прорычал он.
— Пошел к черту!
Неожиданно успокоившись, он с интересом глянул на нее сверху вниз.
— Я же имею отличную возможность немедленно убедиться, девственница ты или нет, — задумчиво проговорил он.
— Не дотрагивайся до меня, Рафаэль.
— Обязательно дотронусь. Ты моя жена, и я имею полное право делать с тобой все, что захочу.
Он хотел поцеловать ее, но она отвернулась, и он зарылся лицом в ее роскошные волосы. Схватив ее за волосы, он силой вынудил ее поднять голову и грубо впился в плотно стиснутые губы. Виктория начала отчаянно сопротивляться, но удары ее слабых кулачков не наносили ощутимого вреда закаленному в сражениях морскому капитану. Тогда, почувствовав, что его язык все‑таки сумел проникнуть ей в рот, она изо всех сил укусила его. Острая боль заставила его инстинктивно отпрянуть и выпустить свою жену из рук.