ГЕНДЕР, СЕМЬЯ, СЕКСУАЛЬНОСТЬ. ПРОДОЛЖАЯ И. С. КОНА
DOI: 10.14515/monitoring.2020.3.1680
О. Н. Безрукова, В. А. Самойлова
МАТЕРИНСКИй ГЕйТКИПИНГ В РОССИИ: МОЛОДЫЕ ОТЦЫО МАТЕРЯХ И БАРЬЕРАХ ДОСТУПНОСТИ ДЕТЕй ПОСЛЕ РАЗВОДА
Правильная ссылка на статью:
Безрукова О. Н., Самойлова В. А. Материнский гейткипинг в России: молодые отцы о матерях и барьерах доступности детей после развода // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. 2020. № 3. С. 463—498. https://doi.org/10.14515/ monitoring.2020.3.1680. For citation:
Bezrukova O. N., Samoylova V. A. (2020) Maternal Gatekeeping in Russia: Young Fathers about Mothers and the Barriers to Access Children after Divorce. Monitoring of Public Opinion: Economic and Social Changes. No. 3. P. 463—498. https://doi.org/10.14515/monitoring.2020.3.1680.
МАТЕРИНСКИЙ ГЕЙТКИПИНГ В РОССИИ: МОЛОДЫЕ ОТЦЫО МАТЕРЯХ И БАРЬЕРАХ ДОСТУПНОСТИ ДЕТЕЙ ПОСЛЕ РАЗВОДА
БЕЗРУКОВА Ольга Николаевна — кандидат социологических наук, и.о. заведующей кафедрой социологии молодежи и молодежной политики факультета социологии, Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, Россия E-MAIL: o.bezrukova@spbu.ru https://orcid.org/0000-0003-2821-1734
САМОЙЛОВА. Валентина Алексеевна — кандидат психологических наук, доцент кафедры теории и практики социальной работы факультета социологи, Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, Россия E-MAIL: v.samojlova@spbu.ru https://orcid.org/0000-0001-5412-0575
Аннотация. Статья посвящена исследованию практики гейткипинга — материнских барьеров доступности детей после развода — в восприятии разведенных молодых отцов. Гейткипинг понимается как динамичный и взаимный процесс выстраивания барьеров, установления контроля, выдвижения обвинений, препятствующих выработке общих правил взаимодействия и достижения сотрудничества родителей в интересах ребенка в процессе и после развода. Показано, что конструирование идентичности разведенных молодых отцов определяется влиянием специфического феномена «уязвленной маскулинности». Он фиксирует болезненные переживания травмы гегемонной маскулинности, кризиса мужской идентичности вследствие проигрыша в борьбе за властную по-
MATERNAL GATEKEEPING IN RUSSIA: YOUNG FATHERS ABOUT MOTHERS AND THE BARRIERS TO ACCESS CHILDREN AFTER DIVORCE
Olga N. BEZRUKOVA1—Cand. Sci. (Soc.), Associate Professor, Acting Head of the Department of Youth Sociology and Youth Policy
E-MAIL: o.bezrukova@spbu.ru https://orcid.org/0000-0003-2821-1734
Valentina A. SAMOYLOVA1 — Cand. Sci. (Psych.), Associate Professor, Department of Theory and Practice of Social Work E-MAIL: v.samojlova@spbu.ru https://orcid.org/0000-0001-5412-0575
1 Saint Petersburg State University, Saint Petersburg, Russia
Аbstract. The article is devoted to the study of gatekeeping practices, namely the barriers raised by mothers to limit the access to children, as perceived by the divorced young fathers. Parental gatekeeping is defined as a dynamic and reciprocal process of creating barriers, establishing control, bringing accusations that prevent from the development of common rules for interaction and the achievement of parental cooperation in the interests of the child during and after the divorce. The authors conclude that the identity of the divorced young fathers is influenced by the so-called "wounded masculinity". The phenomenon captures painful experiences of hegemonic masculinity, the crisis of male identity due to a loss in the struggle for a dominant position in the family and manifests itself through the feeling of insolvency, the fear
зицию в семье, проявляется в переживании несостоятельности, в страхе показаться слабым и испытывающим душевную боль, а также в чувстве обиды или ожесточения, агрессии.
Представлены результаты анализа интервью с 18 разведенными молодыми отцами и 5 специалистами по экспертизе семейных споров об определении места жительства ребенка и порядке встреч с отдельно проживающим родителем. На основе критериев целей и средств их реализации предлагается типология практик материнского гейт-кипинга. Сделан вывод, что в основе целей гейткипинга лежат стремление матерей к отчуждению отца от ребенка и «перезагрузке» жизни — своей и ребенка, дискредитация его в глазах детей, окружающих и в общественном мнении, месть, демонстрация доминирования матери, получение материальных благ. Анализируются различные практики контроля матерей над повседневными взаимодействиями отцов с детьми, стратегии ограничения и/ или лишения отца родительских прав, финансового и алиментного контроля. Выделены четыре модели постразводного отцовства — «отца-жертвы», «отсутствующего отца», «борца за права», «вовлеченного отца». Предлагаются направления практической реализации результатов исследования — применение типологии практик гейткипинга в диагностике, экспертизе и социальной помощи разведенным родителям и их детям, развитие семейной медиации, внедрение технологий профилактики разводов, урегулирования семейных конфликтов, разработка программ по подготовке молодежи к семейной жизни и повышению культуры семейных отношений, совершенствование
of being seen as weak and emotionally wounded resulting in resentful feelings and aggression.
The authors present the results of a study based on the interviews with 18 divorced young fathers and 5 experts in family disputes on determining the child's place of residence and the visitation procedure for the non-custodial parent. Based on the criteria for goals and means for achieving the goals, the authors suggest a typology of maternal gatekeeping practices. The goals of maternal gatekeeping are as follows: mothers' desire to alienate the father from the child and "reset" their own life with the child, discrediting the father in the eyes of the child and the social circle, revenge, demonstration of mother's dominance, obtaining material benefits. The authors analyze various strategies of maternal control over the father's daily interactions with children, strategies to limit or terminate father's parental rights, financial support and alimony. Four models of post-divorce fatherhood are identified: "father as a victim", "absent father", "father fighting for his rights", and "involved father". The authors propose to use the results of the study in the following fields: the typology of gatekeeping barriers and practices can be applied in the diagnostic assessment, examination and social facilitation for the divorced parents and their children, family mediation, divorce prevention, development of awareness programs to prepare youth for family life and improve family culture, improvements to joint legal custody, etc.
правовых механизмов реализации совместной опеки родителей над детьми на паритетной основе на всех этапах развода.
Ключевые слова: гейткипинг, развод, отцовство, маскулинность, материнство, споры о детях, интересы детей
Благодарность. Исследование выполнено при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований в рамках научного проекта № 19-011-00543.
Keywords: gatekeeping, divorce, fatherhood, masculinity, motherhood, child-related disputes, child interests
Acknowledgments. The study was funded by Russian Foundation for Basic Research, project No. 19-011-00543.
Введение
Глобальные тенденции изменений в семейных отношениях—сокращение числа регистраций браков, их неустойчивость, снижение рождаемости, рост числа разводов [Захаров, 2008; Amato, Meyers, Emery, 2009; Воронина, 2011; Егорова, Сизова, 2014; Kalmijn, 2015; Синельников, 2018 и др.]. Анализ данных статистики
0 браках и разводах показывает, что с середины XX века число разводов в России увеличилось втрое 1, распадается более чем каждый второй брак, в большинстве разводящихся семей (примерно в 60 %) есть дети [Захаров, 2013, Шевченко, 2015]. Наиболее уязвимы к расторжению брака молодые семьи [Архангельский, 2013; Антонов, Лактюхина, 2015], специфическими особенностями разводящихся молодых семей выступают конфликты, в основе которых лежат существенные сдвиги в социокультурных смыслах и жизненных ценностях молодежи, изменения гендерных норм, противоречия между традиционными и современными представлениями о материнстве и отцовстве, идеальными моделями и их практическим воплощением в жизни семьи [Безрукова, 2017; Бурменская и др., 2018; Микляева, Румянцева, 2018; Зубок, Чупров, 2019; Клёцина, Иоффе, 2019 и др.]. Сокращается общая продолжительность брака, преодолевается разрыв между удовлетворенностью браком и его стабильностью [Население..., 2011: 73], дети больше не являются условием юридического оформления или продолжения брачных отношений [Гольцова, Лещенко, 2010; Архангельский, 2013; Антонов, Лактюхина, 2015: 21].
Отношение общества к разводам вполне лояльное. По данным ВЦИОМ, большинство россиян считают их допустимыми (89 % в 2019 г. против 80 % в 1990 г.) 2. Вместе с тем в последние годы отношение к ним стало более рациональным: 56 % считают, что принимать решение о разводе или сохранении семьи стоит исходя из конкретной ситуации (в 1990 г. эта доля составляла 36 %). При этом только 10 % опрошенных категорически не принимают возможность расторжения брака,
1 Федеральная служба государственной статистики. URL: https://www.gks.ru/ (дата обращения: 27.06.2020).
2 Отношение к бракам и разводам: мониторинг // ВЦИОМ. 2019. 8 июля. URL: https://wciom.ru/index.php?id=236 &uid=9793 (дата обращения: 27.06.2020).
выступая за его сохранение вне зависимости от причин (13 % в 1990 г.), еще треть респондентов не поддерживают развод, если семья фактически не распалась (30 % против 39 % в 1990 г.).
Одно из негативных последствий развода — споры родителей об определении места жительства ребенка и порядке встреч с отдельно проживающим родителем [Даниленков, 2013; Шелютто, 2013; Зыков, 2018; Якушев, 2018 и др.]. Право отца на воспитание и заботу о детях наравне с матерью гарантируется ст. 19 ч. 3 Конституции РФ, а также закреплено в Семейном кодексе РФ (см. ст. 1 п. 3, ст. 16). Конвенция ООН о правах ребенка предписывает при решении вопроса о проживании ребенка с родителями исходить из нормы о соблюдении «наилучших интересов ребенка» 3. Правовые нормы поддерживаются и все более демократичными взглядами граждан на важную роль разведенного отца в воспитании детей. За последние годы значительно выросла доля согласных с мнением, что решение, кому оставлять ребенка в случае развода, следует принимать в зависимости от конкретных родителей и ситуации в семье (58 % в 2019 г. против 43 % в 2015 г.). При этом в два раза снизилась доля сторонников выбора в пользу матери (20 % против 38 % в 2015 г.). Мнения о том, что никто из родителей не сможет в одиночку хорошо воспитать ребенка, придерживаются 15 % респондентов 4.
Вместе с тем на практике в 90 % случаев после развода дети остаются с матерями [Ржаницына, 2012: 14], при этом нередки ситуации, когда матери препятствуют общению детей с отцом. Судебные решения, в соответствии с которыми матери становятся единственными опекунами ребенка, поддерживаются тендерными нормами и стереотипами о матерях как естественных и умелых родителях, предубеждениями в отношении способности мужчин заботиться о детях [Здравомыслова, Темкина, 2007; Безрукова, Самойлова, 2017, 2019; Иссерс, 2017; Клупт, 2020].
Несмотря на острую актуальность в изучении проблем постразводного отцовства, последствий споров родителей о месте жительства и общении детей с отцами после развода, подобных исследований в российском научном дискурсе совсем немного [Гурко, 2018: 46; Солодников, 2018: 281]. Интерес исследователей фокусируется на причинах разводов в молодых семьях с детьми [Лактюхина, Антонов, 2016; Синельников, 2017], рассматриваются российская специфика алиментных обязательств и проблемы уклонения от выплаты алиментов [Воронцова, 2000; Прокофьева, Валетас, 2002; Гурко, 2008; Ржаницына, 2010, 2012, 2015; Иванова, 2018], авторы акцентируют внимание на типологии разведенных отцов [Иванова, 2017; Русских, 2018; Шевченко, 2015; Янак, 2016], анализируют практики отцовской вовлеченности в воспитание детей после развода [Гурко, 2013; Шевченко, 2015; Шелуханова, 2017; Русских, 2018; Янак, 2018; Вопэепко, Еуэеепкоуа, 2019]. Вместе с тем остаются неизученными возможности совместной равноправной опеки над детьми для родителей после развода, способы достижения родительского консенсуса, дискриминация отцов в судах и потеря прав на опеку над деть-
3 Конвенция о правах ребенка. Принята резолюцией 44/25 Генеральной Ассамблеи от 20 ноября 1989 года // ООН: Конвенции и соглашения. URL: https://www.un.org/ru/documents/decl_conv/conventions/childcon.shtml (дата обращения: 27.06.2020).
4 Отношение к бракам и разводам: мониторинг // ВЦИОМ. 2019. 8 июля. URL: https://wciom.ru/index.php?id=236 &uid=9793 (дата обращения: 27.06.2020).
ми, практики активности отцов в защиту отцовских прав и борьбы за изменения в законодательстве и семейной политике, ограничения или нарушение равенства прав отцов и матерей на воспитание детей после развода.
Цель статьи состоит в анализе материнских барьеров доступности детей после развода в восприятии разведенных молодых отцов. Ключевые исследовательские вопросы: какие препятствия создают матери, ограничивая отцов в контактах с детьми после развода? Какие стратегии используют матери для управления и контроля за отцом? Какова мотивация матерей в семейных спорах о детях в восприятии отцов? Как молодые разведенные отцы воспринимают бывших жен и материнские барьеры доступности детей? Каковы причины вовлечения отцов в противостояние с матерью в борьбе за доступность ребенка?
Теоретические и эмпирические исследования гейткипинга
Участие обоих родителей в жизни ребенка относится к неоспоримым характеристикам жизненной ситуации, наиболее благоприятной для его роста и развития. Это положение соответствует представлению о наилучших интересах ребенка и в том случае, когда родители расстаются, в идеале каждый родитель поддерживает отношения другого родителя со своим ребенком или, по крайней мере, не создает препятствий для их общения. В период совместной жизни родители разделяют права, обязанности и радости воспитания детей, важно, чтобы и в случае расторжения брака они делились ими, особенно это касается радости общения.
Развод чаще сопровождается ограничением контактов с ребенком для одного из родителей, как правило, отца. В зарубежных исследованиях накоплены значительные свидетельства ограничения доступа к ребенку, установленного для бывшего супруга либо в неофициальном порядке, либо в соответствии с законными условиями опеки [Fabricius et al., 2010]. Практика контроля общения с ребенком получила название гейткипинг (gatekeeping), буквально — регулирование доступа к ребенку путем «открытия/закрытия ворот», входной контроль, с помощью которого один из родителей ограничивает (или делает возможным) взаимодействие другого со своим ребенком/детьми [Allen, Hawkins, 1999]. С. Аллен и А. Хокинс, авторы наиболее часто цитируемого определения, делают акцент на нежелании матери отказаться от лидирующей роли и родительской ответственности, устанавливая жесткие стандарты, стремясь утвердить и подчеркнуть материнскую идентичность и поддерживая дифференцированную концепцию семейных ролей. Это определение отмечает важность убеждений, поведения и результатов как составляющих гейткипинга.
Хотя более традиционным является фокус на процессах торможения доступа к ребенку, современная точка зрения состоит в том, что существует некий континуум, который отражает варианты от стимулирующего к ограничивающему воздействию одного из родителей, от проактивного и позитивного—до ограничительного и негативного [Trinder, 2008; Austin et al., 2013]. Позитивный полюс — содействующее управление (facilitative gatekeeping, FG), когда родитель-опекун выступает за поддержание конструктивных отношений с ребенком родителя-нерезидента, способствует этому и демонстрирует ребенку, что ценит вклад другого родителя. Промежуточная форма — защитное управление (protective gatekeeping, PG) — воз-
никает, когда родитель действует, чтобы ограничить участие другого родителя или критикует его родительские навыки из-за опасений по поводу возможного вреда для ребенка. На негативном полюсе — ограничительное управление (restrictive gatekeeping, RG) — относится к действиям одного из родителей, направленным на то, чтобы помешать участию другого родителя общаться с ребенком [Austin et al., 2013]. По другой классификации выделяется пять типов: «активное» и «условное открытие ворот», «пассивное управление воротами», «оправданное» и «активное закрытие ворот» [Trinder, 2008].
Сравнительно чаще в роли родителя-привратника выступает мать, это нашло отражение в данных ряда исследований [Allen, Hawkins, 1999; Fagan, Palkovitz, 2011 и др.] и в определениях самого понятия гейткипинга как попытки матерей ограничить или исключить отца из ухода за детьми и общения с ними, степени материнского контроля на входе, когда женщины ограничивают доступ своих детей к отцу [Allen, Hawkins, 1999; Fagan, Barnett, 2003]. Среди причин материнского гейткипинга наиболее влиятельными исследователи считают три фактора: гендерную идеологию, восприятие отцовской компетентности и родительский конфликт [Trinder, 2008].
Если отношения между супругами заканчиваются и переструктурируются, культурный мандат—брать на себя главную роль в качестве опекуна — принадлежит матерям, они и получают большую власть в этой области над отцами [Adamsons, 2010; Austin et al., 2013; Puhlman, Pasley, 2013]. По данным американских исследований, более чем в 80 % случаев при разводе правами опеки над детьми наделяют матерей [Cancian et al., 2014]. Во многом это обусловлено традиционным предположением, что женщины — более компетентные опекуны, а отцы менее подготовлены для выполнения обязанностей по уходу за детьми [Bietel, Parke, 1998; Jeynes, 2015].
То, сколько времени отец будет проводить с ребенком, зависит от личного восприятия матерью родительских способностей отца и его приверженности интересам ребенка [Trinder, 2008; Austin, Fieldstone, Pruett, 2013]. Отношение матерей к отцовскому воспитанию после развода связано с тем, как они его оценивали во время брака [Pruett, Arthur, Ebling, 2007], и чем в большей степени матери были удовлетворены воспитанием, тем более тесно, как правило, отцы связаны со своими детьми. Согласно исследованию Л. Триндер, немногие матери в выборке оценивали позитивно своих бывших партнеров, но те, кто считал их достаточно хорошими папами с добрыми намерениями, не препятствовали, а способствовали общению между ними и детьми [Trinder, 2008].
Наличие и острота конфликта в отношениях бывших супругов в значительной степени определяют то, какая складывается практика взаимодействия ребенка с родителем-нерезидентом. Если мать негативно относится к отцу, он обычно взаимодействует с ребенком меньше [Kulik, Tsoref, 2010]. Переопределение отношений в переходный период оказывается довольно сложным для всех родителей. Даже те, кто ориентирован на интересы ребенка и поддерживает конструктивный контакт, под влиянием интенсивных эмоций, связанных с разводом и судебным разбирательством, проявляют тенденцию к жесткому, негативному мышлению о бывшем партнере как о личности и как о родителе, которая часто имеет вре-
менный характер. Для разводов с высоким уровнем конфликта характерны двухсторонние ограничивающие стратегии (RG) [Austin et al., 2013].
Большая часть исследований была сфокусирована на матери как на главном попечителе ребенка [Beitel, Parke, 1998; Puhlman, Pasley, 2013; Sturm, Antonakis, 2015]. Однако термин «материнский гейткипинг» все чаще признается устаревшим и ограничивающим представление о реальном взаимодействии, поскольку оба родителя реагируют на отношение к ребенку и поведение друг друга и используют свою силу и полномочия, чтобы получить как можно больше, контролируя при этом действия бывшего супруга [Puhlman, Pasley, 2013; Cancian et al., 2014]. Как отмечают авторы, гейткипинг—это «двухсторонний процесс, а не линейный однонаправленный акт» [Trinder, 2008: 1298], модель практики взаимного контроля, результат общего набора мнений о воспитании детей [Arellanes, Parke, Gudmunson, 2017].
Основным средством для расширения возможностей доступа к своим детям у отцов выступают финансы. Исследования показывают, что матери с большей вероятностью отказываются от посещения ребенка отцом, если не получают от него финансовой поддержки, и что вероятность воссоединения с детьми более чем в три раза выше у отцов, которые предоставляют финансовую и/или нефинансовую поддержку, чем у тех, кто не оказывает никакой поддержки [Coakley, Shears, Randolph, 2015]. Споры о детях и о финансах часто взаимосвязаны: отец контролирует поток денег, но ощущает контроль со стороны бывшей супруги; если она активно пытается препятствовать доступу к ребенку, отец может угрожать урезать выплаты, тем самым оказывая на нее давление. Эта мера оказывается чувствительной, если во время брака в семье было сильное разделение по признаку пола — тогда и после развода гендерные практики обеспечения и воспитания детей продолжаются. В случае распада эгалитарной семьи с двумя доходами финансы как средство контроля не играют столь значимой роли, и матери чаще ценят роль самого отца, считая его участие критически важным для обеспечения интересов ребенка [Moore, 2012].
Финансовые инструменты могут использоваться обоими родителями в их противоборстве, выступая в том числе как средство манипуляции и обмана. Так, мужчины скрывают свои активы от жен и от судей, чтобы отделить их от «общего финансового пула», который будет впоследствии разделен [ibid.]. Отцы имеют больше шансов получить опеку над своими детьми после развода, если у них есть финансовые возможности обеспечить себе хорошее юридическое представительство [Cancian et al., 2014]. Когда матери экономически уязвимы, отцы могут ограничивать денежные средства, усиливая свою власть и одновременно создавая имидж матери как непригодной для ухода за детьми. Матери, в свою очередь, указывают на то, что отцы мало заботятся о своих детях, поскольку не обеспечивают их должным образом. При этом содержание ребенка (алименты) становится валютой, олицетворяющей любовь и заботу, и такие матери воспринимают неплатеж или недоплату как недостаток любви и заботы [Moore, 2012]. Если отцы не платят алименты, матери могут удерживать ребенка. Но и в случае выплаты алиментов факты свидетельствуют о том, что отцы не получают значительно большего доступа к своим детям [Jeynes, 2015].
Таким образом, проведенные исследования показывают, что достижение договоренностей между бывшими супругами по поводу общения с ребенком родителя-нерезидента зависит от установок и поведения обеих сторон, и поведение матерей является «по крайней мере, частичным ответом на убеждения и поведение отцов, а также, в свою очередь, «задает», что отцы могут или не могут делать» [Trinder, 2008: 1320]. «Работа ворот»—динамичный процесс, родители оказывают постоянное и взаимное влияние друг на друга. В семьях, где «ворота» активно открывались, отцы ценили поддержку и сами поддерживали матерей, что вызывало реакцию последних, за счет чего позитивный цикл повторялся. Напротив, в отсутствие ролевых сделок родители оказывались «запертыми в отрицательном круге взаимного недоверия»: матери не способствовали контакту, а отцы чувствовали себя обделенными и недооцененными и поэтому стремились защитить и укрепить свою позицию, из-за чего матери чувствовали себя эмоционально истощенными и находящимися в осаде [ibid.: 1321].
При этом стремление снять с себя ответственность за то, что контакты родителя-нерезидента с ребенком не поддерживаются, характерно для обеих сторон. Как отмечает в своей работе Л. Триндер, ни одна из матерей, ограничивающих доступ отца к ребенку, не сообщила, что она против контакта — причиной называлось благополучие детей, а также их собственное желание сократить или прекратить контакт. Напротив, ни один отец не признал, что действия матери были оправданными: все утверждали, что это матери активно препятствовали доступу, чтобы монополизировать воспитание детей по необъяснимым причинам или из-за мстительности [ibid.].
Очевидно, что избежать субъективизма в эмоционально нагруженной ситуации, какой является развод, непросто. К настоящему времени проведено значительное количество исследований о препятствиях для участия отца, которые отражают негативные взгляды других людей относительно вклада и потенциала отцов [O'Donnell et al., 2005]. Как правило, эти исследования состоят из данных, запрошенных у матерей детей в разведенных семьях, работников социальных служб или из других источников, но не от самих отцов [Coakley, Shears, Randolph, 2015]. Данные об участии отца, полученные только из материнских отчетов, содержат информацию матерей о своем собственном поведении, связанном с отцом, об отношении к отцам и их родительской компетентности [Fagan, Barnett, 2003]. Альтернативным подходом было бы получение более объективных показателей участия отцов от них самих.
Методология исследования
Теоретико-методологические подходы исследования базируются, во-первых, на понимании отцовства (fatherhood) как социального института, системы прав, обязанностей, социальных ожиданий и требований, предъявляемых к мужчине как родителю и коренящихся в нормативной системе культуры; индивидуальной и рефлексивной социальной практике (fathering), сложного феномена, включающего множество компонентов и подвергающегося различным факторам воздействия [LaRossa, 1997; Doherty, Kouneski, Erickson, 1998; Coltrane, 2004; Кон, 2009; Plantin, Olukoya, Ny, 2011]. Ведущим фактором, определяющим
степень участия отца в заботе о детях, выступает поддержка матери [Doherty, Kouneski, Erickson, 1998], дифференцированная в зависимости от наличия у нее культурных и экономических ресурсов [Безрукова, 2013; Безрукова, Рыскина, Самойлова, 2016]. В исследованиях показано, что позитивное отношение к продолжению контактов отцов со своими детьми после развода скорее будут иметь представительницы среднего класса, имеющие высшее образование, приверженность идеологии гендерного равенства, партнерства в воспитании детей, на практике поддерживающие вовлеченность отца [Arendell, 1996]. Напротив, матери с недостаточным уровнем образования, сторонницы концепции разделенного родительства и консервативных взглядов на роль отца в семье, с жесткими, авторитарными воспитательными установками, скорее, будут препятствовать контактам отцов с детьми [Allan, Hawkins, 1999: 203; Fagan, Barnett, 2003: 1025; Безрукова, Самойлова, 2016: 51].
Во-вторых, реализуемые в исследовании подходы основываются на понимании гейткипинга (gatekeeping) как практики управляющего воздействия, контроля одного из родителей (чаще матери) или обоих родителей попеременно, ограничивающего контакты с детьми после развода [Allen, Hawkins, 1999; Trinder, 2008]. При этом, переходя от акцентирования внимания на ведущей роли матери в практиках контролирующего поведения к пониманию двусторонности конфликтного взаимодействия [Fagan, Barnett, 2003; Trinder, 2008; Arellanes, Parke, Gudmunson, 2017], мы утверждаем, что гейткипинг—динамичный и взаимный процесс выстраивания барьеров, установления контроля, выдвижения обвинений, препятствующих выработке общих правил взаимодействия и достижения сотрудничества родителей в интересах ребенка в процессе и после развода.
В-третьих, мы опираемся на понимание того, как разведенные отцы строят свою идентичность. Теоретические положения концепции гегемонной маскулинности позволяют понять, как в повседневной жизни мужчин реализуется стратегия их доминирования с позиции власти [Carrigan, Connell, Lee, 1985; Connell, 1995], и как эта стратегия подвергается испытаниям в ситуации развода, каким образом и почему происходят социальные изменения в ортодоксальной мужской идентичности [Pleck, 1987; LaRossa, 1988; DeGarmo et al., 2010; Poole et al., 2016]. В контексте логики интерсекционального анализа [Здравомыслова, Темкина, 2018: 52] объясняется «кризис маскулинности» как проблематизация мужского опыта», что предполагает «диагностику проблем мужского бытия в контексте издержек мужской гегемонии, непредвиденных и явных последствий жестко определяемой доминирующей роли и отвержения всех и всего, что с ней не согласуется» [там же: 63].
Одновременно с этим мы основываемся на том, что маскулинная идентичность неоднозначна, противоречива и множественна, она представляет собой «культурно предписанный сценарий, от реализации которого зависит относительная социальная успешность индивида, его самооценка и восприятие его окружающими» [Тартаковская, 2002: 113]. Исследователи делают вывод, что мужчине приходится прилагать значительные усилия, чтобы избежать «срыва сценария» успешной мужественности, противостоять угрозе провала, сползания к проявлениям «несостоявшейся маскулинности» (failed masculinity) как синониму жизненного краха [Pleck, 1976; Ashwin, 2001; Тартаковская, 2002: 114]. Это во многом объясняет
проявления специфического феномена «уязвленной маскулинности», обусловливающего эскалацию конфликта бывших супругов и то, как разведенные отцы строят свою идентичность.
«Уязвленная маскулинность» — это болезненные переживания травмы геге-монной маскулинности, кризиса мужской идентичности вследствие проигрыша в борьбе за властную позицию в семье, проявляющиеся в ощущении собственной несостоятельности, ущербности и в то же время страхе показаться слабым, испытывающим душевную боль, в чувстве обиды или, напротив, злобы, ожесточения, агрессии. Уязвленная маскулинность как осечка в развитии «сценария гегемонной маскулинности» проявляется в нескольких специфических моделях поведения. (1) Отец может получить глубокую эмоциональную травму, испытывать чувство незаживающей раны, переживания предательства, обиды, вследствие чего формируются защитные поведенческие реакции отчужденности, сочетающиеся с болезненным реагированием. (2) Унижения и оскорбления бывшей жены порождают в ответ ожесточение, озлобление, агрессию, а вместе с ними и оборонительную реакцию — готовность бороться за свои права «до победного конца», а иногда и стремление противодействовать, препятствовать, «уничтожить». (3) Отец занимает пассивную позицию, считает невозможным противостоять агрессивному натиску бывшей жены, неспособен постоять за себя, проявляет слабость, избегает контактов с ней или разрывает отношения.
Таким образом, возможны разные модели постразводного отцовства — «отца-жертвы», потерпевшего от враждебности матери своего ребенка и стремящегося воскресить или построить заново маскулинную идентичность, приспосабливаясь к новой ситуации; «отсутствующего» отца, прекращающего контакты с бывшей женой и ребенком; «отца — борца за права», стремящегося восстановить гегемонную маскулинность, питающую образ настоящего мужчины, а также «вовлеченного отца», отражающая попытку «реабилитировать» собственную маскулинность, уязвленную разводом и потерей властной позиции в семье» [Иванова, 2018: 132]. Если в основе первых трех моделей скорее лежит забота о собственной личности, стремление восстановить самоуважение, то для «вовлеченного» отца на первом месте стоят интересы ребенка и забота о его благополучии.
Дизайн исследования
Эмпирическая основа статьи — материалы исследования, проведенного в 2019 г. в Санкт-Петербурге. Эмпирическим объектом исследования выбраны молодые мужчины, поскольку именно новое поколение отцов чутко реагирует на меняющиеся тренды отцовства и последовательно выстраивает более равноправный сценарий родительства, стремясь в большей степени оставаться в жизни своих детей по сравнению с поколением своих отцов. Для молодых мужчин — нового поколения отцов — свойственны вовлеченность, приверженность идеологии равной ответственности родителей за заботу о детях, открытость новому опыту [Mille, Browning, Spruance, 2001; Безрукова, Самойлова, 2017: 123; Andreasson, Johansson, 2019], нежелание повторять жизнь с одним родителем [Bradshaw et al., 1999; Rosenberg, Wilcox, 2006], практики борьбы отцов за права [Jordan, 2009, 2018]. Собрано 18 интервью с разведенными молодыми
отцами. Проведены пять интервью с экспертами — специалистами аппарата Уполномоченного по правам ребенка в Санкт-Петербурге, руководителем отдела опеки и попечительства муниципального образования одного из районов города, специалистом по психолого-педагогической экспертизе гражданских дел об определении места жительства ребенка и порядке встреч с отдельно проживающим родителем, медиатором, конфликтологом. Выборка целевая, критерии отбора специалистов — опыт работы с семьями в ситуации развода/ постразвода (от пяти лет), отцов — семейное положение (разведены), развод состоялся три и более лет назад, наличие спора с бывшей женой по поводу проживания, общения и воспитания ребенка, возраст до 35 лет, наличие несовершеннолетнего ребенка/детей, нет основной опеки над ребенком (детьми). Возраст опрошенных отцов: 25—35 лет, высшее образование имеют 17 человек, среднее специальное — 1. Разведены с матерью ребенка — 18. Одного ребенка имеют 11 человек, двое детей — 5, у двоих отцов помимо кровного ребенка в семьях были дети бывшей жены от предыдущих браков. Материальное положение оценили как в целом хорошее 15 человек, 3 — как удовлетворительное. Повторно женаты — 2, имеют постоянные отношения — 7, одиноки — 8. Метод исследования — глубинное интервью. Продолжительность — от 1 часа до 3 часов.
Стратегия анализа данных включала транскрибирование интервью, затем все тексты интервью анализировались с помощью качественного кодирования информации, классификации и типологизации, аналитической интерпретации полученных данных.
Материнский гейткипинг: барьеры в доступности детей для разведенных молодых отцов
Материалы исследования показали, что конфликтные отношения бывших супругов в процессе развода и постразводной ситуации порождают препятствия, снижающие доступность для отцов заботы о детях. В ходе исследования мы акцентировали внимание на практиках препятствий, создаваемых матерями, но отмечали и ограничения, которые используют отцы против матерей. По результатам обсуждения с отцами и экспертами были выделены основные, типичные представления, оценки, идеи, действия, которые приобретают характер своеобразной доминанты, лежащей в основе практик матерей по созданию барьеров доступа отцов к детям после развода. Можно условно разделить их на два уровня: одни из них отражают цели, которые преследуют матери, а другие представляют собой средства достижения этих целей (см. табл. 1). Рассмотрим подробнее типы материнского гейткипинга, цели и средства их достижения.
«Папа плохой!» проявляется в том, что в восприятии ребенка, родителей, ближайшего окружения бывшая жена стремится создать образ плохого отца, который бросил ребенка, разрушил семью. Давление на мужчину часто сопровождается обвинениями в том, что отец пренебрегает интересами ребенка в любви, заботе: «Папа тебе больше не папа» (М., 28 л., реб.—5 л.); «Папа нехороший, он тебя бросил, у него другая теперь женщина, у него будет другая семья» (М., 31 г. реб.—6 л.). «Папа негодяй, он никогда не любил тебя, у него есть другой ребенок, которого он любит» (М., 33 г., реб.—8 л.).
Таблица 1. Типология целей и средств их достижения в практиках материнского гейткипинга
Цели гейткипинга Средства достижения целей Типы гейткипинга
Дискредитация отца в глазах ребенка, окружающих, в общественном мнении Психологическое давление, обвинения, создание негативного, рискованного и опасного образа отца, внедрение идеи о недоверии бывшему мужу как отцу, создание образа некомпетентного и неумелого отца, привлечение специалистов к подготовке ложных и фальшивых экспертиз, шантаж, обвинения в сексуальных притязаниях или насилии, введение в заблуждение судей, специалистов по психолого-педагогической экспертизе, компромат, использование личных данных бывшего мужа (фактов биографии, фотографий, дневниковых записей, медицинских карт и др.) с целью опорочить, создать плохую репутацию. «Папа плохой!» Создание образа опасного отца. Обвинения в сексуальных домогательствах к ребенку.
«Папа — лишний!»
Отчуждение отца от ребенка и «перезагрузка» жизни — своей и ребенка Запрет на общение, воспитание детей; ребенку дается фамилия нового мужа, ребенку дается информация о том, что отец пропал, исчез, забыл о ребенке, о том, что отец — чужой человек, лишенный прав на воспитание; блокирование контактов отца с ребенком; помехи для общения, манипулирование информацией о заседаниях суда, введение в заблуждение судей, специалистов по психолого-педагогической экспертизе, сокрытие информации о месте проживания ребенка; избегание контактов; переезд в другой город, район, регион, страну; воспитание ребенка родственниками. Затягивание судебного процесса. Нарушения порядка общения. Полная блокировка или запрет на коммуникации. Географическая сепарация. Передача ребенка на воспитание своим родителям, близким родственникам.
Демонстрация доминирования матери Агрессивные высказывания, унижение, запрет на общение отца с ребенком, жесткие ограничения, создание правил, в том числе трудновыполнимых, противодействие отцу, нарушения общения в установленном судом порядке, штрафные санкции, общение с ребенком только в присутствии матери. «Не хочу и не дам, все равно не дам!» Нарушения порядка общения. Общение только в присутствии матери. Требование соблюдения жестких правил.
Месть Оскорбления, угрозы, запугивания, агрессивные действия бывшей жены и ее родителей. Запугивания, угрозы, оскорбления. Требование соблюдения жестких правил.
Получение материальных благ Подготовка фальшивых экспертиз, компромат, хронометраж времени, проведенного отцом с ребенком в соответствии с постановлением суда, отслеживание нарушений в порядке общения отца с ребенком, выплаты алиментов и дополнительных денег на содержание ребенка, притязания в отношении собственности бывшего мужа и его семьи, выплата кредитов в интересах бывшей жены, контроль за размером и регулярностью алиментов. Ограничение и/или лишение отца родительских прав. Финансовые притязания. Алиментный контроль.
По мнению участников исследования, бывшая супруга пытается соз