Настоящая фамилия «майора Пугачева» - Тонконогов.
Тонконогов Иван Николаевич (по другим документам — Никитович), 1920 г. рождения, уроженец г. Лебедин Сумской области, украинец, из рабочих, образование начальное, по профессии — фотограф, в предвоенные годы был дважды судим: в 1936 г. по ст.70 УК УССР (хулиганство) на 2 года л/с и в 1938 г. по ст.33 УК УССР (как СОЭ) на 3 года л/с. Второй срок у Тонконогова заканчивался в 1941 году. В Красную Армию он будет мобилизован только в 1944 году, после освобождения Украины от немцев, и прослужит лишь два месяца, а до того… «подсудимый ТОНКОНОГОВ, оставшись проживать на территории, которую временно захватил противник, — это уже из установочной части приговора Военного трибунала войск НКВД Сумской области, вынесенного в феврале 1945 года, — добровольно поступил на службу в немецкие карательные органы в полицию и работал с апреля м-ца 1942 года по август 1942 года инспектором горполиции, адъютантом начальника полиции, а затем был назначен на должность начальника полиции с. Будылки. Работая на указанных должностях ТОНКОНОГОВ проводил аресты советских граждан, так: им летом 1942 года был произведен арест семьи Костьяненко за связь с партизанским отрядом. При аресте Костьяненко и его семьи — Костьяненко Марии, ТОНКОНОГОВ лично сам жестоко избивал обоих (…) В августе 1942 года произвел арест 20 чел. женщин, которых заключил под стражу и после двухдневного их содержания под стражей, они были освобождены, по распоряжению старосты сельуправы. Неоднократно производил допросы задержанных советских граждан, при этом издевался и избивал их и угрожал расстрелом. Так, в апреле м-це 1942 года, допрашивая неизвестного задержанного советского гражданина, вместе с немцами выводил его на расстрел. В июле 1942 года избил шомполом неизвестную гражданку, обратившуюся к нему по поводу отобранных у нее рыболовных сетей».
Трибунал приговорил Тонконогова к 25 годам каторжных работ, поражению в правах на 5 лет и конфискации имущества.
Летом 1945 года Тонконогов был доставлен на Колыму. На здоровье он не жаловался — в уч.-стат. карте зафиксирована 1-я категория труда.
Но, видимо, не столько состояние здоровья, сколько другие свойства и способности позволили Тонконогову быстро выдвинуться из массы лагерников и заслужить внимание администрации. Два довоенных срока, пять отбытых в лагерях лет существенно выделяли Тонконогова среди этого контингента, где рецидивистов, людей, уже знавших, как нужно жить и выжить в лагере, было немного. Из показаний свидетелей следует, что Тонконогов поддерживал с ними хорошие отношения, а с одним из них, Носовым Н.Д., ранее судимым восемь раз — за кражу, хулиганство и т.д., был дружен, подбивал его на участие в побеге (от чего Носов категорически отказался, сославшись на его полную безнадежность). В глазах з/к КТР Тонконогов был человеком с уголовным прошлым, его боялись.
Важно и то, что по национальности Тонконогов был украинцем. Видимо (высказываюсь предположительно, потому что абсолютно точных сведений у меня нет), подавляющее большинство заключенных этого лаг. пункта были украинцами (исторически это вполне объяснимо). Украинское «землячество» неформально, но уверенно руководило жизнью лаг. пункта. Есть показания о том, что русские здесь составляли покорное меньшинство, на выгодную должность в лаг. обслуге, даже на сверхурочную работу на кухне, которая давала возможность сытно поесть, русскому попасть здесь было трудно.
У Тонконогова, это отмечают многие фигуранты архивно-следственного дела, были золотые руки. Он славился тем, что мог починить любую вещь, и ему несли из-за зоны различные бытовые устройства. Это давало заработок, пусть небольшой, но у других-то не было никакого.
Он был ловким, хитрым человеком, умевшим войти в доверие к людям, прежде всего — вышестоящим.
И, наконец, он был жестоким человеком. В лагере не стеснялся поддерживать свой авторитет зуботычиной, дрыном — большего не требовалось. В побеге не остановился перед убийством раненого товарища. Об убийстве охранников я уже не говорю.
В личном деле з/к КТР Е–439 Тонконогова есть «Поздравительный листок», адресованный отличнику производства бригадиру Тонконогову. Вот его текст:
«Поздравляем Вас с трудовыми успехами и выполнением производственных норм в июле месяце 1947 г. на __ процентов. Уверены, что высокие показатели достигнутые Вами, будут закреплены на протяжении всего года. Систематическим перевыполнением планов добьетесь высшего поощрения (этот эвфемизм следует, вероятно, понимать как досрочное освобождение — текст «листка» выполнен типографским способом, и можно предположить, что такие «листки» адресовались разным категориям заключенных; что касается каторжан, то им вряд ли приходилось на такое «высшее поощрение» надеяться.). Желаем Вам новых успехов в дальнейшей работе. Начальник Управления Северного лагеря Лейтенант Шевченко. Начальник КВО Северного лагеря Липилин 4 августа 1947 г.»
Производственно-бытовая характеристика на з/к КТР л/п №3 №Е–439 Тонконогова, как и все в архивно-следственном деле, составлялась уже после побега:
«Работал бригадиром на участке №2 производственный план бригада под его руководством систематически перевыполняла. Неоднократно бригада в целом премировалась за хорошую работу, среди з/к з/к авторитетом не пользовался, в быту себя вел плохо, часто применял к членам бригады и др. з/к з/к физические меры воздействия среди з/к з/к не вживчив».
Быть «вживчивым» с другими заключенными Тонконогову, видимо, просто не было нужно — он ими повелевал, а вот с администрацией лаг. пункта он уживался прекрасно. Об этом, естественно, нет ни слова в характеристике, но очень много — в свидетельских показаниях.
Вопреки правилу (одному из основных в режимных ограничениях з/к КТР) секция барака (не весь барак, а именно эта секция), в которой проживала бригада Тонконогова, на ночь не запиралась. Сам бригадир пользовался правом в любое время суток (!) разгуливать по территории лагеря. О его привилегированном положении свидетельствует и то, что столовой для заключенных он вообще не пользовался — дневальный Игошин получал для него продукты на кухне (надо полагать, не худшие) и готовил своему бригадиру отдельно в бараке. В «каюту» к Тонконогову послушать патефон (а такой у бригадира был — и это в каторжном лагере) или его же игру на гитаре, а также и на угощение, раз деньги у того водились, а то и на чифир или выпивку приходили не только друзья-заключенные, но и вахтеры и охранники.