Одной из наиболее важных сфер для формирования политической надэтнической идентичности стала сфера символического. В 1990-е гг., с распадом Советского Союза и начавшимся «парадом суверенитетов», «возрождением этничности» и религиозности, то есть постепенно институализирующимися различиями в сфере территориального, политического устройства и культурного самоопределения, монополия центральной власти на формирование, презентацию и интерпретацию единой государственной символической сферы была подорвана и представляла собой противоречивую мозаику. Особенно ярко это проявилось в отношении истории, которая из своеобразного ресурса государственной консолидации превратилась в ресурс политического и регионального партикуляризма.
С другой стороны, 1990-е гг. стали своеобразной точкой бифуркации для символического самоопределения государства и общества, возможности выбрать наиболее подходящий «исторический/ политический проект», историческое видение для достижения актуальных политических задач.
Важным шагом на пути к формированию новой политической идентичности и продвижению найденной формулы стали дебаты, дискуссии, круглые столы, конференции, инициированные государством и партией «Единая Россия» и проводимые с участием ведущих экспертов в данной области, политические проекты. К ним можно отнести учреждение в 2008 г. Российского общественного формирования — Общероссийского союза общественных объединений (ОСОО) «Российская нация», не совсем удачный «Русский проект», в конце концов выработавший националистическую модель «русской России» и затем быстро прикрытый, и «Русская матрица. Перезагрузка», подкорректировавший понятие «русская нация» в сторону надэтнического, политического характера при трактовке ключевого слова «русские» в качестве этническое большинства и «государствообразующего народа».
Функция этих дебатов, конференций и дискуссий состояла в том, чтобы демонстрировать дискурсивную солидарность с продвигаемой идеей коллективной идентичности и подтверждать актуальность формулы «общероссийской идентичности» (как государственной, цивилизационной), целью движения было провозглашено «распространение и упрочение в обществе идеи политической и гражданской нации в России», то есть им была отведена роль проводника этой «доктринальной категории» государства и «партии власти».
С технологической точки зрения на стыке технологий «направленной социализации» и «предписанной идентичности» государство пытается использовать в качестве одного из важнейших инструментов формирования политической российской идентичности институт церкви, вкладывая значительные ресурсы не только в улучшение «материально-технического» состояния данного «инструмента» (реставрация и строительство церквей, выделение в качестве пожертвований значительных денежных средств, предоставление эфира на государственных каналах, обеспечение новых дисциплин, касающихся основ православия, полным учебно-методическим комплексом и т. д.), но и в «обслуживающий персонал» (оплачиваемые за счёт бюджета курсы повышения квалификации для школьных учителей, выделение фонда оплаты труда на преподавание новой дисциплины - «Основы православия» вузах, подготовка соответствующих методических кадров ит. д.).
Поскольку вложенные в конструирование «машины» под названием «политическая идентичность» ресурсы со временем могут обрести собственные источники воспроизводства, гипотетическая проекция существующих этноконфессиональных смыслов бренда «православие» в будущее позволяет нам сделать вывод, что скорее всего это приведёт к активизации и поощрению русского национализма в этническом смысле, а очерчивание декларируемого проекта общегражданской надэтнической политической «российской нации» как нации всех народов и религий, живущих в России, православными границами породит встречный всплеск этнического и религиозного национализма.
Соответственно, для успешности формирования новой политической идентичности воздействовать надо не только на коллективный уровень идентичности, но и на индивидуальный! групповой, инициируя точечные горизонтальные связи между представителями различных групп (этнических, религиозных, языковых и пр.), в результате которых постепенно, «снизу» и будут формироваться элементы искомой «надэтнической» общности, в той особенной оболочке, которая характерна для каждой отдельной местности.
Кроме того, необходимо не только выстраивать однонаправленные отношения сверху вниз «власть — общество», обезличивая общество до «аморфной массы», но и поощрять обратную связь, диалог между властью и обществом (как на общегосударственном, так и на региональном и локальном уровнях) для проведения своевременной коррекции используемых технологий, запускаемых механизмов и вкладываемых ресурсов.
На данный момент можно констатировать, что поиски оптимальной модели «внутренней геополитики» современными правящими российскими элитами характеризуются:
· высокой степенью противоречивости и непоследовательности;
· фрагментарностью (отсутствием комплексности) в использовании технологий формирования политической идентичности;
· нацеленностью на решение собственных актуальных политических задач, а не на перспективу выстраивания консенсусного правового, административного, культурного и т. п. поля взаимодействия граждан Российской Федерации разного этнического происхождения;
· невыработанностью единой стратегии оснований «политики идентичности».
Всё это приводит к активизации не консолидирующих, а дифференцирующих процессов и затрудняет формирование российской надэтнической политической идентичности.
Впрочем, как показывают политическая теория и историческая практика, формирование политической идентичности — это долгий процесс, должный последовательно охватить не менее трёх сменяющих друг друга и накладывающихся друг на друга поколений“, чтобы обрести некую «осязаемость» и собственную ресурсность, как это было в Советском Союзе.
Желание «получить всё и сразу», нетерпеливость властных и интеллектуальных элит, побуждающих такую же нетерпеливость в широких слоях населения, способствуют только противоречивости и непоследовательности в реализации технологий формирования российской политической идентичности, в силу этого — неудовлетворённости текущими результатами и эффектами, производимыми государственной «политикой идентичности».