— Нет-нет, со мной все в порядке, Кристофер. Прошу вас, садитесь.
За окном просигналила машина, и кто-то из торговцев громко выругался.
Мисс Юнис погладила себя по груди.
— Ну вот, так-то лучше. Все закончилось. Просто небольшой спазм. Но знаете, мне стыдно. Я сказала вам неправду. Это так трудно… Понимаете, дело в том, что я была… Я и есть эта девочка.
Секунд пять я смотрел на нее, не в силах произнести ни слова. Потом, заикаясь, пролепетал:
— Вы? Вы дочь мисс Терезы? Но этого не может быть. Это невозможно.
— Я не думала, что удивлю вас так, — мягко продолжила она, — но вы сами виноваты. Когда люди видят рядом двух старух, они видят только двух старух. Когда вы пятнадцать лет назад начали ходить к нам в Розовый коттедж, Терезе было девяносто лет, я мне — семьдесят шесть. Не думаю, что для ребенка это такая уж большая разница. Да и для большинства других людей тоже. К тому же Тереза всегда была здоровой и удивительно хорошо сохранилась.
Придя в себя, я попросил ее продолжать.
— Мало что можно добавить. Я помогла матери убить и похоронить Джейкоба Моргана. Но мы не разрезали его на части. Это — выдумки бессовестных сплетников. Мои неродные родители умерли почти одновременно в самом начале века, и Тереза прислала мне деньги, чтобы я переехала к ней в Нью-Йорк. Замуж я не вышла, поэтому меня ничто не держало. Я думаю, что та встреча с Джейкобом Морганом, хоть и была короткой и ничем не закончилась, на всю жизнь внушила мне отвращение к супружеским отношениям. Как бы то ни было, именно в Нью-Йорке Тереза рассказала мне, что она — моя мать. Сэму она, разумеется, не могла признаться в этом, поэтому представила меня как знакомую, и мы жили как подруги, а не как мать и дочь. — Она улыбнулась. — Вернувшись в Англию, мы решили выдать себя за двух старых дев. В деревне о таких вещах не принято расспрашивать, поэтому нам это было удобно.
— А как же полиция нашла вас спустя столько лет?
— Мы никогда не скрывали своих имен и не прятались. Розовый коттедж мы купили у местного агента еще до возвращения из Америки, так что наш адрес значился на каждой бумаге, которую мы заполняли. — Она пожала плечами. — Полицейские быстро поняли, что Тереза слишком слаба, чтобы ее допрашивать, а тем более сажать в тюрьму, поэтому просто не стали продолжать это дело. И если уж на то пошло, у них не было доказательств. Вы этого не знали, потому что Тереза не хотела вам об этом говорить, но она знала, что умирает, еще до того, как к нам приехала полиция. Так же, как и я сейчас знаю, что умираю.
— И она умерла, так и не сказав вам, кто был вашим отцом?
Мисс Юнис кивнула.
— Насчет этого я не обманывала. Но у меня были подозрения. — Глаза ее заискрились, как шипучий напиток, налитый в стакан. — Знаете, Тереза всегда слишком предвзято относилась к этой Трифене Спаркс, а мистер Гарди заглядывался на хорошеньких девушек…
Сорок лет прошло после смерти мисс Юнис. Я жил во многих деревнях, городах и странах. Хотя я часто вспоминал историю, которую она рассказала мне, у меня не возникало желания изложить ее на бумаге до сегодняшнего дня.
Две недели назад я опять переехал в Линдгарт и, распаковывая вещи, наткнулся на первое издание «Вдали от обезумевшей толпы». 1874 — год, в котором Гарди женился на Эмме Гиффорд. Когда я в очередной раз задумался над загадкой короткой надписи на форзаце книги, слова стали сами по себе складываться у меня в голове, и мне оставалось лишь перенести их на бумагу.
Дописав рассказ, я вдруг почувствовал сильную усталость. Сегодня жаркий день, и раскаленный воздух дрожит, смазывая зеленые, серые и коричневые крутые склоны холмов. Я смотрю в окно и вижу туристов, отдыхающих на деревенском лугу. Молодые люди раздеты по пояс, у некоторых на лопатках татуировки — бабочки и ангелы, рядом с ними сидят девушки в шортах и футболках. Они смеются, едят бутерброды и пьют из бутылок газировку или пиво.
Одна из девушек только что заметила меня и помахала рукой, возможно, считая старым извращенцем, и, когда я помахал ей в ответ, я представил себе другого писателя — гораздо талантливее меня, до величия которого я никогда не смогу подняться, — как он сидит у окна и смотрит на красивую, совсем молодую девушку, идущую через сад. Девушка машет ему в ответ. И она останавливается нарвать цветов, пока он откладывает свой роман и выходит из дома на теплый солнечный воздух, чтобы познакомиться.
ДЖОНАТАН ГЭШ
Глаза Короля Оффы
Жизнелюбивый торговец антиквариатом, симпатичный негодяй Лавджой своим умением вечно ввязываться в разного рода авантюры завоевал себе и своему создателю, Джонатану Гэшу, славу и преданное почитание среди поклонников детективного жанра. История занимает важное место в таких романах серии о Лавджое, как «Иудова пара», «Кража в Ватикане» и «Дом для светлячка». Она играет большую роль и в рассказе «Глаза короля Оффы»
(«Король Оффа» — это название старинной монеты), хотя он не входит в цикл о Лавджое.
~ ~ ~
Советник Эш ждал в безмолвной тишине, наблюдая за дорогой. Ночь была чистая, звездная, из тех, которые потом хочется вспоминать. На какую-то секунду он задумался, серьезно сдвинув брови, боясь вспомнить что-нибудь неприятное, но потом образы прошлого нахлынули и смыли его раздражение. Как там… «К звенящим звездам устремился крик».[52] Теннисон, кажется. Когда-то это заставляли учить на память. Он с некоторым раздражением подумал, что в те времена был слишком ленивым, чтобы вообще что-нибудь учить. А взять нынешнюю молодежь, с каким видом они приходят устраиваться на работу! Будто им все чем-то обязаны. А в каком состоянии они иногда приходят!
Это уединенное место как нельзя лучше подходило для его целей. Яркая луна, крутой поворот, замерзшие белые скелеты деревьев и гололедица на дороге. Такая ночь стоила того, чтобы дожидаться ее полгода с того самого дня, когда Гордон отказался продавать «Короля Оффу» и тем самым обрек себя на смерть.
Эш похвалил себя в уме за удачный выбор. Поскольку здесь его ничто не потревожит (как было, например, в прошлый раз, когда прямо у него под боком остановился тот пьяный тип, чтобы пообниматься со своей подружкой, и нарушил его планы), сегодня ночью он убьет. Несмотря на минусовую температуру, он вдруг почувствовал, что сильно вспотел. Это все от напряжения. Напряжение заставляет человека потеть. Напряжение и секс.
Он посмотрел на часы — было что-то около десяти. В это время Гордон уже должен выходить из «Козла и компаса» и садиться в машину. К счастью, Гордон не был механиком. Он этим отличался еще с детства — был всегда слишком задумчивым и замкнутым. Эшу отчаянно хотелось курить. А вот Гордон, понятное дело, не курил. Как вообще такая холодная рыба могла понравиться Дженни? При других обстоятельствах Эш этого бы так не оставил, но сейчас ставки были покрупнее, чем девушка. Хотя, когда Гордон умрет… Даже если Дженни нравится ее работа в лаборатории местной больницы, вдовы, как известно, охотно принимают утешения от того, кто знает, как правильно к этому подойти. Он заметил, что невесело улыбается, и отключил мышцы лица. Дисциплина.
На какую-то секунду ему снова вспомнилось стихотворение, та часть, где рыцарь нес умирающего Артура через ледяные пещеры, и лязг его доспехов разносился между сталактитами. Жутковатая сцена похорон. Такое не скоро забудешь.
Самое интересное начнется примерно через месяц, когда Дженни будет избавляться от имущества Гордона и захочет продать «Короля Оффу». Эш почувствовал, что у него задрожали руки. «Напряжение поднимает человеку температуру тела, — подумал Эш, — а похоть заставляет дрожать, подобно охотничьей собаке, почуявшей дичь».
Лед был прекрасен. Несколько дней без снега, потом вчерашний стойкий туман, слабый намек на оттепель сегодня рано утром и трескучий мороз на закате. На протяжении всей автострады расставили знаки, предупреждающие о гололедице, по радио весь день передавали зловещие прогнозы. Эш знал этот отрезок дороги как свои пять пальцев. С другой стороны, и Гордон знал его не хуже. Они достаточно часто ездили по ней на велосипедах, чтобы изучить ее вдоль и поперек. Никакого освещения на этих старинных извилистых восточноанглийских дорогах, естественно, не было. Ближе к реке лед на ней образовывался быстрее — настоящая удача.
Прежде чем устроиться в засаде, Эш осмотрел поверхность за средневековым горбатым мостом. Отлично. Хуже, чем на катке. В такую ночь без цепей на шинах тут не проедешь. Гордон никогда о таком не задумывался. Эш это знал, потому что специально за ним наблюдал. Так ему, дураку, и надо. На твердой, как железо, замерзшей дороге не останется никаких следов, поэтому Эш выбрал небольшое неприметное местечко у правой обочины. Переехав через мост, Гордон попадет на лед, которым здесь покрыто как минимум сто ярдов пути… И тут ему наперерез вылетит незнакомая машина, которая неожиданно появится с правой стороны, где вроде бы ничего не было, кроме деревьев. Гордон автоматически вдавит тормоз, и все. Причиной его смерти станет лед на дороге. Это даже не убийство. Это будет нечто вроде самоубийства или несчастного случая. Узкая дорога круто сворачивает влево к излучине реки, а парапет там невысокий. Эш сам не раз на совещаниях в совете жаловался на то, что на этом месте любая машина может запросто вылететь с дороги и рухнуть с обрыва в медленную глубокую реку…
В этом деле весь расчет был на гололедицу. Там, где на дороге обычный лед, ехать проще. Тем более что в лунном свете он сверкает белизной, предупреждая водителя о том, что, въезжая на мост, нужно не забыть переключить передачу. То ли дело чарующая, зловещая красота гололедицы! При гололедице дороги всегда кажутся сухими и безопасными. Под ледяной коркой дорога кажется черной, как смола, но на самом деле она скользкая, как зеркало. Несмотря на нервозность, Эш улыбнулся. Может быть, включить радио, позволить себе глоток из фляжки для согрева или сигарету? Нет. Дисциплина превыше всего.
Небо озарил луч света, качнулся и снова пропал. Приближалась машина.
«Вот и старина Гордон пожаловал», — проворчал Эш.
Он запустил двигатель. Действовать нужно хладнокровно и решительно. О похищении «ягуара» наверняка скоро станет известно. Все оказалось на удивление просто. Собственная машина Эша стояла рядом с тем же пабом. Угонять «ягуар» для дела, возможно, было излишней предосторожностью, но риск тут минимальный. Вообще-то Эшу было даже как-то неприятно, что это оказалось настолько легко. «Ягуар» понадобился для того, чтобы Гордон, если что-то пойдет не так, не узнал его зеленый «хамбер».
Два параллельных луча снова скользнули по небу. Приближающаяся машина находилась у поворота на Дрэгонсуэлл. Тут же, как и следовало ожидать, свет фар прошелся по боковой дороге. Наверняка это он. Эш нажатием на педаль заставил двигатель мощно загудеть. Триста ярдов. Чтобы расслабить руки, Эш несколько раз сжал и разжал кулаки, как солдат перед началом боя. Потом поставил рычаг на первую передачу и взялся за руль. В последнюю минуту он решил, что мощный двигатель выдержит, и переключил на вторую скорость. Это незначительное изменение плана лишь доказало его полную собранность и способность мгновенно подстраиваться под обстоятельства, о чем он будет потом вспоминать с заслуженной гордостью.
Приближающаяся машина качнулась, стрельнув лучами фар в небо, после чего сгустилась в темный силуэт и въехала на старые камни горбатого моста.
Сейчас.
Эш выехал на дорогу. Раздался истошный гудок машины, в звуке которого можно было услышать отчаяние. Что-то коротко проскрежетало, и вот уже Эш быстро выкручивает руль среди деревьев на противоположной стороне. Чтобы вернуться на дорогу, ему пришлось включить заднюю передачу. «Угнать машину с цепями на колесах было гениальной мыслью!» — похвалил он себя. Развернуться ему удалось без труда. Через шесть секунд он уже мчал в ту сторону, откуда ехал Гордон.
Через две сотни ярдов Эш включил фары. Взглянув в зеркало заднего вида, он увидел только черноту над речной долиной. Он потянулся за сигаретами. Скоро «Король Оффа» будет принадлежать ему.
Хардвик, секретарь гольф-клуба, одобрил кандидатуры доктора и полицейского без колебаний, даже несмотря на то что последний раз клюшку они держали несколько лет назад. Причину этого он доходчиво объяснил миссис Асперн, когда просматривал ее счета из ресторана.
— Без докторишки и какого-нибудь местного сыщика гольф-клубу как будто чего-то не хватает… Возможно, стиля.
Миссис Асперн была с этим категорически не согласна.
— Если в клуб заявится женщина-врач, — выпалила она, — представьте, какой будет скандал.
Хардвик вздохнул.
— Времена меняются, миссис Асперн. — Они спорили об этом каждую субботу. — К тому же обед в переполненных залах клуба вряд ли можно счесть вершиной безнравственности. — Но это не помогло. Миссис Асперн умела так вскрикивать через крепко сжатые зубы, что после этого любые, даже самые убедительные доводы рассыпались в прах.
В другом конце ресторана доктор Бакстер пыталась образумить инспектора Янга.
— Джордж, ты слишком много думаешь об этом, — говорила она, имея в виду дело об автомобильной аварии, которое было очень простым и не вызывало никаких подозрений. — Вдова погибшего имеет полное право обижаться на полицию.
— Почему? — Джордж Янг вдруг с удивлением осознал, что проигрывает в споре. — Честное слово, меня эта чертова женщина до белого каления довела.
— Она шумела?
— Нет. Она была спокойной и натянутой, если ты понимаешь, о чем я. Я просто пытался ей доказать, что невозможно совершить преступление, не оставив хоть каких-нибудь следов, Клэр.
— Но любая версия может оказаться верной, Джордж…
— Вот-вот, именно это она и твердила! — Джордж заметил, что говорит слишком громко и в их сторону уже повернулось несколько голов. Он улыбнулся, давая понять, что все в порядке. Клэр передала соль, чтобы дать ему время немного успокоиться. — Но ты же сама должна понимать, насколько бессмысленно такое утверждение. — В запале он лишний раз посолил телятину. — Так называемое убийство без улик является несчастным случаем по определению.
Клэр заинтересовалась.
— На это можно посмотреть с другой точки зрения, Джордж.
— Я слушаю.
— С точки зрения той женщины. Ее муж мог быть убит умышленно. Ваши люди не сумели найти доказательств того, в чем она не сомневается.
Джордж зарычал.
— Мы прочесали берег реки, мост, обочины…
— Вот, — задумчиво промолвила Клэр. — В местной газетенке все верно написали? Про гололедицу, про машину?
— Верно.
— Я читала эту статью, — сказала Клэр. — На льду следы машины остаются?
— После того, как он растает, — нет, любовь моя, — довольно сухо произнес инспектор. — Миссис Саммерстон считает, что другая машина, которая дожидалась ее мужа рядом с дорогой, резко выехала ему наперерез, заставив его потерять управление.
— Такое вполне возможно.
— Но только не для местного жителя, — упрямо произнес инспектор. — Он знал, какой бывает эта дорога при любой погоде.
— Я переезжала через мост несколько раз, — вставила Клэр. — Там кругом лед. Если не жать на газ, машина сама начинает тормозить.
— Значит, он выпил пару лишних рюмок и забыл об этом.
— Или его заставили резко затормозить. — Клэр положила на тарелку нож и вилку. — Если в низине у дороги скрывалась другая машина… Любой рефлекторно нажал бы на тормоз.
— Это только в том случае, если вторая машина действительно существовала, Клэр. Ты такая же полоумная, как его жена. — Джордж на секунду замолчал.
Доктор чуть наклонила голову и пытливо посмотрела на него.
— Выкладывай. Я вижу, ты о чем-то недоговариваешь.
Джордж беспокойно передернул плечами.
— Она говорит, что знает, чья это была машина.
Клэр ахнула.
— И вы ничего не сделали?
— Почему не сделали? Сделали. — Джордж наполнил стаканы. В эту субботу Клэр выбрала вино, немецкое «Шпатлезе», «сладковатое, но вполне созревшее». — Мы проверили все. Машина подозреваемого была почти до самого закрытия припаркована у таверны в нескольких милях от моста.
— Свидетели есть? — Вопрос Клэр, похоже, задел за живое инспектора, потому что он произнес обиженным тоном:
— Ты думаешь, я и это забыл проверить, да?
— Извини, — кротко произнесла Клэр. — Но машина простояла там не всю ночь?
— Он намекнул, что у него с этой девушкой… — Джордж неуверенно замолчал, но Клэр понимающе улыбнулась. — Дженни Саммерстон утверждает, что это вранье. Говорит, что это мечты того, второго типа.
— Он был богат?
— Погибший? Скорее наоборот. Тут, похоже, не подкопаешься. Не с чего начинать. Единственная странность — это то, что они были друзьями. Выросли вместе.
— Кошмар! — Клэр отпила из охлажденного стакана. — Всю жизнь дружили и ненавидели друг друга.
Джордж вдруг почему-то почувствовал себя неуютно.
— Послушай, Клэр, я могу наконец сказать, что я думаю?
— Конечно, дорогой. — Клэр обезоруживающе улыбнулась и поморгала, чтобы заставить его засмеяться.
— Будь серьезнее. Дело в том, что некоторые люди просто не могут принять правду, даже если та находится у них перед самым носом. Такие люди будут лгать, бросать обвинения, сходить с ума… даже клеветать на лучшего друга, лишь бы опровергнуть очевидное.
— Все люди, переживая горе, могут вести себя нелогично.
— Более того, — воодушевился Джордж, чувствуя, что начинает брать верх, — здесь есть и ее вина. Если ее двадцатишестилетний муж предпочитает проводить вечер в пабе с друзьями, а не дома… Она в этом виновата, понимаешь? Ей нужен козел отпущения, вот она и выбрала самого подходящего человека, имя которого, наверное, часто слышала дома. Потом она идет в полицию и заявляет.
— Но ее версия звучит довольно складно. У нее есть такой же обоснованный мотив?
— Такой же необоснованный, Клэр, — начиная злиться, возразил Джордж, заметив на ее устах улыбку.
Миссис Асперн тоже заметила эту улыбку и то, как резко посерьезнел инспектор, когда решил рассказать Клэр о том, из-за чего, по мнению Дженни Саммерстон, Эш убил Гордона. Губы ее сжались, она встала из-за стола, думая о том, насколько мистер Хардвик доверчив, и о том, что все мужчины неразумны, как дети.
Инспектор Янг был бы рад знакомству с Дженни Саммерстон, если бы знакомство это произошло не тогда, когда смерть ее мужа стала предметом следствия, а при любых других обстоятельствах. Она отличалась приятной стройностью, одевалась элегантно, но неброско и даже не побоялась выбрать одежду ярких цветов. Свитер ее прекрасно сочетался с плиссированной юбкой, а туфли были скорее скромными, чем броскими. Единственным, что указывало на ее горе, были темные круги под глазами. В остальном она выглядела собранной и уверенной.
— Я знаю, что вы думаете, инспектор, — сказала тогда она. — Вы думаете, что я сейчас выбита из колеи, но пройдет пара недель, и я приду в себя. Это не так. Я полностью отдаю себе отчет в своих поступках.
Джордж Янг сохранял спокойствие. Это обычная реакция, и людей в таком состоянии можно понять.
— Миссис Саммерстон, — мягко произнес он, — нам нужно нечто большее, чем предположения.
— Это не предположение, — ровным голосом ответила она. — Я совершенно уверена, что так и было.
— Но советник Эш уважаемый человек…
— Доктор Криппен тоже был уважаемым человеком.
— … и он дружил с… вашим мужем.
— Они вместе росли и ходили в одну школу, — Дженни Саммерстон кивнула с таким видом, будто считала это доказательством своих слов. — Но их дороги разошлись.
— Они часто встречались? — Инспектор заметил, что втянулся в разговор, несмотря на то что бессмысленность всего этого его порядком раздражала.
— Нет, последние несколько лет не часто, только иногда в компании.
— В клубе?
— Нет, в кругу коллекционеров монет.
— То есть они уже не были близкими друзьями, — твердо произнес Янг. — Значит, нет ни улик, ни мотива.
— Мотив есть, — возразила Дженни. — Коллекция Гордона.
Инспектор Янг услышал, как дважды кашлянул сержант Брент, — сигнал к тому, что нужно получить дополнительную информацию. Он щелкнул ручкой, показывая, что сигнал принят.
— У Гордона была дорогая коллекция, миссис Саммерстон?
— Не очень.
— Существуют ли какие-нибудь соглашения, позволяющие советнику Эшу и кому-либо другому завладеть этой коллекцией после смерти вашего мужа?
— Нет.
— В коллекции есть что-нибудь, принадлежащее им обоим?
— Нет.
Разговор закончился после часа пререканий. Дженни Саммерстон настаивала на том, что Эш каким-то образом подстроил смерть ее мужа. Как позже Джордж сказал Клэр Бакстер, описывая Дженни, «просто не было причин верить ни единому слову этой убитой горем женщины».
— …Хотя все возможно, доктор, — закончил он с напускной серьезностью, заставив Клэр удивленно посмотреть на него. На прошлой неделе она победила в одном из споров, используя это же выражение.
— И все же, Джордж, меня не покидает ощущение, что в ее словах что-то есть.
— Так, — пригрозил он, — если ты сейчас начнешь говорить о женской интуиции…
— Не бойся, — рассмеялась Клэр, — не начну. Мы же вместе согласились, что такого не бывает.
Они встали из-за стола и вышли в клубную комнату для отдыха.
Клэр поехала в свой кабинет прямо из гольф-клуба, хотя ее смена начиналась только в полночь. Андерсон, с которым они уже год вели общую практику, оторвавшись от бумаг, посмотрел на нее с удивлением.
— Привет, Клэр, — сказал он. — А я думал, по субботам у тебя в программе бутики и парикмахерские.
Клэр быстро прошла через кабинет и закрыла дверь, ведущую во владения медсестры Харгривз. Слишком современная манера разговора молодого доктора все еще раздражала ее, хотя они уже несколько раз обсуждали это. Впрочем, после каждой беседы он, похоже, только сильнее удивлялся ее придирчивости.
— Гордон Саммерстон, кажется, наш клиент, не помнишь, Дерек? — спросила она, заходя ему за спину, где располагалась картотека.
— Это тот, который из Дрэгонсуэлла? Наш. В прошлом месяце оформил медицинскую страховку. Здоров, как бык.
— Он умер, — ответила Клэр. — Авария.
Андерсон перестал писать и повернулся к ней.
— Черт! Уже третий за этот месяц. Эпидемия какая-то. — Он увидел, что Клэр заколебалась, прежде чем ответить. — Что-то не так?
Она нашла среди конвертов тот, на котором значилось имя Гордона Саммерстона.
— Не знаю. Тут что-то странное. Хотя в его карточке, похоже, ничего особенного.
— В дорожных авариях нет ничего загадочного, Клэр. Обычная глупая смерть.
— Наверное, ты прав, Дерек. — Она уронила конверт на стол перед Андерсоном и открыла боковую дверь, собираясь уходить. — Развлекайся.
— Знаешь, — сказал ее младший коллега, с улыбочкой рассматривая ее ноги, — а ты для своего возраста неплохо сохранилась. Если правильно разложишь карты, сможешь меня подцепить.
— Делом лучше занимайся.
Медсестра, услышав, как закрылась дверь, подняла голову и подумала о докторе Бакстер и Дереке Андерсоне.
«От некоторых женщин не знаешь, чего и ждать, — сказала она себе, — особенно от таких, как Клэр Бакстер. Разве что иногда».
Инспектор Янг сидел за своим рабочим столом, перелистывая каталоги. Сержант Брент взял их для него у констебля Макэндрюса, единственного в их участке завзятого коллекционера. Любопытно было видеть, как Макэндрюс, обычно неразговорчивый и замкнутый, просиял, когда его спросили о его хобби. Откровенное невежество инспектора в вопросах нумизматики не вызвало у него насмешки, напротив, он, казалось, был рад рассказать о том, какие взаимоотношения царят в кругах местных коллекционеров. Среди знатоков нумизматики коллекционеры монет, отчеканенных вручную, похоже, считались своего рода аристократами. Однако Саммерстона и Эша интересовали вопросы еще более специфические, и они, по мере своих скромных сил, сфокусировали внимание на монетах с изображением монархов донорманнского периода. С особым упоением Макэндрюс рассказывал о величайшем и в то же время самом малоизученном из древних английских королей. Джордж Янг о нем никогда не слышал, но, судя по рассказу молодого констебля, без него вся эпоха средневековья сложилась бы по-другому. Весь этот период, как видно, был озарен ослепительным сиянием могучего, но загадочного короля Оффы.
После разговора Янг поблагодарил Макэндрюса, отправил его обратно на пост и принялся с интересом рассматривать фотографии монет в каталогах.
— Вот ведь психи ненормальные, — пробормотал он. — Старый пенни — это всего лишь старый пенни, и какая разница, сколько экземпляров сохранилось? — Он смотрел на одну фотографию так долго, что у него круги пошли перед глазами. — Ненормальные, — повторил он и отодвинул каталоги в сторону. Нужно поговорить с Эшем. Он и так уже слишком долго откладывал.
Эш провел взглядом машину инспектора, развернулся и пошел к дому с ощущением полнейшего успеха. Он сделал это, совершил невозможное — убийство, которое даже полиция признала несчастным случаем.
У Дженни было слишком туго с деньгами, чтобы оставить себе коллекцию Гордона, и, поскольку она сама в нумизматике не разбиралась, «Оффа» будет продан с аукциона вместе с остальными. «И угадайте, кто будет на том аукционе?» — подумал он и радостно рассмеялся. Возможно, уже через месяц он будет держать в руках серебряную монету короля Оффы, уникальную, блестящую, с портретом короля, глядящего с поверхности крошечными круглыми глазками. Но как точно Дженни догадалась, как именно он убил Гордона! Ему пришла в голову интересная мысль: только женщина, действительно хорошо знающая мужчину, может так, как Дженни, почувствовать истину. Но насколько хорошо она знала его? Что, если она тоже почувствовала огонек желания? Неужели она никогда не сравнивала решительного и энергичного советника Эша со своим мужем-размазней? В этой мысли ему почудилось что-то эротическое. Дженни и «Оффа»? Возможно.
Даже как-то странно думать, что совсем скоро он сможет взглянуть в глаза Оффы, величайшего правителя между Александром и Вильгельмом Завоевателем. Только если эти чертовы социальные службы не увеличат вдове субсидию. Он даже усмехнулся от этой мысли. Может, ему самому предложить это совету? Через час, потягивая бренди в уютном кресле, он все еще улыбался.
На следующий день рано утром Дженни Саммерстон предстала перед мистером Уоткинсом в его кабинете. Показная простота кабинета являла собой яркий контраст расположенным по соседству пышным аукционным залам, но так нравилось старому аукционисту. У него даже была любимая присказка на этот счет: «Простота вне конкуренции». Старика больше смутило мужество Дженни, чем ее беда.
— Вы уверены, что хотите именно через нас продавать вещи Гордона, Дженни?
— Да, мистер Уоткинс.
— Видите ли, хоть я и старый друг вашего отца, но я не могу обещать вам повышенный процент. Существуют определенные правила, от которых мы не имеем права отступать. Вы, наверное, это знаете?
— Я понимаю.
— Очень хорошо. Тогда обдумайте все еще раз хорошенько и приходите через…
— Нет. — Неожиданная твердость ее тона захватила его врасплох. — Я хочу покончить с этим до конца месяца.
Дженни Саммерстон встречала сентиментальных вдов, не желающих расставаться со старыми вещами, домами и даже стилем жизни, не в силах противиться некоему внутреннему побуждению, которое они считали преданностью. Ей они всегда казались жалкими. Она бы никогда не стала так вести себя. Все это она и объяснила давнему партнеру ее отца по боулингу, слушавшему ее с серьезным выражением лица.
— И ту монету с королем Оффой, которую Гордон купил здесь пару лет назад, вы тоже будете продавать?
— Да, и ее.
— Представляю, какой переполох поднимется среди местных коллекционеров.
— Да, наверное.
— Вы окончательно решили не искать покупателей напрямую? — Мистер Уоткинс повертел в руках очки, давая ей возможность ответить, и, не дождавшись, заговорил деловым тоном: — Что ж, я уверен, аукцион — именно то место, где стоит решать подобные вопросы. Здесь мы в любом случае выручим не меньше, чем предложил бы любой из коллекционеров в частном порядке.
— Спасибо, мистер Уоткинс. — Дженни Саммерстон встала, направилась к двери, но на секунду задержалась, чтобы добавить: — Я не сомневаюсь, что могу на вас положиться, только…
— Да?
— Могу я… Могу я поставить кое-какие условия?
— Да, разумеется, в пределах разумного. Резервированная цена, надо полагать?
— Нет, совсем не это. Но… Я бы хотела, чтобы самая ценная монета из коллекции Гордона была в полной безопасности.
— Уверяю вас, Дженни…
— Пожалуйста. — Она вдохнула полной грудью и посмотрела на него почти с воинственной решимостью. — Я хочу, чтобы одна монета находилась в отдельном контейнере до тех пор, пока не станет собственностью покупателя.
— Но покупатель имеет право видеть, что берет, Дженни.
Дженни покачала головой.
— Он получит возможность ее осмотреть. Две стороны коробки будут стеклянными. Любой сможет осмотреть монету, только ее нельзя будет доставать.
— Что ж, хорошо. — Мистер Уоткинс записал что-то в блокноте. — А о какой монете идет речь, моя дорогая?
Глаза Дженни блеснули, и еще до того, как она произнесла эти слова, старик понял, каким будет ответ.
— «Король Оффа», — сказала она.
Через несколько секунд он уже смотрел на закрывшуюся за Дженни дверь. Его охватило какое-то смутное беспокойство. Произошло что-то нехорошее, он это почувствовал. И это была не какая-нибудь канцелярская ошибка, которую можно отследить и исправить, нет, у него появилось такое ощущение, будто вся его жизнь переменилась. Произошло что-то бесповоротное.