Внушение надежды
Исследования показали — чем больше пациент надеется на то, что ему помогут, тем результативнее терапия. Масса задокументированных данных свидетельствует о том, что эффективность лечения напрямую связана с надеждой пациента на исцеление и его убежденностью в том, что ему помогут В каждой терапевтической группе есть люди, стоящие на разных ступенях на пути к выздоровлению. Пациенты длительное время контактируют с членами группы, у которых произошло улучшение. Они также часто сталкиваются с пациентами, имеющими сходные проблемы и достигшими больших успехов в их преодолении. В группе обязательно должны присутствовать люди, находящиеся на разных стадиях выздоровления. Мне часто приходилось слышать, как пациенты, закончившие курс лечения, говорили о том, насколько важно для них было видеть улучшения, происходившие у других. Групповые терапевты ни в коем случае не должны упускать возможность опираться на этот фактор, периодически обращая внимание пациентов на те улучшения, которые произошли у других членов группы. Нередко бывает так, что участники терапевтической группы сами начинают свидетельствовать перед новыми ее членами о пользе занятий.
Некоторые из групповых терапевтов специально акцентируют внимание на моменте внушения надежды. Большая часть собраний Общества Реабилитации и общества Анонимных Алкоголиков посвящена свидетельствам их членов. Члены Общества Реабилитации отчитываются о тех случаях, когда им в стрессовых ситуациях удалось избежать нервного перенапряжения, применив разработанные в этом сообществе методы. Достигшие успеха члены общества Анонимных Алкоголиков на каждом собрании рассказывают истории своего падения и своего спасения. Очень сильным фактором воздействия в обществе Анонимных Алкоголиков является то обстоятельство, что все его руководители — бывшие алкоголики.
|
|
У пациентов развито убеждение, что их может понять только тот, кто прошел той же дорожкой и смог найти путь назад.
Универсальность
Многие пациенты приходят к терапевту очень обеспокоенные мыслями о том, что никто больше не мучается так, как они, что только они одни испытывают страхи, страдают от проблем и неприемлемых мыслей, порывов и фантазий. В этом, конечно, есть доля правды, поскольку многие пациенты имеют свои собственные «наборы» воздействующих на них стрессовых факторов и того, что скрыто у них в подсознании. Их чувство собственной уникальности тесно связано с социальной изоляцией, с трудностями, испытываемыми в межличностном общении, с недостижимостью искренности и раскрепощенности в интимных отношениях. В групповой терапии, особенно на ранних ее стадиях, разубеждение пациента в уникальности его проблем является важным фактором, способным улучшить его состояние. После того как пациент выслушивает других членов группы и обнаруживает, что он не одинок в своих страданиях, он открывается для окружающего мира, и начинается процесс, который можно назвать «Добро пожаловать к людям», или «Мы все в одной лодке».
Ни один поступок, ни одна мысль не могут быть совсем недоступны опыту других людей. Я слышал, как члены группы признавались в таких действиях, как инцест, воровство, растрата, убийство, попытка к самоубийству и даже в более ужасных вещах. Но я видел, что остальные члены группы не зарекались от этого. Еще Фрейд отмечал, что стойкие табу (против отцеубийства и инцеста) были созданы именно потому, что подобные импульсы свойственны глубинной природе человека.
|
|
Однажды я обсуждал с пациентом его шестьсотчасовой опыт индивидуального анализа с другим терапевтом. Когда я спросил его о наиболее важном событии, происшедшем за это время, он вспомнил эпизод, когда он был глубоко огорчен своими чувствами по отношению к матери. Несмотря на противодействие сильных позитивных чувств, его преследовало навязчивое желание ее смерти, поскольку в этом случае он получал очень крупное наследство. Его аналитик прокомментировал это просто: «Уж такие, видно, мы и есть». Это утверждение не только принесло пациенту существенное облегчение, но в будущем дало ему возможность использовать свою амбивалентность для творчества.
Несмотря на сложность и уникальность человеческих проблем, определенные общие знаменатели, несомненно, существуют, и члены терапевтической группы достаточно быстро находят «товарищей по несчастью». Проиллюстрирую это на примере: в течение многих лет я приглашал участников Т-групп, чтобы привлечь их к задаче «строгой секретности». Членов группы просили анонимно написать на листочке свой главный секрет, — то, чем они совершенно не хотели бы делиться с группой'. Секреты оказывались поразительно похожими друг на друга: все они относились к одной из двух доминирующих тем. Самый распространенный секрет — глубокое убеждение в своей неадекватности, — ощущение того, что если бы другие знали автора секрета по-настоящему, то им открылись бы его некомпетентность и интеллектуальная несостоятельность. Чуть реже встречается глубокое чувство отчуждения, люди сообщают, что они не могут по-настоящему заботиться о других людях или любить их. На третьем месте, среди наиболее популярных секретов, стоят различного рода сексуальные секреты, например страх перед гомосексуальными наклонностями. Та же картина наблюдается у тех, кто относится к категории пациентов. Почти всегда переживания пациентов связаны с глубоким беспокойством по поводу чувства собственного достоинства и межличностных отношений.
|
|
Поскольку пациенты осознают свое сходство с остальными и разделяют их глубинные переживания, они получают пользу от их поддержки и переживают катарсис.
Существует несколько методов работы с такой информацией в группе. Одна из техник, доказавших свою эффективность, заключается в том, чтобы собрать записки с анонимными секретами и раздать их членам группы. Затем каждого просят прочесть доставшийся ему секрет вслух и рассказать, как бы он себя чувствовал, если бы это был его секрет. Обычно это является весьма ценной демонстрацией универсальности, эмпатии и способности понимать других.
Сообщение информации
Большинство пациентов к концу успешно пройденного курса интеракционной групповой терапии очень многое узнают о функционировании психики, значении симптомов, о межличностной и групповой динамике и самом процессе психотерапии. Тем не менее такое образование представляет собой достаточно скрытый процесс.
Существует несколько направлений групповой терапии, в которых обучение как таковое представляет собой важную часть программы.
Общество Реабилитации изначально создавалось по образу учебных подразделений. <...> Членство в этой организации полностью добровольное, туда приходят люди, жалующиеся на разные психологические проблемы. <...> Психические заболевания объясняются при помощи нескольких простых принципов, которые должны помнить члены подобных групп. Например, невротические симптомы причиняют страдания, но они не опасны; нервное напряжение усиливает и закрепляет симптомы, поэтому его надо избегать; при помощи свободной воли пациент избавляется от проблем, связанных с нервной системой и т. д.
Таким образом, дидактическое обучение используется в различных видах групповой терапии: для сообщения информации, для структурирования групп, для объяснения того, как протекает заболевание. Часто дидактическое обучение служит фактором первоначального объединения людей в группе, пока «не включились» остальные лечебные факторы. Таким образом, объяснение и разъяснение действуют как полноправные и эффективные лечебные силы. Человек всегда страдал от неопределенности и во все века старался упорядочить свой мир, давая объяснения, прежде всего, религиозные или научные. Объяснение явления — это первый шаг к контролю над ним. Если извержение вулкана имеет причиной недовольство бога вулкана, значит, существуют методы, позволяющие умилостивить его и в конечном счете взять под контроль. Фрида Фромм-Райхман подчеркивает ту роль, которую играет неопределенность в возникновении тревожности. Она отмечает, что самоосознание человеком того, что он не подвластен самому себе, что его восприятие и поведение находятся под контролем иррациональных сил, является важной причиной тревожности. Джером Франк, изучая реакцию американцев на неизвестную болезнь (шистосомоз), возникшую в южной части Тихого океана, показывает, что вторичная тревожность, возникающая от состояния неопределенности, часто вредит сильнее, чем первичная болезнь. Сходным образом обстоит дело с психическими пациентами: страхи тревожность, возникающие неизвестно откуда, значимость и серьезность психиатрических симптомов могут настолько осложнить общую картину, что эффективное исследование становится чрезвычайно затрудненным. Таким образом, дидактическое обучение, обеспечивая структурное понимание явления и объяснение, имеет самоценное значение и занимает достойное место в списке инструментов терапии.
В отличие от эксплицитного дидактического обучения (которое может давать терапевт) в любой без исключения терапевтической группе ее участники дают свои советы. В динамике интеракционной групповой терапии это обстоятельство настолько неизменно присутствует на ранней стадии существования группы, что по нему можно определять ее возраст. Если я просматриваю или прослушиваю записи работы группы, в которой пациенты регулярно говорят: «Я думаю, вы должны...», или «То, что вы делаете, — это...», или «Почему бы вам...», — я могу быть уверен, что это молодая группа или это старшая группа, которая столкнулась в своем развитии с определенными трудностями и испытывает временный регресс. Несмотря на тот факт, что наличие советов характерно для ранней стадии развития интеракционной терапевтической группы, я могу припомнить несколько случаев, когда некоторые советы по определенным проблемам оказывались полезными пациентам. Однако, когда пациенты что-то советуют друг другу — не важно что, — у них возникает взаимный интерес и забота, что служит достижению цели. Иными словами, важен не' сам совет, а важно то, что его дали.
Такое поведение, когда активно дают советы или просят их, часто является важным ключом для понимания патологии межличностных отношений. Например, пациент, который постоянно просит у окружающих советы только для того, чтобы отвергнуть их и расстроить при этом других людей, хорошо известен групповым терапевтам как «отвергающий помощь нытик» или «да... но» пациент. Другие пациенты могут обращаться за советом по проблемам, которые в принципе не разрешимы или уже разрешены. Третьи впитывают в себя советы с неутолимой жадностью, но никогда при этом не отзываются на сходные проблемы у других. Некоторые члены группы, претендуя на сохранение своего высокого ролевого статуса в группе или сохраняя маску холодной самодостаточности, никогда прямо не просят о помощи; некоторые несдержанны в выражении своей благодарности; другие никогда сразу не открывают подарок, но уносят его, как кость, домой, чтобы разгрызть ее в одиночестве.
В группах другого типа, не ориентированных на интерактивность открыто и эффективно, используются советы и руководство. Например, в группах, где пациенты готовятся к выписке из больницы, Общество Реабилитации и общество Анонимных Алкоголиков предпочитают давать прямые советы. В группах, готовящих пациентов к выписке, могут обсуждаться возможные испытания, поджидающие их дома, и варианты оптимального поведения в таких ситуациях. Общество Анонимных Алкоголиков пользуется специальными советами и короткими запоминающимися лозунгами, например, пациентов просят сохранять абстиненцию только на следующие двадцать четыре часа, только на один день. Общество Реабилитации учит своих членов, как «отмечать симптомы», как «исправлять и отслеживать», как эффективно применять силу воли.
Альтруизм Существует древняя хасидская история о Рабби, который беседовал с Господом о небесах и аде. «Я покажу тебе ад», — сказал Господь и привел Рабби в комнату, посреди которой стоял очень большой круглый стол. Сидящие за столом люди были голодны до отчаяния. В середине стола стоял большой горшок тушеного мяса, его было достаточно, чтобы насытить каждого. Мясо пахло очень вкусно, и у Рабби потекли слюнки. Сидящие за столом люди держали в руках ложки с очень длинными ручками. Каждый из них мог дотянуться ложкой до горшка и зачерпнуть мясо, но, поскольку ручка у ложки была длиннее, чем человеческая рука, никто не мог положить это мясо себе в рот. Рабби увидел, что страдания этих людей были ужасны. «Сейчас я покажу тебе небеса», — сказал Господь, и они прошли в следующую комнату, точно такую же, как первая. Там стоял такой же большой круглый стол с таким же горшком мяса. У людей, сидящих за столом, были те же ложки с длинными ручками, но они были сыты и упитанны, они смеялись и разговаривали. Вначале Рабби ничего не понял. «Это просто, но требует известного умения, — сказал Господь. — Как видишь, они научились кормить друг друга».
В терапевтических группах происходит то же самое — пациенты получают, отдавая, причем не только в процессе прямого обмена, но также от самого акта «отдавания». Психические пациенты, которые только начинают курс лечения, деморализованы и глубоко убеждены в том, что они не могут предложить окружающим ничего ценного. В течение длительного времени они считали себя обузой, и когда они обнаруживают, что могут делать для других что-то важное, это восстанавливает и поддерживает их самоуважение.
Несомненно, пациенты в процессе групповой терапии приносят друг другу огромную пользу. Нередко они с большей готовностью слушают и запоминают что-то, исходящее от другого пациента, чем от терапевта. Для многих терапевт остается просто тем, кому оплачивают его профессиональные услуги, но другие члены группы, как им кажется, более подходят для спонтанного и искреннего общения, для выражения поддержки. Когда пациент оглядывается на пройденный курс терапии, он всегда высоко оценивает других членов группы, как тех, кто многое сделал для улучшения его состояния, — если не в качестве друзей и советчиков, то, по крайней мере, тех, кто позволил пациенту познать свой внутренний мир через их отношение к себе.
Говорят, что Уорден Даффи утверждал: лучший способ помочь человеку — это дать ему возможность помочь вам. Людям необходимо чувствовать себя нужными. Я знал бывших алкоголиков, которые продолжали свои контакты с обществом Анонимных Алкоголиков годы спустя после излечения; один рабочий сообщил, что он рассказывал историю своего падения и последующей реабилитации, по крайней мере, тысячу раз.
Пациенты не могут сразу оценить этот источник помощи. Совсем наоборот. Многие из них сопротивляются терапевтическому воздействию группы, задавая вопрос: «Как может слепой вести слепого?» Или же они спрашивают:
«Что я могу получить от других, таких же запутавшихся, как и я? Мы утопим друг друга». Исследования показывают, что пациент в этих случаях на самом деле говорит: «Чем же я таким обладаю, чтобы предложить это кому-либо?» Причина подобного противодействия воздействию групповой терапии заключается в критической самооценке пациента.
Есть и другая, более тонкая, выгода, заключенная в
альтруистическом акте. Множество пациентов увязли в болезненном самоедстве, которое приобретает форму навязчивой интроспекции или попыток, скрежеща зубами, «реализовать» себя. Но самореализацию или смысл жизни нельзя обрести внутри себя, своего самосознания. Я, как и Франкл, считаю, что эти качества появляются как следствие выхода человека за свои пределы, когда мы забываем самих себя и отдаем себя кому-то или чему-то вне нас. В терапевтических группах этому ненавязчиво обучают и открывают перед ее участниками контрсолипсистские перспективы.
Корректирующий анализ родительской семьи Все без исключения пациенты приходят в групповую терапию с историей в высшей степени негативного опыта, приобретенного ими в своей первой и наиболее важной группе—в родительской семье. Группа имеет сходство с семьей во многих аспектах, и многие группы возглавляет дуэт, состоящий из мужчины и женщины, чтобы еще более приблизить конфигурацию группы к родительской семье. Будучи зависимыми от своего искусственно созданного мира (сформированного в основном в родительской семье), члены группы взаимодействуют с ее руководителями и другими участниками так, как они взаимодействовали когдато с родителями и другими родственниками. Существуют бесчисленные варианты моделей взаимодействия: пациенты могут быть безнадежно зависимы от руководителей, которых они наделяют сверхзнаниями и силой; они могут на каждом шагу бороться с лидерами, утверждая, что они препятствуют их росту или лишают индивидуальности; они могут попытаться внести раскол между ко-терапевтами, провоцируя споры или несогласие между ними; они могут жестоко конкурировать с другими участниками, пытаясь сосредоточить все внимание и заботу терапевтов на себе. Они могут искать союзников, чтобы попытаться «скинуть» терапевтов; они могут отказаться от своих собственных интересов, якобы бескорыстно заботясь о других членах группы.
Очевидно, что тот же самый принцип действует в индивидуальной терапии. Отличие заключается лишь в том, что группа обеспечивает гораздо больше возможностей для анализа. В одной из моих групп находилась пациентка, которая молча дулась в течение двух занятий, расстраиваясь из-за того, что не проходила терапию «один на один». Группа не смогла удовлетворить ее нужд, и она считала невозможным для себя разговаривать на занятиях, попросив принять во внимание то, что свободно она могла разговаривать только с терапевтом или находясь наедине с какимлибо членом группы. Уступив моим требованиям, пациентка объяснила свой гнев тем, что на недавнем занятии другой член группы вернулся после каникул и был очень тепло встречен всеми. Она тоже недавно вернулась с каникул, но группа не встретила ее с той же теплотой, что и другого члена группы. После этого случая один пациент получил похвалу за то, что предложил интерпретацию, важную для одного из членов группы, а пациентка, о которой идет речь, еще несколько недель назад сделала сходное заявление, и оно прошло незамеченным. Через некоторое время она также обратила внимание на то, что в ней растет негодование, связанное с распределением времени в группе: она не могла терпеливо ждать своей очереди выступить и раздражалась, когда внимание перемещалось на других. Все эти переживания, очевидно, имели долгую историю и коренились в ее ранних взаимоотношениях с близкими. Все эти обстоятельства не могут свидетельствовать против метода групповой терапии, совсем наоборот: условия группы оказались особенно полезными для пациентки, поскольку позволили сделать заметными ее зависть и страстное желание привлечь к себе внимание. В индивидуальной терапии эти специфические конфликты проявляются очень вяло, если проявляются вообще, ведь все время терапевта в этом случае безраздельно принадлежит одному-единственному пациенту.
Важно не только проанализировать детские семейные конфликты, но и корректно освободить пациента от их влияния. Нельзя допускать, чтобы взаимоотношения в семье становились все более сдержанными, иначе они превратятся в ригидную непроницаемую систему, столь характерную для многих семей. Прежние стереотипы поведения должны постоянно ставиться под сомнение с точки зрения соответствия их реальности, они должны вовремя заменяться на новые, соответствующие реальности, стереотипы. Для многих пациентов работа над своими проблемами совместно с терапевтами и другими членами группы во многом связана с не завершенными в прошлом делами и отношениями.
Развитие социализирующих техник Социальное научение — развитие базовых навыков общения — это лечебный фактор, который действует во всех терапевтических группах, хотя то, какое именно общение эксплицируется, зависит от типа терапевтической группы.
В некоторых группах, например, в группах, готовящих к выписке тех, кто долгое время провел в больнице, а также в юношеских группах, может быть сделан явный акцент на развитие навыков общения. Разыгрываются роли — как подойти к будущему работодателю по поводу работы, как пригласить девушку на танец. В группах динамической терапии вместе с основными правилами поведения пациенты могут получить важную информацию о неприемлемом поведении в обществе. К примеру, они могут узнать о своей дезориентирующей привычке не смотреть в глаза человеку, с которым они беседуют; или они узнают о том впечатлении, какое производит на окружающих их высокомерие, «царская позиция», а также о множестве других социальных привычек, которые, если о них не знать, подрывают их социальные взаимоотношения. Для людей, которым не хватает интимных отношений, группа предоставляет первую возможность вступить в полноценное межличностное общение. Например, один пациент, который постоянно включал в свои разговоры бесконечные, сиюминутные, не относящиеся к делу детали, оказавшись в терапевтической группе, понял происходящее с ним с первого раза. Много лет он видел только то, что другие люди или избегали его, или всячески сокращали свои контакты с ним. <...>
Значение межличностных отношений Изучая человеческое общество, мы приходим к тому, что межличностные отношения играют в нем решающую роль. Просматриваем ли мы историю эволюции человека в широком плане или сосредотачиваемся на развитии отдельного человека, в любом случае мы обязаны рассматривать его через призму межличностных отношений.
Салливан утверждает, что личность почти полностью является продуктом взаимодействия с другими людьми. Человек нуждается в том, чтобы быть рядом с другими людьми, — это его биологическая потребность, а учитывая продолжительность периода его беспомощного детства, — это в равной мере необходимо для его выживания. В процессе своего развития ребенок стремится к безопасности и поэтому старается проявлять те черты своего характера, которые встречают одобрение у значимых для него окружающих, и не делать того, что вызывает у них отрицательную реакцию. В конечном счете индивид развивает образ самого себя (самодинамизм),, который определяется воспринимаемыми индивидом оценками.
Людям нужны люди, чтобы выживать, и вначале, и потом. Они нужны для успешной социализации, нужны для достижения удовлетворения. Никто не может преодолеть потребности в человеческом общении — ни умирающий, ни изгнанник, ни царь.
Недавно я вел группу пациентов, которые страдали запущенной формой рака. Время от времени я ловил себя на мысли о том, что перед лицом смерти наш ужас небытия, равно как и ужас перед ничто, не так велик, как тот, что сопутствует полному одиночеству. Умирающие пациенты часто более всего бывают озабочены отношениями с другими. Пациент страдает, если чувствует себя покинутым и даже изгнанным из мира живущих. Одна пациентка, например, планировала дать большой ужин, а накануне утром узнала, что ее раковая опухоль — до этого она верила, что опухоль заблокирована — дала метастазы. Она никому об этом не рассказала, и ужин состоялся. Все это время ее не покидала страшная мысль, что боль от ее заболевания будет так нестерпима, что она не сможет быть человеком в полном смысле этого слова и в конце концов столкнется с неприятием со стороны окружающих.
Умирание часто отдаляет людей от тех, кому они наиболее близки. Они покровительственным тоном или с веселым видом подбадривают своих друзей. Они избегают разговоров на тему болезни, и между ними и «живущими» образуется широкая пропасть. Доктора часто держат пациентов с запущенными формами рака на психологической дистанции, возможно, пытаясь справиться со страхом своей собственной смерти, с чувством вины, беспомощности и пониманием ограниченности своих возможностей. В конце концов, они ничего не могут поделать. А для пациента это то время, когда он нуждается во враче больше, чем когдалибо, и даже не в его лечении, а просто в его присутствии.
У меня перед глазами стоит ужасающее одиночество умирающих. Оно очень ярко изображено в фильме Бергмана «Крики и шепот», в котором дух недавно умершей женшины обращается к живущему с просьбой остаться с ней. Все, что им нужно, — это общение, возможность потрогать других, разговаривать с ними вслух, напомнить себе, что они не только «вне», но также и «в».
Изгои. Люди часто думают, что их души огрубели, и они привыкли обходиться без полноценного человеческого общения, но это не так, у них тоже есть социальные потребности. Недавние наблюдения, проведенные в тюрьме, еще раз убедили меня во всепроникающей природе социальной потребности.
Неопытный специалист-психиатр попросил у меня консультации для своей группы, состоящей из двенадцати заключенных. Все члены этой группы были закоренелыми рецидивистами, спектр их преступлений складывался от насилия несовершеннолетних до убийства. Группа, на которую он жаловался, была медлительной и упорно сосредотачивалась на постороннем, не относящемся к группе материале. Я согласился посмотреть его группу и для начала предложил собрать социометрическую информацию путем опроса в частном порядке каждого члена группы о том, какое место, с его точки зрения, занимает каждый член группы по «общей популярности». (Я надеялся, что обсуждение этого вопроса заставит группу обратить внимание на самих себя.) И хотя мы планировали предварительно обсудить эти результаты друг с другом перед следующим занятием группы, неожиданные обстоятельства помешали нам сделать это. На следующем занятии терапевт, будучи энтузиастом, но по-прежнему оставаясь человеком неопытным и нечувствительным к социальным потребностям пациентов, решил просто зачитать результаты опроса. Группа, почувствовав опасность, сразу же начала возбуждаться и очень скоро дала понять, что не желает знать результаты опроса. Несколько членов группы стали настолько горячо выступать из-за того, что могли оказаться в конце листа популярности, что терапевту пришлось отказаться от своего намерения зачитать этот документ вслух. Я предложил другой
план: каждого члена группы попросили указать, чей голос в группе для него наиболее значим, и объяснить свой выбор. Это также показалось группе небезопасным, и только треть ее членов отважились сделать выбор. Тем не менее группа вышла на интерактивный уровень и проявила ту степень внимания, вовлеченности и оживления, которая раньше была недостижима. Эти люди были отвергнуты обществом, они были заключены в тюрьму, изолированы, стали изгоями. Кому-то они могли показаться бесчувственными, безжалостными и невосприимчивыми к одобрению и неодобрению других, но даже для них социальная оценка была очень значима.
Потребность в одобрении и общении с другими людьми так же характерна для тех людей, которые находятся на противоположном полюсе человеческой удачи, — для тех, кто занимает места в царстве власти, известности или богатства. Как-то мне пришлось работать в течение трех лет с очень богатой пациенткой. Главной темой для обсуждения было богатство, вбившее клин между ней и остальными людьми. Кто-нибудь ценил ее саму больше, чем ее деньги? Выдали она из тех, кого постоянно используют? Кому она могла пожаловаться на бремя счастья в двадцать миллионов долларов? Если она скрывалась или скрывала свое богатство от остальных, она чувствовала себя обманщицей. Как она могла дарить кому-то подарки, не вызывая чувства разочарования или благоговения? Нет нужды долго говорить об этом, одиночество знакомо каждому из нас.
Я уверен, что каждый групповой терапевт сталкивается с пациентами, демонстрирующими свою индифферентность по отношению к группе или свою обособленность от нее. Они говорят примерно так: «Мне все равно, что они думают или чувствуют в отношении меня. Они для меня ничто. Я не уважаю других участников». Мой опыт показывает, что, если удается удержать таких людей в группе достаточно долго, они неизбежно начинают проявлять совеем другое отношение. Они оказываются в высшей степени за -
интересованными в группе. Они могут мечтать о группе, испытывать тревожность перед занятиями, а после них чувствовать такое возбуждение, которое не дает им поехать домой или заснуть ночью. Одну пациентку, сохранявшую позу индифферентности в течение многих месяцев, попросили задать группе свой заветный вопрос — вопрос, ответ на который она хотела бы получить больше всего. К удивлению присутствующих, она задала вопрос: «Как вы можете существовать со мной?» Люди недолго чувствуют свою индифферентность по отношению к другим членам группы. Пациентам скучать не приходится. Верьте в то, что они испытывают презрение, пренебрежение, страх, уныние, стыд, панику, ненависть, но не верьте в то, что они испытывают безразличие!
Коррективный эмоциональный опыт В 1946 г. Франц Александер ввел понятие «коррективный эмоциональный опыт». Он утверждал, что основной принцип лечения заключается в том, чтобы создать для пациента наиболее благоприятную ситуацию, в которой он смог бы пережить ранее недоступные эмоции. Пациент, чтобы выздороветь, должен подвергнуться воздействию такого коррективного эмоционального опыта, который нейтрализовал бы травмирующее влияние переживания, имевшего место в прошлом. Адександер показывает важность эмоционального переживания — интеллектуального прозрения самого по себе недостаточно. Далее, сущность механизма лечения заключается в сопровождении взаимодействия пациента с реальностью.
Франк и Ашер описали два случая коррективного эмоционального опыта, которые существенно изменили курс лечения пациентов, участвовавших в этом. В каждом из этих случаев появление критического события сопровождалось тремя терапевтическими факторами: поддержкой, эмоциональной стимуляцией и проверкой реальности. Пациенты должны были получать достаточную поддержку в группе, чтобы у них могло возникнуть желание честно выражать себя и впоследствии пройти через инцидент. Группа может существенно стимулировать проявление таких негативных позиций, как «конкуренция за доктора, борьба за статус, разногласия среди пациентов в «теневых» и «выступающих» позициях, реакции переноса на остальных членов группы и т. д.». Далее, группа, основываясь на правилах искреннего выражения своих мыслей и чувств, предлагает достаточно возможностей для согласованной оценки ситуации.
Наиболее распространенным из описанных типов инцидента, к которому относятся два описанных Франком и Ашером, является тот, когда пациент неожиданно выражает сильные чувства гнева и ненависти по отношению к другому участнику. В каждом случае отношения были восстановлены, шторм успокаивался и пациент испытывал чувство освобождения от того, что подавлялось им и долгое время не находило выхода; кроме этого, у него возрастали возможности для проведения более глубокого исследования своих взаимоотношений с другими людьми.
Другой наиболее распространенный тип критического инцидента также влечет за собой сильный, но в данных случаях позитивный аффект.
Например, шизоидный пациент выбежал из комнаты, где проходили групповые занятия, вслед за пациентом, которому было очень плохо, и успокоил его; позже он рассказывал, как во время занятий он разволновался, поняв, что кто-то нуждается в его помощи. Другие сходным образом говорили о своем «оживании» или о чувстве контакта с самим собой.
Третья, наиболее распространенная, категория критического инцидента похожа на вторую. Пациенты вспомнили инциденты, повлекшие их самораскрытие, которое способствовало еще большей вовлеченности в группу. Напри -
мер, те молчаливые пациенты, которые раньше предпочитали убегать с занятий, теперь, пропустив пару занятий, не скрывали от группы, как отчаянно они хотели услышать от нее, что их не хватало, когда они отсутствовали. Другие также, в той или иной форме, открыто просили группу о помощи.
Группа как социальный микрокосм
Через какое-то время пациенты начинают взаимодействовать с членами группы так же, как они взаимодействуют с другими людьми в своем окружении, чтобы создать в группе такой же межличностный универсум, к которому они привыкли.
Другими словами, пациенты начинают проявлять свое дезадаптивное поведение в группе; им нет нужды описывать свою патологию — рано или поздно они выносят ее на всеобщее обозрение.
Такое понимание в высшей степени важно для групповой терапии и образует краеугольный камень, на котором основывается все наше учение. Оно хорошо известно клиницистам, хотя у каждого терапевта выработано свое восприятие и своя интерпретация групповых событий, собственное описание, соответствующее той школе, к которой они относятся.
Важно то, что, независимо от концептуальной позиции терапевта, в протоколах занятий его группы в конце концов появляются характеристики стиля социального поведения каждого ее участника. Некоторые жизненные стили заключают в себе больше возможностей для трений в межличностных отношениях и в группе проявляются быстрее других. Например, люди сердитые, жестокие, с резкими суждениями, застенчивые или склонные к кокетству очень быстро проявляют свои характерные черты, утверждая тем самым свой статус в группе. Их дезадаптивные социальные стереотипы поведения проявятся раньше, чем они или еще
более больные пациенты смогут, например, начать использовать других, или добиваться интимных отношений, или в панике убегать. Первым делом группа работает с теми, у кого патология проявляется наиболее ярко. Некоторые стили межличностного поведения проявляются при первом же взаимодействии, другие — на первом занятии группы, в то время как третьи можно понять только через месяцы наблюдений. Развитие возможностей идентификации и лечения проявлений дезадаптивного интерперсонального поведения в пределах малой группы, рассматриваемой как микрокосм, является одной из главных задач в программе подготовки групповых психотерапевтов. Несколько клинических примеров могут сделать эти принципы более наглядными.
Знатная дама Миссис Кейп, двадцатисемилетняя музыкантша, начала терапию, прежде всего, из-за серьезных супружеских разногласий, которые продолжались в течение семи лет. Она уже прошла длительный, но безрезультатный индивидуальный курс гипнотерапии. Ее муж, по ее словам, был алкоголиком, брак с которым не приносил ей ни социального, ни интеллектуального, ни сексуального удовлетворения. Сейчас она посещает группу, в которой, как и в других подобных группах, бесконечно обсуждается ее брак. Группа получила полный отчет о периоде ухаживания, развитии разногласий в семье, узнала о проблемах ее мужа, о причинах, по которым она вышла за него замуж, о ее роли в этом конфликте; ей давали советы о том, как себя вести, обращаться ли в суд или временно расстаться — все было тщетным. Такой подход не только нивелирует уникальный потенциал групповой терапии, но также основывается на в высшей степени спорной предпосылке, что женитьба пациента как-то рационально оправдана. Группы, функционирующие в таком русле, не только терпят неудачу в попытке по -
мочь герою подобных историй, но и сами оказываются деморализованными из-за своей беспомощности.
В результате анализа того, как миссис Кейп ведет себя в группе, открылись интересные вещи. Во-первых, обратило на себя внимание ее величественное появление с опозданием на пять или десять минут. Одетая в яркий наряд, она вплыла в комнату, отпуская воздушные поцелуи, и немедленно начала говорить, совершенно не задумываясь о том, что тем самым кто-то из присутствовавших мог быть прерван на середине фразы или на середине слова. Это был нарциссизм в чистом виде! Ее мировоззрение было настолько солипсистским, что она не допускала мысли, что жизнь в группе могла начаться до ее прибытия.