ПОЛОВОЙ ЗРЕЛОСТИ В ТАЙНЫХ

КУЛЬТАХ

Прежде чем перейти к более подробному рассмотрению некоторых тем посвящения и показать связь между обрядами взросления и обрядами вступления в тайные общества, ос­тановимся ненадолго на посвящении девушек. Эти обряды менее изучены, чем посвящения мальчиков, и, следовательно, о них мало изве­стно. Правда, женские обряды посвящения, связанные с возрастом половой зрелости, осо­бенно их тайные аспекты, всегда были труд­нодоступны для этнологов. Поэтому большин­ство наблюдателей приводят только их вне­шние описания. Мы располагаем весьма скудным документальным материалом о рели­гиозном обучении девушек во время их посвя­щения и о некоторых тайных обрядах, через которые они должны пройти. И все же, несмот­ря на это, можно составить приблизительное представление о структуре и морфологии этих посвящений.

С самого начала следует заметить, что: 1) посвящения, связанные с взрослением девушек, менее распространены, чем аналогичные обря­ды для мальчиков, хотя их можно отнести к очень древним культурам (Австралия, Огнен­ная Земля и т. д.)¹; 2) эти ритуалы значительно меньше разработаны, чем у мальчиков; 3) на­конец, посвящение молодых девушек проходит индивидуально. Эта последняя черта имела важные последствия. Несомненно, она была связана с тем, что женские посвящения начи­наются с первой менструации. Этот физиоло­гический симптом — знак половой зрелости — вместе с тем является и знаком изоляции девуш­ки от ее привычного мира. Ее немедленно изо­лируют, отделяют от общины, это напоминает разлучение мальчика с матерью. Разница состо­ит в том, что у девочек изоляция следует немед­ленно после первой менструации, то есть она индивидуальна, в то время как у мальчиков посвящение коллективно. Индивидуальный характер изоляции, происходящей по мере по­явления соответствующих признаков, объясня­ет сравнительно небольшое число обрядов по­священия. Однако не следует забывать, что про­должительность изоляции в разных культурах варьируется от трех дней (Австралия и Индия) до двадцати месяцев (Новая Ирландия) или даже до нескольких лет (Камбоджа). Таким об-

114

115

 

разом, в конце концов девушки составляют группу; и тогда их посвящение празднуется коллективно² под руководством престарелых родителей (как в Индии) или старух (Африка). Наставницы посвящают девушек в тайны сек­са, обучают их обычаям племени и части рели­гиозных традиций, к которым допускаются женщины. Фактически, речь идет об общем образовании, но главное в нем — религиозные знания и все, что касается женской сакральнос­ти. Девушку ритуально готовят принять свой особый образ жизни, приводят к пониманию своей созидательной роли и ответственности перед обществом и Космосом, ответственности, которая у первобытных народов всегда рели­гиозна по природе.

Как мы сказали, обряды женского посвяще­ния в том виде, в каком они сегодня известны, менее драматичны, чем у мальчиков. Их важ­ным этапом является изоляция. Она происхо­дит в лесу, как у Суахили, или в специальной хижине, как у большинства племен Северной Америки, в Бразилии, на Новых Гебридах, на Маршальских островах, а также у Ведда и не­которых народов Африки³. Говоря об обрядах посвящения мальчиков, мы указывали на слож­ную символику леса и хижины: смерть и пре­бывание в материнской утробе. В обрядовой изоляции девушек усилена символика темно-

ты, их прячут в темном углу жилища, и у мно­гих народов они не должны видеть солнце: это табу объясняется мистической связью между Луной и женщинами. В других местах они зап­рещают кому бы то ни было дотрагиваться до себя. Специфическое табу Южной Америки — не контактировать с землей, поэтому девушки спят в гамаках⁴. Почти везде существуют пище­вые запреты, а у некоторых народов девушки носят специальные одежды⁵.

Финальная часть обряда не менее значи­тельна, чем первая — изоляция. У некоторых племен северного берега Австралии девушку, у которой началась менструация, на три дня изолируют в хижине, где она подвергается раз­личным пищевым табу. Затем к ней приходят женщины, раскрашивают ее охрой и богато украшают. «Кульминационный момент начи­нается на заре, когда все женщины племени сопровождают ее к ручью или лагуне⁶. После ритуального омовения девушку ведут в главное поселение под приветственные крики сопле­менников, и с этого момента община считает ее женщиной»⁷. Берндт замечает, что до появ­ления Миссии на земле Арнхем обряд там был более сложным и сопровождался песнями. Со­временные этнологи подчас имеют дело с обы­чаями, находящимися на грани исчезновения. Однако в интересующем нас случае основное в

116

117

 

обряде сохранилось — процессия, направляю­щаяся вместе с девушкой к реке, приветствен­ные крики в момент ее выхода из изоляции — это характерные черты женского посвящения. В некоторых регионах изоляция завершается общим танцем — обычай, особенно характер­ный для земледельческих районов⁸. Здесь деву­шек, проходящих посвящение, «выставляют напоказ» и устраивают для них праздник⁹, а затем все вместе обходят дома и получают по­дарки¹⁰. Есть и другие внешние признаки, ука­зывающие на то, что девушка прошла посвяще­ние, — татуировка¹¹, чернение зубов, но, по наблюдениям некоторых этнологов, последние обычаи являются нововведениями, появивши­мися под влиянием тотемических культур¹².

Итак, главный обряд — это торжественное представление девушек всей общине. Оно озна­чает, что таинство было исполнено, девушка ста­ла взрослой и готова принять образ жизни, пред­назначенный для женщины. Вообще, церемони­альное представление чего бы то ни было, будь то знак, предмет, животное или человек, — оз­начает декларирование присутствия священно­го, чуда¹³. Этот чрезвычайно простой обычай принадлежит древнейшему религиозному ри­туалу. Возможно, еще до возникновения члено­раздельной речи указание на предмет означа­ло, что его рассматривают как исключительный, единственный, мистический, священный. Тор­жественное представление общине молодых посвященных, возможно, самый древний мо­мент всей церемонии. Танцы, как пластическое и драматическое выражение мысли, также при­надлежат к первобытному опыту.

Очевидно, что женские обряды посвяще­ния, связанные с половой зрелостью, в еще боль­шей степени, чем мужские, следует относить к мистерии крови. Предпринимались даже по­пытки объяснить изоляцию молодых девушек при первой менструации первобытным стра­хом перед менструальной кровью. Фрейзер¹⁴ настаивал на этом, подчеркивая, что во время менструации в хижинах изолируют не только девушек при первом появлении этого физио­логического явления, но и взрослых женщин. Но Вильгельм Шмидт показал, что эти обычаи не совпадают: изоляция женщин в период ме­сячных — обычай, присущий главным образом кочевым племенам охотников и скотоводов, экономика которых строится на животновод­стве и его продуктах, где считается, что менст­руальная кровь приносит неудачу, в то время как изоляция девушек во время посвящения — специфический обычай матриархальных об­ществ. И, добавляет Шмидт, у большинства матриархальных обществ посвящение девушек — это радостный праздник, означающий, что

 

118

119

 

девушка достигла возраста, позволяющего ей основать семью¹⁵. Однако, как мы уже видели, такая праздничность имеет слишком древние корни, чтобы ее можно было приписывать толь­ко матриархату, который, по концепции того же Шмидта, представляет собой более новый социокультурный феномен.

В любом случае объяснить обряд посвяще­ния девушек только мужским страхом перед женской кровью трудно. Лишь один фундамен­тальный опыт может объяснить нам происхож­дение обрядов — и это женский опыт, выкрис­таллизовавшийся вокруг мистерии крови. Иногда эта мистерия приобретает странные аспекты. Так, у даяков девушку, достигшую половой зрелости, изолируют на год в белой хижине; она должна носить белую одежду и питаться белой пищей. К концу срока она че­рез бамбуковую палочку высасывает кровь из вскрытой вены мужчины¹⁶. Смысл этого обря­да в следующем: в указанный период времени девушка — ни женщина, ни мужчина; ее счи­тают «белой», «бескровной»¹⁷. Здесь мы узнаем тему временной двуполости или бесполости неофитов, о которой мы уже упоминали. Изве­стны случаи, когда в период посвящения де­вушки одеваются мужчинами, так же как маль­чики носят женскую одежду во время срока сво­его ученичества.

Степени посвящения женщин

У некоторых народов посвящение женщин содержит несколько степеней. Так, у Яо оно начинается с первой менструации и заканчи­вается только после рождения первого ребен­ка¹⁸. Мистерия крови достигает своего пика во время родов. Узнавание, что она является твор­цом жизни, составляет для женщины религи­озный опыт, не переводимый в термины мужс­кого испытания. Пример женского посвящения у Яо, включающий три степени, позволяет нам понять два связанных друг с другом явления: 1) стремление женщин организоваться в тайные религиозные организации по модели мужских братств; 2) значение, которое придается в не­которых культурах процессу родов. Мы пого­ворим о женских обществах, когда обратимся к изучению организации тайных обществ. Мы увидим, что тайные женские организации за­имствовали некоторые морфологические эле­менты мужских братств. Что касается обрядов, связанных с родами, то следы некоторых их тайных сценариев сохранились даже в Европе. Так в Шлезвиге в прошлом веке при новости о рождении ребенка все женщины деревни с кри­ками и танцами направлялись к дому рожени­цы. Если по дороге они встречали мужчин, то срывали с них шапки и наполняли лошадиным

120

121

 

навозом, если они встречали повозку, то лома­ли ее на части, а лошадь отпускали. От дома роженицы, где они собирались, женщины на­чинали буйный бег по деревне, рыча, испуская вопли и проникая в дома, откуда уносили все питье, пищу, и вообще все, что им захочется. Встречных мужчин они заставляли танцевать¹⁹. Возможно, что в старину некоторые тайные обряды производились в доме роженицы. Ли­тература XII века описывает подобные обряды в Дании: собравшись у роженицы, женщины обряжают соломенную куклу и танцуют с ней, делая похотливые жесты, поют и кричат²⁰. Этот очень ценный пример показывает нам, что ри­туальные сборища женщин по поводу родов имеют тенденцию к превращению в тайные общества.

Вернувшись к обрядам, связанным с дости­жением девушкой половой зрелости, добавим, что в период изоляции девушки разучивают ритуальные песни и танцы, а также некоторые специфически женские ремесла, в первую оче­редь прядение и ткачество. Символика этих ремесел очень существенна: на позднейших фазах культуры она возводится в ранг принци­па, объясняющего Мир. Так, Луна «прядет» нить Времени, и она же «ткет» человеческие жизни²¹. Богини судьбы — прядильщицы. Мы обнаруживаем оккультную связь между концепцией периодического созидания, лежаще­го в основе Мира (концепция, рожденная лун­ной мифологией), идеей Времени и Судьбы, с одной стороны, — и ночной работой, женской работой, которую надо выполнять подальше от дневного света и скрытно, почти тайком, — с другой. В некоторых культурах, когда время изоляции приходит к концу, девушки продол­жают встречаться в доме какой-нибудь старой женщины, чтобы вместе прясть. Прядение — опасное ремесло, им можно заниматься только в специальных домах и только в течение опре­деленного периода, до установленного часа. В некоторых регионах мира отказались от пря­дения и даже полностью его забыли из-за зак­люченной в нем магической опасности. Подоб­ные верования до сих пор сохранились в Евро­пе (см. Рерхта, Холда, Фрау Хёлле и др.). В некоторых местах (например, Япония) еще можно обнаружить мифологическую память о постоянном напряжении и даже конфликте между группами девушек и тайными общества­ми мужчин, «мужскими союзами». Мужчины и их боги нападают ночью на прядильщиц, раз­рушают их работу, уничтожают ткацкие чел­ноки и прялки²².

Существует мистическая связь между жен­ским посвящением, прядением и сексуальнос­тью. Даже в развитых обществах девушки

122

123

 

пользуются некоторой добрачной свободой, а встречи с молодыми людьми происходят в доме, где они собираются, чтобы прясть.

Еще в начале XX века в России существовал такой обычай. Удивительно, что даже в куль­турах, где девственность пользуется высоким уважением, встречи между девушками и моло­дыми людьми не только терпелись, но даже поощрялись родителями. Речь шла не о разло­жении нравов, но о великом таинстве — откры­тии женской сакральности, прикосновении к источникам жизни и плодородия. Досвадебная свобода молодых девушек отнюдь не эротичес­кого порядка, ее природа ритуальна и состав­ляет часть забытой мистерии, а не земных ра­достей. На Украине во время некоторый свя­щенных праздников, и особенно в связи со свадьбами, девушки и женщины ведут себя по­чти оргиастично²³. Этот всеобщий поведенчес­кий перевертыш — от скромности к выставле­нию напоказ — преследует ритуальную цель, и поэтому в нем участвует вся община. Речь идет о религиозном порядке, разрешающем периодически разрушать установленные свет­ские нормы, которые мертвой тяжестью давят на народные обычаи, и позволяющем периоди­чески возвращаться к состоянию полной сти­хийности. Тот факт, что подобное ритуальное поведение сохранилось до XX века у народов, давно принявших христианство, доказывает, что мы имеем дело с чрезвычайно древним ре­лигиозным опытом, являющимся составной частью женской души. У нас еще будет случай обратиться к аналогичной проблеме, когда мы перейдем к рассмотрению особенностей неко­торых женских тайных организаций.

Итак, резюмируем: посвящение девушек определяется тайной, которая для них есте­ственна, — появлением менструации со всем, что она несет с собой с точки зрения первобыт­ного человека: периодическое очищение, пло­довитость, целительную силу, магическую власть и т. п. В общем, речь идет об осмысле­нии того превращения, которое происходит естественным путем и определяет образ жизни взрослой женщины. Посвящение девушек не включает, как у мальчиков, узнавание Боже­ственного Существа, священного предмета (трещотки) и изначального мифа, — короче, узнавание событий, которые происходили «в то время», стали неотъемлемой частью священной истории племени, и благодаря этому принад­лежат «культуре», а не миру природы. Отме­тим, что обряды женского посвящения, связан­ные с менструацией, не были обоснованы из­начальным мифом, как в случае мужских обрядов посвящения. Правда, есть мифы, ут­верждающие, что некоторые мужские обряды

124

125

 

посвящения изначально принадлежат женщи­нами, но они, естественно, не касались исклю­чительно женского «таинства»—менструаций. Редкие мифы, объясняющие происхождение менструации, не принадлежат к категории ми­фов посвящения.

Из всего сказанного следует, что, в проти­воположность женщинам, мужчины вынужде­ны во время посвящения осознавать «невиди­мые» реалии и узнавать священную историю, которая не дается им в непосредственном опы­те. Неофит понимает смысл обрезания только после того, как его знакомят с изначальным мифом. Все, что с ним происходит во время посвящения, обусловлено тем, что аналогичные события происходили в Мифические Времена, и эти события коренным образом изменили условия жизни человека. Для мальчиков посвя­щение состоит из введения в мир, который не является сиюминутным: в мир духа и культу­ры. Для девушек, напротив, посвящение состо­ит из ряда откровений, касающихся тайного смысла явления естественного и очевидного: видимого знака их половой зрелости.

Культ Кунапипи

Остановимся на тайном австралийском культе Кунапипи, который еще существует в Арнхеме, на Северных территориях Австралии. Для нашего исследования он представля­ет двойной интерес: с одной стороны, в идео­логии Кунапипи преобладает женская религи­озная символика, особенно это касается фигу­ры Великой Матери, источника всеобщего оплодотворения (вместе с тем, обряд предназ­начен исключительно для мужчин). И, с дру­гой стороны, перед нами сценарий посвяще­ния, структура которого нам уже известна, его главный момент — ритуальное заглатывание неофита. Однако в сценарий включены и не­которые дополнительные элементы. Иначе го­воря, Кунапипи дает прекрасную отправную точку для нашего сравнительного исследова­ния развития тематики посвящения. В культ Кунапипи могут быть посвящены только моло­дые люди, уже прошедшие через обряд взрос­ления. Таким образом, речь идет не об обряде перехода от одного возраста к другому, а о выс­шей ступени посвящения, что лишний раз под­тверждает стремление первобытного человека к углублению религиозного опыта и знаний.

Обряд Кунапипи преследует две цели: 1) посвящение молодых людей; 2) обновление энергии, которое дает Жизнь Космоса, и все­общее плодородие. Это обновление происхо­дит при современном воспроизведении изна­чального мифа. Священное могущество, кото­рым обладают Сверхъестественные Существа,

126

127

 

освобождается благодаря повторению дей­ствий, которые производили эти Существа во «Время Снов»²⁴. Перед нами религиозная кон­цепция, уже для нас привычная: изначальный миф дал основу обряду посвящения. Праздно­вание этого обряда возвращает нас к первобыт­ному времени, а его участники становятся со­временниками изначального мифа²⁵. Космос и общество получают новое рождение. Поэтому посвящение молодых людей имеет значение не только для них, но и для всей общины. Здесь мы находим зародыш концепции, которая по­лучит свое развитие в высших религиях, а именно: духовное совершенствование элиты оказывает спасительное влияние на остальное общество.

Теперь вернемся к самому культу. Он стро­ится на довольно сложном мифе, но мы кос­немся только главных его элементов. В Счаст­ливые Времена две сестры Ваувалак, старшая из которых только что родила, отправляются на Север. В действительности, обе сестры — Матери. Название культа Кунапипи перево­дится как «Матери» или «Старуха». После дол­гого путешествия сестры останавливаются у колодца, строят хижину и разводят огонь, что­бы сварить мясо нескольких мелких животных. Но животные убегают от огня и бросаются в колодец. Как объясняют сейчас аборигены, эти животные знали, что одна из сестер — нечис­тая из-за недавних родов и не должна прибли­жаться к колодцу, где живет Большая Змея Юрлунгу. Действительно, привлеченная запа­хом крови, Юрлунгу вышла из своего подзем­ного убежища и приблизилась к хижине. Младшая сестра постаралась увести ее от хи­жины, танцуя; — и эти танцы ритуально по­вторяются во время церемонии Кунапипи. Но змея обволокла слюной хижину, где находи­лись обе сестры и ребенок, и проглотила ее. Для этого ей пришлось вытянуться во весь рост и поднять голову к небу. Некоторое время спу­стя она выплюнула обеих сестер и ребенка. Благодаря укусам белых муравьев они верну­лись к жизни, но коварная проглотила их вновь, и на этот раз навсегда.

Этот миф послужил основой для двух дру­гих ритуалов, кроме Кунапипи. Один из них, джунгавон, включает обряд посвящения, связан­ный с достижением половой зрелости. Проис­хождение этих ритуалов аборигены объясняют так: питон Лу'нингу, увидев, как Юрлунгу заглатывает, а затем возвращает двух Сестер, решил ей подражать. Он отправился по стра­не, проглатывая молодых людей, но выплевы­вал их всегда мертвыми, иногда даже в виде скелетов. Люди в гневе убили питона, а затем воздвигли его изображение в виде двух столбов,

 

128

129

 

названных «желмаланджи». Чтобы имитировать свист змеи, они сделали «трещотки»²⁶. А руко­водитель церемонии разрезал себе руку, гово­ря: «Мы поступаем так, чтобы походить на тех женщин»²⁷.

В обряде Кунапипи, — пишет Берндт, — молодые неофиты, покидая деревню и направ­ляясь к «священной территории», должны по дороге быть проглоченными Лу'нингу, как это происходило в изначальном мифе. В стародав­ние времена они обязаны были держаться вда­ли от женщин от двух недель до двух месяцев это символизировало их пребывание в же­лудке змея²⁸. Но в сознании племени обе змеи Юрлунгу и Лу'нингу превратились в одну, и, возвращаясь в деревню, мужчины объявля­ли женщинам: «Сегодня все мальчики остави­ли нас — их пожрала Юрлунгу»²⁹. Символика ритуального заглатывания, впрочем, значи­тельно сложнее. С одной стороны, неофиты уподоблены двум Сестрам и предназначены быть проглоченными Змеей; с другой стороны, входя на «священную территорию», они сим­волически возвращаются в материнское чрево. Неофитов покрывают охрой и кровью, полу­ченной при вскрытии вен на руках и символи­зирующей кровь двух Сестер Ваувалак. «К кон­цу обряда, — пишет Берндт, — они как бы ста­новятся Сестрами и их сжирает Змея, а затем, как те женщины, они возвращаются к жизни»³⁰. С другой стороны, место для танца в виде тре­угольника, как считают аборигены, символизи­рует чрево Матери. «Когда неофиты покидают деревню и отправляются на «священную тер­риторию», они обретают святость и входят в тело Матери, проникают в ее чрево — место, очерченное окружностью, как это было в нача­ле. Когда ритуал заканчивается, Мать «выпус­кает их»: они выходят из окружности и возвра­щаются в обыденную жизнь»³¹.

Символика «возвращения в чрево» (regressum ad uterum) возникает еще во время первой сте­пени посвящения. В определенный момент нео­фитов покрывают корой и приказывают им спать. «Они остаются там, — говорят абориге­ны, —укрытые в хижине, как Сестры»³². Нако­нец, после оргаистического обряда, включаю­щего смену женщин, который нас не интересу­ет, поскольку неофиты в нем не участвуют, — происходит финальная церемония: между свя­щенной территорией и деревней вилообразно устанавливают два столба, соединенных тол­стым шестом. Шест покрыт ветками, и посвя­щенных вводят под ветки так, что снаружи они не видны. Они стоят там, держась руками за шест, «как бы подвешенные». Это означает, что посвященные находятся в чреве, из которого они выйдут вновь родившимися духовно («их

130

131

 

дух станет совсем новым»)³³. Двое неофитов влезают на столбы и кричат оттуда как ново­рожденные, потому что они «дети Ваувалак». Под конец все возвращаются в деревню, раскра­шенные охрой и кровью.

Мы столь подробно остановились на обря­де Кунапипи, потому что работы Р. М. Берндта дали нам множество драгоценных подробнос­тей и познакомили со значениями, которые приписывают им аборигены. Надо добавить, что обряд Кунапипи не отражает древнее со­стояние австралийской культуры, на него, по-видимому, оказали влияние более поздние ме­ланезийские включения³⁴. Вместе с тем, то об­стоятельство, что вначале обладательницами всех таинств культа, которые у них впослед­ствии заимствовали мужчины, были женщи­ны³⁵, указывает на матриархальное мышление. Очевидно, определенное количество ритуаль­ных элементов панавстралийское: например, обряд бросания в огонь, трещотки и миф о их происхождении, обычай покрывать женщин и неофитов ветвями и т. д. Как мы видели, спе­цифической особенностью Кунапипи являет­ся такой мотив посвящения, как «возвращение в чрево». Мы встречаемся с этим мотивом нео­днократно: когда неофиты входят на «священ­ную территорию», когда ожидают «подвешен­ные на шесте» своего второго рождения, когда они якобы находятся в хижине Двух Сестер. Как «возвращение в чрево» можно истолковать ри­туальное заглатывание Змеей: с одной сторо­ны, потому что она неоднократно описывалась как женская особь³⁶, а с другой — потому что проникновение в живот чудовища символизи­рует возврат в эмбриональное состояние.

Поразительна настойчивость, с которой повторяется эта тема возвращения в чрево Пра­матери. Сексуальные пантомимы и особенно ритуальный обмен женщинами—оргаистичес­кий обряд, играющий важную роль в культе Кунапипи, еще раз подчеркивает священную атмосферу тайны зачатия и рождения. Общее впечатление от всего обряда, что речь в нем. идет не о ритуальной смерти, за которой сле­дует воскресение, а о всеобщем возрождении неофита посредством его зачатия и рождения Великой Матерью. Это, конечно, не означает полного отсутствия символики Смерти, пото­му что быть пожранным Змеей и даже вернуть­ся в материнское чрево в реальных условиях равносильно смерти. Символика «возвращения в чрево» всегда амбивалентна. Однако в культе Кунапипи все же доминирует характерный ак­цент зачатия и рождения. Перед нами превос­ходный пример темы посвящения, выстроен­ной вокруг идеи нового рождения, а не симво­лики смерти и воскресения.

132

133

 

Символика «возвращения в чрево» в обряде посвящения

Эта тема встречается во множестве мифов и обрядов посвящения. Идея беременности и ро­дов выражена в ряде обрядов: проникновение в живот Великой Матери (Матери-Земли) или в тело морского чудовища, дикого и даже домаш­него животного. Хижина в обряде посвящения, очевидно, тоже принадлежит к этому образному ряду; следует дополнить его образом сосуда (гор­шка). Чтобы рассмотреть все обряды и мифы, связанные с этой тематикой, нам понадобилось бы гораздо больше места, чем мы располагаем. Поэтому мы вынуждены ограничиться лишь не­сколькими аспектами. Чтобы упростить изложе­ние, мы разделим все имеющиеся свидетельства на две группы: в первую группу войдут те, в ко­торых «возвращение в чрево» не сопряжено с опасностью; во вторую же группу войдут мате­риалы, рассказывающие об опасностях, связан­ных с «возвращением в чрево», —риске быть разор­ванным на куски в пасти чудовища (или «зубас­том лоне» Матери Земли) и быть переваренным в его желудке. Естественно, что сам феномен зна­чительно сложнее и имеет множество оттенков. И все же можно говорить о двух типах посвяще­ния «возвращения в чрево»: «легком» и «драматич­ном». Б первом акцент делается на тайну рождения. Во втором тема нового рождения сопровож­дается опасностью смерти. Как мы увидим, по­священия делятся на категории обрядов, которые означают новое зачатие и новое рождение нео­фита, не предполагая при этом ни его предвари­тельной смерти, ни даже опасности таковой. (Еще раз напомним, что символика смерти в бытовых условиях присутствует всегда — но в этом, как мы видели, состоит характерная особенность вся­кого подлинно религиозного испытания.)

Что касается второго типа «возвращения в чре­во» в обряде посвящения, то он содержит мно­жество форм и вариантов, присутствующих в религиозных, мистических, метафизических представлениях, существующих в развитых об­ществах. Так, тему «возвращения в чрево», сопро­вождающегося разнообразными опасностями, мы находим: 1) в мифах, сюжетом которых яв­ляется проглатывание героя морским чудови­щем и его победное возвращение в результате вскрытия живота чудовища; 2) в мифах и чудес­ных рассказах шаманов, которые во время транса якобы проникают в живот гигантской рыбы или кита; 3) в мифах о проходе через «зубастое лоно» или опасном спуске в грот или пещеру, пред­ставляющие рот или чрево Матери Земли, спус­ке, который приводит героя в потусторонний мир; 4) наконец, эта же тема узнаваема в группе мифов и символов, касающихся «парадоксаль-

134

135

 

ного прохода» между двумя движущимися мель­ничными жерновами, между двумя скалами, которые могут в любой момент соприкоснуть­ся, или через мост, тонкий, как нить, и режущий, как лезвие ножа, и т. д. Это «парадоксальный проход», потому что его невозможно осуще­ствить в реальной жизни, и в последующих ми­стических и метафизических представлениях он служит для выражения допуска в трансценден­тное состояние. Для всех форм этого опасного «возвращения в чрево» характерно, что его пред­принимает живой герой во взрослом возрасте, то есть он не умирает и не возвращается в эмб­риональное состояние. Ставка этого опасного приключения исключительна: речь идет о по­лучении бессмертия. И, как мы увидим в мифе о полинезийском герое Мауи, человечество не смогло обрести бессмертие, потому что герою не удалось выйти живым из тела Великой Матери. Часть следующей главы мы посвятим этой груп­пе мифов и обрядов посвящения. Это позволит нам дополнить и внести некоторые оттенки в наш слишком короткий очерк.

Символика нового рождения в индийских обрядах посвящения

Начнем с нескольких примеров, иллюстри­рующих мирный тип возврата в эмбриональ­ное состояние, «в чрево». Рассмотрим брахманические посвящения, но не целиком, а только тему, относящуюся к зачатию и новому рожде­нию. В древней Индии церемония «упанаян», то есть представление мальчика воспитателю, тождественна первобытному обряду посвяще­ния, связанному с достижением половой зрело­сти. Некоторые стороны поведения неофитов при посвящении в первобытном обществе су­ществовали и в древней Индии: брахмачарин живет в доме своего воспитателя, носит шкуру черной антилопы, питается исключительно подаянием и связан обетом абсолютной чисто­ты. Период обучения у воспитателя — «брах­мачаръя» —требует сексуального воздержания. «Упанаян», еще неизвестный Ригведе, впервые упоминается в Атхарваведе (XI, 5, 3), где мотив зачатия и повторного рождения четко выражен: сказано, что воспитатель превращает мальчи­ка в эмбрион и три ночи хранит его в своем животе. Kamapamxa Брахмана (XI, 5,4,12-13) вно­сит следующие уточнения: зачатие происходит в момент, когда воспитатель кладет руку на плечо ребенка и на третий день тот рождается вновь брахманом. Атхарваведа (XIX, 17) опре­деляет его как «дважды рожденного» (двиджа), и именно отсюда берет свое начало этот тер­мин, чрезвычайно распространенный в Индии. Очевидно, второе рождение — духовного порядка, и последующие тексты настаивают на

136

137

 

этом главном пункте. Как утверждают Законы Ману (II, 144), тот, кто сообщает неофиту слово Вед (то есть брахман), должен рассматриваться как его отец и мать; из родителя и дарителя именно последний является настоящим отцом (II, 146); подлинное рождение, то есть рожде­ние в бессмертии, дается формулой Савитри (II, 148)³⁷. Это учение является паниндийским и воспринято буддизмом: отрекаясь от своего родового имени, новичок становится «сыном Будды» («сакьяпутто»), так как он был «рожден среди святых» («арья»). Как говорил Кассапа о себе самом: «Природный Сын Благословенно­го, рожденный из уст его, рожденный «дхамма» и т. д. (Самьютта Никая, II, 221).

Буддийская образность сохраняет воспо­минание о том, что второе, духовное рожде­ние происходит как у птенцов, «разбивающих яичную скорлупу»³⁸. Символика яйца и птен­ца очень древняя, и возможно, что двойное «второе рождение» птиц явилось прообразом «двиджа». Во всяком случае, мы имеем дело с архетипичной образностью, уже использован­ной на древних уровнях культуры. У Банту Кавирондо посвященному говорят: «Сейчас белый птенчик выходит из Яйца; мы, как гор­шки, только что вынутые из печи»³⁹. Интерес­но, что один образ объединяет два мотива: эм­бриональный и мотив посвящения: яйцо и горшок (сосуд), которые мы еще встретим в Индии.

Кроме этого нового рождения— «упанаяма», брахманизм знает обряд посвящения — «дик­ша», предназначенный для тех, кто готовится к плотской жертве, состоящей в возвращении в стадию зародыша⁴⁰. Ригведа, кажется, не знает «дикша» но этот обряд упоминается в Атхар­ваведе. В Атхарваведе (XI, 5,6) брахмачарин, то есть неофит, участвующий в обряде посвяще­ния, связанного с достижением половой зрело­сти, квалифицируется как «дикшита» то есть тот, кто практикует «дикша». X. Ломмель⁴¹ под­черкивал значение этого отрывка: неофит отождествляется с тем, кто должен родиться заново, чтобы стать достойным совершить плот­скую жертву. Действительно, эта жертва требу­ет предварительного освящения жертвователя, который для его получения должен совершить «возвращение в чрево». Тексты чрезвычайно ясны. По Айтарея Брахмана (1,3), «Жрецы превраща­ют в эмбрион того, кому они дают «дикша». Его опрыскивают водой; которая заменяет мужское семя. Затем его вводят в специальное помеще­ние, которое представляет матку, из которой выходит «дикша». Его покрывают одеждой; одежда — это сорочка новорожденного. Кула­ки его сжаты, как у эмбриона или младенца в момент рождения. «Чтобы войти в бассейн, он

138

139

 

снимает шкуру антилопы — вот почему эмб­рион входит в мир без оболочки. Но он сохра­няет одежду, чтобы войти туда, вот почему ре­бенок рождается в амнионе». Параллельные тексты необычайно образно описывают эмбри­ологические и гинекологические подробности ритуала. «Дикшита—это эмбрион, его одежда — оболочка» и т. д., — говорит Тайттирья-Сам­хита (I, 3, 2. Taitt. Samh. VI, 2,5,5), также ставя знак равенства между образом «дикшита» и эмбрионом. Процесс дополнен образом хижи­ны, означающей матку, — образ чрезвычайно распространенный и не менее древний: когда «дикшита» выходит из хижины, он как бы яв­ляется эмбрионом, выходящим из матки. Май­траяни-Самхита (III, 6,1) уточняет, что посвя­щаемый выходит из этого мира и «рождается в мире Богов». Хижина — это чрево для «дикши­та», кожа антилопы — плацента. Многократ­но подчеркивается причина «возвращения в чре­во». «На самом деле человек не рождается. Он рождается только путем жертвоприношения» (там же, III, 6, 7), при этом всякий раз подчер­кивается, что подлинное рождение человека — духовного порядка. Майтраяни-Самхита добав­ляет, что «дикшита» — это семя», то есть для того, чтобы достичь духовного состояния, по­зволяющего ему повторно родиться среди Бо­гов, «дикшита» должен символически стать тем, чем он был «изначально». Он прекращает био­логическое состояние, в котором пребывал дли­тельное время, чтобы открыть возможность од­новременно эмбриональную и первобытную: «он возвращается назад, в состояние зароды­ша», то есть в состояние чистой виртуальнос­ти. Тема «возвращения назад», чтобы упразднить историческое время, которое уже прошло, и начать новую жизнь со всеми ее нереализован­ными возможностями⁴². Все обряды «возвраще­ния в чрево» имеют мифическую основу: это Индра, который, чтобы избежать рождения ужасного монстра в результате союза Слова (Вач) и Жертвы (Яджна) превращается в эмбри­он и проникает в чрево «Вач»⁴³.

Следует привлечь внимание к следующе­му пункту: «возвращение в чрево», предостав­ляемое «дикша», возобновимо — его повторя­ют всякий раз, когда совершается плотское жертвоприношение. И поскольку жертвова­тель уже «два раза родился» благодаря своему посвящению (упанаяма), то цель «дикша» — воз­рождение жертвователя, позволяющее ему участвовать в духовности. «Возвращение в чре­во» позволяет отказаться от Времени, которое уже прошло, и, хотя тексты не говорят об этом прямо, возвращение «в изначальное состоя­ние» можно объяснить только желанием вновь начать «чистое» существование, которое еще

140

141