Путь занял у нас два дня, большую часть его мы ехали верхом. Приближалась зима, дни укорачивались, короткое бабье лето сменилось холодной неустойчивой погодой. Одно утро нам пришлось ехать под холодным дождем. Первую ночь мы провели в небольшой гостинице, но на второй день вечер застал нас в пустынной местности. Поблизости не видно было ни пастуха, ни пастушьей хижины.
Мы знали, что приближаемся к концу пути. На вершине холма мы остановили лошадей. Внизу лежало море. Волны бились о хмурый скалистый берег. Только… На севере, на самом краю видимости, что‑то торчало, как поднятый палец. Я показал его Фрицу, он кивнул, и мы направились туда.
Подъехав ближе, мы увидели развалины замка на скалистом мысу. Еще ближе стала видна небольшая гавань, тоже в развалинах, но более современного вида. Вероятно, дома рыбаков. Когда‑то здесь был рыбацкий поселок, но теперь он пустовал. Мы не видели признаков жизни ни в поселке, ни в замке, который черным силуэтом вырисовывался на фоне темнеющего неба. Разбитая дорога вела к воротам замка, где виднелась покосившаяся деревянная створка, обитая железом. Проехав в ворота, мы оказались во дворе.
Он был пуст и обширен, но мы спешились и привязали лошадей к железному пруту, который использовался для этой цели, наверное, и тысячу лет назад. Даже если мы неверно поняли отметку на карте, все равно нам придется отложить поиски на утро. Но я не мог поверить в то, что мы ошиблись. В амбразуре окна я рассмотрел отблески света и тронул Фрица за руку, показывая туда. Свет исчез и спустя миг появился дальше. Я догадался, что где‑то есть дверь, и свет движется в том направлении. Мы пошли туда и увидели уходящего в низ коридора человека с лампой. Он поднял лампу, освещая наши лица.
– Вы немного опоздали. Мы ждали вас еще днем.
Я со смехом пошел вперед. Лица мне по‑прежнему не было видно, но голос я узнал: Бинпол!
Часть помещений, выходящих главным образом в сторону моря, и подвалы были расчищены и приспособлены для жизни. Нас накормили горячим ужином: жаркое, домашнего приготовления хлеб с французским сыром в форме колеса, пыльно‑белым снаружи, маслено‑желтым изнутри, с прекрасным острым вкусом. Была и горячая вода для мытья и постели с чистыми простынями. Мы отлично выспались под рокот волн, разбивающихся о скалы, и проснулись освеженными. Завтракали мы вместе со всеми, в том числе с Бинполом. Я узнал двоих или троих. Это все были члены группы, изучавшей чудеса древних. Пока мы ели, появился еще один знакомый человек. С улыбкой, хромая, к нам шел Джулиус.
– Добро пожаловать, Фриц. И Уилл. Приятно снова видеть вас.
Мы расспрашивали Бинпола и получали уклончивые ответы. Он сказал, что нам все объяснят утром. И после завтрака мы с Джулиусом и полудюжиной других пошли в большую комнату на первом этаже замка. Огромное окно выходило на море, в огромном очаге пылали дрова. Мы сели на стулья за длинный, грубо вырубленный стол без особого порядка. Заговорил Джулиус.
– Сначала я удовлетворю любопытство Уилла и Фрица. – Он посмотрел на нас. – Это одно из нескольких мест, где ведутся поиски средств, способных привести к поражению хозяев. Было выдвинуто много идей, в том числе немало очень остроумных. Но у всех них есть недостатки, и самый существенный – несмотря на ваши сообщения, мы очень мало знаем о враге.
Он немного помолчал.
Этим летом на игры было послано второе трио. Только один его член сумел победить, и был взят в город. С тех пор мы ничего о нем не знаем. Может, он еще спасется – мы надеемся на это, – но не можем от этого зависеть. Во всяком случае, сомнительно, чтобы он доставил нужную нам информацию. Решено, что, прежде всего, нам необходимо захватить одного из хозяев, и желательно живым, чтобы мы могли его изучить.
Должно быть, у меня на лице появилось скептическое выражение. Мне уже говорили, что лицо у меня все выражает. Во всяком случае, Джулиус сказал:
– Да, Уилл, можно подумать, что это немыслимо. Но не совсем так. Именно поэтому мы и вызвали вас. Вы видели треножник изнутри, когда вас доставляли в город. Вы уже описывали его нам и достаточно подробно. Но если мы хотим захватить хозяина, его нужно извлечь из этой металлической крепости, в которой он шагает по нашей земле. И здесь будет полезна любая, даже самая незначительная деталь, которую вы сумеете вспомнить.
Фриц сказал:
– Вы говорите о том, чтобы захватить хозяина живым. Но как это сделать? Как только он выйдет из треножника, то через несколько секунд задохнется в нашей атмосфере.
– Правильное возражение, – сказал Джулиус, – но у нас есть на него ответ. Вы привезли с собой образец из города. Мы научились изготовлять зеленый воздух, которым дышат хозяева. В этом замке уже подготовлено герметическое помещение со шлюзом.
– Но если привести сюда треножник и тут разбить его, продолжал возражать Фриц, – за ним явятся другие. Они легко смогут уничтожить весь замок.
У нас есть герметический ящик, достаточно большой, чтобы вместить одного хозяина. Если мы сумеем захватить его дальше на берегу, то сюда его можно будет доставить на лодке.
– А как его захватить, сэр? – спросил я. – Не думаю, чтобы это было легко.
– Конечно, нелегко, – согласился Джулиус со мной. – Но мы изучали хозяев. Они педанты и всегда следуют заведенному порядку. Мы отметили время и место появления многих треножников. В пятидесяти милях к северу отсюда есть место, где раз в девять дней проходит треножник. Он идет по неровной местности на берегу моря. От одного его появления до другого у нас есть девять суток, чтобы выкопать яму и накрыть ее ветвями и землей. Треножник упадет, и нам останется извлечь хозяина, посадить в ящик и отнести в лодку, которая будет прятаться поблизости. Из вашего с Фрицем рассказа следует, что они дышат медленно – особой опасности, что он задохнется перед тем, как мы наденем на него маску, нет.
Фриц возразил:
– Они могут связаться с другими треножниками и с городами по невидимым лучам.
Джулиус улыбнулся.
– Мы можем справиться и с этим. Теперь расскажите нам о треножниках. Перед вами бумага и карандаш. Рисуйте, делайте чертежи. Вспоминайте все, до мельчайших подробностей.
Перед тем, как двинуться на север, мы неделю провели в замке. За это время я от Бинпола и остальных узнал немного о тех огромных успехах, которые были достигнуты в изучении тайн древних. Была организована экспедиция в развалины города‑гиганта, и там нашли библиотеку с тысячами и тысячами книг, рассказывающих о чудесах мира, еще до треножников. Эти книги дали нам доступ в мир знаний. Бинпол сказал, что теперь мы можем делать лампы, которые благодаря электричеству дают более яркий свет, чем масляные лампы и свечи, к которым мы привыкли. Можно было получать тепло от сооружения из проводов, можно было построить экипаж, который движется без лошадей. Когда Бинпол сказал это, я вопросительно взглянул на него.
– Значит, можно снова пустить в ход шмен‑фе?
– И очень легко. Мы знаем, как плавить металл, умеем изготовлять искусственный камень, который древние называли бетоном. Можем снова строить огромные здания, создавать города‑гиганты. Можем посылать и сообщения по невидимым лучам, как это делают хозяева, можем даже передавать по воздуху изображения. Мы очень многое можем сделать или научиться делать за короткое время. Но мы сосредоточились лишь на том, что даст немедленную помощь в борьбе с хозяевами. Например, в одной из лабораторий мы построили машину, которая при помощи высокой температуры режет металл. Эта машина будет ждать нас на севере.
Лаборатории, подумал я, где же они? Мой мозг был смущен услышанным. Мы многое узнали после расставания, но его знания были обширнее и удивительнее моих. Он выглядел гораздо старше. Неуклюжее сооружение из линз, которое он носил, когда мы впервые встретились в прокуренной таверне в рыбачьем французском городке, сменилось новыми симпатичными очками, аккуратно сидевшими на длинном тонком носу и придававшими ему взрослый и авторитетный вид. То, что это сооружение называется очками, нам сказал Бинпол. Их носили многие ученые. Очки, ученые… так много слов, выходящих за пределы моего кругозора.
Вероятно, он понял, что я чувствую. Он расспрашивал меня о наших путешествиях, и я рассказывал, что мог. Он слушал внимательно, как будто и мои обычные путешествия были не менее интересны и важны, чем фантастические науки, которыми он занимался. Я был благодарен ему за это.
Недалеко от места намеченной засады мы разбили лагерь в пещере. Лодка, которую мы хотели использовать, – сорокафутовая рыбачья шхуна – находилась поблизости. Рыбаки бросали сети и внешне ничем не привлекали внимания. Они даже наловили немало рыбы, главным образом сардины; часть мы съедали, остальное приходилось выбрасывать. В одно определенное утро мы укрылись, а двое из нас проползли дальше, чтобы видеть проход треножника. Те, что оставались в пещере, тоже слышали его: он издавал звук, значения которого мы не знали, – причудливый вибрирующий вопль. Когда звук затих в отдалении, Джулиус заметил:
– Точно минута в минуту начнем работу.
Мы напряженно работали, готовя ловушку. Девять дней – не очень большой срок, если нужно выкопать яму для машины с сорокафутовыми ногами, и к тому же так замаскировать следы работы, чтобы ничего не было видно. Бинпол в перерывах между копанием задумчиво говорил о чем‑то, называвшемся бульдозер. Эта штука могла тоннами передвигать землю и камни. Но на сооружение ее у нас не было времени.
Во всяком случае, мы выполнили задание, и у нас еще остался день в запасе. Он нам казался длиннее предыдущих восьми. Мы сидели у входа в пещеру, глядя на серое, спокойное, холодное море, местами затянутое туманом. По крайней мере, поездка по морю будет нетрудной. Конечно, если мы поймаем треножник и захватим хозяина.
На следующее утро погода оставалась сухой и холодной. Мы заняли места – на этот раз все – за час до появления треножника. Мы с Фрицем были вместе, Бинпол вместе с другим человеком занимался джаммером. Так называлась машина, которая испускала невидимые лучи, заглушавшие лучи треножника и не дававшие ему связаться с другими. Я был полон сомнений на ее счет, но Бинпол чувствовал абсолютную уверенность. Он говорил, что невидимые лучи могут прерываться по естественной причине, например, из‑за грозы. Хозяева решат, что произошло нечто подобное, а потом будет уже поздно.
Медленно шли минуты. Постепенно напряженность сменилась у меня чем‑то вроде дремоты. Вернул меня к действительности Фриц, молча, тронувший меня за плечо. Я увидел к югу на холме треножник. Он направлялся прямо к нам. Я мгновенно почувствовал напряжение во всем теле. Треножник шел на средней скорости. Менее чем через пять минут… Но тут без предупреждения он остановился. Он стоял, подняв одну ногу, и выглядел нелепо, как собака, выпрашивающая кость. Три или четыре секунды стоял он так. Нога опустилась. Треножник продолжал идти, но уже не в нашем направлении. Он изменил курс и пройдет в нескольких милях от нас.
Я ошеломленно следил, как он удаляется. Из‑за деревьев по ту сторону ямы вышел Андре, наш предводитель, и помахал рукой. Мы вместе с остальными присоединились к нему.
Вскоре была установлена причина неудачи. Колебания треножника совпали с моментом включения джаммера. Треножник остановился и свернул в сторону. Человек, включивший джаммер, сказал:
– Я не знал, что он будет так действовать. Мне нужно было подождать, пока он достигнет ловушки.
Кто‑то спросил:
– Что же нам делать?
Все явно впали в уныние. Работа и ожидание оказались напрасными. Наш план победы над хозяевами казался безнадежным и почти детским.
Хромая, к нам подошел Джулиус.
– Подождем, – сказал он. Его спокойствие казалось непоколебимым. – Подождем следующего раза и включим джаммер лишь в самый последний момент. Тем временем мы сможем расширить ловушку.
Еще девять дней работы и ожидания. Снова настал нужный час. Как и в предыдущий раз, появился треножник, прошел по склону холма, достиг того места, где он остановился в прошлый раз. На этот раз он не остановился. Но и не пошел к нам. Без колебаний он двинулся тем же курсом, что и в прошлый раз после остановки. Вдвойне горько было видеть, как он проходит мимо и исчезает вдали.
На последующем военном совете все были в подавленном настроении. Даже Джулиус, показалось мне, был обескуражен, хотя делал все, чтобы не показать этого. Мое собственное отчаяние я совершенно не скрывал. Джулиус сказал:
– Теперь ясно, как он действует. Следует по строго определенному курсу. Если этот курс почему‑либо изменился, в следующий раз изменение повторяется.
– Вероятно, у него автопилот, – заметил один из ученых. Я гадал, что бы могли означать его слова. – Курс неизменен, и если в него вносятся поправки, они тоже сохраняются до следующего изменения. Я видел такой механизм.
Это было выше моего понимания. Как да почему – это не казалось мне важным. Вопрос в том, как теперь добраться до треножника.
Кто‑то предложил выкопать другую яму на новом месте на пути треножника. Наступило молчание, которое прервал Джулиус.
– Мы можем это сделать. Но треножник не подходит к морю ближе, чем на две мили, и дорога там трудная. Прежде чем мы доберемся с пленником до лодки, вокруг нас будут толпиться треножники.
Снова наступила тишина, на этот раз более долгая. Потом Андре сказал:
– Может, отложим операцию. Поищем другой курс, вблизи моря.
Кто‑то другой возразил:
– Нам потребовалось четыре месяца, чтобы найти этот. Другой мы можем искать еще дольше.
А счет шел на дни, никому из нас не нужно было напоминать об этом. Снова все замолчали. Я старался придумать что‑либо, но в голове у меня была пустота. Дул сильный ветер, в воздухе пахло морем. Земля и море были пустыми и мрачными под низко нависшим небом. Наконец заговорил Бинпол. Скромно в присутствии старших он сказал:
– Похоже, использование джаммера не насторожило его. Иначе он вторично не подошел бы так близко. Или подошел бы еще ближе для расследования. Изменение курса – это случайность.
Андре кивнул:
– Похоже на правду. Но чем это нам поможет?
– Если попробовать приманить его на тот прежний курс…
– Прекрасная идея. Вопрос только: как? Что может привлечь треножник? Ты знаешь? Кто‑нибудь знает?
Бинпол сказал:
– Я вспомнил рассказ Уилла и Фрица.
Он коротко пересказал наш рассказ об охоте. Все слушали, но когда Бинпол кончил, один из ученых сказал:
– Мы знаем об этом. Такое бывает и в других местах. Но эта традиция поддерживается как треножниками, так и людьми в шапках. Ты предлагаешь за следующие девять дней основать новую традицию?
Бинпол начал говорить что‑то, но его прервали. Нервы у всех были напряжены, и вот‑вот могла вспыхнуть ссора. Джулиус успокоил всех и сказал:
– Продолжай, Бинпол.
Нервничая, Бинпол слегка заикался. Но по мере того, как он излагал свою идею, заикание прекратилось.
– Я думал… мы знаем, что они любопытны… их привлекает необычное… Когда мы с Уиллом плыли на плоту по реке… один из них изменил курс и разбил плот щупальцем. Если бы кто‑то привлек внимание треножника и привел бы его к ловушке… И я думаю, это может подействовать.
Андре возразил:
– Привлечь внимание и избежать его щупальцев – это невозможная задача.
– Пешком это невозможно, – сказал Бинпол. – Но на охоте Уилл и Фриц видели всадника. Один всадник продержался достаточно долго и покрыл очень большое расстояние, прежде чем был пойман.
Новая пауза. Мы обдумывали услышанное, и Джулиус задумчиво сказал:
– Возможно, и подействует. Но можем ли мы быть уверены, что он клюнет на приманку? Ты говоришь, что их интересует необычное. Всадник… Они их ежедневно видят во множестве.
– Если человека одеть в яркое… и раскрасить лошадь…
– В зеленое, – сказал Фриц. – Это их собственный цвет. Зеленый человек на зеленой лошади. Я думаю, это привлечет их внимание.
Послышался одобрительный ропот. Джулиус сказал:
– Мне это нравится. Да, так и сделаем. Теперь нам нужны лошадь и всадник.
Я чувствовал, как во мне нарастает возбуждение. Все это были ученые, не привыкшие к такому занятию, как езда верхом. И оставались лишь Фриц и я. А за долгий год путешествия мы с Кристом привыкли друг к другу.
Я сказал, поймав взгляд Джулиуса:
– Сэр, если я могу предложить…
Мы выкрасили Криста в зеленый цвет. Позже краску легко будет смыть. Он хорошо перенес унижение, только раз или два фыркнул в знак отвращения. Цвет был ярко‑изумрудный и действовал ошеломляюще. Я надел брюки и куртку того же цвета. Когда ко мне подошел Фриц с тряпкой, вымоченной в зеленой краске, я вначале сопротивлялся и подчинился лишь Джулиусу. Фриц, глядя на это, расхохотался. Он не склонен был к веселью, но, я думаю, не часто ему приходилось видеть такое комичное зрелище.
За предыдущие девять дней я много раз повторял свою роль в предстоящих утренних событиях. Я должен был привлечь внимание треножника и, как только он сделает движение в моем направлении, на полной скорости скакать в сторону ямы. Поверх ловушки мы проложили узкий мостик и надеялись, что он выдержит тяжесть Криста со мной на спине. Мостик был обозначен приметами, видными мне, но вряд ли способными привлечь внимание хозяев в треножнике. Самая большая опасность ждала именно здесь, и я много тренировался, несколько раз чуть не упав в яму.
И вот все было готово. В десятый раз я проверил упряжь Криста. Все пожали мне руки и отошли. Я остался один. Снова ожидание, знакомое и в то же время незнакомое. На этот раз все зависело от меня, а я был один.
Сначала я почувствовал: земля под нами дрожит от далеких ударов огромных металлических ног. Удар, еще удар, еще – устойчивая последовательность ударов, каждый последующий сильнее предыдущего. Крист стоял головой в сторону ямы, а я повернул голову направо, следя за приближением треножника. Он появился над вершиной холма. Я вздрогнул и почувствовал, что Крист тоже дрожит. Я постарался успокоить его. Если треножник не повернет ко мне, я должен буду скакать к нему. Я надеялся, что этого не случится. Это увело бы меня дальше от ямы и означало, что я буду еще поворачивать. Обе эти задержки делали предприятие еще более опасным.
Курс треножника изменился. Машина не остановилась, но ноги ее повернулись. Я не стал ждать и коснулся коленями боков Криста. Он прыгнул, и охота началась.
Я хотел оглянуться, посмотреть, насколько близок мой преследователь, но не осмеливался: каждая капля энергии нужна была мне для галопа. Но по сокращающимся интервалам между ударами я догадывался, что треножник увеличил скорость. Знакомые приметы местности мелькали по сторонам. Впереди берег, темно‑серое море с белыми шапками пены на волнах от ветра. Ветер дул мне в лицо, и я почувствовал нелепое негодование против него: он уменьшал мою скорость, пусть даже на доли секунды. Я миновал знакомый кустарник, скалу в форме буханки хлеба. Еще не более четверти мили до ямы… И тут я услышал свист стали в воздухе.
Я резко повернул Криста вправо. Мне показалось, что щупальце промахнулось. Но тут же Крист забился от удара стальной плети. Щупальце схватило его за туловище, сразу за седлом. Крист качнулся и упал. Я хотел выдернуть ноги из стремени и полетел через голову лошади. Перевернувшись, я вскочил на ноги и побежал.
Каждую секунду я ожидал, что взлечу в воздух. Но хозяин, управлявший треножником, вначале заинтересовался Кристом. Я видел, быстро оглянувшись, как слабо бьющуюся лошадь подняли и поднесли ближе к зеленым иллюминаторам полушария. Больше я не смел смотреть, и побежал дальше. Еще несколько сот ярдов… Если треножник достаточно долго будет заниматься Кристом, я добегу.
Когда я осмелился немного оглянуться, то успел увидеть, как моя бедная лошадь падает на землю с высоты в шестьдесят футов, и как треножник начинает новое преследование. Быстрее я не мог бежать. Металлическая нога ударилась рядом, а край ямы, казалось, не приближался. Последние пятьдесят футов я думал, что пропал, что вот‑вот щупальце схватит меня. Думаю, хозяин играл со мной, как большой сытый кот мышью. Такое предположение позже высказал и Бинпол. Я чувствовал только, что ноги у меня подгибаются, а легкие готовы разорваться. Лишь подбежав к яме, я понял, что меня ждет новая опасность. Я изучил путь с лошадиной спины, а для бегущего человека все выглядит по‑иному: изменение перспективы вводило в заблуждение. В последний момент я узнал нужный камень и бросился к нему. Я был на мостике. Но предстояло еще миновать его, а треножник был рядом.
Лишь услышав вместо тупого удара о прочную землю рвущий скрежещущий звук за собой, я понял, что моя задача выполнена. Поверхность под моими ногами вздрогнула. Я ухватился за ветвь одного из кустов, маскировавших яму. Она подалась, и я снова начал падать. Схватился за другую ветвь, колючую, она удержалась, разрывая мою ладонь. Я повис, и небо надо мной затмилось. Поверхность ямы подалась под передней ногой треножника, вторая его нога застыла на полпути в воздухе. Потеряв равновесие, он наклонился вперед. Полушарие беспомощно раскачивалось. Глядя вверх, я увидел, как оно пролетело мимо меня, и мгновение спустя услышал тупой удар о землю. Сам я висел, рискуя каждую секунду упасть на дно ловушки. Я знал, что никто не придет мне на помощь: все они были заняты более важным делом. Я собрался с силами и медленно, с трудом начал подниматься по сети ветвей.
К тому времени, как я выбрался на поверхность, дела уже зашли далеко. Дополнительной герметизации, как при перевозке рабов в город, не было, а круглый люк отверстия отпал при ударе. Фриц повел отряд с металлорежущей машиной внутрь, и они занялись внутренней дверью. Все они были в масках для защиты от зеленого воздуха, который вырвался наружу, когда они пробили дверь. Казалось, ждать пришлось целую вечность. На самом деле через несколько минут они были уже внутри и занялись потерявшими сознание хозяевами. Фриц подтвердил, что один из них, несомненно, жив, на него надели заранее подготовленную маску и закрепили ее. Я смотрел, как его вытаскивали. К яме подкатили телегу с большим ящиком из дерева, но обмазанным смолой, чтобы не выходил зеленый воздух. Гротескную фигуру с тремя короткими толстыми ногами, с длинным заостренным коническим телом, с тремя глазами и тремя щупальцами, с отвратительной зеленой кожей, которую я вспоминал с ужасом, вытащили из полушария и бросили в ящик. На ящик надели крышку и занялись герметизацией. Проведенную внутрь трубку временно закрыли: на борту шхуны через нее ему заменят воздух. Наконец был отдан приказ, и лошади потащили телегу с грузом к берегу.
Остальные, насколько возможно, уничтожили следы. Когда хозяева отыщут разбитый треножник, у них не будет сомнений, что они встретились с организованным сопротивлением – это не случайное нападение, как наша стычка с треножником на пути к Белым горам, – но даже если мы объявляем войну, нам незачем было давать врагу свидетельства нашего существования. Мне хотелось похоронить Криста, но на это не было времени. На случай, если понадобится еще раз применить тот же прием, мы смыли с его тела краску и оставили. Я шел последним. Мне не хотелось, чтобы видели слезы у меня на глазах.
Телега зашла в волны по твердому песчаному дну, пока вода не достигла груди лошадей. У шхуны была мелкая осадка, и она смогла подойти к самому берегу, ящик с пленником перетащили на борт. Видя, как гладко разворачивается операция, я еще раз подивился, как тщательно все предусмотрено. Лошадей выпрягли и отвели на берег; дальше их парами и поодиночке увели на север. Остальные, мокрые и усталые, забрались на борт. Оставалось сделать еще одно: к телеге привязали канат, шхуна двинулась и потащила ее за собой. Телега скрылась под водой. Канат перерезали, и шхуна, освободившись от груза, казалось, взлетела на верхушки волн. На берегу лошади уже исчезли. Остались лишь обломки треножника. Слабый зеленоватый туман еще виднелся над разбитым полушарием. Хозяева, оставшиеся в нем, теперь, несомненно, были мертвы. По‑видимому, джаммер сработал: треножник лежал разбитый и одинокий, никто не явился к нему на помощь.
Наш курс лежал на юг. Сильный встречный ветер замедлял наше продвижение и раскачивал шхуну. Все взялись за весла, и постепенно расстояние от берега увеличивалось. С отчаянной медлительностью мы обогнули мыс, борясь с начинающимся приливом.
Но теперь берег был уже далеко, обломки треножника совсем уже не видны. Нам принесли из камбуза эль, чтобы мы согрелись.
Глава 4