«Я не могу зайти в восточном направлении дальше Холборна. На западе граница проходит гораздо ближе. Сегодня мне пришлось звонить Марджори из автомата, чтобы отменить наш обед. В этом направлении я не могу продвинуться дальше резиденции герцога Йоркского. Мост вне пределов моей досягаемости, Холланд-парк с тем же успехом может находиться в Китае, учитывая, как далеко я могу теперь забраться.
С каждым новым отказом девочки все больше недоумевают. Я слышу это по их голосам. Они нервничают, находясь рядом со мной, хотя они настолько добры, что пытаются это скрыть, как будто все время обедать в Мейфэр для них самое обычное дело. Если я и дальше буду отменять встречи и отклонять приглашения, боюсь, у меня вообще не останется друзей. Я рада, что хотя бы возможность переходить на другой берег за мной сохранилась, и это не случайность. На Вестминстерском мосту мне мешали дважды — каждый раз, когда я гордо вскидывала голову и ступала на мост, на меня нападали такие сильные головокружение и слабость, что я теряла сознание, и прохожие усаживали меня на скамейку, словно несчастную слепую.
Сию минуту с этим сложно смириться, когда я сижу дома и пишу тебе, и мое сознание спокойно и ясно, как будто все у меня в жизни ладится. Но, идя по набережной до Гросвенор-роуд, я могу в лучшем случае красться, словно тяжелораненая кошка, и глядеть на Уондсворт, как будто это потерянный рай. Хотя, пока ты был жив, милый, меня никогда не тянуло в этот район. Но я бы с радостью кинулась туда даже босиком и без гроша в кармане и пробежалась бы по бетону между строительными кранами, если бы это означало освобождение от него и той болезни, которую он во мне вызвал. Остальные тоже больны. Меня им не одурачить. Беатрис уже больше года не ходит дальше Клариджа. А когда я рассказала ей, что приступ одолел меня в Пимлико, она перестала ко мне заходить, как будто я заразная. Она такая трусиха и к тому же ужасная грубиянка. Мы не можем держать прислугу. Беатрис же переносит наше заточение на тех, кто ни в чем не виноват. Она даже мысли не допускает, что за всей этой возмутительной ситуацией стоит он. Шейферы относятся ко мне не так плохо, однако постоянно жалуются на больные ноги, как будто оба уже глубокие старики. Их глупые головы накрепко засели в песке, дорогой мой. Пока их еще навещают немногие старые друзья, они говорят себе, что им нет нужды выходить из дома. Кстати, они так и не рассказали, что случилось в тот день, когда они пытались сбежать из Лондона через Кингс-кросс».
|
|
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Ослабевший, с пустым, сведенным судорогой желудком, Сет проснулся у себя в комнате. Помочившись в большую кастрюлю и попив теплой водопроводной воды из старой бутылки, он несколько ожил и немного привел себя в порядок, когда самый сильный жар чуть-чуть спал.
Сквозь тонкие занавески светили электрические лампы многоквартирного дома позади «Зеленого человечка». Спустились сумерки, и уже темнело. Будильник сообщил, что сейчас четыре часа. При той жизни, какую вел теперь Сет, отсутствие дневного света казалось неизбежным. Когда он осознал этот факт, то даже подумал, что солнце при случае либо зарядит его энергией, либо убьет.
Наверху, над «Зеленым человечком», царила тишина — другие жильцы либо были еще на работе, либо ушли прогуляться, либо сидели в баре. Скоро они вернутся и примутся жарить в кухне яичницу с беконом. Ничего другого никто из них не готовил, только этот нехитрый завтрак. От одной мысли о еде желудок Сета сжался.
|
|
Завернувшись в пуховое одеяло, Сет спустил ноги с постели и отважился на один шаг, который требовалось сделать, чтобы достичь холодильника. Он включил чайник, открыл дверцу и вынул пластмассовую бутылку с молоком. Ванильного оттенка свет ударил по глазам. Молока оставалось на донышке, Сет понюхал его. Наверное, оно скисло еще утром, пока он спал. Без молока он не сможет съесть хлопья, а хлеба нет. Сет окинул взглядом полки и обнаружил корку сыра, несколько баночек с приправами, закрытых разноцветными крышками, три бульонных кубика, соевый и вустерский соус, засохший зубчик чеснока и полпачки сушеных грибов. Все это, ни вместе, ни по отдельности, не годилось в качестве полноценной еды. На раскладном столике в центре комнаты лежали два маленьких яблока, которые успели сделаться мягкими и запылились. Есть их все равно что кусать подушку.
Выбора нет, придется выйти из дома.
Ощутив слабость, Сет присел на край кровати и свернул самокрутку. От трех затяжек у него закружилась голова.
Может, стоит вымыться над раковиной внизу, прежде чем рискнуть дойти до супермаркета? Сет отверг эту идею. Место нечистое, оно для нечистых.
Чайник уже кипел Сет залил кипятком чайный пакетик и положил в кружку четыре ложки сахара — это поддержит его на пути до магазина «Сейнсбери». Он прихлебывал чай, глядя в пол. Грея ладони о кружку, Сет размышлял о галлюцинациях последних нескольких дней и ночей, и его удивляло собственное спокойствие. Жуткая природа кошмаров, их погребальная тематика, вселяющие ужас ситуации, повторяющиеся из ночи в ночь, постоянное присутствие ребенка в капюшоне — все это, без сомнения, повод задуматься о собственном умственном здоровье. Но Сету все происходящее казалось вполне естественным и даже необходимым, включая казнь Шейферов в финале долгого мучительного сновидения. Он старался не сосредотачиваться на мысли, что бы случилось потом в их запущенном жилище. Смутные воспоминания о едва различимых привидениях из шестнадцатой квартиры до сих пор больно ударяли по нервам.
|
|
Зато впервые за целый год Сет удивлялся себе самому. Никогда еще кошмары не казались такими реалистичными, хотя он не станет доискиваться до причины. Он и так несчастен и обессилен до крайности, не следует переживать из-за очередного доказательства того, что он сбился с пути, каким идут все остальные. Инертность уничтожила мотивацию, изоляция превратила его в параноика, бедность добила — все это Сет понимал. Стоит оказаться в подобных условиях, и предсказать собственные реакции уже невозможно. Считается, что человеку искусства полезно преодолевать трудности. Только вот какого именно искусства и какой ценой?
Месяц назад один равнодушный врач пытался в очередной раз прописать ему «прозак».
— Перестаньте трудиться по ночам. Эта работа вам явно не подходит, — сказал доктор со скучающим видом, занеся ручку над бланком рецепта.
Но все не так просто, хотелось возразить Сету. Это люди превращают меня в маньяка. Они выматывают меня, опустошают. Изоляция от них — моя единственная защита. Я должен бодрствовать, когда они спят, и спать, когда они просыпаются.
— К черту!
Сет поднялся и загасил сигарету в блюдце, которое использовал в качестве пепельницы. Из него торчало уже больше двадцати окурков, жестких и загнутых, словно пальцы древней марионетки. Облачко серого пепла поднялось над тарелочкой, когда Сет переставил ее на обеденный стол. На что, интересно, похожи его легкие? Пожалуй, стоило бы их нарисовать — картину разложения одного человека, его мысли, эмоции, моральные принципы, представленные в красках и формах препарированного тела. Может, позже он попытается сделать набросок.
Сет снова сел и свернул еще одну самокрутку.
Хотя одежда была измятой и отсыревшей, а рукава и штанины немного сели, Сет натянул то же, в чем ходил два дня назад. От всех вещей веяло холодом.
На улице было трудно отчетливо разглядеть что-либо. Как будто смотришь на мир сквозь лобовое стекло автомобиля, у которого плохо работают «дворники». Темнота поглощала желтый свет фонарей. Морось размывала контуры предметов. Но, остановившись на тротуаре под потрескивающей вывеской, рядом с сочащимися влагой водосточными трубами «Зеленого человечка», Сет ясно увидел одно: маленького мальчика в куртке с капюшоном. Тот стоял на другой стороне улицы и терпеливо дожидался его между двумя припаркованными машинами.
Сет вздрогнул при виде паршивца, сопровождавшего его через все ночные кошмары. Однако когда прошло первое острое потрясение, Сету почудилось в маленькой фигурке оскорбительное высокомерие, он представил под темным капюшоном хитрую мордочку, нахально ухмыляющуюся при виде изумления и тревоги на лице своей жертвы.
Сгорбившись под дождем, Сет засунул руки поглубже в карманы пальто и зашагал прочь от паба и наблюдающего за ним мальчишки.
Порывистый ветер трепал непокрытые волосы. Полотнища газет, отяжелевшие от воды, прилипали к ногам. Отпихивая от себя бумажный комок, Сет потерял равновесие и завалился на витрину книжного магазина. Стекло выдержало его вес. Он выпрямился, выругался и попытался прибавить шаг, сражаясь с пронизывающим ветром и колючей изморосью. Даже автобусы и автомобили на проезжей части, кажется, тяжело сопели, сопротивляясь силе, несущейся по улице, словно морская волна. Подняв голову навстречу дождю и клубящемуся туману, Сет обругал вселенную шлюхой.
Рядом с газетным киоском был стенд со «Стандарт», где выделялся заголовок: «Полиция оставила надежду разыскать Мэнди».
Гнев превратился в стыд. Тот ребенок в капюшоне стоит под дождем, в холоде и темноте. Поддавшись импульсу, Сет развернулся и вскинул руку. Но в воздухе она затрепетала, слабая и нерешительная. Ты отмахиваешься от последних дней или показываешь им большой палец? Или же это подобие рэперского приветствия, единственно подходящего здесь и гарантирующего ответ со стороны подрастающего поколения? Сет спрятал кисть в карман и дождался, пока проедет автобус, заслонивший ту часть тротуара, где он в последний раз видел мальчика в капюшоне. Ребенка уже не было.
Стирая с носа капли дождя, Сет развернулся и отправился в «Сейнсбери». В карманах джинсов завалялось всего девять медных монет, поэтому придется пойти туда, где можно расплатиться картой.
— Чертов мальчишка, — буркнул Сет себе под нос и проскользнул между двумя женщинами под зонтиками, устремляясь к пешеходному переходу напротив лавки чучельника.
В супермаркете явно творилось что-то странное.
Несмотря на то что полки были заставлены разнообразными товарами, Сет не находил ничего съедобного.
Как всегда, десятки людей толкались и задевали друг друга локтями, наполняя проволочные корзинки. Сет удивлялся, как они находят для себя что-то подходящее. Ему даже захотелось остановить кого-нибудь и спросить, как приготовить и съесть то, что взяли с полки. Однако при взгляде на молодую женщину, оказавшуюся рядом, Сет испытал отвращение. Что у нее с кожей? Рябая, розово-серая с белыми вкраплениями, похожая на тушенку из банок с самооткрывающейся крышкой. Красные ноги женщины вызвали в Сете оторопь. Несмотря на декабрь, она была в шлепанцах. Ступни напоминали размороженное мясо, а желтые, словно когти крокодила, ногти нависали над краем резиновых подметок. От ее одежды веяло сыростью.
Сет отошел от перезрелых помидоров, в которые женщина тыкала пальцем. Он не сможет взять что-либо из сырых овощей, зная, что это рябое личико побывало рядом. Женщина развернулась к Сету и отодвинула его локтем, чтобы получше рассмотреть твердые сухие луковицы. Ее мутные глаза тускло поблескивали. Вдруг зазвонил сотовый телефон. Достав его из сумочки, женщина откинула голову, радуясь возможности покричать в трубку на публике.
Сет отошел в сторонку. Все остальные овощи тоже были несвежими. Когда он взял в руки пучок зеленого лука, тот безжизненно повис между пальцами. Увидев же, что стоит лук фунт и семьдесят пять пенсов, Сет смял его и швырнул на желтые листья китайской капусты.
Он испытывал отчаянный голод, но разве здесь можно найти хоть какую-то пригодную еду? Отвернувшись от лотков, Сет бросил в корзинку сельдерей и кочан салата.
— Компост. Я покупаю компост, — проговорил он, широко улыбаясь.
Сет подошел к фруктам. Бананы были коричневыми, груши вялыми. Апельсины уже разобрали, а все остальное тоже было мягким, потрескавшимся, белесым от пестицидов, увядшим, старым или гнилым.
Люди рядом с ним, с серыми лицами, со щеками, усеянными шрамами от прыщей, суетились, выхватывая из пластмассовых корзинок и с полок резиновые шампиньоны, рыбное филе с душком, жирный фарш, дорогущий импортный чили в банках, в которых плескалась мутно-красная бальзамическая жидкость.
Сет прошел по другой галерее, но не смог заставить себя остановиться, потому что увидел, как толстая старуха берет с полки брикеты топленого сала в вощеной бумаге. Женщина была почти лысая, и от нее несло потом. Сет даже сквозь ткань пальто и розовый кардиган ощутил ее спину: мясистую и скользкую, едва ли не поросшую грибами.
Он потряс головой и закрыл рот и нос рукавом пальто, из недр желудка поднялась пустая отрыжка. Сет почувствовал, что слабеет, и привалился к длинному холодильнику, набитому замороженной бумагой, которую продавали под видом картофеля для жарки. Он уперся руками в колени и глубоко задышал, приходя в себя, прежде чем двинуться дальше.
Во всех проходах на него чихали, кашляли и пихали локтями. Лица детей походили на маски для Хеллоуина — резные ухмыляющиеся тыквы. Малыши тыкались ему в ноги и преспокойно пожирали конфеты, от которых разило химикалиями. Неряшливо одетые старцы в грязных тренировочных штанах шаркали вдоль полок с консервированной фасолью.
Рядом с хлебным отделом Сет ощутил нестерпимый запах человеческой мочи: соленый, пронзительный, свежий.
— Господи боже мой! — воскликнул он, надеясь найти поддержку у пары в грязных джинсовых куртках и расклешенных джинсах — эти покупатели брали маленькие бесформенные булочки из экологически чистой муки. — Вы чувствуете запах? Это же моча!
Молодые люди подняли на Сета бледные лица, похожие по цвету на рыбье брюхо, а затем переглянулись. Когда они в последний раз спали? Темные круги под глазами походили на синяки. Они ничего не ответили и повернулись к Сету спиной, как будто бы тот бредил.
Уронив корзинку на плиточный пол, Сет так яростно потряс головой, что все вокруг поплыло. Стиснув кулаки, он смотрел на ряд именинных тортов: разноцветная глазурь была в отпечатках пальцев. Кто-то отломил кусок от шоколадного торта со сливочной помадкой и положил обратно на полку.
Запах мочи сделался еще сильнее у тех полок, где лежали индийские лепешки и питы. Сет заметил, как женщина в аккуратном деловом костюме, с завязанными в хвост сальными волосами, положила испорченный торт со сливочной помадкой в свою корзину. Ее кожаные туфли были растянуты непомерно длинными ступнями с толстыми мужскими пальцами. Сету захотелось уйти отсюда.
В его теле все еще живы отголоски недавней лихорадки, вот почему мир видится таким. Время от времени его пробирал озноб, и Сет засовывал руки за пазуху. Пронзительно сияющие белые лампы под потолком били по глазам, и он щурился.
Тележка ударила Сета по лодыжкам. Матрона с тремя детьми, толкавшая ее, бросила на Сета колючий взгляд и обнажила желтые лошадиные зубы. Изо рта у нее разило прокисшим йогуртом.
— Твою ж мать! — воскликнул Сет надтреснутым голосом.
Тетка прижала детей к ногам и зашаркала прочь, время от времени оглядываясь через плечо. Даже с десяти футов он видел над ее губами усы.
На банках с консервированным тунцом, которые Сет собрался купить, оказалась какая-то липкая дрянь с кислым запахом. Испорчены. Он положил тунца на место. В банках с сардинками, как он знал, все серебристые рыбки будут набиты коричневыми икринками. Сет снова ощутил отрыжку и вытер со лба мутный пот.
Заглянув в соседний проход, он не поверил своим глазам: толпа в вонючих пальто расхватывала пакеты с рисом, в которых сквозь полиэтилен отчетливо виднелся свежий мышиный помет.
У него в корзине не было ничего, кроме вялого сельдерея и подсохшего салата. Сет положил туда же несколько бутылок воды без газа. Металлические ручки больно впились в нежные пальцы. Он выбросил салат с сельдереем. Надо купить какие-нибудь консервы — то, что уже не испортится, до чего не дотрагивались, не нюхали и на что не дышали. Но только не рыбу. Он хотел чего-то съедобного и не оскверненного, лучше всего даже безвкусные макароны, сделанные металлическими роботами, выстроившимися длинным рядом в стерильном фабричном цехе. Сет не желал ничего, что могло входить в контакт с человеком.
Суп! Ну разумеется! Он улыбнулся и быстро зашагал по центральному проходу, озираясь по сторонам и читая вывески над головой. Когда он шел по длинной главной галерее в третий раз, у него уже болела шея, а нужный указатель он так и не увидел.
Кто-то тронул его за локоть.
— Сэр?
Сет развернулся вокруг своей оси и увидел чернокожего в белой рубашке с синим галстуком. Белки его налитых кровью глаз были желтоватыми. Над карманом рубашки виднелась пластиковая бирка с именем: Фабрис.
— Суп, — поспешно проговорил Сет, измученный, отчаявшийся найти с кем-либо общий язык. — Суп. Суп! Не могу найти суп.
Он выговаривал слова медленно и невнятно, то и дело хватая ртом воздух. Белое вещество у него в голове слиплось в большой ком, как будто нарочно мешая расставлять слова в нужном порядке. Язык распух и едва ворочался. Сет много дней ни с кем не общался, кажется, он успел забыть, как воспроизводить речь. Сет прочистил горло так энергично, что охранник отступил на шаг и выставил перед собой руки светлыми ладошками к потолку.
— Нет, нет, — успокоил его Сет. — Суп. Мне нужен суп. Не могу отыскать чертов суп. — Наконец-то голос снова его слушался. — Где, черт возьми, суп?
— Следуйте за мной, сэр, — сказал Фабрис.
Сет улыбнулся и кивнул.
— Суп должен быть в жестяных банках, — пояснил он охраннику. — Вода у меня есть. Но мне нужен суп в банках, к которым никто не прикасался. Люди… Ну, вы знаете, вы ведь здесь работаете. Не выношу еду, которую кто-то трогал. Здесь, в Лондоне, люди нечасто моются.
И у них такая одежда. От нее воняет! Кто-то помочился на хлеб, Фабрис!
Сет шагал обратно к фруктам и овощам. К Фабрису присоединились еще двое чернокожих в синих брюках и галстуках. Вчетвером они точно отыщут суп.
— Но что за странное место для него выбрали, прямо рядом с газетами. Все консервы обычно стоят там, — заметил он, взмахнув свободной рукой. — Непонятно…
Фабрис деликатно потянул к себе корзину Сета.
— Не стоит. Все хорошо, — сказал тот, тронутый заботливым жестом. — Я сам понесу. И не надо называть меня сэром.
Но Фабрис все же забрал корзинку.
Он и еще двое парней, которые теперь улыбались и даже сдерживали смех — наверное, их развеселило замечание о том, как нелепо ставить консервированный суп рядом с газетным стеллажом, — шли за Сетом след в след плотным полукольцом. Они уверенно провели его мимо газет и сигаретного киоска, но только когда Сет ощутил на лице холодный ветер, проникший с темной улицы сквозь главный вход, он понял, что происходит. Никакого супа ему не будет. Фабрис с товарищами выгоняют его из супермаркета.
Стоя в дверях, Сет развернулся к трем охранникам и вдруг заметил, что на него смотрит целая толпа. Три женщины за кассами даже перестали подносить покупки к красному глазку, чтобы наблюдать его изгнание из магазина.
— Но почему? За что? — спросил Сет.
И в этот момент он увидел ту мамашу с тремя детьми, у которой были длинные желтые зубы и усы, — она стояла рядом с менеджером в пиджаке и при галстуке на фоне замороженных оранжевых кур, от которых разило антисептиком. Должно быть, матрона нажаловалась на него.
В Сете взыграло оскорбленное чувство справедливости.
— Как? Вы вышвыриваете меня из-за этой суки с щетинистой мордой?
Фабрис с товарищами смотрели на него, и на их лицах ничего не отражалось.
— Она наехала на меня тележкой. Возмутительно! А какого качества у вас продукты! Радуйтесь, что к вам вообще кто-то приходит.
Фабрис шагнул к нему.
— Я вынужден просить вас уйти, сэр.
— Да пошли вы все! — выкрикнул Сет, и в голосе против его воли прозвучали торжествующие нотки.
Он театральным жестом запахнул пальто и принялся протискиваться через толпу наружу, мечтая поскорее выйти из залитого ярким белым светом супермаркета.
К тому времени, как Сет под дождем добрался до главной улицы, он сотрясался неудержимым утробным хохотом, отдававшимся болью в мышцах и грозившим его задушить. На несколько мгновений Сет ощутил совершенную свободу и невесомость.
Стряхнув с себя воспоминания о пережитой стычке, Сет зашел в ближайший банкомат и получил купюру в десять фунтов. Нищий, сидевший в картонном поддоне, попросил мелочи.
Дождь припустил сильнее, но Сету по-прежнему был нужен суп. С наличными можно зайти в круглосуточный мини-маркет — там бывают почти любые консервы. Дороговато, но разве ему оставили выбор? К тому же силы вот-вот покинут его. С этого момента придется радовать своими визитами местных лавочников.
На холоде, под дождем Сету было трудно поверить, что недоразумение в «Сейнсбери» действительно имело место. До сих пор с ним никогда не происходило ничего подобного. Сет хорошо себя вел, был хорошо воспитан. Это все влияние большого города. Он творит с людьми ужасные вещи: делает волосы засаленными, а кожу — серой и рябой. У всех вокруг серые лица из-за спертого воздуха, выхлопов, пыли, мутной воды в трубах, проложенных во времена королевы Виктории, гнилой еды по бешеным ценам, стресса, одиночества, боли. И ничего здесь не работает: ни фонари, ни телефоны, ни провода, ни дороги, ни поезда. Ни на что нельзя положиться. И еще эта тьма, бесконечная ночь, сажа и черный воздух. У Сета в груди что-то сжалось, стало трудно дышать. Где все кошки и собаки, где розовые младенцы в колясках?
Хозяин мини-маркета никогда не спал. Выходец из Бангладеш, с угольно-черной кожей и полузакрытыми глазами, он шлепал по клавишам кассового аппарата, не глядя под пальцы.
— П-сиба, с-сэр, — твердил он день и ночь при свете флуоресцентных трубок над головой.
Он продавал водку подросткам и сигареты детям. В этом районе было опасно отвечать отказом. Под «Зеленым человечком» и на автобусной остановке вечно валялись битые бутылки.
— У вас есть суп? — спросил Сет.
— Да, с-сэр.
Хозяин махнул в глубину лавчонки. Сет протиснулся мимо пожилых ирландцев, которые топтались, переругиваясь, у полки с двухлитровыми бутылками сухого сидра. От стариков воняло. Сегодня отовсюду воняет. Неужели у людей нет времени помыться?
Заодно с шестью банками супа Сет купил крекеров, спрессованных какой-то машиной до твердости деревяшки. Еще он захватал бутылку отбеливателя и воду. На эти покупки ушли почти все десять фунтов.
Его лицо было скрыто в тени капюшона, но голова чуть поднята и склонена набок — мальчик поджидал Сета, в то время как тот рысцой бежал домой по мокрым зеркальным тротуарам. На этот раз все иначе, контакт неизбежен — ребенок перешел на его сторону улицы. Сет мысленно улыбнулся. Может быть, разговор с живым воплощением персонажа, порожденного безумным подсознанием, прогонит привидение из снов?
Сет замедлил шаг и остановился под стеной паба. Мальчик ждал у края тротуара. От дождя его куртка защитного цвета сделалась черной.
Сет поглядел на небо, на непроницаемую муть, из которой в свете уличных фонарей обрушивались серебристые водопады, затем вытер ладонью лицо. Пальто намокло и отяжелело, однако было тепло. Мышцы расслабились, кожа горела — Сет уже перешагнул грань, за которой не чувствуется ни слабость, ни усталость, ни голод. Он поглядел сверху вниз на ребенка: тот терпеливо наблюдал за ним.
— Я часто тебя здесь вижу. У тебя неприятности?
Последовала долгая пауза, после чего мальчишка помотал головой. Сет вроде бы успел заметить под капюшоном на уровне подбородка что-то красное, но утверждать наверняка не стал бы.
— Ты заблудился? Тебе некуда пойти или что?
Голова снова отрицательно качнулась.
— Но тогда в чем дело? Почему ты здесь? Нет, ты, конечно, можешь гулять где угодно. Никакой закон этого не запрещает.
Ребенок ничего не ответил.
— Но на улице так сыро, — закончил мысль Сет и снова посмотрел на небо.
— Отстань от меня, — отозвался мальчишка, пожав плечами.
Голос звучал достаточно уверенно, и Сет понял, что парнишка нисколько не испуган.
Сет улыбнулся, но почувствовал, что его улыбка не дошла до адресата — под капюшоном словно царили тишина и пустота.
— И холодно, — пробормотал он.
Ребенок снова пожал плечами. Один из сорванцов, что гуляют допоздна, называют старших по имени, дома не бывают, звонят в дверь, когда семейство усаживается за стол, и глядят пустыми глазами на тех, кто на них орет. Сет чувствовал в этом юнце что-то жесткое и нечувствительное, но не низменное, не злобное, не преступное. Мальчик просто потерян, но не сетует на свое положение и не жалеет себя.
— Значит, твои родители в пабе? — поинтересовался Сет и немедленно понял, насколько глупо и подозрительно прозвучал вопрос.
Примерно так, наверное, говорят седовласые старички, высунувшись из уютной машины и похлопывая по пассажирскому сиденью, когда приглашают чужого ребенка прокатиться. Сету вовсе не хотелось, чтобы мальчик принял его за педофила.
Тот отрицательно помотал головой, после чего осмотрел улицу. Было что-то безнадежное в том, как он окинул взглядом дорогу.
— Тебе лучше пойти домой, там тепло. Можно посмотреть телевизор. — Что бы еще придумать, чтобы установить контакт? — К чему болтаться по улице? В такой-то дождь.
Нет ответа. Сет подумал, не дать ли парнишке денег на сладости или сигареты, но вспомнил, что наличных не осталось. Сет вздохнул и развернулся, чтобы уйти.
— Бывало и похуже.
— Ты хотя бы встань под крыльцо, промокнешь же до костей.
— Отстань от меня.
— Твоя мать вряд ли обрадуется, если ты схватишь воспаление легких.
— У меня нет матери.
— Нет матери? Ну, тогда отец.
— Оставь меня в покое, приятель.
Может, он всем так говорит, чтобы завоевать сочувствие?
— В любом случае лучше отправляйся домой. Ночь для прогулок неподходящая.
По улице шли две девушки без плащей, со светлыми волосами, собранными на затылке, и Сет подумал, смогут ли дождевые капли просочиться сквозь такую тугую прическу. Когда волосы так затянуты, они сами по себе кажутся мокрыми. На девушках были спортивные туфли на босу ногу, плотные черные трико и мешковатые куртки, на груди которых красовался логотип фирмы «Рибок». Они курили одну сигарету на двоих. Девушка повыше сжимала в унизанных кольцами пальцах бутылку коктейля «Бакарди бризер». Обе уставились на Сета и захихикали. В их веснушчатых лицах угадывалось что-то собачье — влажное, сопящее.
— Что ж ты сам тогда шатаешься по улицам? — спросила, подражая его тону, та, у которой на веках были густые зеленые тени.
— Что?
— Вам лучше бы последовать собственному совету, мистер, — подхватила вторая, с бутылкой.
— Я не с вами разговариваю.
Девушки притормозили.
— А с кем же?
— Брось, Шелл, — захихикала ее подружка.
— Вот с ним. — Сет кивнул на мальчика в капюшоне.
Девушки посмотрели в ту указанную сторону, после чего засмеялись, сухо и невесело.
— Да пошли вы, — пробормотал Сет.
Стоит лишь на минутку остановиться посреди улицы, и к тебе обязательно кто-нибудь привяжется. Почему не пройти мимо?
— Сам иди, — ответила девушка повыше.
От нее пахло ананасом. Подружки побрели дальше, смеясь и жуя резинку.
— Не бойся их, — сказал Сет мальчику.
— Отстань от меня. Хватит уже.
Сет развернулся к пабу, и его интерес к гуляющему по ночам ребенку испарился.
— Ладно, мне все равно пора идти.
— Мне ничего не сделают.
— А?
— Эти девчонки ничего бы мне не сделали. Не смогли бы. И парни тоже.
— Рад это слышать.
Сет пошел прочь. Мальчик увязался следом. Сет мысленно простонал, осознав ужасную ошибку, какую совершил, когда заговорил с несносным ребенком. Надо было игнорировать его, как все остальные. Теперь придется общаться с беспризорником каждый раз, выходя из дома.
Парнишка подошел совсем близко и встал рядом с Сетом в дверях, его капюшон склонился так низко, как будто невидимые глаза внимательно изучали собачье дерьмо под массивными ботинками.
— Прости, но тебе нельзя внутрь. Отправляйся домой.
— У меня нет дома.
— Что?
— Я хожу, где захочу.
Мальчик вынул руку из кармана, и Сет увидел страшные ожоги и изуродованные пальцы — именно то, что ожидал.
— Я… — Ему пришлось откашляться. — Я тебя знаю?
Ребенок в капюшоне кивнул.
— Но откуда?
Сет вышел обратно под дождь. Лучше стоять в холоде, на ветру, чем вдыхать запах серы и горелого мяса, который сгустился в замкнутом пространстве между дверьми.
— Виделись пару раз.
Теперь в голосе и наклоне головы угадывалось какое-то лукавство. Сет догадался, что мальчишка улыбается в темных глубинах своего капюшона. От головы до ног Сета пронзил электрический разряд.
— Помнишь, я обещал, что скоро все вокруг изменится? — произнес мальчик.
Сет затряс головой и закрыл глаза, затем снова открыл. Ребенок все еще был здесь, стоял на мокром тротуаре, глядя на него.
— Ты же видел — в магазине, пока тебя не вытолкали взашей.
Сет не мог выговорить ни слова, не мог даже глотнуть. Он пошел к проезжей части. Мальчик последовал за ним.
— И это только начало. Будет еще хуже, Сет.
Тот вышел из ступора.
— Ты знаешь, как меня зовут. Это что, розыгрыш? Просто дурацкий розыгрыш? — Голос Сета упал до шепота.
Парнишка помотал головой.
— Это то, чего ты сам хотел. Ты воспользовался выпавшим тебе шансом.