Ледник неоднократно посещался исследователями, но никто не поднимался до его верховьев, и десятки лет считалось, что ледник ничем не выделяется среди других многочисленных горных ледников Средней Азии и что площадь его не превышает 30–40 километров.
Только в 1928году удалось произвести съёмку и нанести на карту район ледника Федченко. Оказалось, что ледник имеет длину 71,2 километра при средней ширине три‑четыре километра[49]. В ледник Федченко впадает много притоков: справа – 13, из которых самый крупный Наливкина, слева – 21. Некоторые из них тянутся на 20–25 километров. Общая площадь – 900 квадратных километров. Ледник Федченко перемётный, в своих верховьях он переходит на противоположной стороне в другой, Язгулемский. Эта грандиозная система протянулась на 100 километров. Мощность (толщина) ледника Федченко более 500 метров. Он окружён горными цепями высотой до 5500–6000 метров и оканчивается на высоте 3012 метров, где берёт начало мутный поток Сельдара.
Неровная, покрытая обломками горных пород поверхность ледника изобилует трещинами. Движется он в среднем со скоростью 80 сантиметров в сутки, если считать скорость в центре потока.
Размер ледника Федченко в прошлом отличался от нынешнего. Он был значительно больше и доходил, видимо, до долины Муксу (бассейн Амударьи).
Для изучения климата и ледникового режима высокогорной Средней Азии на левом борту ледника Федченко на высоте 4200 метров в 1933 году была построена постоянная обсерватория. Можно представить, какие трудности пришлось преодолеть её строителям.
Хотя лето уже кончилось, но на плоской пойме реки Музкол все ещё лежали глыбы нерастаявшего льда. Киргизы метко окрестили эту реку Музколом, что переводится дословно как «ледяная река». К вечеру мы достигли высочайшего в Советском Союзе автомобильного перевала Акбайтал (это странное название переводится как «белая кобыла»; непонятно почему киргизы стали именовать так перевал и небольшую речку, стекающую с него).
|
В вечернем освещении перед нами открылась широкая панорама Памира. Косые солнечные лучи преобразили мир. В прозрачном воздухе очерчивалась линия горного горизонта, глубокие тени упали в ущелья и покрыли восточные склоны гор, они казались тёмно‑синими, местами фиолетовыми.
Я долго стоял на перевале, стараясь сопоставить карту с местностью и запомнить это удивительное нагромождение скалистых, голых, безлесных гор, пёстрых и разноцветных в лучах заходящего солнца. Замёрзшими руками я записал в полевой дневник: «С высокого Акбайтала видна альпийская страна. На западе громоздятся пики один выше другого, покрытые льдами и снегами. Линия горизонта извилиста, неровна, передо мною лежит не плато, не плоскогорье, а высокогорная своеобразная область, где сочетаются высочайшие горные хребты с широкими и сравнительно пологими долинами и узкими ущельями. Здесь соседствуют ледяные и песчаные массивы, большие озера и безводные каменистые пустыни, реки и безводье, обжигающие солнечные лучи и холодный, нередко и в летнее время морозный воздух».
Ещё в прошлом столетии Н. А. Северцов отметил, что только отдельные части Памира действительно напоминают плоскогорье, но в целом обычны здесь сырты и горные гряды. Сырты больше распространены в центральной части Памира, где горы имеют относительно небольшую высоту, сглажены и полого спускаются к межгорным долинам. Благодаря слабой деятельности текучих вод в них скапливается много рыхлого и обломочного материала: гальки, щебня, скалистых глыб. Большие пространства, покрытые этим материалом, усугубляют безотрадную картину высокой холодной пустыни.
|
Мне кажется, что термины «плато», «плоскогорье» не подходят для определения поверхности Памира. Долины здесь действительно широкие, днища их плоские, нижние участки горных склонов мягкие. Но гор много, они везде громоздятся иззубренными хребтами, закрывают горизонт. На переднем плане господствуют невысокие горные цепи. Если не знать их абсолютной высоты, то можно было бы считать, что здесь преобладают среднегорные ландшафты.
По реке Акбайтал мы спустились к Мургабу. По дороге часто встречались лохматые яки. Долина Акбайтала чётко выделяется на поверхности Памира и, как многие другие его долины, заполнена большим количеством рыхлого наносного материала, в том числе моренного, ледникового, накапливавшегося в течение долгого времени. Сухость климата, маловодность рек привели к тому, что рыхлый материал не уносился дальше реками, а скапливался в памирских долинах.
Поведение реки Акбайтал необычно: она то появляется на поверхности земли, то исчезает в рыхлых грунтах долины и течёт в них до тех пор, пока не встретит на своём пути какую‑нибудь водонепроницаемую преграду. Тогда вновь возникает живая река.
Мургаб – центр Памира, в прошлом памирский пост. Мургаб – по‑таджикски утка[50], но на реке я ни разу не видел водоплавающих птиц. Однако это ложное осмысление названия. Несмотря на большую высоту, Памир богат птицами. За время своего путешествия Н. А. Северцов насчитал 112 видов птиц – в десять раз больше, чем в высокогорном поясе Альп на той же абсолютной высоте[51].
|
Река Мургаб впадает в Сарезское озеро, о котором, несомненно, многие слышали и читали. Однако история его настолько примечательна, что и мне хочется коротко рассказать о нём.
Ночью с 18 на 19 февраля 1911 года на Памире в долине реки Мургаб произошло сильное землетрясение. Существует предположение, что землетрясение было вызвано колоссальным обвалом, перегородившим эту долину; но может быть, и наоборот: землетрясение вызвало обвал. Так или иначе, но высота образовавшейся «плотины» оказалась равной 600 метрам и ширина в основании составляла больше 3–4 километров. Естественная плотина запрудила реку. Образовалось озеро. Из всех крупных озёр земного шара Сарезское самое молодое. Осенью 1913 года была произведена первая его съёмка: длина была 28 километров, средняя ширина – около полутора километров, наибольшая глубина – 279 метров.
Вода всё прибывала, уровень ежесуточно поднимался на 36 сантиметров, озеро затопило селение Сарез. Жители покинули обжитое место.
В 1914 году сквозь плотину начала просачиваться вода, здесь родилась река Бартанг. Озеро стало проточным. С этого времени уровень воды в озере стал подниматься значительно медленнее, всего по нескольку сантиметров в сутки.
В наше время уровень Сарезского озера оказался настолько высоким, что появилось опасение, как бы вода не прорвала плотину и не затопила долины Бартанга, Пянджа и даже Амударьи. Исследователи приходят к выводу, что в ближайшем будущем озеро не угрожает опасностью, поскольку плотина достаточно широка, фильтрация воды замедляет поднятие уровня, озеро отдаёт реке Бартанг свыше 70 кубических метров воды в секунду.
В горах Средней Азии немало плотинных озёр, подобных Сарезскому, и ни одно из них до сих пор не вызвало наводнения. Тем не менее над уровнем Сарезского озера считалось необходимым установить систематическое наблюдение, и в 1938 году на озере был организован гидрометеорологический стационар. Работавший в 1934 году один из отрядов Таджикско‑Памирской экспедиции установил, что оно достигло 60 километров длины и 500 метров глубины. Из среднеазиатских озёр Сарез по глубине уступает теперь только Иссык‑Кулю.
С тех пор длина и глубина озера увеличились незначительно. В 1948 году Сарезское озеро изучалось ташкентским географом В. В. Акуловым, который всё же считает, что угроза прорыва плотины не исключается. Известный альпинист и исследователь высокогорий Средней Азии В. И. Рацек утверждает обратное – что нет оснований предполагать размыв плотины, которая стоит уже пятый десяток лет и сдерживает напор многих кубических километров воды[52].
Такая судьба Сарезского озера кажется наиболее вероятной. При дальнейшем повышении уровня озера, особенно в летнее время, когда памирские реки многоводны, может возникнуть слив воды из Сарезского озера через наиболее низкие места завальной плотины. В этом случае здесь начнёт постепенно вырабатываться новое поверхностное русло Бартанга. Русло будет углубляться, так как крутизна завала создаст сильное падение струи потока. Так плотина Сарезского озера станет размываться, и постепенно, из года в год, из века в век, вместе с понижением дна русла водослива будет снижаться и уровень самого озера, будут уменьшаться его глубины.
Примеры катастрофически быстрого рождения завальных озёр и постепенного спуска их вод не единичны на Памире. Точно так же образовались озера Зоркуль, из которого вытекает река Памир, и Яшилькуль, откуда берёт начало река Гунт, приток Пянджа. Но эти озера по сравнению с Сарезским неглубоки, и образовались они давно.
Как естественное водохранилище Сарезское озеро может быть использовано для строительства мощной гидроэлектростанции.
Что значит название «Памир»? Существует много догадок, но несомненно одно – это название очень и очень древнее и не может быть объяснено при помощи современных языков – киргизского или таджикского. Впервые в литературе слово «памир» встречается в описании странствования китайского путешественника Сюань Цзана, посетившего в VII веке страны, лежащие в истоках Амударьи: «По‑ми‑ло, – писал он, – тянется между двух снеговых хребтов, а потому царствует здесь страшная стужа и дуют порывистые ветры. Снег идёт и зимой и летом. Почва пропитана солью и густо покрыта мелкой каменной россыпью». Но конечно, «По‑ми‑ло» – название не китайское, автор писал его по‑своему, разбив слова на слоги.
В индийской мифологии есть гора Меру, которая якобы находится в центре мира, где рождаются все реки. Под Меру могут пониматься и Гималаи и Тибет, которые в буддийской географии отождествлялись с центром мира. Страна Упа‑Меру, то есть «страна, лежащая под Меру», есть (У) памер (у).
Памир был известен и «венецианскому гостю» Марко Поло, который путешествовал по Азии во второй половине XIII века.
Учёные уже давно обратили внимание на сходство названий Памир, Кашмир, Аймир, Тирачмир, приуроченных к горам в верховьях Инда и Амударьи. Было высказано мнение, что санскритское слово «мир»[53](озеро) лежит в основе этих названий: на Памире действительно много озёр.
Были и другие толкования, из которых следует, что форма «Памир» произошла от «По‑и‑мур» – подножие смерти или от «По‑и‑мург» – нога птицы. Знаменитое определение Памир – «крыша мира», видимо, книжное словосочетание.
Многие путешественники отмечали, что памирское население ещё лет 20–25 назад не знало названия Памир. Но геолог Г. Л. Юдин слышал, что только район озера Зоркуль именуется Памиром, а ботаник А. В. Гурский свидетельствует, что жители Бадахшана шугнанцы, говорящие на одном из памирских языков, знали название Памир, оно для них не новое. Некоторые авторы считали, что может быть много памиров, как много гоби, каракумов и других нарицательных терминов, обозначающих определённый ландшафт, тип местности. Памиры – тип высокогорного, относительно сглаженного пустынного ландшафта. В настоящее время памирские киргизы Памиром называют реку, вытекающую из Зоркуля и составляющую вместе с Ваханом реку Пяндж.
Этимология слова «памир» оказалась очень трудной. Географ X. Хасанов напечатал на узбекском языке статью о некоторых географических названиях Средней Азии[54]. По его мнению, форма «Памир» произошла от «Па‑и‑михр», что значит «подножие солнца». Известный знаток природы и языков Средней Азии профессор Н. Г. Маллицкий подтверждает, что в Афганистане и теперь пишут «Па‑и‑михр» – «подножие солнца или, собственно, подножие Митра, бога солнца древних иранцев, то есть горная страна на востоке, из‑за которой выходит солнце»[55].
Происхождение географических названий не так просто выяснить. Поэтому разные авторы предлагают и разные варианты. Вот ещё один: на некоторых иранских языках (в группу которых входят и памирские и таджикский) есть слово мир, мере, мера – «равнина». Так в афганском мера – «пустыня, равнина». Возможно, что здесь и кроется разгадка названия Памир.
В Мургабе я читал старую книгу известного русского востоковеда и географа И. Минаева, изданную в 1879 году в Петербурге, – «Сведения о странах по верховьям Аму Дарьи». В то время материалов по географии Памира было ничтожно мало. И всё же я с интересом перелистывал книгу, рассказывающую о лишениях и трудах путешественников, собиравших первые сведения об этой загадочной стране.
Со времени выхода книги И. Минаева прошло около столетия, но только за последние 35 лет удалось закрасить «белые пятна», зиявшие на географической карте Азии.
Ныне о Памире написано много книг, статей и очерков. На «крыше мира» возникли научно‑исследовательские учреждения, метеорологические и гидрометрические станции, обсерватории. Если раньше страна пленяла исследователя своей недоступностью и неизведанностью, а значит, и возможностями новых географических открытий, то теперь учёных влечёт детальное изучение больше нигде в мире не повторяющихся природных особенностей этого высокогорного края, чтобы лучше и полнее использовать его богатства на благо народа.
Одним из таких научно‑исследовательских учреждений является биологическая станция в урочище Чечекты, организованная в 1937 году энтузиастами изучения Памира профессорами П. А. Барановым и И. А. Райковой, отдавшими много лет делу земледельческого освоения Памира.
С благодарностью и симпатией вспоминаю я дружный коллектив, ведущий трудную и нужную работу в далёких памирских высях: И. А. Райкову, В. М. Свешникову и К. В. Станюковича.
И. А. Райкова показала нам своё хозяйство – орошаемые речкой Чечекты посевы ячменя, кормовых культур, овощей: листовой капусты, салата, турнепса, редиса, брюквы, репы. Все это произрастает на высоте 3860 метров над уровнем моря.
Лето было холодное и сухое – только восемь дней оказались безморозными, тогда как в среднем обычно их бывает 15–18. В конце августа ночные морозы достигали минус 10,5 градуса, но днём в тени термометр показывал плюс 15 градусов. Интересно, что памирские, как и другие растения больших высот, сравнительно легко переносят регулярные ночные морозы и с первыми же лучами солнца вновь оживают. Известно, что картофельная ботва, гибнущая при небольших заморозках, на Памире выдерживает восьмиградусные морозы. Шпинат и китайская капуста, содержащие много воды, казалось, должны были бы замёрзнуть даже при лёгком морозе, но в условиях высокогорного Памира сохраняют жизнеспособность, несмотря на морозы в 12–15 градусов. Скороспелый ячмень переносит кратковременные морозы до минус 18 градусов (правда, семена теряют всхожесть при минус 6 градусах), и не случайно, что из культурных растений, известных всем народам, именно этот злак встречается на самых больших высотах и именно он показывает самую высокую границу земледелия на земном шаре. В Тибетском нагорье плодоносящие посевы ячменя отмечены на высоте 4650 метров.
Растительность на Памире развивается в очень своеобразных географических условиях: при ужасающей сухости, при резких колебаниях температур воздуха и особенно на поверхности почвы, при остром недостатке тепла и избытке солнечной радиации.
Колебания температур на поверхности почвы в течение только одних суток достигают 60 градусов. И всё же растения приспосабливаются и в процессе приспособления вырабатывают в своих клетках большое количество сахара. «Так, например, в сухих листьях и стеблях ярового ячменя на долю сахара может приходиться около 40 процентов. Это в полном смысле слова „сахарное сено“. Сходные процессы накопления сахара идут также и у диких памирских растений. Недаром ещё Марко Поло 700 лет назад рассказывал, что нигде он не встречал таких пастбищ, как на Памире, на которых самый худой скот за несколько дней делается неузнаваемым… В памирской соломе по крайней мере в шесть‑семь раз больше сахара, чем у выросшей в обычных условиях…
Сахар в клетках растений прочно связывает воду и тем самым резко снижает точку её замерзания. Чем больше в клетке сахара, тем более морозостойко растение»[56].
В развитии растительности отрицательную роль играет не только сухость и низкие температуры, короткое, холодное лето, но и ветры. Постоянные сильные ветры иссушают почву, выносят мелкозём и питательные вещества, разрушают почвенный покров, особенно вспаханный. Врагами посевов в Чечекты являются яки. Увидев зеленеющие всходы кормовых злаков или ячменя, они идут к ним напролом, уничтожая заборы и изгороди. Даже колючая проволока не может их удержать. Кожа у яков толстая, шерсть грубая. Животное нагнёт голову вниз, упрётся верхней частью шеи или спинным горбом в проволоку, надавит – и, как натянутая струна, лопается толстая проволока или летят на землю колья изгороди. Яков называют танками, а бороться с танками нелегко. Иногда яки уничтожают ценные опытные посевы и сводят на нет труды биологической станции.
Основная отрасль хозяйства на Памире – животноводство. Сотрудники биостанции проводят опыты с кормовыми культурами. Хорошо развиваются посевы бескорневищного пырея и безостого костра. Правда, они не дают семян, но это не такой уж большой недостаток, так как корневищные многолетние злаки хорошо переносят сухие, бесснежные памирские зимы с температурами до минус 45 градусов. Многие животноводческие колхозы Мургабского района стали сеять кормовые травы и ячмень. Земледелие проникло в пустыни Восточного Памира, где раньше не знали его. Учёные доказали возможность земледельческого освоения этого высочайшего в СССР нагорья.
На биологической станции собран гербарий местной флоры. На Памире насчитывается 699 видов растений. Это говорит о значительном разнообразии флоры высокогорий.
Замечательное памирское растение терескен любят и ценят все памирцы. Этот некрасивый низкорослый кустарник знаком мне ещё по Монголии, где его называют созвучным именем – «тэсх». И по пути к Мургабу в сухих долинах я встретил моего старого знакомого. Иногда терескен растёт тесными сообществами – в виде подушек или «ведьминых колец», характерных для ландшафта Памира. Его мощная корневая система, как и многих других пустынных кустарников, обычно оканчивается на глубине 0,5 метра, а длина корней иногда доходит до 4,5 метра. Заросли терескена встречаются на высоте до 4000 метров и выше, растут они и на засолённых почвах и не боятся засух. Но кустарник медленно растёт, плохо возобновляется. Его молодые веточки с мелкими листочками хорошо поедаются скотом, а деревянистые части – обычное топливо памирцев. В районный центр Мургаб терескен приходилось завозить издалека – за 50–60 километров, но его уже почти не осталось и в этом радиусе. На месте вырубленного терескена (а его заготавливают с верхней частью деревянистого корневища) на обнажённой земле долгие годы ничего не произрастает. Ныне вырубка терескена запрещена.
Интересно, что памирские пустынные кустарники и деревья требуют большого срока для достижения зрелости. Терескен живёт свыше 100 лет, арча развивается в течение столетий. Тысячелетняя арча не редкость в горах Таджикистана, встречаются экземпляры, имеющие возраст около 2000 лет.
Однажды вечером на биологическую станцию неожиданно нагрянула весёлая компания молодых ташкентских альпинистов. Они тренировались под руководством мастера спорта В. И. Рацека в горах Памира и, направляясь к озёрам Рангкуль, захватили с собой и меня.
Озера Рангкуль расположены в плоской широкой долине, поросшей солянками и осокой – по‑киргизски «ранг» (осоковое озеро). По плоским берегам заливов видны пласты солей, хотя вода в озёрах почти пресная, глубина небольшая – всего 2,5 метра. По левой стороне долины возвышаются отвесные скалы Мататаш, сложенные серыми мраморовидными известняками, с поверхности покрытыми ржавчиной «пустынного загара». В этих скалах на недоступной высоте зияли ярусами тёмные дыры больших пещер. Как водится, и об этих пещерах в народе слагались легенды, передаваемые из поколения в поколение.
В далёком прошлом, говорится в легендах, с востока на земли киргизов пришло большое и богатое войско. Это было в конце тёплого лета. Лагерь разбили в долине Рангкуля, славящейся хорошими пастбищами. Но коварна природа Памира. Через несколько дней задул сильный ветер, густой пеленой повалил колючий снег. Буран продолжался неделю и сменился крепчайшим морозом. От истощения и холода падали верблюды и лошади, так как пастбища покрылись твёрдой коркой заветренного и смёрзшегося снега. Из этой белой пустыни, казалось, не было выхода: заваленные снегом горы стерегли долину, которая всего несколько дней назад была столь приветливой, зелёной и тёплой.
От холода и болезней гибли люди. Добытые в боевых походах огромные сокровища военачальники решили спрятать в пещерах Мататаша. Но как добраться до них? Тёплые туши только что павших животных стали прикладывать к холодным скалам. Одна туша овцы, на ней вторая, третья… возникла лестница, крепко скованная сильным морозом в одно целое с отвесной стеной. По ней тащили вьюки с золотом, цветными камнями, дорогое оружие, шерсть из Кашмира, парчу из Индии, шёлк из Китая.
Прошла зима. Солнце согрело скалы Мататаша, и подобно сосулькам с крыш одна за другой падали обветренные и засохшие бараньи туши.
Нетронутые богатства ждали смельчака, который решился бы пробраться к заветным пещерам. Находились, правда, такие храбрецы, но все они погибали, срываясь с заколдованных скал.
Но вот лет 20 назад нашлись дерзкие скалолазы, они поднялись к нижней, наиболее доступной пещере и, ничего не обнаружив, оставили записку о своём посещении. Это были альпинисты Таджикско‑Памирской экспедиции.
Скалолазы В. И. Рацека при мне поднялись на вершину Мататаша, обойдя скалы с тыльной стороны, и с верхней бровки на верёвках спустились параллельно стене. В одну из пещер проникли двое альпинистов, но, кроме большого слоя помёта диких козлов, ничего не увидели.
Однако в самые высокие и спрятанные в глубоких нишах пещеры альпинистам пробраться не удалось. Один из них подобно грузику на бечёвке висел на уровне пещеры, его качало ветром, и зацепиться за скалы он не смог: стена была далёкой, но в ней отчётливо был виден вход в пещеру. Так тайна Мататаша осталась до конца неразгаданной. Пока её знают, но никому не поведают дикие козлы да горные орлы, вьющие гнезда на скалах Рангкуля.
Позже эти пещеры штурмовали альпинисты под руководством известного физика академика И. Е. Тамма. А в 1958 году ленинградские студенты‑скалолазы, возглавляемые мастером спорта А. Г. Громовым, поднялись по отвесной каменной стене. Они, конечно, также не нашли никаких сокровищ. Небольшая пещера хранила орлиное яйцо и несколько ветхих тряпок, принесённых для гнезда теми же орлами. Так в наш реалистический век рушатся красивые легенды…
Из долины за пограничным хребтом Сарыкола, на востоке от нас, поднимались гигантские вершины Кашгарского хребта Куньлуня – ледяная стена Конгура и южнее её – Музтагата[57]– «отец ледяных гор». Они выше любой из горных вершин Советского Союза.
Распрощавшись с альпинистами и гостеприимными сотрудниками биологической станции, мы направились, пересекая Памир, к Хорогу. Прошли широкую долину Аличура, где нам встретились впервые низкорослые кустарники ивы. Густые, но низкотравные луга покрывали пойму реки. В одном месте рабочие резали торф, его правильные крупные кирпичи, аккуратно сложенные, сушились на солнце. Памирцы заготавливали топливо.
По обе стороны долины стоят Северо‑Аличурский и Южно‑Аличурский хребты со снеговыми пятнами в отдельных массивах. На северном склоне Южно‑Аличурского хребта хорошо заметны низко лежащие следы древнего оледенения.
На перевале Койтезек кончается собственно Памир, или, как говорят, Восточный Памир. Мы перешли в царство тесных и глубоких ущелий, узких скалистых хребтов, многоводных быстрых рек. Эта часть Бадахшана мало чем напоминает Памир, поэтому название Западный Памир, как он иногда именуется неудачно, географически не оправдано.
О содержании названия и границах Памира в географической литературе возникла целая дискуссия[58].
Дорога зигзагами уходила вниз, и мы очутились на дне глубокого ущелья Тогуз‑Булак – притока многоводной зеленовато‑жёлтой реки Гунт. Гунт – тот же Аличур, воды которого прошли через узкое завальное озеро Яшилькуль. Долина Гунта имеет большое падение, река подмывает берега, дорога переходит с одной стороны реки на другую. Часто стали попадаться кишлаки таджиков‑шугнанцев, их пашни на террасах реки и конусах выноса притоков Гунта.
Боковые притоки выносят в долину основной реки много камня, земли, песка. Этот материал подхватывается главной рекой, перерабатывается ею и уносится вниз по течению. Но часть материала откладывается в устьевом окончании притока. Здесь энергия водного потока падает, и наносы, нагромождаясь, создают холм, по форме напоминающий разрезанный конус. Вершина конуса упирается в ущелье бокового притока, основание омывается главной рекой. Вот почему такое образование географы называют конусом выноса. Если приток сильный и выносит много материала, конус растёт, главная река не успевает его размывать и уносить, и бывает так, что река должна менять своё русло, огибая конус выноса. Он теснит реку. В других местах можно видеть такую картину. Многоводная река смывает отложения конуса выноса, от которого остаётся только верхняя часть.
В Бадахшане конусы выноса имеют большое экономическое значение. В узких скалистых ущельях мало земли, годной под сады и пашни. Крестьяне используют рыхлые, удобные под земледелие поверхности конусов выноса. В отдельных долинах Бадахшана земледелие приурочено исключительно к этим наносам.
Гунт – многоводная и стремительная река, она подмывает выносы пород своих притоков, но местами и ей приходится тесниться; делая излучины, она обходит конусы. Порой глыбы скал загромождают реку, свежие обвалы перегораживают долину. Здесь стихия воды, всюду видна её работа, её удивительная энергия. Когда едешь по этим диким ущельям, то трудно представить себе мир гор, долин, рек, окружающий тебя: он скрыт от любознательных глаз путешественника. Видно только глубокое ущелье и крутые склоны над рекой.
Мы покинули животноводческий Памир с яками, верблюдами и овцами и приехали в Бадахшан – древнюю земледельческую страну. Поздно вечером призывно замелькали электрические огни, обещая утомлённым путникам покой и отдых. То были огни Хорога.
«Для предохранения кожи лицо всё время надо смазывать жирами или носить маску, – пишет академик Д. В. Наливкин. – Даже киргизы, всегда живущие на Памире, смазывают лицо и руки бараньим жиром. Один научный работник перестал мазаться жирами. Через две недели он уже не мог держать повода в руке, а его нижняя губа почти развалилась на две части из‑за глубоких трещин.
Действие солнечных лучей исключительно интенсивно. Они буквально жгут тело. Один рабочий, несмотря на предупреждение, решил немного погреться на солнце и загореть. Пригревшись на солнце, он уснул. В течение часа все тело его покрылось глубокими и сильными ожогами. Пострадавшего немедленно пришлось отвезти в госпиталь, так как ожоги угрожали жизни. У него не только слезла вся кожа, но даже обнажились сухожилия под коленками»[59].
Моё лицо было обожжено, на губах появилась гнойная лихорадка. Я смазывал лицо и губы вазелином, но это мало помогало. По утрам глядел в зеркало в надежде увидеть себя здоровым, но на меня смотрело красное, воспалённое лицо с резко подчёркнутыми белыми линиями морщин и лупящимся носом. Несчастный многострадальный нос! Каждый день с него осыпались лепестки мёртвой кожи, и я не переставал удивляться, откуда берутся неисчерпаемые её запасы. Под отвалившимися лепестками появлялись пятна какого‑то непонятного розовато‑лилового цвета.
Мой спутник Курбаншо, молодой географ, хорожец по рождению, тоже был разукрашен памирским солнцем и ветрами. Его губы совсем заплыли в лихорадке, а нос стал темно‑фиолетовым. Как медленно, как мучительно долго лихорадка держится на губах, сколько нужно терпения и выдержки, чтобы лишний раз не сорвать тонкую плёнку, только начавшую затягивать ранку!
Мы решили задержаться в районе Хорога и познакомиться с организованным в 1940 году Памирским ботаническим садом, известным теперь уже далеко за пределами Бадахшана.
Часть Бадахшана, Шугнан, лежит в долинах Гунта и Шахдары. Уютные кишлаки таджиков, то спускающиеся к самой реке, то поднимающиеся чуть ли не к гребню гор, окружены пашнями в садами. Стройные и высокие пирамидальные тополя украшают и город Хорог, где колхозные ларьки полны яблок, дынь, арбузов, овощей. Поля Шугнана засеяны пшеницей, ячменём, просом. Сады плодоносят только поздней осенью: сказывается высота, задерживающая созревание плодов. Но и в этих обетованных местах очень сухо, осадки незначительны, поэтому почти все поля и сады орошаются арыками, подводящими самотёком воду из рек.
Бадахшанцы – замечательные мастера оросительных сооружений. Иногда высоко в скалах на склоне гор видишь арык, ответвившийся от реки где‑то за десятки километров выше по долине, и не понимаешь, как смогли люди создать канал на вертикальных скалистых стенах. Мастера спускались с гор на верёвках и на нужном уровне, раскачиваясь на ветру, взрывали породу, небольшими ручными инструментами чистили канал, цементировали его внешний борт. Без воды, без орошения в Бадахшане нет урожая. Земли же, пригодной для земледелия, мало. Кругом камень, скалы, горы…
Хорог – в прошлом маленький кишлак, пограничный пост, состоявший всего из двух домов, ныне нарядный и чистый городок. Он стиснут широкой и быстрой рекой и отвесным склоном Рушанского хребта. На окраине Хорога среди деревьев видны глыбы скал, когда‑то сорвавшихся с гор.