Естественнонаучная теория призвана давать предсказание хода природных процессов с помощью математических методов и технически подготовленного эксперимента. Техническая же теория направлена на
формирование теоретических основ создания новых технических систем на базе знаний, полученных в процессе исследования природных процессов. В принципе они очень похожи по структуре и методам, но отличаются своей направленностью. Собственно говоря, еще со времен Галилея естествознание изучает природу в технически подготовленном эксперименте, а техническая наука делает то же самое для понимания принципов создания технических систем. В эпоху Возрождения и в Новое время их вообще было трудно разделить. Галилей не столько развивал естествознание в поисках истины, сколько с помощью естествознания стремился корректировать и обосновывать ошибки тогдашних инженеров, часто не учитывавших естественнонаучные законы. Но, разделившись, они, тем не менее, постоянно подпитывают друг
друга.
В технонауке, с одной стороны, на основе математических представлений и экспериментальных данных строятся объяснительные схемы природных явлений и формулируются предсказания хода определенного типа естественных процессов (как в классическом естествознании), а с другой стороны, конструируются не только проекты новых экспериментальных ситуаций, но и структурные схемы новых, неизвестных в природе и технике систем (как в технических науках).
Однако техника – это не только использование природных процессов для пользы человека, но и сложный социальный феномен. Поэтому технонаука принадлежит сегодня постнеклассическому этапу развития
науки, т.е. предполагает учет социальных факторов и этических установок. Ведь в классической науке именно этот аспект изгоняется из сферы науки. Во времена Галилея социальные факторы еще играют важную роль: изобретения становятся важной социальной функцией новой науки, ей увлекаются не только сами ученые, но и короли, герцоги, вельможи разного ранга. Но Лондонское королевское общество, отстаивая в своем статуте независимость и возможность свободного развития, однозначно провозглашает эмансипацию от всех вопросов религии, этики и т.п.: «не вмешиваясь в богословие, метафизику, мораль, политику, грамматику, риторику и логику». На первых порах в публикациях этого общества превалируют практические
технические вопросы, но постепенно вычленяется ядро фундаментальных исследований. Техника продолжает, конечно, играть в естествознании важную, но внутреннюю роль – как техника эксперимента. Другое дело, что эта экспериментальная техника становится в конечном итоге прообразом новой, насыщенной наукой практической техники и инженерной деятельности. Если во времена Галилея один из инженеров провозгласил лозунг «все же искусство важнее природы», то именно Галилей всей своей деятельностью показал, что без знания законов природы, даваемых новой наукой, невозможно развитие техники. В отличие от многих тогдашних инженеров-практиков, полагавших, что механические искусства выше природы и помогают человеку господствовать над ней, Галилей считал, что законы природы и законы механики принадлежат одной и той же области. С этой позиции он критикует инженеров-практиков, стремящихся строить машины, противные природе, противоречащие законам природы, «невозможные по самой своей природе», «не учитывающие основы ее устройства».
С Нового времени наука стала осознаваться как средство умножения знаний с целью создания человеком искусственных условий и устройств для облегчения его жизни. Бэконовская уверенность в том, что научно-технический прогресс одновременно является гуманным прогрессом, поддерживалась более поздней идеей разведения этически нейтрального знания и моральной ответственности за его применение во вред человечеству. Задачей бэконовской программы развития науки было убеждение сильных мира сего в необходимости и полезности для общества и государства финансовой и организационной поддержки науки. Эта программа состояла в том, чтобы «организовать науку в виде изобретательского предприятия и так ее социально институционализировать, чтобы ее изобретения служили на пользу человеку».
Сегодня этого уже недостаточно, и на первый план выходит социальная и этическая оценка науки и техники. Современный этап развития науки и техники наглядно показал те границы, за которыми наука и техника, сегодняшняя или будущая, сталкиваются с неразрешимыми для них или, лучше сказать, ими же порожденными научнымии техническими проблемами. Развитие представления о научно-техническом прогрессе связано с идеей делаемости или проектируемости всего и вся, т.е. принципиальной возможности и даже необходимости реализовать, осуществить, исполнить то, что задумано, замышлено, запроектировано в научных разработках и что по умолчанию является благом для человечества, с иллюзией того, что наука способна раньше или позже с достаточной степенью точности предсказать, предусмотреть, предвидеть и, по крайней мере, свести к минимуму всякие негативные последствия этих научных проектов.