Громкий Тихий
«Винить нельзя прощать»
Сборник рассказов
Хабаровск
Год
Оглавление
Предисловие 3
Ночь первая. Ниндзя в окне 7
Ночь первая. Разведчики. 23
Ночь вторая. Группа быстрого реагирования 63
Ночь третья. Двое под дорожным знаком. 87
Ночь третья. Трое в телеге, не считая пьяных, или Алкотакси. 102
Ночь третья. Воздух свободы. 129
Ночь третья. Птице мира объявляют войну 149
Послесловие 161
Предисловие
Всё, что вы прочитаете здесь, является маленькой историей. Историей моей жизни. Это просто отрывок и не более. Не самый лучший, не самый худший. Просто история, которую я просто рассказываю.
Все события, описанные мной произошли в 2016 году, когда я приехал в деревню на несколько недель к своим бабушкам. Всё, что вы прочитаете абсолютная правда.
Приезжая в деревню я всегда словно попадал в другой мир: иные слова, иные люди, иные поступки. И у всего этого был иной смысл. Поэтому не удивляйтесь, если вы что-то не поймете. Когда я уехал из деревни, я сам перестал всё это понимать. Наверное, поэтому и решил рассказать.
Возможно, читая написанное мной, вы будете осуждать меня и моих спутников за содеянное. Местами и я сам критикую себя за то, что делал. Но буду честен: в те минуты я был по-настоящему счастлив, чувствовал себя свободным и … живым. Да, в те сельские ночи я жил той жизнью, о которой не стыдно будет рассказать детям и внукам. НО. Хочу сказать, что я ни в коем случае не одобряю свои поступки, описанные ниже. И не советую вам идти по моим стопам. Хотя вам никто не запрещает.
Впрочем, в этом и смысл названия моего сборника. Поначалу он был вообще безымянным, потому что я не мог подобрать красивое название, которое отражало бы и суть. Решил, что «Винить нельзя прощать» лучше всего подходит. Сами ставьте запятую и делайте выводы.
Зачем все это? Я задавался этим вопросом, когда уже перечитывал и исправлял свой материал (а я это делал долго, годами). Наверное, потому что я так захотел. Сохранить кусочек своей жизни в мелких деталях, чтобы спустя годы можно было вновь окунуться в ту атмосферу. Здесь я изобразил то, что не увидишь ни на фото, ни на видеофайлах. Здесь я сохранил себя.
(И в глубине души я надеюсь, что смогу написать еще много чего)
Этот цикл рассказов я посвящаю тем людям, кто был со мной на протяжении этих семидесяти страниц. Благодаря им и появились эти буквы на чистых листах. У всех из нас разная судьба, разные взгляды и цели в жизни. Не знаю, что нас объединяло в тот момент. Наверное, общее дело. На самом деле у нас было много интересных ночей, но рассказать я решил именно про эти три.
Наверное, так было надо.
Ночь первая
Ниндзя в окне
Гулять я вышел в десять часов вечера. Хотя, точнее, не вышел, а выбежал; весь день мне приходилось помогать родителям по хозяйству: собирать огурцы и помидоры на огороде, таскать гнилые доски, с торчащими ржавыми гвоздями, ломать забор у бабушки, чтобы заменить его на более новый. А чтобы заменить старый забор новым, нужно ещё этот новый забор сколотить своими руками. Мой отец всегда находил для меня интересные и веселые занятия. Но сейчас я понимаю, что отец дал мне такие знания и умения, которые, к сожалению, не смогли дать уроки труда в школе.
За хорошо выполненную работу мне неплохо-таки платили. Правда, зарплату мне выдавали не деньгами, а едой, три раза в день: завтрак, обед и ужин. Но и тут всё не так просто: завтрак выдавался мне авансом, и его нужно было отработать, мол, какого фига ты еще ничего с утра не сделал, а уже ешь? Так и протекали мои последние школьные каникулы. Весь день я был хорошим и послушным, поэтому ночью разрешал себе совершить какую-нибудь пакость. А пакости мы с друзьями совершали самые разные.
Ещё с прошлого года я запомнил главное правило: выходить гулять в деревне лучше после одиннадцати часов вечера. Деревня засыпает, молодёжь просыпается. Потому все самое интересное, что я вам расскажу, происходило именно в то время, когда наше небесное светило уже лежало в кровати.
Если же прошлое лето было у меня довольно ёмким и насыщенным, то в этом году дела обстояли иначе: июнь я потратил на экзамены и подготовку к выпускному вечеру, июль был отдан на растерзание моему поступлению, а первую половину августа я провёл с семьей на море. И вот, от большого летнего пирога у меня осталась лишь половинка августа. И последние две недели мне предстояло провести в деревне у бабушек.
Баба Вера и баба Тома жили в селе Лебяжье Амурской области, и это весьма удобно для внука. Не нужно колесить туда-сюда по городам, чтобы повидать каждую. И бабушки между собою не грызутся из-за того, что у одной внуки гостили дольше, чем у другой. Но к двум бабушкам также прилагаются два двора и, соответственно, два огорода. Помогать им — как работать на двух работах одновременно. Хотя не скажу, что я был прям работником года; мне казалось, что лето создано исключительно для отдыха. Чтоб трудиться у нас есть осень, зима и весна. Поэтому я был не рад таким сверхурочным.
Сам я живу с родителями недалеко от Хабаровска, и каждый год мы ездим в родную деревню. Мои родители всё детство прожили в этой деревне, мама и папа ходили в один класс. Сельская жизнь была для них обычным делом. А я, хоть и отдыхал каждым летом у бабушек, но все же глубоко в душе оставался городским ребенком. Да, я помогал во всем: копал картошку, собирал грибы, приколачивал доски, кормил цыплят, но все же понимал, что заниматься этим круглый год у меня нет желания. Меня манила деревня своей свободой и изолированностью от всего остального мира. Здесь можно было отдохнуть от городской суеты.
Кстати, в деревне меня уже ждали. Как только я сказал Глебу, что завтра приеду, мне на телефон пришли две фотографии с подписью: «Мы тебя ждём». На обеих фотографиях группа парней сидела за синим, обшарпанным столом в какой-то комнате. По центру фотографии располагалось разбитое окно с синей рамой. На столе стояли ещё недопитые бутылки пива. Уже знакомые мне физиономии показывали растянутые по щекам улыбки. От их лиц исходило столько светлой, как пиво на столе, энергии, что, казалось, их можно использовать вместо фотовспышек. Глядя на их счастливые, весёлые лица я не мог понять, чему они так радуются? Моему приезду или пиву?
«Это вы где?», — спросил я. Мне тут же пришёл ответ:
«В конторе».
Гулять я вышел в десять часов вечера. Где искать друзей, было нетрудно догадаться.
Контора когда-то принадлежала колхозу, я помню даже время, когда там работала бабушка моей сестры. Но последние лет десять она представляла собой заброшенное и всеми покинутое здание (конечно же, контора, а не бабушка). До прошлого года контора не вызывала у нас никакого интереса, стоит себе да стоит.
Но начнем с самого начала. Чтоб весело проводить время в компании, нам всегда нужен был какой-нибудь штаб, место постоянного обитания тусовки. Однако найти такое место без проблем довольно трудно. Где бы мы ни обосновались, везде получали тумаков от взрослых за вандализм и свинство. В те же юные годы мы ценили умение быстро бегать и соображать на ходу. Но в большом почете среди нас были те, кто умел держать язык за зубами. Но получалось это не у всех.
Первым местом нашей дислокации стал детский садик. Точнее, не само здание, а закреплённая за ним территория, огороженная небольшим разноцветным заборчиком, через который перелезть не составляло труда. Попасть во двор было легко: калитка закрывалась на простой крючок, который можно открыть легким движением руки. Нам тогда было лет по тринадцать, и мы днями и ночами зависали в беседке: играли в карты на желание, кидались шишками и приносили ветви черёмухи, чтобы подкрепиться ягодами. Но, чем дольше мы там находились, тем больше росло наше стремление к вандализму. Плюс ко всему мы еще и оставляли после себя тонны мусора.
Спустя недели, наша мелкая банда стала ломать штакеты в синем заборе. В основном, мы все это делали от скуки, когда все известные способы развлечений заканчивались. Вот и стремились мы, заблудшие души вольного детства, к разрушению.
Помню, как я, проиграв желание в бутылочку, должен был выбить из штакетника доску. Чтобы решиться на столь плохой (как бы в тюрьму за это не посадили) поступок, мне нужно было минуты две походить вокруг, выбрать будущую жертву случайного стечения обстоятельств, прицелиться и проверить: никто из взрослых случайно не видит? А затем резким ударом ноги я выбил один штакет из ряда точно таких же. После этого, я старался избегать игр на желание. А тот синий забор стал напоминать беззубый рот хоккеиста.
Временами я старался уменьшить урон, наносимый садику нашей компании, всё-таки совесть заткнуть не получалось. Но все мы были в одной лодке, поэтому, хоть я и ничего старался не ломать, приходилось брать часть вины на себя. А затем совесть выпнули из меня, как гнилой, ненужный штакет.
Спустя годы, садик закрыли, возможно, из-за нас, но я в этом не уверен. Свои погромы мы устраивали исключительно в летний период и исключительно пока никто не видит. Следующим местом наших тусовок стал сельский парк, но там мы надолго не остались: что можно делать среди деревьев? Да и к тому же в этом парке находился памятник участникам Великой Отечественной войны, на котором располагались имена ветеранов села. Среди них были и наши родственники. По этой причине совесть орала мне во все уши, мол, парк не лучшее место для детских игр.
В прошлом году детский садик решили открыть на первом этаже сельской школы, поэтому часть пришкольной территории начали застраивать качельками, песочницами и зверьками из покрышек. Но вишенкой на торте стала большая деревянная беседка, своими размерами переплюнувшая предыдущую. Она могла вместить, наверное, человек двадцать.
Именно она и стала нашим новым логовом: большим и просторным. Беседка, сделанная для детей, со временем стала наполняться бутылками, окурками и прочим мусором. Меня тогда еще грызли остатки совести, поэтому временами я вместе с парнями выкидывал мусор за пределы садика, но позже понял, насколько это бесполезно. Двум-трем людям не исправить того, что натворило человек двадцать. Поэтому мы бросили это дело. Днём в этой беседке играли детишки, а вечером там курили и играли в карты детишки постарше. Через десяток лет детсадовская малышня вырастет и будет вместо нас пить, курить и играть в карты в этой беседке (если она простоит тут десять лет), а в садике будут уже совершенно другие дети. Вот такая сельская сансара.
Стоит отметить тот факт, что на разграбленное место мы не возвращались. Как только до нас доходило, что садик окончательно закрыт, и нас оттуда никто не будет выгонять, желание ломать забор у всех улетучилось. И мы искали приключений там, куда нам не разрешали ходить.
Но в прошлом году мы решили пошариться в конторе. Там мы нашли на втором этаже кучу открытых комнат, и лишь одна была заперта на большой амбарный замок. Мы каждый день обещали друг другу взять монтировку и узнать: что же за той дверью? Но дальше обещаний дело не пошло.
В комнатах стояли шкафы и столы, в которых хранились кучи макулатуры: отчёты, бланки, доклады, книги, инструкции, плакаты и прочие документы. В воздухе витал запах пыли, Советского Союза и мочи. Помимо всего этого, мы нашли в конторе десяток сломанных печатных машинок допотопной эпохи. Починив несколько из них, я печатал на них всякий бред, ничего толкового в голову не приходило.
За все эти годы мы громили детский садик, громили сельский парк, громили школу. И вот, в этом году, в родной деревне уже не осталось непомеченных нами мест. Кроме одного. Конторы.
Гулять я вышел в десять часов вечера. И сразу же направился к конторе. Из нее доносились голоса.
Но тут я столкнулся с непредвиденной проблемой: как же забраться внутрь? Дверь, через которую мы заходили год назад, была покрыта железными листами и запаяна. Видимо, это сделали как раз для того, чтобы некоторые личности подросткового возраста не шарились внутри здания. Но думаете, это хоть кого-то остановило? Обойдя здание, я подошёл к нему сзади. Там располагался чёрный вход в виде коридорчика, ограниченного по бокам стенами и покрытым шифером сверху. Над этим козырьком на расстоянии полноги торчал каменный выступ, метра полтора в длину и полметра в ширину от стены. Чуть выше и правее, словно дыра в стене, торчало окно, створки которого давно были выбиты. Именно в это окно я и планировал залезть на второй этаж конторы.
Для начала нужно было забраться на козырёк. Раньше в этом нам помогала дверца холодильника, по которой мы карабкались наверх, но я не нашёл даже следов её присутствия здесь. Зайдя с правого бока, я увидел в стене коридора маленькое окошко. Как и все другие окна, это окно было разбито. Подпрыгнув, я схватился за крышу козырька, а коленом упёрся в деревянную раму. Подтянув своё тяжёлое тело, я схватился за каменный выступ и вытянул на шифер нижнюю часть туловища. Полдела сделано. Теперь, стоя на выступе, я должен каким-то образом, залезть в окно. Оно располагалось невысоко, но окно находилось не по центру, а на правой стороне стены, поэтому выступу не хватало полметра до окна. Прыгать не вариант. В темноте я заметил, что на уровне выступа, на котором я стою, прямо под окном торчали из стены небольшие железные штыри, четыре штуки, короткие, но для стопы места хватало. Я поставил ногу на один из них и надавил своим телом, проверяя штырь на прочность. Не хватало ещё в первый же день сорваться вниз и сломать себе что-нибудь. Штырёк, однако, меня выдерживал. Встав одной ногой на него, а другой оставаясь на выступе, я заглянул в окно. Внутри я увидел длинный, уже знакомый мне с прошлого года коридор, по левой и правой сторонам которого располагались дверные проёмы, ведущие во все комнаты здания. Из одного проёма исходил свет. Я хотел воспользоваться своим эффектом внезапности, поэтому не стал звать на помощь, а решил поиграть в ниндзя-невидимку и залезть в окно самостоятельно. Нужно только было за что-нибудь ухватиться и подтянуть себя наверх. Я решил проверить на прочность оконную раму. Схватившись за неё, я начал тянуть себя наверх, но дерево затрещало у меня в руке и начало крошиться, поэтому пришлось искать другую точку опоры. Вытянув руку подальше, я схватился за край подоконника и залез внутрь. Отряхнувшись, я уже приготовился смотреть на удивлённые лица друзей. Судя по их голосам, доносящимся из комнаты, они были чем-то увлечены.
Я шёл, аккуратно переступая кучи бумаг, валявшихся на полу. Встречайте меня, Андрей и Глеб, я только что без чьей-либо помощи, без каких-либо инструментов и подготовки залез в окно, находящееся в пяти метрах от земли! Свет, музыка, мотор. Начали.
Зайдя в комнату, я понял, что именно здесь Глеб фотографировал парней с пивом. За столом, возле того самого разбитого синего окна играла в карты компания, уже знакомых мне не первый год ребят.
— О, Антоша! — меня тут же начал приветствовать каждый в помещении.
Пожав всем руки, я заметил, что в компании нет ни Глеба, ни Андрея. Похоже, я зря лез.
— Они возле клуба сидят, — рассказал мне Коля, — а ты как сюда попал?
— Как, как, — буркнул я, — по стене через окно залез.
— Ты дурачок? — послышался мне в ответ смех. — Там же внизу дверь открыта!
Действительно, там внизу дверь открыта, а я тут в ниндзя играю.
Развернувшись, я вышел из комнаты. Контору я покинул уже через дверь на первом этаже.
Разведчики
— Андрюх, а куда мы поедем?
— На разведку, Антоша.
Каждое лето в деревне запоминалось мне по самым ярким событиям. Каждый год мы придумывали все новые и новые способы хулиганства. И этим летом не обошлось без проказ.
Сидя на подоконнике в заброшенной давным-давно конторе, я глядел в окно (точнее в то, что от него осталось), прислушиваясь к реву мотора. Солнце уже смотрело десятый сон, как и бо́льшая часть населения деревни, та самая, что завтра, проснувшись рано утром, отправится с тяпками в огороды воевать с вредителями. Нам же было не до сна, потому что именно в эти часы мы могли делать все, чего пожелаем. А желали мы приключений.
— О, походу Колян едет, — сказал мой спутник Андрей.
С Андреем мы познакомились лет в пять, если не раньше. Так случилось, что наши бабушки живут напротив друг друга, и, приезжая к ним летом, мы часто коротали вместе дни. Мы лазили по крышам домов, прыгали по стогам сена, катались с горки. В детстве мы брали палки и отправлялись в небольшую рощу. По нашей прихоти сегодня палки играли роли мечей и сабель, а завтра это уже были пистолеты и автоматы. Еще мы любили в роще срывать кору с берез и писать на ней письма друг другу. И как у лучших друзей, у нас была традиция: каждый год мы ставили палатку, покупали еды и целую ночь болтали по душам, пока не засыпали. Из всех моих близких друзей, Андрей по продолжительности нашей дружбы находится на первом месте, ибо со дня нашего знакомства прошло уже более десяти лет. Такая дружба на вес золота, особенно для меня, ведь я часто менял место жительства, а вместе с ним менялись и друзья. Андрей младше меня на год, но в школу пошел одновременно со мной. Только я на тот момент жил в ЕАО, а он в Амурской области. Впрочем, он и сейчас там живет, а я переехал в Хабаровский край. Но каждое лето мы всегда проводили вдвоем у бабушек.
Помимо него мне составлял компанию толстый парень по имени Никита, который постоянно по комплекции тела напоминал хомяка или мышку, и Глеб, строчивший своей девушке сообщения по телефону.
Никита был самым младшим в нашей компании, ему всего-то было лет двенадцать. Одет он в эту ночь в черный спортивный костюм с белыми полосками вдоль рук и ног. Если вы услышите слово «гопник», то на экране вашего стереотипного мышления появится человек именно в таком костюме. Но Никита к гопникам не относился. В душе он был весьма добрым, честным (неиспорченным?) и одной ногой пока еще стоял в детстве, а вторую уже перекинул через забор, ступая на почву взрослой жизни. Он из разряда тех людей, к которым я тянулся с дружеской теплотой, словно Никита был моим младшим братом, за которого я нес ответственность всегда и везде. Он обладал лишним весом и постоянно заикался, из-за чего я в первые дни нашего знакомства не мог понять, о чем он говорит. Год назад, гуляя с ним по улице в один летний солнечный день, я, после долгих внутренних сомнений и споров с самим собой, все же решился задать ему интересующий меня вопрос.
— Слухай, Никитос, а почему у тебя такие дефекты речи?
— Ты про то, что я заи-и-и-каюсь?
— Да.
— Ко-о-о-о-гда я был мал-о-ой, меня бра-а-а-ат взял с собой на-а-а-а речку. Он ку-у-у-пался, а я на берегу си-и-идел. А потом он на-а-а-чал тонуть, а я тогда не умел еще пла-а-а-вать. И брат то-о-о-огда у меня на глазах у-у-у-тонул.
Честно говоря, история Никиты меня сильно шокировала. Сам я редко сталкивался с таким явлением, как потеря близкого человека. Конечно, и в моей семье люди умирали, но это было в таком возрасте, что никто из взрослых и не удивлялся их смерти. А тут… После этого разговора, я начал по-другому на него смотреть. Ведь вы даже представить не можете, сколько всего не знаете о людях, с которыми можете общаться годами.
— А сколько брату лет было?
— Семь.
Еще одна причина, по которой я относился к Никите, как к брату, — это сходство с моим родным братом. Его тоже зовут Никита, и он тоже страдает избыточным весом. Но, несмотря на теплое и дружеское отношение к обоим Никитам, я никогда не упускал возможности над ними пошутить. Мне все чаще кажется, что смех – единственная форма общения, которой я владею в совершенстве. Иногда даже ко мне приходит в голову одна мысль. Если бы в мире не существовало шуток, то я бы родился немым.
— Никитос, — обратился я, — у меня есть для тебя бизнес-план.
Осмотрев взглядом (хотя, что там в темноте увидишь!) обшарпанные стены, грязный стол с отпечатками подошв (приблизительно сорокового размера), разбитое окно, скрипучую дверь и пылившийся в углу деревянный сундук, я продолжил:
— Короче берешь, выгребаешь отсюда все гавно, отбеливаешь стены и обустраиваешь здесь пятизвездочный отель. Над входом повесишь табличку «В гостях у Никитоса». Комнаты эти переделываешь под номера, чтобы люди могли жить нормально, и начинаешь капусту рубить.
— А потом приходит Семеныч и все отбирает, — засмеялся Глеб.
— Ну да, — задумался я, — и меняет табличку. «В гостях у Семеныча».
Каждый год, видя Глеба, я спрашивал у него, сколько ему лет и в какой класс он пошел, и каждый раз удивлялся ответу. Пятнадцатилетний парень в вопросах сигарет и алкоголя был гораздо опытней меня. Я в этой теме полный ноль, ибо спирт и табак для меня являлись запретной территорией с табличкой «Terra Incognita», куда ходить не разрешало табу, наложенное племенем порядочных тараканов в голове. А Глеба всегда в деревне посещала матушка Кураж. Видимо, тараканы у него не те (но это не мешало нам дружить). Прошлым летом мы, сидя с ним на берегу реки, завели разговор:
— Слышь, Антоха, ты хоть раз напивался?
— Неа.
— И не курил?
— Тоже мимо.
— Тогда мне не о чем с тобой говорить.
Мы синхронно засмеялись.
— Я начал курить в пятом классе, — продолжил Глеб, — вот идешь со школы, получил, к примеру, двойку по контрольной. Перед тем, как зайти домой, закурил и все. Родители тебе что-то говорят, а ты не слышишь. Как будто вообще не здесь находишься. Помогает…
Рев мотора заглох. Коля приехал.
Выйдя из комнаты, мы прошли по длинному коридору, слева и справа от нас располагались двери в другие комнаты. Теперь там можно было найти лишь хаос, в виде разбросанных по полу бумаг, книг, отчетов и докладов. А еще там воняет мочой.
Мы, сопровождаемые светом фонарика, спустились на первый этаж и через коричневую дверь покинули здание. Внешний мир приветствовал нас свежим воздухом, ночным небом и стоявшим возле крыльца мотоблоком с прицепленной к нему тележкой. Возле данного вида транспорта (наше такси на ближайшую ночь) стоял его владелец — Николай, неподалеку от него терся Дима. Не раздумывая и не задавая лишних (и глупых) вопросов, я запрыгнул в прицеп и стал ожидать отправления. Меня не очень интересовало, куда мы поедим и зачем, я был за любой кипиш. Главное – получать от этого удовольствие.
— Давайте Дюса подождем и поедем.
— Да он пока свою кишку набьёт, уже утро наступит.
— А че, да давайте до него съездим, так быстрее будет!
Вся наша компания шустро запрыгнула в кузов. В центре него лежала доска, протянутая от правого края до левого, чтобы на ней можно было сидеть. Доска была вроде неудачной пародии на лавочку. Единственный ее минус был в том, что она вмещала лишь троих человек, а я в эту тройку не входил. Поэтому мне пришлось сидеть на борту кузова. За руль мотоблока сел Дима, ему светил фонариком, освещая путь, Коля, а Андрей, Глеб и Никита устроились на «лавочке». Развернувшись, наша бричка выехала на центральную дорогу села, пассажиров трясло и качало из стороны в сторону, но их веселье от этого не убавлялось.
— Слухай, Колян, — пытался перекрикнуть ветер Дима, — а как мы поедем до Андрея? Нам же придется проезжать мимо твоей бабушки.
Колян, поразмыслив мозгами, тут же дал команду стоп. Мы вернулись обратно.
Как я понял позже, мотоблок был угнан Колей посреди ночи без спроса. Причем угнан был у своей же родной бабушки. А спокойно проезжать мимо своего дома (да еще и с такой оравой в прицепе) было бы полнейшей наглостью. По этой причине нам пришлось вернуться и ждать Андрея возле конторы. А тем временем с каждой минутой близилась полночь. От скуки я начал строить догадки о том, куда мы поедем. Возможно, мы будем просто кататься, но мне почему-то казалось, что наш путь лежит в соседнюю деревню.
— Вон он, едет, — мои мысли прервались.
Таким образом, наша компания, состоящая из семи человек (Я, Глеб, Никита, Дима, Андрей, еще один Андрей (он же Дюс) и Коля), отправилась на поиски приключений за пятнадцать минут до полуночи. А ведь Глебу нужно быть дома ровно в полночь. Но главной проблемой (лично для меня) являлся тот факт, что двигатель мотоблока рычал, словно тигр, оповещая всех жителей села о нашем местонахождении. Даже с другого конца деревни было слышно, как мы едем.
— Разведка говоришь? — кричал я Андрею. — Мне кажется, разведчики должны вести себя тихо и не ходить толпой на задания. А мы, похоже, такой бандой едем на штурм. Захватывать соседнюю деревню.
Впереди показалась в свете фонарей фигура, мчащаяся нам навстречу на велосипеде. Глеб, увидев ее, тут же юркнул на дно прицепа, словно щука в воду. Вроде бы только что сидел на доске, а тут бац! и нет человека. Ничего не боясь, но поддавшись инстинкту, я последовал его примеру и расположился возле его ног. Дюс и Никита тоже следовали своим природным инстинктам. Ряды разведчиков стремительно редели на глазах у велосипедиста, активно крутящего педали. Дмитрию деваться было некуда, он за рулем все-таки; Колян тоже не покидал свой пост, освещая телефоном дорогу. Лишь один Андрей отнесся к велосипедисту равнодушно, оставаясь сидеть, как ни в чем не бывало. После того, как ночной велогонщик промчался мимо, я встал и поддал пинка все еще лежавшему Глебу:
— Чего разлегся? Вылазь, он проехал.
— Да это же мой батя был, — ответил мне Глеб, который уже как две минуты назад должен был быть у своей бабушки. Но не судьба.
Параллельно нашему мотоблоку то справа, то слева в домах загорались окна, что свидетельствовало о полном провале нашей разведдеятельности.
— Да тут каждый житель села знает, что мы выехали на разведку, — сказал я Андрею, — вы бы еще объявления расклеили повсюду, мол, в такой-то день, в такое-то время мы поедем на разведку. Большими буквами.
В чем именно заключалась разведка, я не знал, да это и не важно было. Свернув с дороги, мы вышли на какую-то мало протоптанную тропинку, спрятанную от лишних глаз между двумя домами, огражденными заборами. Остановились. Прибыв на место, наша банда разделилась на две группы. Вот тут я и получил ответ на вопрос, заданный в начале путешествия.
Задача первой группы заключалась в быстрой, молниеносной ликвидации натуральных продуктов с чужого огорода нелегальным способом. Арбузы воровали короче. В это время вторая группа охраняла нашу телегу от захватчиков. Я, Глеб и Никита занялись этим, пока остальные отправились в рейд.
Никитос тут же отошел в кусты, чтобы отлить. Глеб, не скрывая своих намерений, решил сделать то же самое, но даже не стал покидать прицеп. Он просто встал ногами на лавочку и наглядно показал миниатюру «Писающий мальчик».
— Ну что у меня за команда? Они только ушли, а вы уже от страха ссытесь.
К моей шутке парни отнеслись равнодушно: были увлечены своим делом. Покончив с этим, они оба решили посвятить свое свободное время телефонам. Я же свой смартфон оставил за ненадобностью дома. Чтобы хоть как-то себя развлечь, я решил нарушить наступившее молчание и спросил:
— Никита, ты в какой класс пойдешь?
— В се-е-едьмой. А-а-а ты?
— В двенадцатый, — буркнул Глеб, не отрываясь от экрана.
— Ага. На перевоспитание, — добавил я.
Запрыгнув в бричку, я подсел к Глебу. Он, взглянув на меня, спросил:
— Тебе во сколько домой?
— Да хз, у меня даже не спрашивали, во сколько я приду. Видимо, от того, что уже восемнадцать есть.
Раньше, год назад, мне ставили ограничения по времени, мол, в чтобы час ночи был дома (Правда, я не всегда соблюдал регламент). Но в этом году все было иначе. От этого я чувствовал себя не столько свободным, сколько брошенным на волю судьбы. Появляется ощущение, что ты никому не нужен, поэтому никто и не спрашивает, когда ты вернешься. И кстати, когда тебя не ограничивают комендантским часом, пропадает интерес гулять до утра. Тебе даже не надо придумывать отмазки, мол, где шлялся, с кем и почему так поздно вернулся. Но всем моим размышлениям мешали толпы комаров-людоедов. Шкала скуки давно превысила норму.
— Никитос, сходи, разведай местность, — я осмотрелся вокруг, — вон, может за тем забором огород, так ты еды надыбаешь. А то, пока их дождешься, уже с голоду помрешь.
— Не-е-е, не хо-о-очу.
— Блин, Никитос, ты какой-то непродуктивный.
(Ключевое слово «продукт»)
Но уже спустя несколько минут моего терпения вдалеке появились наши добытчики. Четыре фигуры приближались к бричке.
— А че они с пустыми руками? — запаниковал Глеб.
— Да не, вон в руках у Дюса сумка.
Надо сказать, что сумку распирало от наворованного. В основном она была заполнена арбузами, компанию которым составили маленькие дыни. Семеро голодных парней решили не тянуть с трапезой и оценить качество арбуза прямо на месте. Дима достал нож и начал делить добычу на всех. Резал криво, от того и куски у всех были разными по размеру, но никто не жаловался. Арбуз был не самым сладким, но годным на то, чтобы утолить наш аппетит в начале ночи.
— Корки от арбуза выкидывайте вон туда, в кусты, чтоб днем не запалили, — сказал Дюс. Вот так вот. Мы не мелкие воришки, в нашей организации все было продумано до мелочей. Оушен со своими друзьями аплодирует стоя.
Закончив трапезу, мы собрались в обратный путь. Но так как в прошлый раз мы спускались по тропинке вниз, то теперь придется толкать кузов, чем мы и занялись, пока Дима сел за руль. Я встал сзади, справа от меня упирался руками в доску Никитос, а сбоку толкал Андрей. С нашей помощью бричка понемногу набирала скорость.
— Давайте! Запрыгиваем по одному, — скомандовал я.
Первым залетел в телегу Андрей, следом за ним, закинув ногу за борт и задев по спине сидевшего внутри Дюса, перевалился в кузов Никитос. Дюс, развернувшись, начал ругать его за неосторожность. Я запрыгивал последним, но и у меня все вышло не слишком гладко: я все же задел ногой Никитоса.
— Это карма! — крикнул я ему вместо того, чтобы извиниться. Вежливость у нас не в чести.
Но далеко уехать не удалось: через пару метров, мотоблок резко наклонился влево, в сопровождении крика Коляна: «Стой, блять!».
— Вылезайте, — сказал он нам, — приехали.
— Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал? — спросил я.
Выбравшись на землю, мы окружили мотоблок.
— Надо болт вставить, — заключил временный владелец транспорта после небольшого осмотра, — поднимайте мотоблок и наклоняйте его на правое колесо.
Мы приступили к выполнению указания.
— Блять, да зачем вы телегу наклоняете?! — закричал на Андрея и Димона Коля.
Мы с Глебом засмеялись. Как бы мы не старались, получалось не с первого раза.
— Нее, так дело не пойдет, надо диски короче снимать, — заключил Колян.
Открутив спереди болт, наш механик начал снимать два больших металлических диска, которые служили противовесом, чтобы мотоблок не наклонялся назад. Судя по напряженному лицу Коляна, диски были довольно тяжелые. Но с их исчезновением мотоблок стал значительно легче, как и наша задача. Починив транспорт, мы отправились дальше. Только в этот раз уже Колян сел за руль, а Дима ему светил фонариком.
Со всех сторон на нас лаяли собаки, но вся наша компания не обращала на них внимания. Хотя жителям деревни лай собак, наверное, изрядно действовал на нервы, мешая спать. Особенно в столь позднее время. Обратно мы поехали по незаасфальтированной дороге, расположенной параллельно центральной трассе.
— Никитос, ты домой? — спросил Глеб, когда мы подъезжали к сельскому клубу. В ночи это здание казалось мне еще больше, чем днем. За ним жили бабушка и дедушка Глеба и семья Никиты.
— Ну, — собеседник кивнул головой.
— Тогда сейчас вместе пойдем.
К слову, Глеб уже полчаса как должен быть дома. Проезжая мимо тропинки, ведущей к клубу, Никита и Глеб пожали всем на прощание руки (мужская традиция) и приготовились спрыгивать на ходу. Я провожал их словами:
— Высадка десанта! Обратный отсчет: три, два, один!
Две фигуры отделились от нашей экспедиции и скрыли за деревьями, посаженными по разным сторонам тропинки. Остальные мои попутчики не были ограничены комендантским часом. Наше путешествие не заканчивалось, а только набирало обороты.
После того, как мы избавились от толстого пассажира и его компаньона, ехать стало гораздо легче.
— Слушай, Димон, погнали со мной, здесь у забора яблочек нарвем, — предложил Дюс, — а потом их догоним.
Я сразу понял, о каких яблоках он говорит. Во дворе одного дома, мимо которого мы скоро будем проезжать, росло несколько яблонь, куда мы часто ходили, чтобы подкрепиться. Одна яблоня была расположена прямо возле забора, отчего и страдала больше остальных. Хотя самые дерзкие из нас, могли и во двор залезть, ради добычи.
Две фигуры, отличающиеся друг от друга лишь по росту (Дюс был ниже Димы) покинули нас в поисках чужих фруктов. Ехать стало еще легче. Я пересел на доску, где как раз освободилось место. Андрей достал свой телефон и начал снимать происходящее. Решил поработать репортером.
— Итак, сейчас мы ведем прямой репортаж с места событий. Наш долгий путь лежит к чужим огородам, хранящим вкусные арбузы. Вот это Коля, наш личный водитель, знает каждую кочку на местной трассе. Это Антоха. Антоха, помаши ручкой на память. А там, где-то вдалеке, еще два тела…
— Вон они бегут, — уточнил я.
Две фигуры росли по мере приближения к нам. Андрей решил запечатлеть спортсменов через объектив телефона. Коля при виде преследователей поддал газу, желая оторваться от фигур. Но скорость парней превышала скорость мотоблока, поэтому спустя минуту мы были настигнуты. Догнав нас, они ловко запрыгнули в тележку. Делиться едой ни Дима, ни Дюс не стали, аргументируя это тем, что они почти ничего не нашли. Доказывая свою точку зрения, Дюс периодически что-то жевал. Не останавливаясь, прямо на полном ходу Коля слез с мотоблока и перелез в тележку, а Дима занял его место, взяв управление транспорта на себя. Мы продолжили свой путь, глядя на Большую медведицу.
Спать не хотелось никому из нас, ведь ночью у нас начиналась новая жизнь. Дневная по сравнению с ней ни на что не годилась: помогай в хозяйстве, работай в огороде. Конечно, ночью мы тоже проводили время в огородах, но с совершенно иной целью. Кстати, я заметил, что летом ночью не так уж темно. Лунный свет освещал все вокруг, благодаря чему мы могли рассматривать дома по обе стороны дороги, деревья вдалеке, спящих на поляне коней.
Мы будили сельских жителей гулом мотоблока и своим безудержным смехом, причиной которому могла стать любая вещь на свете. Но большинство шуток, произнесенных нами в пути, были посвящены нашему водителю, не упускавшему ни одной кочки и ни одного кизяка на дороге. После каждого толчка Коля принимался покрывать руганью Диму за то, что не заботится о сохранности транспорта. Мне стало холодно, может, действительно похолодало, а, может, это от того, что я уже минут двадцать ничего не делал, лишь сидел на доске, обдуваемый ветром. Надо было жилетку все-таки взять. Хотя и в этом равнодушно-холодном ветре был большой жирный плюс: он оберегал нас от назойливых (и таких же голодных, как и мы) комаров. Ночью этих мелких, невыносимых тварей было несметное множество. А выбор-то у них в плане жертв невелик: кроме нас никого из живых в это время не найдешь.
Проезжая мимо дома моей бабушки, я зачем-то надел капюшон. Я боялся, что меня увидят? Нет, в это время все спят, что понятно и так: в окнах не горел свет. Да и смысл мне прятаться? В деревне не так много людей, шастающихся по ночам. В любом случае бабушка бы узнала о моих похождениях. А дальше эта весть дошла бы и до всех остальных членов семьи. Так зачем я надел капюшон? Может, во мне на минуту проснулась совесть? Стало стыдно за то, что ночью я шатаюсь по деревне, обворовывая односельчан, с которыми завтра буду здороваться, как ни в чем не бывало. Они будут жаловаться мне, что ночью кто-то посещал без спросу их огороды и даже что-то украл! Мне это запросто могли рассказать, ведь в деревне у меня была репутация хорошего мальчика: учился в школе на пятерки, побеждал в олимпиадах, поступи<