Представление об элементарных существах, обитающих в воде и в воздухе, в земле и огне, в животных и растениях, является очень древним и распространено по всему миру, как мы можем увидеть это из многочисленных примеров в мифологии и сказках, фольклоре и поэзии. Так как в этих представлениях обнаруживается поразительное сходство, не только между ними, но также с фигурами из снов и фантазий современных людей, мы можем сделать вывод, что в их основе должны лежать более или менее постоянные факторы, которые всегда и везде проявляют себя одинаково.
Исследования глубинной психологии показали, что образы и фигуры, порожденные спонтанной, мифообразующей способностью психики, не должны рассматриваться как просто воспроизводящие или пересказывающие внешние явления. Они являются также выражением внутренних психических фактов и поэтому могут считаться одним из видов психической саморепрезентации. Эта идея также может быть применена к элементарным существам, и, следовательно, мы должны спросить – отражается ли в них анима и каким образом? К сожалению, всесторонний обзор материала здесь не представляется возможным. Я могу привести только несколько примеров и обсудить в связи с ними те аспекты, которые кажутся мне важными в данном контексте. Поэтому среди всех элементарных существ – великанов, гномов, эльфов, и т. д. – я буду рассматривать только тех, которые либо из-за своего женского пола, либо из-за отношения к мужчине могут считаться олицетворением анимы. Как хорошо известно, анима представляет собой женский аспект личности мужчины и в то же время его представление о женской сущности в целом, другими словами, архетип женственности.
Следовательно, эти фигуры будут считаться фигурами анимы только тогда, когда они будут содержать типичные и ясно распознаваемые женские черты, и мы будем придавать особое значение этим чертам в надежде получить понимание природы анимы в целом. Наиболее подходят для нашего исследования такие существа, как нимфы, девушки-лебеди[i1], русалки и феи, знакомые нам по множеству легенд и сказок. Как правило, их красота соблазнительна, но они только наполовину люди: у них рыбий хвост, как у русалок, или они превращаются в птиц, как девушки-лебеди. Обычно они появляются не поодиночке, а группами, особенно часто втроем; недифференцированный анимус тоже обычно появляется не один.
Своим обаянием или очаровательными песнями эти существа (сирены, Лорелея[i2] и т.д.) завлекали мужчин в свое царство, где они исчезали навсегда; еще очень важный момент – они пытались связать мужчину путами любви, чтобы жить с ним в его мире. В них всегда есть что-то сверхъестественное, и существует связанное с ними табу, которое не должно нарушаться.
Фигура девушки-лебедя чрезвычайно древняя и является, по сути, мифологической. Она возникла в древности и появляется в сказаниях и легендах по всему миру. Возможно, самым ранним упоминанием о ней является история Пурурава и Урваси[i3], которую мы находим в одном из наиболее древних ведических писаний Риг-Веда (1), а более ясное и детальное ее описание – в Сатапата-Брахмана (2). Я представлю ее сокращенную версию.
Нимфа Урваси (апсара) (3) полюбила Пурурава и согласилась выйти за него замуж при одном условии. Она сказала: «Трижды в день ты должен обнимать меня, но не ложись со мной против моего желания и не позволяй мне видеть тебя обнаженным, поскольку именно так ты должен вести себя с нами, женщинами».
Прожив с ним несколько лет, она забеременела, и Гандхарва, считая, что она достаточно долго задержалась среди людей, придумал способ ее вернуть. К ее кушетке привязали овцу с двумя ягнятами, чтобы каждую ночь красть по одному ягненку. Услышав ночью шум, она закричала: «Увы, они забирают моего любимого, как будто здесь нет героя и нет мужчины!»
Услышав это, Пурурава вскочил как спал – без одежды, – чтобы поймать грабителей, и в это мгновение Гандхарва произвел вспышку света, чтобы Урваси увидела своего мужа «как при дневном свете». Таким образом, одно из ее условий было нарушено, и, когда Пурурава возвратился, она исчезла.
В отчаянии он бродил по стране, надеясь снова найти Урваси, и однажды пришел к озеру с лотосами, «в нем плавали нимфы в образе лебедей», и среди них была она. Увидев Пурурава, она приняла человеческий облик. Узнав ее, он стал умолять: «О, моя жена, останься, беспощадная: давай поговорим сейчас! Будучи невысказанными, наши секреты не принесут нам радости…»
Она ответила: «Какой смысл мне говорить с тобой? Я исчезла как первая заря. Пурурава, иди снова домой: я словно ветер, который трудно поймать…»
Печально он промолвил: «Тогда твой друг умчится из этого дня и никогда не вернется, он уйдет в самые дальние дали…» (дикую местность, населенную волками).
Она ответила: «Пурурава, не умирай! Не убегай! Не дай жестоким волкам сожрать тебя! Воистину, с женщинами нет дружбы, и их сердца – сердца гиен…» Она добавила, что когда она была среди смертных, она ела немного жертвенного жира каждый день и все еще чувствует себя насыщенной им.
Но, в конце концов, ее сердце сжалилось, и она сказала, чтобы он вернулся через год. Тогда родится их сын, и она ляжет с мужем в постель на одну ночь. Когда он пришел через год, там стоял золотой дворец. Ему было сказано войти в него, и к нему привели его жену. На следующее утро Гандхарва предложил ему покровительство, и, по совету Урваси, он попросил, чтобы его сделали одним из них, и они исполнили его желание. Но сначала он должен был принести жертву, для этой цели Гандхарва положил огонь в чашу и дал ему. Он отнес огонь и рожденного сына обратно в свою родную деревню. Потом он нашел подходящие поленья для священного огня, зажег их так, как предписал Гандхарва, и сам стал Гандхарва.
В этой древней легенде есть типичные черты, которые мы находим в более поздних версиях в разных странах. Например, союз с таким существом включает в себя определенные условия, невыполнение которых может привести к смерти. К примеру, в этом рассказе Урваси не должна была видеть Пурурава без одежды. Похожий запрет существует в известной истории Купидона и Психеи (4). Но Психее запрещено видеть своего божественного мужа; в отличие от этого, Урваси не хочет видеть человека Пурурва обнаженным, то есть не хочет признавать его реальность. Даже если это условие нарушается непреднамеренно, это приводит к возвращению нимфы в свою стихию. Когда она говорит, что она сыта кусками жертвенного жира, который она съела во время своего пребывания с Пурурва, это означает, что человеческая реальность ей не по вкусу; более того, когда она возвращается в свой собственный мир, она забирает с собой своего мужа. Конечно, здесь еще упоминается ее сын, который был рожден после ее исчезновения и которого Пурурава потом приносит домой; таким образом, от их союза появляется что-то относящееся к человеческому царству, но больше об этом ничего неизвестно (5).
Отношения Пурурава и божественной нимфы заметно разнятся: он с человеческими чувствами сокрушается о потере своей возлюбленной, пытается снова ее найти и поговорить с ней, а ее слова, когда она говорит, что у женщин сердца гиен – проявление бездушного элементарного существа, которое осуждает само себя.
Что касается интерпретации девушки-лебедя, то по теории, в которой мифологические образы рассматриваются как выражение природных сил и событий, это туман, который парит над водой и затем, поднимаясь, конденсируется в облака и движется по небу как лебеди. Даже с психологической точки зрения сравнение этих фигур с туманом и облаками является правильным: пока бессознательное содержание остается бессознательным, оно не имеет четких очертаний и может меняться, переходить в разные формы и трансформироваться. Только когда формы появляются из бессознательного и схватываются сознанием, они становятся отчетливо и ясно распознаваемы, и только тогда про них можно сказать что-то определенное. В самом деле, лучше не изображать бессознательное как реальную область, с четко определенным, якобы точным содержанием; такой подход полезен лишь тогда, когда он помогает привнести неизвестное содержание ближе к нашему пониманию. В гипногогических видениях бессознательное содержание часто появляется сначала в виде облака, которое обретает определенную форму позже. Что-то похожее на это парило перед взором Гете, когда Мефистофель описывал царство Матерей Фаусту:
«…Из мира форм рожденных
В мир их прообразов перенесись.
В следы существований прекращенных,
Давным-давно прервавшихся, всмотрись.
Но, чтобы их держать на расстоянье,
Размахивай своим ключом в тумане» (6).
Из этого мы можем сделать вывод, что женственность, представленная нимфой Урваси, является еще слишком неопределенной и бестелесной, чтобы существовать постоянно и осознавать себя в человеческом царстве, то есть в бодрствующем сознании. Ее слова («Я исчезла как первая заря… Я словно ветер, который трудно поймать…») также указывают на ее иллюзорный, подобный ветру, характер, который соответствует природному духу и производит впечатление мифической нереальности.
На эту историю очень похожа ирландская легенда «Dreams of Oenghus[i4] », относящаяся к восьмому столетию (7).
Оэнгус, который сам был мифического происхождения, однажды увидел во сне прекрасную девушку, приближающуюся к его кровати, но как только он захотел взять ее за руку, она ускользнула от него. Следующей ночью девушка пришла снова, в этот раз у нее в руке была лютня, «самая сладкозвучная, которая когда-либо существовала», и она сыграла ему мелодию. Так продолжалось целый год, и Оэнгус заболел «изнурительной болезнью». Но доктора поняли, в чем его проблема, и по всей Ирландии были посланы гонцы за девушкой, которая, как сказали доктора, была ему предназначена. В конце концов, они обнаружили, что ее отец был королем волшебного холма, и что один раз в году она превращалась в лебедя. Чтобы встретить ее, Оэнгус должен был прийти в определенный день к конкретному озеру. Прибыв туда, он увидел сто пятьдесят лебедей над водой, связанных попарно серебряными цепями. Оэнгус позвал свою возлюбленную из сна по имени, она узнала его и сказала, что выйдет на берег, если он пообещает, что она снова сможет вернуться в озеро. Когда он пообещал, она вышла к нему, и они обнялись. Потом «они уснули в образе двух лебедей и три раза прошли вокруг озера, чтобы он не нарушил своего обещания». Затем они взлетели в небо как две белые птицы, улетели (в замок его отца) и пропели хором великолепную песню, которая усыпила людей на три дня и три ночи. «После этого девушка осталась с ним».
Мифический характер этой истории очевиден. То, что неизвестная возлюбленная Оэнгуса является к нему сначала во сне, что она была предназначена для него и что он не может жить без нее – все это обстоятельства, которые, безусловно, указывают на аниму, его вторую половинку. Он завоевывает ее, принимая ее условия и позволяя ей на некоторое время возвращаться в воду; более того, он сам становится лебедем. Другими словами, он старается встретиться с ней в ее собственной стихии, ее niveau, чтобы сделать ее своей навсегда – поведение, которое также доказывает психологическую ценность анимы. Волшебная песня двух лебедей есть выражение того факта, что два существа противоположной природы, которые в то же время предназначены друг другу, теперь объединены в гармонии.
Скандинавские валькирии являются архаичными и мифическими девушками-лебедями несколько другого вида. Их называют валькириями потому, что они служат Одину: возвращают воинов, павших в битве, и приносят их в Валгаллу (у древних германцев и скандинавов это рай, куда попадают воины, погибшие в битве) (8). Они также вносят вклад в победу и поражение, что явно говорит о том, что они имеют отношение к Норне (одна из трех богинь судьбы в скандинавской мифологии), которая закручивает и обрывает нити судьбы. С другой стороны, когда валькирии в Валгалле протягивают герою рог для вина, то исполняют обычную функцию обслуживающей прислуги. В то же время, предложение напитка – это символический жест, который также выражает отношение и взаимосвязь; это мотив, который часто появляется, когда фигура анимы наполняет чашу мужчины зельем любви, вдохновением, трансформацией или смертью. Валькирий также зовут «Девами, исполняющими желания» (9), иногда кто-то из них становится, как Брунгильда, женой или возлюбленной великого героя, которому она помогает и которого защищает в бою.
В этих полубожественных созданиях мы можем отчетливо видеть архетипический образ анимы, который присутствует в жестоких и воинствующих мужчинах. Более того, про валькирий говорят, что их главная страсть – это сражение. Как и анима, они воплощают мужское желание и стремление; их женская часть, будучи обращена к битве, появляется в воинственной форме. Хотя обычно валькирии считаются всадницами, они также способны «двигаться в воздухе и в воде» и принимать образ лебедя (10).
Одна из старинных песен Эдда «Песня Вейлэнд[i5] » (11) начинается с темы девушки-лебедя:
«Девы прилетели с юга
В мрачный лес,
Молодые девушки-лебеди
Разожгли битву.
Там, на границе озера,
Они недолго отдохнули.
Эти девы с юга
И сплели прекрасный лен» (12).
В песне не говорится прямо, но об этом можно догадаться, что, как и в других историях, Вэйлэнд и его братья украли одежду девушек-лебедей, чтобы те не смогли улететь. Затем каждый из братьев взял себе одну из дев и
«Они остались после
Семи зим,
Задержавшись на восьмую зиму,
Все влюбленные;
Но на девятую зиму,
Принуждаемые долгом,
Девы пожелали
Уйти в мрачный лес;
Молодые девушки-лебеди
Разожгли битву».
Они улетели, и два брата пошли искать их, а Вэйлэнд[i6] остался дома, изготавливая золотые кольца и ожидая их возвращения.
Больше об этом в песне ничего не говорится, и она продолжается другой темой.
Здесь важно отметить, что девы чувствуют сильное желание сражаться и, улетая, увлекают за собой братьев. На языке психологии это означает, что стремление к чему-то новому и к переменам, прежде чем явно проявиться в сознании, сначала появляется в бессознательном, обычно в форме эмоциональной суеты, неясных импульсов или необъяснимого настроения. Когда это случается, как в «Песне Вэйлэнд» и во многих других легендах, через женщину, это означает, что бессознательное побуждение переведено в сознательное с помощью женского элемента в мужчине, т.е. через его аниму.
Это проявляется как импульс либо как интуиция, открывая новые возможности для мужчины и ведя его к новому пониманию. Когда девушка-лебедь хочет спровоцировать битву, она играет характерную роль анимы femmeinspiratrice (женщина-вдохновительница), несмотря на то, что на примитивном уровне «работа», на которую вдохновляется мужчина – это сражение.
В поэзии средневековья женщинам тоже отводится подобная роль, но в более изысканной форме. Рыцарь сражается за даму на турнире, нося ее символ, например, платок дамы, на своем шлеме; ее присутствие воспламеняет его и повышает его отвагу; за победу она дарует награду, и часто эта награда – ее любовь. Но она также может быть жестокой и требовать бессмысленных и сверхчеловеческих подвигов от своего рыцаря в качестве знака его покорности (13).
По описаниям, у Графа Уильяма IX Поитирс[i7], первого трубадура, портрет его возлюбленной был нарисован на щите. Однако интересно отметить, что в поэзии трубадуров источник вдохновения постепенно сместился от сражений к другим вещам.
Имя Леди Приключение (Frau Adventiure) – еще одно доказательство мужской тяги к приключениям, воплощенной в женском образе.
Еще одна особенность девушки-лебедя – она может предсказывать будущее (14). Валькирии, закручивая нити фортуны сражения (15) и влияя таким образом на судьбы, напоминают Норну. В свою очередь, Норна, которую также называют Вурд, Верданди, и Скулд[i8] (16), воплощает естественный процесс жизни, рождения и смерти.
У кельтов похожие особенности приписываются феям, название которых связанно с fatum (17) и которые любят появляться среди деревьев. Часто случается, что добро, подаренное первыми двумя феями, нейтрализуется третьей – это характерная черта, также напоминающая Норну или Парки (римская богиня судьбы).
В истории о Нибелунгах (18) говорится о том, что в своем путешествии к Королю Этзэлу[i9] Нибелунги пришли к водам Дуная, и Хаген[i10] пошел вперед, чтобы найти переход. Там он услышал всплески воды и, подойдя ближе, увидел «wisiu wip» (мудрых женщин), купающихся в прекрасном источнике. Подкравшись, он забрал и спрятал их одежды. Одна из женщин пообещала ему рассказать, что случится с ними в путешествии, если он отдаст им одежду.
«Они держались на воде перед ним, как морские птицы.
Ему казалось, что их предсказание должно быть хорошим.
Что бы они ни сказали ему, он должен им верить» (19).
Здесь мудрые женщины, напоминающие морских птиц, тоже появляются как предсказатели будущих событий.
Хорошо известно, что германцы приписывали женщинам дар предвидения и поэтому особо уважали и даже почитали их. Сам Один идет к предсказательнице Вала, чтобы узнать о своей судьбе. Такитус[i11] (20) упоминает предсказательницу по имени Веледа, которая имела большой авторитет в своем племени Бруктеров; ее привезли в Рим в качестве пленной во времена Веспасиана[i12], и Юлий Цезарь говорил, что среди германцев это было обычным делом «для матерей семейств – гадать, бросая жребий, и предсказывать, надо ли идти в бой…» (21).
Среди греков и римлян эта функция выполнялась Пифией и сивиллами. Этот обычай сохранялся на протяжении долгого времени, как мы это видим из истории о Карле Великом[i13], о котором рассказывает Гримм (22) из манускрипта Лейдена[i14] тринадцатого века. В легенде объясняется происхождение имени Акен[i15] (от Аквисгранум[i16]) и говорится следующее:
У Карла Великого была мудрая женщина, «волшебница или фея, которую также называли нимфой, богиней, или дриадой» (23); он занимался с ней любовью, и она была жива, когда он был с ней, и умирала, когда он уходил. Однажды, когда он наслаждался ею, он увидел золотое зерно у нее на языке. Он отрезал его, и сразу после этого нимфа умерла и никогда больше не возвращалась к жизни.
Эта история о нимфе напоминает о таинственной надписи на надгробном камне Аэльи Лаэльи, описанной К.Г. Юнгом в «Болонской Загадке[i17] » (24).
Если мы зададимся вопросом, почему ясновидение и искусство предсказания обычно приписываются женщине, то можно ответить, что она, как правило, более открыта бессознательному, чем мужчина. Восприимчивость – это женская способность, подразумевающая открытость, поэтому Юнг (25) определил это как великий секрет женственности. Более того, женская ментальность более расположена к иррациональности, чем рационально ориентированное мужское сознание, которое имеет тенденцию отрицать все, что не имеет причины, и таким образом защищает себя от бессознательного. В диалоге «Федр» Платон критикует такой слишком рациональный подход, особенно в отношении любви, и восхваляет подход иррациональный, даже безрассудный, поскольку он может быть божественным даром. Он упоминает разные его виды:
1. Пророчество Пифии, когда она дала совет, важный для благополучия государства. Говоря о нем, он отмечает: «… Дельфийская предсказательница и жрицы Додоны[i18], впав в беспамятство, принесли большую пользу для Эллады, как в общественной, так и в личной жизни, но находясь в сознании, они не были полезны» (26).
2. Дар пророчества сивиллы, которая предсказывает будущее.
3. Безумие (enthousiasmos), вдохновленное Музой.
Пифия, сивиллы и Муза – женские создания, и они могут быть связаны с северными провидицами; их высказывания имеют иррациональный характер и похожи на безумие с точки зрения разума или логоса. Такие способности, однако, встречаются не только у женщин: всегда существовали также и предсказатели-мужчины; они были способны к этому благодаря женским качествам, открытой позиции, которая делала их чувствительными к влиянию обратной стороны сознания.
Из-за того, что анима, женский аспект психики мужчины, обладает такой восприимчивостью и отсутствием предубеждения по отношению к иррациональному, она является посредником между сознанием и бессознательным. Эта женская позиция особо важную роль играет у творческих мужчин; недаром мы говорим «зачатие идеи, вынашивание мыслей, их рождение или высиживание».
Мотив девушки-лебедя появляется также в многочисленных сказках (27); сказка «Охотник и Девушка-лебедь» может послужить тому примером:
Однажды лесник по следам оленя пришел к озеру и увидел, что туда прилетели три белых лебедя. Они тут же превратились в трех прекрасных дев и стали купаться в озере, но спустя некоторое время вышли из воды, превратились в лебедей и улетели. Он не мог забыть этих дев и решил жениться на одной из них. Три дня спустя он вернулся на озеро и снова увидел, как они купаются. Он потихоньку подкрался и взял оставленную на берегу накидку младшей из них. Дева умоляла его вернуть накидку, но он притворился глухим и понес накидку домой, и деве пришлось последовать за ним. Ее приняли доброжелательно, и она согласилась выйти замуж за охотника. Он отдал накидку лебедя своей матери, и мать спрятала ее в сундук. Однажды, после нескольких лет счастливой совместной жизни, мать, убираясь, нашла этот сундук и открыла его. Как только молодая женщина увидела свою лебединую накидку, она быстро обернула ее вокруг себя и улетела со словами: «Кто захочет снова меня увидеть, должен прийти к стеклянной горе, которая стоит на сияющем поле» (28). Несчастный охотник пошел ее искать и с помощью друзей-животных, после множества трудностей, наконец, нашел ее; а когда узнал, что она была заколдована, освободил ее.
Я пересказала эту историю довольно подробно, потому что она содержит новую и очень важную идею о спасении. Потребность девушки в избавлении от колдовских чар говорит о том, что облик лебедя – не главный фактор, а второстепенный, как и одежда, за которой прячется принцесса. За обликом животного скрывается высшее существо, которое должно быть освобождено и с которым герой в итоге соединится.
Появляющаяся во многих сказках принцесса, которую надо освободить, явно указывает на аниму. Часто в сказке говорится, что прежде лебедь был девушкой-принцессой, и это наводит на мысль, что изначальное состояние единства и целостности, которое было разрушено колдовством, должно быть сейчас восстановлено. Идея, что первоначальное совершенство были разрушено (либо греховным поступком людей, либо завистью богов) – очень древнее представление, являющееся основой многих религиозных и философских систем. Примерами служат Библейская история о падении человека, идея андрогинного первочеловека Платона, который был разделен на две части, гностическая история Софии, заключенной в материю.
В психологических терминах мы говорим, что требования жизни и развитие сознания разрушают первоначальную целостность ребенка. Например, в развитии мужского эго-сознания не учитывается женская часть души, и таким образом она остается «в первобытном состоянии». То же самое происходит и при разделении психологических функций: так называемая подчиненная функция остается «позади», и в результате становится неопределенной и бессознательной. По этим причинам анима у мужчин обычно остается бессознательной. Освобождение достигается путем признания и интеграции этих неизвестных частей души.
В сказке «Украденная вуаль» (29) эта идея представлена в новом виде, характерном для романского периода. В этой истории из Шваненвильд[i19] (30) (горы в Саксонии, где, по слухам, спрятан источник, дающий красоту) содержатся типичные черты, которые мы уже упоминали. Однако вместо лебединого наряда из купальни крадутся вуаль и кольцо.
Герой-рыцарь забирает вуаль к себе домой, где должна состояться его свадьба; и в этой сказке он также отдает вуаль своей матери. Потом, в день свадьбы, невеста плачет о том, что у нее нет вуали, и мать приносит ей эту вуаль; после этого, невеста, надев вуаль и корону, немедленно превращается в лебедя и улетает в окно.
История слишком длинная, чтобы детально ее описывать. Однако стоит отметить, что мать, явно с добрыми намерениями, снова является тем человеком, которая отдает невесте одежду и таким образом является причиной ее исчезновения.
Так как разлука пары является следствием действий матери, можно сделать вывод о скрытом соперничестве между матерью и анимой, что часто встречается в реальности. С другой стороны, эта характерная черта также может рассматриваться как тенденция «Великой Матери», то есть бессознательного – возвращать то, что принадлежит ей.
Королевское происхождение девушки-лебедя, о котором свидетельствует ее корона, говорит о ней как о существе высшего порядка; это может рассматриваться как сверхчеловеческий, божественный аспект анимы. В то же время, во многих сказках фигура заколдованной принцессы может интерпретироваться с точки зрения женской психологии. В этом случае она представляет высший аспект женщины, ее Самость (31). Что касается образа птицы, то она, будучи созданием воздуха, символизирует не только качества природного существа, но также содержит намек на неосознанный духовный потенциал.
Другое элементарное существо, особо популярное и древнее – это русалка, предмет сказок, легенд и фольклора всех времен, ее фигура стала для нас привычной из-за бесчисленных образов. Она также служит вдохновением для современных поэтов (32) и часто появляется во снах.
Древнее название таких водных созданий, особо любимое поэтами тринадцатого века, это «Merminne » (33) или «Merfei». [i20] Из-за их дара предвидения, как у девушек-лебедей, и знания природы их также называют «wisiuwip » (мудрые женщины). Но в целом, как мы видим, преобладают другие факторы, и в первую очередь фактор эроса. Это видно из движения, известного как Frauendienst или Minnedienst,[i21] которое возникло между двенадцатым и тринадцатым веком и которое отражало новое отношение к женщинам и к эросу. Как мы видим из поэзии того периода, среди причин, повлиявших на эволюцию взгляда на женщин, важным было усиление активность анимы (34).
Будучи женственной по сути, анима, как и женщина, преимущественно обуславливается эросом, то есть принципом соединения и отношений, в то время как мужчина в большей степени привязан к причине, к логосу – различающему и регулирующему принципу.
Таким образом, у Merminne [i22] и ее спутниц всегда были любовные отношения с мужчинами, или же они пытались завязать их – это является их основной женской целью. В этом отношении они отличаются от девушек-лебедей, которые в большинстве своем не искали таких отношений по собственной воле, но благодаря уловкам мужчин, укравших их одежды, попадали в их власть. Поэтому они пытаются сбежать при первой возможности. Такие отношения являются преимущественно инстинктивными, им не хватает психологического побуждения или другого смысла, кроме инстинктивного. Для мужчины обладание женщиной, добытое силой – явный знак того, что его эротическое отношение находится на абсолютно примитивном уровне. Поэтому для элементарного существа вполне разумно, связав себя с таким мужчиной, просить, чтобы он не причинял насилия, не поднимал руку и не говорил грубостей.
Легенды о водяных феях и русалках широко распространены, особенно в районах с кельтским населением. Во многих местах эти истории связаны с определенными местами и семьями, в частности в Уэльсе, Шотландии и Ирландии, где в них верили вплоть до недавнего времени.
Из многочисленных историй я приведу одну легенду из Уэльса, записанную Джоном Рис (35), известным собирателем и исследователем кельтского фольклора.
Описанные события предположительно происходили в конце двенадцатого века в деревушке Карматеншир в Уэльсе. Там жила вдова со своим сыном. Однажды, пася свой скот в полях, он пришел к небольшому озеру, где, к своему удивлению, увидел «наиболее прекрасное создание, которое когда-либо видели смертные глаза… девушку, сидящую на спокойной поверхности воды… которая причесывала свои локоны, используя прозрачную воду как зеркало». Внезапно она поймала взгляд молодого человека, который смотрел на нее неотрывно и, держа в руках кусочек хлеба, надеялся выманить ее на берег. Она подошла, но отказалась от хлеба, потому что он был слишком жесткий, а когда он попытался схватить ее, нырнула под воду. Он вернулся домой, а на следующий день пришел снова, и по совету матери предложил девушке сырое тесто, но результат был тем же. На третий день она попробовала наполовину пропеченный хлеб и даже позволила ему взять себя за руку. Затем, после недолгих убеждений, она согласилась стать его невестой, но при одном условии – что они будут жить вместе до тех пор, пока она не получит от него «три удара без причины». Он охотно согласился, после чего девушка снова исчезла под водой. Сразу же из воды появились две прекрасные девушки, очень похожие на нее, вместе с седовласым грациозным мужчиной, который представился как отец невесты и сказал, что он даст согласие на союз, если молодой человек правильно угадает, кто его невеста из этих двух девушек. Это было непростое задание, т.к. они были очень похожи друг на друга, но, в конце концов, он узнал свою возлюбленную по тому, как были завязаны ее сандалии. Тогда отец пообещал ей приданое – столько овец, рогатого скота, коз и лошадей, сколько она насчитает «не вдыхая воздух и не дыша», и она считала животных, которые выпрыгивали из озера. После этого они стали жить на соседней ферме в богатстве и счастье и родили трех сыновей.
Однажды их пригласили на крещение. Жена не хотела идти, но муж настоял, и, когда она замешкалась с лошадьми, чтобы загнать их с поля, он шутливо ударил ее по плечу своей перчаткой, и она напомнила ему об их уговоре.
В другой раз, когда они были вместе на свадьбе, она разрыдалась посреди веселой компании, а когда ее муж, похлопав ее по плечу, спросил, почему она плачет, ответила: «Теперь у этой пары начнутся неприятности, и у тебя тоже, потому что это был второй удар». Спустя некоторое время они были на похоронах, и она разразилась неумеренным смехом посреди общего траура. Естественно, муж не смог этого вынести и ударил ее, сделав замечание, чтобы она не смеялась. Она сказала, что смеялась, потому что люди, когда умирают, избавляются от забот; затем она встала и покинула дом со словами: «Это был последний удар; наш брак разрушен, ему пришел конец. Прощай».
Затем, собрав всех животных с фермы, она направилась со всем стадом обратно к озеру и погрузилась в него.
В истории умалчивается о том, что случилось с безутешным мужем, но рассказывается, что сыновья часто интересовались окрестностями озера и что мать иногда являлась им там. Более того, она сказала старшему, что он может помочь человечеству, став целителем. Она дала ему мешок с медицинскими рецептами и пообещала, что будет приходить, когда ему понадобится ее совет. И в самом деле, она часто появлялась и обучала сыновей использованию целебных трав, и поэтому они достигли известности благодаря своим знаниям и умениям в медицине.
Говорят, что последние потомки этой семьи докторов умерли в 1719 и 1739 годах.
Эта история не только об инстинктивных, эротических отношениях; женщина из воды приносит своему мужу богатство и передает своим сыновьям знания о целебных травах, благодаря своей связи с природой.
Рис приводит многочисленные похожие легенды, связанные с конкретными людьми, которые ведут свое происхождение от водных женщин и гордятся этим. Табу не всегда одинаковые – иногда мужчина не может прикасаться к своей жене железом (36), или же не может говорить ей грубые слова больше, чем три раза, и т.п. Но всегда нарушение условий происходит по непредусмотрительности или роковой случайности; и никогда не является намеренным.
Нарушение этих условий, иррациональных самих по себе, естественным образом влечет за собой постоянный результат. Эти наполовину человеческие создания являются частью природы и не обладают свободой выбора, дозволенной человеку, которая позволяет ему иногда вести себя не в соответствии с природными законами, например, когда его поведение определено чувствами, возвышающими его над чисто природными.
Мы можем многое понять из этой истории, когда водяная фея три раза получает роковые удары. В первом случае это крещение, в котором она не хочет принимать участие, и это означает, что христианские обряды противоречат ее языческой природе. В соответствии с идеями того времени, эльфы спрятались от всего христианского; говорят, что проповеди христианских миссионеров вытеснили их и отправили в землю (в место, которое называлось «волшебными холмами»).
Во втором случае она начинает плакать по счастливому поводу, а в третий раз нарушает траур несдержанным смехом; она ведет себя неподходящим образом, и ее высказывания, хотя и кажутся ей разумными, не подходят к обстоятельствам. Это означает, что проявляется нечто недифференцированное, и из-за того, что все еще бессознательные или подавленные элементы личности остаются примитивными и недифференцированными, они являются неприемлемыми, когда проявляются таким образом – «такими, какие они есть » (telle quelle). Похожие проявления периодически могут наблюдаться или переживаться любым человеком. Русалка, которая живет в воде, то есть в бессознательном, символизирует женственность в получеловеческом, почти бессознательном состоянии. Так как она выходит замуж за человека, можно предположить, что она представляет его бессознательное, природную аниму, вместе с ее недифференцированными чувствами. В то же время надо отметить, что она не приспособлена к коллективным, а не к личным чувствам. Действительно, бессознательные компоненты личности (анима, анимус и тень) или подчиненные функции всегда являются тем, что мир считает неприятным, и которые, по этой причине, вытесняются снова и снова. Уход русалки в свою стихию описывает то, что происходит, когда бессознательное содержание выходит на поверхность, но является еще мало скоординированным с эго-сознанием и поэтому проваливается обратно при малейшей провокации. То, как легко это происходит, показывает нам, насколько мимолетно и легкоразрушимо это содержание.
В данном контексте также описана месть, которую проявляют эльфы, когда их презирают или оскорбляют, так как они чрезвычайно чувствительны и, обычно продолжают причинять вред, не смягчаясь из-за человеческого понимания. То же самое можно сказать об аниме, анимусе и недифференцированных функциях; более того, чрезмерная чувствительность, которая часто встречается у сильных мужчин, является знаком вовлечения анимы. Подобным образом в аниме можно встретить непредсказуемость, непослушание и частую злобу этих природных духов; эти проявления являются обратной стороной их очаровывающей привлекательности. Эти существа являются просто иррациональными – плохими и хорошими, помогающими и приносящими вред, исцеляющими и разрушающими, – как сама природа, частью которой они являются (37).
Эти особенности проявляются не только в аниме как бессознательном, женском аспекте мужчины, их можно увидеть и у многих женщин. Так как женщины вследствие своей биологической задачи в целом остались ближе к природе, чем мужчины, у них часто проявляется такой тип поведения, более или менее явно. Мужчине легче спроецировать образ анимы на таких женщин, т.к. он более точно совпадает с его собственной бессознательной женственностью.
Поэтому элементарные создания, в основном русалки, так часто появляются в женских снах и фантазиях. Они могут представлять собой или неразвитую и все еще природную женственность конкретной женщины, или же ее подчиненные функции; тем не менее, часто они являются зарождающимися формами высшей личности – Самости.
В этой легенде мы встречаем еще одну характерную черт