III. Мечты, мечи и клятвы

I. Во имя твое, Восния

«На чьей стороне бьется твое сердце?» — дважды в году спрашивала матушка.

«Там, где стены моего дома», — я говорил правду так мягко, как мог. Позволял матери заблуждаться и со стыдом принимал ее благодарность. Но всей правды не утаишь, когда живешь с людьми шестнадцать лет. Иногда я называл поместье Тахари цирком.

Кажется, мама так и не поняла, что этот балаган нравился моему брату, не мне. И то, мы бывали на трибунах недолго, пока не стихала музыка. Кто же добровольно останется в цирке жить?

Я бил Саманью — своего наставника, — один раз из трех к пятнадцати годам. Гувернер Удо проигрывал мне в конкор. Что уж говорить о брате? Отцу не было никакого дела. Я поздно понял, что вечные распри в семье, попытка стравить меня с Тэмом за наследство — изощренная любовь к хорошему зрелищу, не более. Азарт плохого игрока. Мой брат, как полагалось его возрасту, сообразил раньше меня, и делал все спустя рукава. А потом приходил отец и хвалил не по заслугам.

Интересно, вспомнит ли мама об этом. Теперь, когда нас разделяет целое море.

Я шел по задымленным улицам Крига. Первый город Северной Воснии на пути чужеземца. Промозглый и раздобревший от судового промысла. Обласканный волнами залива, забытый королем. Здесь скрепляли союзы и разрывали их на следующий же день. Только три вещи оставались незыблемы в Криге: банк Арифлии, право на меч, и нейтралитет сторон войны. Из-за последнего я и остался здесь, плюнув на столицу Воснии. Криг — обитель убийц из Долов и Восходов. Мечта авантюриста, пристанище бедняков, раздолье для тех, кто ищет славы в военных походах. Выгребная яма, пропахшая топленым жиром. Мой новый дом, если повезет.

Для Крига я — еще один беглец с Дальнего Излома, как здесь кличут граждан Содружества. Пусть. Вчера я покинул старую пристань. С намерением никогда более к ней не возвращаться. И вовсе не потому, что меня скрутило, едва я спустился на пирс.

По прибытию на материк, я снял неприметную комнату далеко от улиц Крига. Не стал тратиться на прислугу, и речь не только о жадности. Любой мужчина в походе, будь он знатных кровей или с глухого села, обязан уметь о себе позаботиться. К тому же, в первые дни я был железно уверен, что вот-вот найду свое место под флагом. В Воснии бойня не заканчивалась даже зимой.

Кажется, воевали здесь исключительно по пустякам:

— Свежий толстолобик! — надрывался торговец на Равной площади. — Только вытащил из сетей...

— Смердит, что твоя мамаша, — вежливо подсказали ему солдаты из патруля.

— Здравия вам, достопочтеннейшие защитники города Криг, — почти взвизгнул торговец, помахав им платком. Ему отвечали смехом и какими-то жестами.

В бойцах я узнал присягнувших Восходам — сразу три солнца на блекло-сером стяге. Одна из сторон, к которой я напрошусь под знамя. Впрочем, совсем скоро они сами начнут меня искать. И упрашивать встать в их ряды...

Все дело в победе. Я подгадал время отплытия с запасом: межсезонный турнир объявили за месяц до начала. Неделя ушла на сборы, две — на качку в море. В Содружестве почитали дисциплину. Я был сыном острова лишь на треть: с большей радостью опоздал бы на отцовские похороны, чем на дикарский турнир.

Конечно же, дело было и в жадности. Золото — кровь городов. То, без чего я загнусь к весне или раньше. Бедность казалась мне нелепым концом. Право на меч — это уже больше, чем было у многих в Криге. И в разы меньше, чем у моего отца, который получил власть за сговор с консулами. Незадолго до того, как королю отсекли голову. Буджуна Тахари при казни даже не видели, что не мешало ему присвоить все лавры.

Свою славу я заслужу не удачей, а тяжелым трудом. Тяготы уже начались: я заплутал на перекрестке у площади.

— Прошу меня извинить. Вы не подскажете, где канцелярия? — остановил я одного из прохожих.

Мужчина хмыкнул, покосился на керчетты в ножнах, приметил вышивку у моего воротника и протянул руку. Ладонь к небу — жест, известный в любом краю.

— Спасибо за помощь, доброго дня, — неискренне пожелал я.

Пристыдить воснийца не удалось. Я вздохнул и отправился вперед, по наитию. До заката еще оставалось время. Криг строили на совесть: загляни сюда армия недруга, они бы два дня искали сердце города. Кругом дома в два этажа, темный щебень и макушки редких башен — одна неотличима от другой.

Меня выручил священник. Он не требовал монет, только зачитал мне молитву на каком-то воснийском наречии. Я изобразил почтение, хоть и не понял ни черта, кроме самого главного — канцелярию стоит искать через два перекрестка на востоке.

Удивительно, но святые отцы Воснии говорили правду. Через какое-то время я встал перед широкими воротами. Канцелярия как есть — не спутаешь. Дикари они или хуже, но врата воснийцев ничем не отличались от наших.

Отряхнув пыль с сапогов, как научили меня в Стэкхоле, я шагнул в чужие владения, посягая на большее — что они станут моим новым домом. И даже если здесь начнется цирк, я уже знаю, для кого выступать и каковы ставки.

В дверях стоял всего один охранник.

— Право на меч? — неприветливо буркнул крупный восниец со шрамами на половину лица.

— На два сразу, — чуть улыбнулся я.

И хлопнул себя по поясу, призывая оценить ножны и тиснение. Одно правило по обе стороны моря: есть деньги на такую изящную работу, значит, перед тобой аристократ или приближенный из гвардии. А если уж владелец каким-то образом стащил фамильные мечи, лучше и не пытаться встать у него на пути. Вот тебе и весь закон.

Восниец только хмыкнул и поторопился открыть передо мной дверь. Я замешкался, позабыв о том, что в Воснии каждый гражданин все еще прислуживает всякому, кто выше него по статусу. И чуть не ляпнул благодарность.

Мой разговорный воснийский не был так плох, в отличие от письменного. В крайнем случае я мог изъясниться на эританском — спасибо академии и частным урокам. Но я все равно сутулил плечи и смотрел себе под ноги, будто возвращался к семейному столу.

Набрав воздуха в грудь, я прошел в кабинет приемщика. Шагал вполне достойно, чуть задрав подбородок. Старым привычкам, как и старым телам — место на кладбище.

— Доброго дня, — отчетливо произнес я на воснийском. — Я на турнир.

— Как вас записать? — клерк даже не посмотрел в мою сторону. Только выводил круги пером в гроссбухе.

— Лэйн, — я пожал плечами.

— Имя семьи?

— Не важно. — Я ответил резче, чем стоило бы.

— Значит, просто Лэйн. — Еще один крючок, отдаленно напоминающий буквы. — Добавить что-то еще?

— Я прибыл из Содружества.

Клерк пошевелил губами без звука, явно смутившись. Вывел разборчиво, с чувством: так, что и я смог распознать название края. «Дальний Излом». Как по мне, «Содружество» пишется быстрее и проще.

— От Долов иль с Восходами?

Тут настал мой черед удивляться.

— Я не присягал...

— Тогда еще десять золотыми, — клерк невозмутимо провел черту на листе.

Вот как. Я ничем не выдал своей злости:

— Если пройду в финал, сколько получу?

— Шестая часть со всех ставок, плюс половина залога, — как скороговорку произнес клерк.

Удо сказал бы, что это чистый грабеж. И был бы прав. Ни одного аристократа, даже во времена при короле, не посмели бы так нагло обдирать.

Только я собрался отказаться, клерк прошептал, почти не шевеля губами:

— Конечно, вы могли бы заручиться помощью Симона. То — дело другое.

Не успел я обжиться в Криге, а от меня уже требовали пресмыкаться, просить о помощи, кому-то прислуживать...

Я дернул верхней губой:

— Ваш залог.

И расплатился. Два блюдца с печатью консулата не успели замереть на столе — узловатые пальцы клерка их тут же прибрали. Словно опытный плут, клерк быстро опробовал золото на зуб, а следом — закинул монеты на весовую чашу. Уж в чем были правы моряки «Луция» — обсчитывают и лгут здесь так же умело, как на родине.

Я не лгал. И платил честно, что подтвердил самый бесстрастный судья — равноплечные весы.

— Приходите через два дня, — клерк остался доволен и ударил печатью по сургучу. Рядом с оттиском вывели мое имя. Небрежно-брезгливым почерком.

Вот так я получил мятую бумажку и право биться в новом цирке за немалую цену. Хмурые тучи нависли над Кригом, вдалеке грозилась непогода. Я вышел из канцелярии, сдерживая улыбку.

Судьба явно благоволила мне. Все шло лучшим образом. Три дня — отличный срок: как раз успею притереться к местному интендантству или наместнику. В походах всегда нужны умелые и смекалистые люди. Будь они хоть с той стороны моря. А если Долы и Восходы не поверят моему навыку, то непременно возьмут свои слова обратно, едва я отделаю их чемпионов на поле.

В этих грезах я чуть не налетел на незнакомца. И снова чуть было не извинился. Восниец не посторонился — он встал поперек дороги у забора канцелярии, преградив выход. Так я понял, что мы столкнулись не по воле случая. Пальцы сами нашли рукоять керчетты, и я отступил на два шага. Временами и старые привычки бывают полезны.

Особенно когда перед тобой высится человек-валун, самый крупный восниец, который мне попадался за жизнь. Точно бойцовский пес: глубоко посаженные глаза, кривая челюсть, которую явно ломали не раз.

— Ваше благородие, — без видимого почтения улыбнулся этот тип. — Добро пожаловать в Северную Воснию.

— Мы знакомы? — я чуть задрал подбородок, не отнимая ладони от ножен.

Восниец посмотрел на меня льдистыми глазами, холоднее покойника. И перевел взгляд, будто увидел что-то за моей спиной.

Я обернулся. Створки на фасаде канцелярии оказались открытыми. Из окна выглядывал знакомый клерк, кутаясь в шерстяную накидку. Они явно приятельствовали с человеком-валуном.

Отвечать на мой вопрос восниец не собирался:

— Вижу, вы еще не присягнули.

Так нагло говорят либо стражники, либо аристократы. Переходить кому-либо дорогу на второй день от прибытия я точно не собирался.

— Я только попал в Криг, — честно признался я. — Хочу сперва разобраться.

Восниец улыбнулся, показав сразу три пропавших зуба.

— Какой верный подход! Для тех, кто мыслит свободно, — подмигнул мне этот валун, словно мы уже подружились, — господин Симон и обеспечивает порядок в городе. Ну, чтобы Долы и Восходы не расшалились, верно?

Я осторожно кивнул. Восниец точно стоял у забора с подмогой: еще три незнакомца косились в нашу сторону. С виду — без права на меч, но разве же тычковой нож сложно припрятать в одежде? А расстояние в половину дома легко преодолеть бегом. Если что-то пойдет не так — я не успею нанести и трех ударов. Восниец подметил очевидное:

— Гостям Крига лучше иметь за спиной хороших друзей.

Гость — это, видимо, я и есть.

— Всем пригодится, — я обласкал взглядом приятелей валуна.

— Меня зовут Вард.

Широкая мозолистая ладонь придвинулась ко мне. Я смутился. В Воснии пожимали руки лишь проверенным людям.

— Очень приятно, — выудил я из памяти верные слова, но подставленной руки не коснулся. Странное дело, на воснийском водилось около трех разновидностей приветствия. Когда объявляешь другом чужака, когда вспоминаешь старого приятеля, или признаешь мертвеца. Главное — не перепутать одно с другим. — Я — Лэйн. Ваша семья?

— Друзья не кличут друг друга, вспоминая отцов, — вывернулся Вард, не показав и тени обиды. Продел пальцы за пояс. Крепкий, добротный пояс — на таком можно носить хоть три меча. — Выбирайте друзей с умом, молодой господин.

Таким тоном матушка наставляла меня, отправляя на выслугу перед консулатом. Если кто-то дает совет, значит — что-то ему от тебя надо.

— Постараюсь. — Я улыбнулся, как приходилось кривиться перед важными чинами. — Разобраться бы...

Вард приподнял брови, и я понял, что слишком усердствовал, изображая простака. Пришлось развести руками:

— Столько вопросов...

— О, гостям и их вопросам всегда рады у господина Симона. Вы приглашены. Седьмой дом по улице Привозов, если считать от башни Восходов.

Один из приятелей Варда с неприязнью покосился на меня и шумно сплюнул на брусчатку.

—...Только господин Симон очень занятой человек, — голос Варда смягчился, что звучало совершенно нелепо от такой глыбы, — не хотелось бы заставлять его ждать.

— Спасибо за вашу заботу, я все запомнил. — Я не придумал лучшего ответа, и поспешил прочь. — Буду, как смогу!

— Постарайтесь успеть до середины недели. Я буду болеть за вас на турнире, Лэйн, — крикнул Вард мне вслед. И, кажется, странно улыбался.

Я отвел от его приятелей взгляд лишь после того, как вернулся на главную улицу.

По пути я посчитал дни, загибая пальцы. Я не был хорошо знаком с местными обычаями. И очень плохо отличал угрозу от благих пожеланий, плохой шутки или расхожего намека. Ровно через два дня я должен был явиться на бой, отмерив середину недели.
Симона моряки «Луция» при мне ни разу не упоминали.

***

На следующий день, в башне Долов. Криг.

— Я хотел бы встать под ваш флаг, — я выучил эту фразу, посоветовавшись с хозяином постоялого двора. Даже если речь шла о найме, напрямую о том говорили лишь с друзьями.

Старый восниец, явно бывавший на поле боя не один раз, пристально изучил меня взглядом.

— Оружие у вас есть? Доспехи?

Я чуть не засмеялся. Подошел на шаг ближе, вытащил поочередно керчетты из ножен: до середины клинка и обратно.

— Вот. Вот они. Все на мне.

— Я спрашиваю, ваше ли это, — скривился интендант.

Мы какое-то время помолчали.

— Конечно. Как иначе? — последний раз я был так ошеломлен, когда меня застали без портков на крыше палисадника. Там, в Стэкхоле. Никто не поверил, что я был слишком молод, пьян и проиграл спор.

Интендант Долов еще раз пристально на меня посмотрел.

— Вы не из Крига, верно? — шмыгнул он носом.

— Из Содру... Дальнего Излома.

Он хмыкнул, сложил губы трубочкой и присмотрелся к листам в переплете. Вздохнул несколько раз, скорбно поморщился. Полистал томик: замелькали столбцы цифр и надписи.

— У Долов сейчас предостаточно бойцов. Разве что, вы готовы сделать посильный вклад...

Посильный — это, похоже, очередной десяток золотом или больше. Так я обнищаю еще до того, как начнется турнир.

— А как же война? — я снова опустил голову.

На меня глядели, как на чучело в базарном ряду.

— А что — война? В Воснии не бывает мира, молодой господин.

 

***

К Восходам я добрался только под вечер следующего дня. И уже пылал надеждой — если добиться у них аудиенции в разы сложнее, выходит, это и есть самая серьезная сторона из двух. Перед башней Восходов сидела троица: какой-то помятый авантюрист-эританец, пухлый отпрыск благородной семьи, и старый воин в плохом дублете. И все, разумеется, косились на меня.

Может, оттого, что пришел я раньше назначенного часа. Или потому, что одни мои ножны стоили больше, чем весь их арсенал. Авантюрист зашептался с отпрыском, не отводя от меня взгляда. Я вздохнул. Если уж тебя задумали грабить, заговори первым:

— Доброго вечера, — окликнул я их. Звонким, уверенным голосом.

— Доброго, господин, — прохрипел старый воин, склонив голову. — Зачем вы здесь?

Похоже, этот вопрос волновал их куда больше предстоящей аудиенции.

Я пожал плечами, посмотрел на крышу башни и ответил:

— За тем же, за чем и вы, полагаю.

Отпрыск с авантюристом выпучили глаза. Старый воин кивнул, осторожно поднялся с места, размял спину. Долго отряхивал задницу, напылив. Затем повернулся к улице, еще раз поклонился и попрощался с нами. Я проводил его взглядом, чувствуя странную досаду.

— Следующий, — гаркнуло из-за двери женским голосом.

Первым зашел отпрыск. Авантюрист-эританец продержался за дверью чуть дольше. По лицам вышедших из башни я считывал недовольство, тоску и горечь. Выходит, и отбор пройти нелегко.

Я и сам занервничал, пока сидел, сцепив пальцы в замок. Когда настал мой черед я так и не смог полностью выпрямить спину. Не помнил, как преодолел ступени до второго этажа. Я представлял себе лощеного и сытого умника за столом из красной древесины. Такого, какими были консулы в Содружестве. Одним движением руки тебя могли лишить крова, головы и последней гордости.

На втором этаже поставили всего одну дверь — не ошибешься. Но я простоял перед ней довольно долго. Пока не почуял знакомый запах.

— Меня зовут Лэйн. — Сначала стоит вежливо постучаться. — Я прибыл, как и положено...

Дверь легко открылась, обнажив передо мной главный срам кабинета. Интендант Восходов еле справлялся со своей работой. Проще говоря, с трудом держался ровно на кресле. Резкий шлейф от крепкой настойки и немытого тела — лучшая рекомендация Долам.

— Кхм, — кажется, неловкость чувствовал только я.

Интендант что-то промычал в ответ. Под столом загрохотало. Я присмотрелся — пнули деревянное ведро.

— Так вы из этих, — он тряхнул головой, пытаясь сосредоточиться на моем лице, — доб-бровольцев?

Я вскинул бровь:

— Ищу место в походе. Какова оплата?

Интендант покачнулся. Нашел опору в столе.

— С вас? Н-ни медяка не возьмем, чес-стное слово...

Мне самому стало больно смотреть на чужие страдания. Кажется, бедолага еле держался, чтобы не вернуться к ведру.

— Выходит, я буду воевать без жалованья?

— А к-как вы хотели? — вдруг разозлился он. — Началась, кх, во-ойна!

— В Воснии не бывало мира, — возразил я.

— Это уж-ж с какой стороны, — он зажал рот ладонью. Быстро управился с позывом и продолжил, — с ка-акой с-стороны поглядеть...

 

***

К постоялому двору я плелся еле-еле. Тяжелые мысли — тяжелее ногам.

Платить за право сложить голову под чужим флагом? Волочиться в пасть к смерти на силе идей? Щедрость Воснии не уступала Содружеству. Удо мог бы поучиться у местных «дикарей».

Свернув на улицу Привоза, я обернулся к башне Восходов.

«Седьмой дом», — говорил человек-валун. Друзья господина Симона и молчаливые моряки...

Я остановился перед широким зданием, седьмым по счету. Совершенно тоскливое местечко. На улице еще не померк последний свет дня, но я не видел и не мог расслышать, что творилось за открытыми ставнями и дверью. Казалось, что дом опустел. А еще, что из его щелей за мной точно следили.
Таких противоречий я не испытывал, даже сунувшись в воду на четвертый год жизни.

— Никого — так никого, — я пожал плечами и сделал вид, что неторопливо прогуливаюсь по Кригу.

Меня не окликнули, не позвали. Что ж, их вина. Видать, господин Симон и его валуны и впрямь очень-очень заняты.

Когда ноги донесли меня до знакомого двора и вывески «Перина», я выдохнул с облегчением. Перед боем не хватало только одного — крепкого сна и крольчатины на углях. Расплатившись за ужин, я прикинул, сколько у меня осталось. Тридцать шесть золотых на счете, и около десяти на руках.

«Сколько стоит честь без сапог?» — буравил меня взглядом Удо, самый наглый гувернер на свете. И что-то еще приговаривал, пока я сам собирал вещи в путь, хоть то никогда и не было моей работой.

«Все еще дороже, чем мудрость прислуги!» — огрызнулся я тогда. И, кажется, пригрозил, что расправлюсь с ним, если матушка прознает, что я отправился в порт Стэкхола. Прознает раньше, чем мы отчалим.

Не прознала. Или отпустила с миром. А я из гордости взял слишком мало золота семьи.

— Милсдарь, прошу звинять...

Подавальщица принялась мыть полы прямо под моими ногами. Точно пора отходить ко сну.

— У вас есть перо и чернила? — спросил я, хоть и знал, что они водятся в каждом постоялом дворе, где считают доходы. — Я заплачу.

На меня покосились в удивлении. Но просьбу не отвергли.

Уже наверху, закрывшись в комнате, я зажег свечи. А затем — забрался под одеяло, не снимая сапоги. Где теперь Удо, который отругает меня?

В комнате настоялась прохлада. Запах чернил добрался до моего носа — так долго я держал перо над письмом. Я смотрел на маленький клочок бумаги, где расписался почти безупречно. Лэйн Тахари. Человек, который иногда умеет писать разборчиво.

— Матушка, я жив, — усмехнулся я, проговаривая послание. — Нет, это дело ясное. Кто бы тогда отправил ей весть?

Что еще стоило бы написать, я, по правде говоря, совершенно не представлял. Что я цел и здоров, и пока при деньгах? Что Саманья мог бы гордиться мной, а прогнозы Удо — чистое вранье? Что Буджун, ее нелепый супруг и, по несчастью, всё еще мой отец — подонок? Что матери стоило бы умчаться следом, в Воснию?

Я вздохнул. Сложил бумагу два раза пополам. Закрыл бутылек с ненужными чернилами.

После совершеннолетия мамам не пишут глупое «я скучаю». Мне есть чем заняться. Завтра же я выйду на ристалище и как следует отделаю воснийского бойца. Уже потом, через пару недель, заберу корону турнира, отправлюсь в первый поход... Вот о таком писать не зазорно. А может, из-за вороха дел, я сам написать и не смогу. Отдам наказ прислуге. И звучать письмо будет так:

— Достопочтенная Мирем Тахари, ваш сын нашел свой дом. Наступит день, и вы сможете так же. — Я прислонил щеку к подушке и закрыл глаза. — Знайте, он верит в вас.

Пламя свечей погасло, оставив меня в полной тьме.

— Только дайте слово, что вы ни за что не позовете его обратно, — прошептал я и уснул.

 

***

Утро, следующий день

На дороге к главному залу Крига собралась целая армия, разве что без железа. Если не считать охрану. Я проскочил незамеченным среди пестрой одежды благородных домов.

Остановили меня только у входа. Скорее всего гвардеец не умел читать. Он вдумчиво пялился на оттиск канцелярии, и пару раз обернулся на старшего в поиске наставления.

— А. Ты. Иди, — качнул головой один из гарнизона.

На этот раз передо мной дверей не открывали. Я ненароком подумал, что явился к другому входу, оплошал. Мои сомнения развеяло знакомое лицо. Меня снова ждали.

Человек-валун, страшила Вард с глазами из льда. Такие имена не забываются. По большей части из-за роста и комплекции, честно говоря.

— Вы так и не явились, — с деланной скорбью сказал мне Вард. Я следил за его руками. — Господин Симон крайне расстроен.

На лице валуна просто светилось, как он не любил расстраивать господ.

— Сожалею. Я должен был готовиться к бою.

Вард неприятно улыбнулся:

— В забегаловке «у Шторха»?

Я в недоумении заморгал. Свободная Восния — сколько у людей времени на досуг! Вряд ли Вард любит следить за молодыми дворянами. И все же, «у Шторха» я и правда бывал после визита к Долам.

Значит, то была угроза. Дергаться не имело смысла — такие ребята не разговаривают с теми, кого хотят убить. К тому же, резать участника грядущего боя на глазах у толпы? Глупость.

Вард чуть наклонился. Мое лицо обдало горячим дыханием:

— Вы можете не уважать Долы или Восходы, дело ваше. — Кивнул Вард, а я не отводил взгляда от его рук. — Но... порядок в городе, наша работа — стоит денег. Как и организация свободного турнира.

— Сколько? — я пожал плечами.

Вард прищурился, будто у него водилась проблема с числами. Изучал меня несколько секунд и сказал тише:

— Честная доля от победы. Десятая часть.

Каждому по кусочку, вот и остался без пирога. Я не стал спрашивать, куда подевались десять золотых, которые я отдал клерку. Просто кивнул пару раз и заверил:

— Что же, прошу извинить. Не знал. После боя — обязательно...

Похоже, Вард поверил мне: отошел, уступил дорогу. Выходит, не настолько уж он и валун, как ни гляди.

— Пусть удача будет на вашей стороне, — сказал Вард и почесал шею около уха. — Она вам пригодится.

— Как и хорошие друзья, — улыбнулся я на прощание, сделав вид, что не понимаю угроз.

Я не солгал, просто не уточнил, что именно обязался сделать после боя. Вымогатели при канцелярии? Видал я вещи и похуже: на улицах Стэкхола, в девять лет...

Вещи, которые раньше назывались людьми.

Коридор оказался короче, чем мерещилось в самом начале. Только местным могло прийти в голову повесить цветы под самым потолком — мало того, что плохо видно, так еще и не ясно, как их поливать. Но запах трав отбивал смрад топленого жира. Я засмотрелся, меня снова остановили:

— Ваше оружие? Доспех?

— Все при мне, — улыбнулся я, удивляясь, насколько незрячими бывают стражники.

А может, в Воснии люди спали в бригантинах и при мече. В одном доспехе — до уборной, во втором — визит к семье...

Так я и попал на бой: за широкой и тяжелой дверью построили небольшой зал. В сравнении с ристалищем Стэкхола — мелкий крытый рынок. Три ряда скамей, четвертый — стулья со спинками. Верхняя ложа по особой цене, тут и гадать не нужно. Именно там и рассядутся те, для кого я сегодня спляшу.

В Содружестве ценили своевременность. Особенно после того, как король погиб из-за опоздавшей гвардии. Возможно, в Криге бы стоило повторить этот урок: трибуны почти пустовали. Ни смотрителя боев, ни разносчика воды.

А еще я не видел своего противника. Цокнув языком, я занял одно из пустующих мест. Размял кисти рук, слегка разогрелся.

Постепенно зал оживал. Скамьи и стулья прятались под телами. Начинался мерный гул бесед. Верхнюю ложу занимали какие-то господа: то ли эританцы, то ли поланцы. И гербов фамильных не носили, будто боялись своих же регалий.

В Воснии плевали на дисциплину и точное время. Мой соперник вышел на ристалище даже не запыхавшись. Явился с опозданием в половину часа — только-только отгремел колокол.

Я вздохнул от разочарования, покинул скамью и вернулся на песок. Само поле для схватки казалось беднее, чем предместье Крига: хлипкий забор в половину роста, неровная насыпь с буграми то ли грязи, то ли скрытых камней.

«Бывало и хуже», — повторил я то, что сказала мне мать на улицах после восстания. В конце концов, какое мне дело, где я буду унижать чемпионов Воснии?

Смотритель боя не извинялся за задержку. Трибуны гудели о своем, словно позабыли о турнире.

На противоположном конце ристалища блеснула сталь. Противник исхитрился меня удивить. Воснийцы любили грубый инструмент. Топоры, палицы, булавы, укрепленные дубины, булыжник с мостовой... Оружие отражало местные устои: яростный прорыв, жизнь-битва. Когда уж тут учиться владеть мечом?

Но мой враг оказался умельцем. Он вышел с баклером и облегченным клинком. Неплохой выбор, хоть против таких, как я, стоило бы брать копье.

— Попрошу всех занять свои места, — крикнул кто-то в толпе. Помост для смотрителя все еще пустовал. Издали он напоминал скромный эшафот.

А я и так был на своем месте. Готовый к бою еще с час назад. Готовы были и две керчетты — самое дорогое, что оставила мне семья, — продолжение моих рук. Правая разила чуть лучше, чем левая, но это дело времени. Саманья еще узнает, как хорош я стал в Воснии.

— Заноза, Заноза! — позвали воснийца с переднего ряда.

Враг постучал рукоятью меча в умбон щита. Может, местный обычай. А может и причина, по которой его так прозвали.

Я нащупал подошвой песчаную насыпь. И невольно улыбнулся. Почти как на родине. Сколько песка я проглотил, пока Саманья заставлял меня обороняться...

Смотритель боя заголосил по правую руку, наконец-то забравшись на помост:

— Первым я представлю бойца от Долов. Не оставив своего имени публике, он явился под кличкой... Заноза! — толпа зашепталась. — Но, вы точно знаете его, могу вас уверить. Щит и меч — лучший выбор, выбор мастеров Крига! Кто же выступает сегодня от Долов? Думайте, думайте...

Собиратель ставок, будто речь шла о драчке на кулаках в порту, громко ударил в пластину. Раскатистый звук раззадорил толпу. Смотритель надрывался, обещая выгоду:

— Тому, кто первым угадает имя...

На задних рядах уже вовсю судачили о воснийце.

Я обернулся к смотрителю. Уголки его губ поползли вниз, стоило нам встретиться взглядами.

— И... Лэйн из Дальнего Излома. Приезжий, выбравший два меча. Кто пройдет дальше? — Смотритель усмехнулся. — Думаю, вы знаете ответ.

Я не стал препираться, услышав смешки с трибун.

Наивные воснийцы думали, что два оружия не дарят никакой защиты. Зантир Саманья знал, что мечи не защитят от стрел, в узком коридоре и в пылу большой битвы. В Содружестве, еще до того, как пала монархия, стычки случались повсюду. Но мой наставник пережил старую гвардию, чистку в Стэкхоле и десять лет скрывался изгоем. Пережил короля и почти не носил шрамов.
«Говорят, парные мечи хуже набора гвардейца. Как вы уцелели?» — спрашивал я на первом уроке, задрав нос.

Наставник пожал плечами: «Я не дрался там, где не имел преимуществ».

Возможно, то был лучший урок от Саманьи из всех.

Трибуны Крига притихли. Я размял плечи еще раз и извлек керчетты из ножен: сначала правую, затем — левую. Чуть поморщился — стоило получше ухаживать за ними на палубе. Восния не приемлет лени. А вот клинок врага блестел от ухода, а он сам — от уверенности.

Многовато важности от того, кто из страха увесил себя сталью от макушки до пят.

— Для одного честь, другому — позор! Славный бой, — говорил смотритель.

К нам на песок спустился пухлый юнец с поклажей. В мешках держали простой уголь и мел — покрытие для клинков. Керчетты побелели. Цветом Занозы был черный. Если смотритель не видел касания, метки решали исход боя.

— Да рассудит вас сила, — только начал говорить смотрящий за боем, а Заноза уже рванул с места.

Я не принял его удар. В три шага обогнул воснийца, проверив защиту с фланга. Обманул, сделав выпад.

На силу полагаться не приходилось: вымахал этот дикарь удачно — и вширь, и ввысь. Заноза пытался теснить меня к ограде, а я уходил в сторону. Из шлема за мной следили заплывшие глаза воснийца. Быть может, он щурился. А может — улыбался.

Чемпион Долов не знал, с кем имеет дело.

«Я — лучший ученик Зантира Саманьи. Веду бой с шести лет. Не было ни дня, когда я бы пропустил тренировку от лени. Воспитан самой хитрой леди Содружества, и ее безжалостным гувернером — Удо. А ты? Что можешь ты, Заноза?»

Крутанувшись, я угодил воснийцу по плечу. Лязгнул металл, осыпался мел с керчетты. Я уже стоял в метре от врага.

«Касание!» — должен был крикнуть смотритель.

Но он молчал. Зато заревел восниец, бросившись за реваншем.

Мы снова закружились по ристалищу. Заноза жаждал укоротить дистанцию, а я отступал, отбивал выпады. Выматывал, путал, злил.

— Было касание? — шептал кто-то за забором.

Белое пятно красовалось на сочленении пластин у руки противника. Тот улыбался все шире. Мне хотелось ударить керчеттой в щель для глаз.

Разозлившись, я чуть не пропустил удар. Силой заставил себя забыть о белой метке.

— Ты чей-то сынок? — отступил я, переводя дух. Надеялся, что оскорбил его по-воснийски: низко и дерзко.

— Все здесь чьи-то сынки, лишка, — пробасило из-под шлема. Заноза дышал глубже и тяжелей.

Трибуны зашумели, требуя бой. Я сменил тактику. Большие тела громче падают. И им больнее. Извалять местного бойца в воснийской грязи? Ты будешь смеяться, Саманья, когда услышишь о гвардии Долов!

«Сложно обучиться бою с мечом, — говорил наставник, отправив меня в песок. Я лежал, задыхаясь. Лежал чуть дольше, чем требовалось для отдыха. — Еще сложнее — покорить сразу два».

Саманья всегда протягивал мне руку, чтобы я поднялся. Тот редкий миг, когда я не мог получить от него тычка или удара. Странная вежливость прибрежных кочевников.

«Но, если уж овладеете двумя — вам не найдется равных».

Заноза зашел с левого бока. Ударил рукоятью, уменьшил разрыв. Нацелился ребром щита мне в голову. Я сплоховал: не отвел левой его удар, зацепился пяткой за неровность на песке. Отпрыгнул, покачиваясь. Не успел отдалиться. Восниец прознал мою слабость: следующий удар чуть не выбил керчетту из руки. Слабая сторона, слабая защита.

Запястье левой прошила боль, я зашипел. Правую отвели баклером. Я и моргнуть не успел, оставшись открытым. Меч воснийца нацелился мне в бок.

Я толкнул врага локтем, падая назад. Выгнулся так, что пластины впились мне в спину. Второй рукой нашел опору, припал на колено, и не коснулся хребтом земли. Меч врага царапнул ремни и заклепку на бригантине.

— Каса... не было! — верещал смотритель боя. Что-то кричала толпа.

Извернувшись, я уже вернулся на ноги, выставив керчетту острием к врагу.

Заноза отшатнулся. Я увидел, как широко раскрылись глаза воснийца. Если учиться бою под тяжелый доспех — никогда не будешь гибким. Я задрал подбородок и не удержался: цокнул языком дважды, как подзывают пони.

Может, Саманья готовил меня только для боев Содружества. Полному доспеху у нас предпочитали бригантины, а стеганки для пехоты легко пробивались острием меча. С железом на острове дела обстояли худо.

— Он танцует или дерется?! — взвизгнул кто-то с трибуны.

— Балаган!

«Цирк», — только я знал правду.

Мой противник не был туп. Похоже, он просто не представлял, как бороться против керчетт.

Мы снова сошлись. Влага потекла по нагруднику Занозы.

«Когда враг устал — не держи надежды, — предупреждал Саманья. — Перед смертью каждый способен удивить».

И восниец удивил. Вместо того, чтобы замедлиться, он погнал меня вдоль забора с удвоенной резвостью. Я запыхался. Пожалел, что надел защиту голени, пластины на предплечье. Все лишнее. Если этот увалень и попадет по мне — лишь оттого, что я вымотаюсь под весом железа.

На трибуне что-то сверкнуло. Я отвлекся. Острие клинка заслонило взор. Я отшатнулся, чуть не упал в песок. Отбежал, выровнял дыхание. Выпад в лицо — против правил. Таким легко убить. Смотритель молчал, как мертвец. Только мертвецу настолько начхать на свою работу. Еще половинка локтя, и мне бы выбили глаз.

«Хотите еще грязнее? Будет!»

Я сблизился, стоило Занозе завести руку для удара. Увел клинок в сторону и с силой пнул негодяя в колено. Заноза взвыл, отогнал меня щитом, снова замахнулся, нелепо оттолкнулся подбитой ногой.
Я поймал его в тот же миг. Удар наискось, два шага влево, взметнулась песчаная пыль.

Заноза рухнул на задницу, и я всадил клинок в его бедро. Лезвие отскочило от пластины, угодило в щель.

— Г-х-ху, — взвыло под воснийским шлемом.

Не до крови, но кожу точно содрал и оставил ушиб. Еще одна белая метка. Отступив, я слегка задел шлем врага. Как несерьезно бьют в колокол, чтобы подразнить соседей в ночь.

— Земля, — с неохотой признал смотритель. — Ведет Излом.

Трибуны заволновались. Я подождал, пока противник вернется на ноги.

— Лучше бы ты не вставал, — сказал я погромче. — Папа поможет тебе вернуться домой?

Заноза взревел, отшагнул назад и пошел на таран с разбега. Я еле спрятал улыбку: места мало, восниец уже устал, и каждый промах ведет к бездне поражения. А еще — нет большей глупости, чем бежать на мечника Содружества.

До врага — два шага. Я перенес вес на другую ногу, подался левее, и тут же — нырнул вправо, подставив щиколотку врагу. Заноза заметил лишь то, как я открыл торс для удара. Керчетта не боится стали, когда враг не в ладу с землей.

Бух! Заноза махнул руками, упал на колено, отбился от меня мечом — промах! Я уже скользнул к нему за спину. Первый удар — след от мела на плече. Второй свалил воснийца на брюхо.

— Твоя слабость — ноги, — заметил я. — Не благодари.

Толпа взревела. Я не услышал, что кричал смотритель боя.

«Выдумывай, что хочешь, грязный плут. Победителя и так видно с трибун».

Два падения, три касания, один горе-чемпион Долов.

Восниец ударил кулаком по песку. Он не спешил подниматься. Я успел снять шлем и окинуть взглядом верхние ряды: тут же одна из женщин прикрыла лицо веером. Несколько зрителей в дорогой одежде подняли ладони ко лбу и захлопали, чтобы я видел их благосклонность.

Так я и стоял: нетронутый врагом, без черных отметин и песка на теле, почти не взмокший. У моих ног лежала Восния. Старая, потасканная, в вечном раздоре. Самая желанная чертовка.

 

II. Первый дар

Саманья говорил, что в жизни сложнее всего справиться с крупным успехом. Я посмеялся тогда: большей нелепицы и не придумать. Иногда бывает и так, что лучший в жизни наставник — не прав. А может, большие успехи еще ждали меня впереди. Как бы то ни было, с победой в чужом краю я справился на зависть. За моей спиной шептались. Я улыбался дамам, пожимал руки, узнавал новые имена.

Поделиться: