ГЛАВА 18
Почти неделю потратили Бреман, Марет и Кинсон Равенлок на то, чтобы добраться до Каменного Очага. Всю дорогу они шли пешком, поскольку и друид, и следопыт в один голос уверяли, что так получится быстрее. Оба хорошо знали эту местность, часто бывали здесь и утверждали, что там невозможно проехать верхом. Почти в самом начале пути они окажутся в таком месте, откуда лошади не смогут идти дальше и их придется оставить. Так что лучше не усложнять дела и сразу идти пешком.
«Для них‑то лучше, – думала про себя Марет. – Они привыкли к длинным переходам, а я нет». Тем не менее она ничего не сказала.
Кинсон шел первым, стараясь подобрать подходящий всем троим темп. Он знал, что, хотя Марет не такой хороший ходок, как они с Бреманом, она достаточно крепкая. Первые два дня он вел их по равнине, где дороги и тропы были хорошо видны. Кинсон часто останавливался, чтобы дать Марет отдохнуть, следил, не забыла ли она набрать свежей воды. Вечером он осматривал ее башмаки и ноги, проверяя, цело ли то и другое. Как ни странно, девушка без пререканий позволяла ему делать это. После возвращения Бремана Марет ушла в себя, и Кинсон решил, что она готовится к тому моменту, когда ей придется рассказать друиду правду о себе.
Между тем они продолжали свой путь к Темному Пределу. Шли главным образом по берегу реки Рэбб, чтобы проще ориентироваться и всегда иметь под рукой питьевую воду. Стояли тихие солнечные дни и спокойные ночи. Густые леса дарили им кров и прохладу. Путешествие протекало без происшествий.
Вечером третьего дня Марет сдержала свое обещание и призналась Бреману, что никогда не входила в орден сторов и не училась у них врачеванию. Всему, что знала о магии – будь то целительство или что‑либо другое, – она научилась сама. Умение приходило к ней через трудный, порой мучительный опыт, пока она не решила, что самая лучшая сфера применения ее магического дара – целительство.
Марет рассказала и о своем знакомстве с Коглином. Девушка призналась, что именно Коглин надоумил ее пойти в Паранор к друидам и попросить у них помощи в изучении магии.
Кинсона удивило, что Бреман не сердился на нее. Старик внимательно слушал, кивал в ответ и ничего не говорил. Они сидели вокруг огня, на котором готовилась пища. Обед был съеден, от костра остались одни угли. Стояла чудесная лунная ночь. Старик не смотрел на Кинсона, как будто совсем забыл о жителе приграничья.
Когда девушка закончила, Бреман ободряюще улыбнулся ей:
– Ну что ж, ты храбрая девушка. И я ценю доверие, которое ты оказала нам с Кинсоном. Конечно, мы поможем тебе. Что же касается Коглина, то идея отправить тебя из Сторлока учиться магии, снабдив фальшивыми рекомендациями, надоумить тебя обмануть друидов – все это очень на него похоже. Коглин не жалует друидов и не упустит возможности утереть им носы. В то же время, думаю, он понимал, что если ты действительно решила узнать правду о своем волшебном даре, то ты, так или иначе, отыщешь дорогу ко мне.
– Ты хорошо знаешь Коглина? – спросила Марет.
– Как все. Он был друидом еще до меня, во времена Битвы Народов, и знал Брону. Они в некотором смысле были единомышленниками. Коглин считал, что следует поощрять всякое стремление к знанию и ничего нельзя запрещать. Однако Коглин – хороший человек, к тому же осторожный и разумный. Он никогда не стал бы рисковать собой, как Брона.
Коглин ушел из ордена еще раньше Броны. Ушел потому, что его не устраивала система занятий в Параноре. Он увлекался древними науками, которые служили старому миру до того, как он рухнул. Однако Великий Круг и предводитель друидов не поощряли его исследований. В то время они отдавали предпочтение магии – силе, к которой Коглин относился с недоверием. Друиды считали, что древние науки нужно оставить в покое, что они уничтожили старый мир. Открывать их тайны следовало с осторожностью, не торопясь, а пользоваться ими можно лишь в крайнем случае. Коглин считал, что все это – чушь. Он утверждал, что науку нельзя заключить в рамки. Познание существует не для удовлетворения человеческих прихотей, а само по себе.
Бреман слегка откинулся назад, обхватив руками колени. Воспоминания вызвали у него улыбку.
– Так вот. Коглин удалился в Темный Предел и продолжил работу на свой страх и риск. Я время от времени встречался с ним. Наши пути пересекались. Мы беседовали, ведь мы оба – изгои. Разница лишь в том, что Коглин отказывается считать себя друидом, а я отказываюсь считать себя кем‑либо другим.
– Значит, он живет на земле еще дольше, чем ты, – невзначай заметил Кинсон, вороша палкой угли в костре и стараясь не смотреть Бреману в глаза.
– Он пользуется сном друидов – если ты понимаешь, о чем я говорю, – спокойно ответил Бреман. – Это единственный вид магии, который он приемлет. – Старик взглянул на Марет. – Коглин считает магию опасной и неуправляемой. Мне кажется, ему приятно было бы узнать, что ты пришла к тому же убеждению. Посылая тебя в Паранор, он надеялся, что так и случится. Однако ты слишком хорошо хранила свои секреты, и друиды так и не узнали, на что ты способна.
Марет кивнула, но ничего не сказала. Ее темные глаза задумчиво глядели в пространство.
Кинсон поежился. Эти двое вызывали у него беспокойство и раздражение. И как люди умеют усложнять себе жизнь безо всякой необходимости! Перед ним был еще один пример.
Он поймал взгляд Бремана.
– Теперь, когда перед нами раскрылись все тайны прошлого, объясни мне, зачем мы идем к Каменному Очагу. Что нам может дать Коглин?
Прежде чем ответить, Бреман несколько мгновений внимательно смотрел на жителя приграничья.
– Как я говорил, Коглин продолжил изучение древних наук. Он знает секреты, которые потеряны для всех остальных. Один из этих секретов может нам пригодиться.
Старик замолчал и улыбнулся. Он сказал все, что хотел. Возможно, поиски истинной причины еще долго не дадут ему покоя, но Кинсон не стал ни о чем расспрашивать. Он кивнул, как будто ответ удовлетворил его, и встал.
– Я пойду дежурить первым, – объявил он и скрылся во тьме.
Кинсон все продолжал размышлять, когда пришел Бреман, чтобы сменить его. Старик появился словно из ниоткуда – Кинсон никогда не слышал, как он приближается, – и уселся рядом с жителем приграничья. Они сидели молча и смотрели в темноту.
С невысокого утеса открывался вид на реку Рэбб, которая, извиваясь между деревьями, поблескивала серебром в лунном свете. Леса спокойно спали, воздух пах можжевельником и хвоей. Темный Предел начинался совсем рядом, к западу от места их ночевки. Уже с завтрашнего утра местность должна стать более суровой и идти будет гораздо тяжелее.
– Что нам может дать Коглин, – вдруг произнес старик мягким, завораживающим голосом, – так это свое знание металлов. Помнишь видения? Все они говорили о создании магического оружия, которое уничтожит Чародея‑Владыку. Это оружие – меч. Магический меч для человека, которого мы пока еще не знаем. Так вот, наделить этот меч качествами, благодаря которым он сможет противостоять силе Броны, – дело непростое. Начало всему – процесс ковки, способный сделать меч, превосходящий любое оружие, когда‑либо существовавшее на свете. Коглин откроет нам особенности этого процесса.
Посмотрев на Кинсона, он улыбнулся:
– Думаю, будет лучше, если это останется между нами.
Вместо ответа Кинсон кивнул, опустил глаза, кивнул еще раз, потом встал.
– Доброй ночи, Бреман, – сказал он и пошел прочь.
– Кинсон?
Житель приграничья обернулся. Бреман уже снова смотрел в сторону, на дальний лес за рекой.
– Я не уверен, что теперь нам известны все секреты прошлого. Марет очень осторожная и осмотрительная женщина. У нее есть свои причины поступать так, а не иначе, и она держит их при себе, пока не сочтет, что настал момент раскрыть их. – Он помолчал. – Впрочем, тебе это уже известно. Спокойной ночи.
Еще мгновение Кинсон не двигался с места, потом ушел.
Следующие три дня путники пробирались по таким диким и труднопроходимым местам, где единственными дорогами были звериные тропы. Ни людей, ни их следов они не встречали. Местность стала гористой, она обрывалась оврагами и пучилась хребтами. Ее изрезали русла бурных потоков, стекавшие по весне в Рэбб, и перегородили заросли кустарника и травы по пояс высотой. Река все чаще образовывала петли и топи, и путники больше не могли ни идти вдоль ее берега, ни ориентироваться по ней. Кинсон увел их от хитрого лабиринта протоков глубоко в лес, выбирая места, где тень от старых деревьев не позволяла траве и кустарнику расти слишком густо и где легче было перебираться через ямы и овраги. Погода стояла хорошая, так что им удавалось проходить за день довольно много, несмотря на постоянно меняющийся ландшафт.
Пока они шли, Бреман вел с Марет беседы о ее магическом даре и давал советы, как им пользоваться.
– Конечно, существуют способы управлять волшебной силой, – говорил он. – Трудность заключается лишь в том, чтобы определить наиболее подходящий из них. Врожденная магия сложнее приобретенной. Что касается последней, то люди овладевают ею путем проб и ошибок, приобретая навыки по ходу дела. Ты выясняешь, что действует, а что нет. Результат заранее известен, так что постепенно начинаешь понимать, что к чему. Однако с врожденным магическим даром это не всегда получается. Он появляется на свет вместе с тобой, как часть твоей плоти и крови. Его волшебная сила творит что захочет, когда захочет и зачастую как захочет, и тебе остается только пытаться разобраться в том, что и как происходит.
Умение управлять врожденным даром усложняется еще и внешними факторами. Например, твой характер может влиять на результат использования магии. Твои чувства, настроения, особенности твоего организма, поскольку в нем есть механизмы защиты от всего способного причинить тебе вред. Твой взгляд на мир, Марет, твое поведение, убеждения, образ мысли – все это может сказаться на результате действия волшебной силы. Магия – это хамелеон. Иногда она покорно отступает, не пытаясь преодолеть твое сопротивление – препятствие, которое ты ставишь на ее пути. А иногда поднимает бурю, чтобы смести это препятствие, и поступает как ей хочется, не обращая внимания на все твои старания остановить ее.
– Так что же воздействует на меня? – спросила девушка.
– А это нам и предстоит выяснить, – ответил он.
На шестой день пути они добрались до Каменного Очага. Вскоре после полудня миновали гряду широких и высоких холмов, разделенных глубокими ущельями, возвестившую о том, что они приближаются к Вороньему Срезу. После того как путники, свернув налево, оставили Рэбб с ее притоками далеко позади, они уже два дня не мылись. Всех донимали жара и стертые ноги. В тот день никто почти не разговаривал – берегли силы, чтобы добраться до места засветло, как обещал Кинсон. Несмотря на недобрую славу, которую снискал Темный Предел, ничего пугающего они не встретили, раздражала только нарастающая скука утомительного путешествия. Так что все с нетерпением ждали, когда впереди появится одинокая, похожая на очаг вершина, упирающаяся в небо. Путники поспешили выбраться из зарослей, таких густых, что им приходилось идти почти на ощупь, и тут же увидели ее. Кинсон указал рукой, но Бреман и Марет уже кивали и улыбались, узнав вершину. Они спустились в долину и, миновав цветочные поляны, оказались в прохладном лесу, покрывавшем всю нижнюю часть долины. Вокруг царила тишина. Путешественники шли меж высоких широколиственных деревьев: красных вязов, черных и белых дубов, пушистых орешников и берез. Встречались и ели, густые, седые и старые, но преобладали все же лиственные породы. Под куполом ветвей, за стеной стволов они вскоре потеряли Каменный Очаг из виду. Кинсон по‑прежнему шел впереди, стараясь отыскать хоть какие‑нибудь тропки, но, к своему удивлению, ни одной не нашел. Неужели Коглин – если он действительно живет в долине – не ходит по окрестностям? Вокруг не было никаких признаков близости человеческого жилья. Попадались только птицы да мелкие грызуны.
Они перешли через речку, и в том месте, где вода разбивалась о пороги, их обдал столб холодных брызг. Кинсон, закрыв глаза, подставил лицо под прохладный душ, чтобы смыть пот со лба. Освеженный, он смахнул влагу и двинулся дальше, вслушиваясь в тишину и время от времени оглядываясь на Бремана и Марет, шедших за ним. Житель приграничья ощущал какое‑то смутное беспокойство, но не мог понять его причину. Инстинкт следопыта подсказывал ему: что‑то неладно, однако его товарищей, похоже, ничто не беспокоило.
Кинсон замедлил шаг и пошел рядом с ними.
– Что‑то тут не так, – пробурчал он.
Марет посмотрела на него ничего не выражающим взглядом. Бреман только пожал плечами. Раздосадованный Кинсон снова ушел вперед. Они пересекли большую поляну и, оказавшись в пихтовой роще, двинулись напролом сквозь заслон из сучьев. Внезапно Кинсон почувствовал запах дыма. Он остановился и обернулся, чтобы сказать об этом остальным.
– Гляди вперед, – посоветовал ему Бреман.
Старик смотрел куда‑то через плечо жителя приграничья, и в это время следопыт увидел огромные глаза Марет.
Он мигом повернул голову и оказался лицом к лицу с самым большим болотным котом, которого когда‑либо встречал. Кот стоял в шести футах от Кинсона и глядел на него. Его глаза светились ярко‑желтым огнем, морда была черной, а все тело покрывали странные пестрые пятна. Болотные коты попадались крайне редко, и существовало поверье: всякий, кто встретил болотного кота, скоро умрет. Эти животные вели дикий образ жизни и обитали в болотах Восточной Земли. Выследить их было очень трудно, поскольку они меняли окраску под цвет окружающей среды. В среднем коты достигали шести‑восьми футов в длину, но этот был не меньше двенадцати футов от носа до хвоста и по меньшей мере четыре фута в холке. По росту кот мало уступал Кинсону и, если бы захотел, мог в одно мгновение наброситься на него.
– Бреман, – тихо позвал житель приграничья.
Сзади раздался странный мурлыкающий звук, заслышав который болотный кот поднял большую голову. Звук повторился, и теперь Кинсон понял, что он исходил от Бремана. Болотный кот повел носом, издал в ответ похожий звук, потом повернулся и пошел прочь.
– Это кот Коглина. Похоже, тот, кого мы ищем, где‑то поблизости, верно?
Они вышли из пихтовой рощи, пересекли прогалину, разрезанную на две части извилистым ручьем, и свернули у старого большого белого дуба. Все это время болотный кот шел впереди, показывая им дорогу. Он ступал ни быстро, ни медленно и, казалось, не проявлял к незнакомцам никакого интереса, но в то же время из виду их не упускал. Кинсон вопросительно посмотрел на Марет, но девушка только покачала головой. Видимо, она не больше его понимала в том, что происходит.
Наконец они дошли до просторной поляны, на которой стояла маленькая хижина. Грубо сработанная и ветхая, она давно нуждалась в ремонте. Обшивка кое‑где отвалилась, ставни соскочили с петель, пол на узеньком крылечке потрескался. Крыша выглядела довольно прочной, и очаг казался крепким, а вот огород, разбитый к югу от хижины, весь зарос, и сорняки заметно разрушили фундамент. Перед хижиной, поджидая их, стоял человек, в котором, по описанию Марет, Кинсон тотчас же узнал Коглина – высокая, костлявая, сутулая фигура, косматая голова. Он выглядел взъерошенным и неопрятным, одежда – под стать хижине. Темные волосы с проседью топорщились, как иглы дикобраза. На подбородке торчала узкая остренькая бородка. С верхней губы свисали усы.
Лицо старика избороздили морщины, и в их глубоких складках читалось нечто большее, чем просто прожитые годы. Уперши руки в бока, он наблюдал за их приближением с широкой улыбкой.
– Ну и ну! – радостно воскликнул он. – Девушка из Сторлока решила навестить меня. Вот уж не ожидал снова увидеться с тобой. А ты оказалась крепким орешком. Даже крепче, чем я думал. И учителя себе нашла настоящего, верно? Добро пожаловать, Бреман из Паранора!
– Здравствуй, Коглин, – ответил Бреман, протягивая руку, которую старик тут же схватил. – Ты послал кота встретить нас? Как его зовут? Плут? Он так напугал моего друга, что бедняга постарел на пять лет.
– Ну, это дело поправимое, если речь идет о Кинсоне Равенлоке. Да он, наверное, и сам знает! – Коглин приветственно помахал жителю приграничья. – Сон друидов в одно мгновение вернет тебе эти годы! – Он вздернул узкое лицо. – А знаешь, дружище, зачем мне этот кот? – Кинсон отрицательно покачал головой. – Отпугивать незваных гостей, а к ним относятся почти все. Сюда добираются только те, кто умеет с ним разговаривать. Вот Бреман умеет. Верно, старик?
Бреман засмеялся:
– Старик? Можно подумать, мы не два сапога пара.
– Ну, это как сказать. Значит, девушка нашла тебя? Марет, так, кажется, тебя зовут? – Коглин слегка поклонился. – Хорошее имя для хорошей девушки. Надеюсь, тебе удалось вконец замучить этих друидов.
Бреман сделал шаг вперед. Улыбка исчезла с его лица.
– Боюсь, друиды сами нашли свой конец. Две недели тому назад, Коглин. В Параноре все мертвы, остался только я, да еще двое. Неужели ты ничего не слышал?
Старик уставился на него, как на сумасшедшего, потом покачал головой:
– Ни единого слова. Впрочем, я уже давно не выходил из долины. Все мертвы? Ты уверен в этом?
Бреман сунул руку в складки одежды и достал Эйлт Друин. Он поднял медальон вверх, чтобы Коглин его увидел. Золотой талисман засверкал на солнце.
Губы Коглина искривились.
– Убедил. Будь Атабаска жив, он ни за что не оказался бы у тебя. Все мертвы, ты говоришь? О духи! Кто это сделал? Он, верно?
Бреман кивнул. Ему не было нужды называть имя. Коглин снова покачал головой и, скрестив руки, обхватил себя за спину:
– Я не желал им такого конца. Никогда не желал. Они были глупцами, Бреман, и ты об этом знаешь. Они выстроили стены, заперли ворота и забыли о своем предназначении. Они выгнали нас – единственных, кто сохранил частицу здравого смысла, единственных, кто понимал, что происходит. Галафилу было бы стыдно за них. Но… все мертвы? О духи!
– Мы пришли поговорить с тобой об этом, – тихо произнес Бреман.
Пронзительный взгляд Коглина взлетел вверх и встретился с глазами другого старика.
– Конечно, вы проделали весь этот путь, чтобы сообщить мне новость и поговорить о ней. Очень любезно с вашей стороны. Ну, ладно. Мы ведь не первый день знакомы, не так ли? Один – старик, другой – еще старше. Один – отступник, другой – изгнанник. Мы друг друга стоим!
Коглин сухо, невесело засмеялся. С минуту он смотрел вниз, потом поднял глаза на Кинсона:
– Скажи‑ка мне, следопыт, не видел ли ты другого по дороге? У тебя ведь зоркий глаз? Кинсон не понял:
– Кого другого?
– Ха! Еще спрашивает! Другого кота, вот кого! Так ты его видел?! – Коглин фыркнул. – Ну что ж. Что тебе сказать? Хорошо, что Бреман тебя любит, не то быть тебе сейчас чьей‑нибудь пищей! – Он рассмеялся, потом потерял к жителю приграничья интерес и, протянув руки, сказал: – Ладно, проходите, проходите! Нечего тут стоять. Там еда на огне. Да и помыться вы, наверное, не прочь. Еще мне работа. Впрочем, вам‑то до этого дела нет. Я ведь хороший хозяин, верно? Проходите.
Ворча и кряхтя, он повернулся и поднялся по ступеням в хижину. Гости послушно последовали за ним.
Они вымылись, выстирали одежду, высушили ее, снова оделись и к тому времени, когда солнце стало садиться, уселись за стол обедать. Небо стало оранжево‑золотым, потом пурпурным и, наконец, лилово‑синим, и даже Кинсон, наблюдая эту картину сквозь деревья, не мог не восхититься. Еда, которой угощал их Коглин, оказалась вкуснее, чем ожидал житель приграничья. Тушеное мясо с овощами, хлеб, сыр и холодный эль. Ужинали они за столом, стоявшим на улице за хижиной. Над их головами широко раскинулось вечернее звездное небо. От свечей, стоявших на столе, исходил какой‑то особый аромат. Как объяснил Коглин, для того, чтобы отгонять насекомых. И он знал, что говорил. Пока они ели, Кинсон не заметил вокруг ни одной мошки.
С наступлением темноты к ним присоединились болотные коты и стали с любопытством крутиться у стола. Как и говорил Коглин, их оказалось двое – брат и сестра. Плут, кот, которого они встретили по дороге, был крупнее сестры, изящной, поджарой Дымки. Коглин рассказал, что нашел их котятами среди болот Старой Пустоши. Голодные перепуганные зверьки непременно стали бы добычей оборотней. Они явно нуждались в защите, вот он и взял их домой. Маленькие пушистые комочки очень скоро подросли и окрепли. Коглин ничего не делал, чтобы заставить их остаться, они сами так решили.
– Должно быть, им понравилась моя компания, – заключил старик.
Миновали сумерки, и ночь погрузилась в мягкую тишину, колеблемую теплым ветерком. Ужин был съеден, и, пока они сидели, потягивая эль из обожженных глиняных кружек, Бреман рассказал Коглину о случившемся с друидами в Параноре. Когда он закончил, бывший друид откинулся назад с кружкой эля в руке и огорченно покачал головой.
– Глупцы, все до единого, – сказал он. – Мне жаль, очень жаль, что их постиг такой конец. Но как же они могли упустить возможности, которые дал им Галафил и те, кто собрал Великий Круг. Они забыли о своем предназначении, их существование утратило смысл. Не могу им этого простить.
Он в бешенстве плюнул в сторону. Дымка смотрела на него, удивленно моргая. Плут не шелохнулся. Кинсон переводил взгляд с лохматого отшельника на его болотных котов и думал, что происходит в голове у человека, прожившего здесь в полном уединении столь длительное время.
– Когда я ушел от друидов, то отправился к Хейдисхорну и там говорил с духами умерших, – продолжал Бреман. Он отхлебнул эля. От тягостных воспоминаний морщины на его лице обозначились резче. – Сам Галафил говорил со мной. Я спросил его, что мне делать, как уничтожить Брону. В ответ он послал мне четыре видения. – Старик описал их одно за другим. – Меня привело к тебе видение, где был человек с мечом.
Узкое лицо Коглина сморщилось, словно сжавшийся кулак.
– Ты хочешь, чтобы я помог тебе разыскать этого человека? Думаешь, я знаю, кто он такой?
Бреман отрицательно покачал головой. В отблесках пламени его седые волосы казались тонкими, как шелк.
– Меня больше интересует не человек, а меч, который я должен выковать. Видение говорит, что при рождении меча Эйлт Друин преобразится и станет частью оружия. Оружия, которому суждено стать проклятием для Броны. Я до сих пор не могу похвастать, что мне понятны все детали. Знаю только, что при ковке нужно соблюдать особые правила, чтобы меч получился достаточно прочным и смог превзойти магическую силу Броны.
– И ты пришел сюда, чтобы спросить меня об этом, – заметил Коглин.
– Никто не разбирается в науке о металлах лучше тебя. Процесс ковки завершится успешно, если в нем соединятся наука и магия. Я владею магическим искусством и могу использовать его и силу Эйлт Друина в процессе ковки. Но мне необходимы твои научные познания: верный состав сплава, необходимая температура в горне во время плавления, точное время обработки. Как нужно закалить металл, чтобы он смог противостоять любой силе?
Коглин нетерпеливо махнул рукой, словно хотел сразу же отмести эту идею, как абсолютно безнадежную.
– Можешь не продолжать. Ты уже упустил самое важное. Магию нельзя мешать с наукой, мы оба знаем это. Так что, если тебе нужно оружие, рожденное при помощи магии, пользуйся магией. Я ничем тебе помочь не смогу.
Бреман покачал головой.
– Боюсь, нам придется немного нарушить правила. Одной магии недостаточно, чтобы справиться с задачей. Наука тоже необходима. Наука, пришедшая из старого мира. Брона – порождение магии, и именно против нее он вооружил себя. Но он не знает науки, не интересуется ею и не умеет с нею обращаться. Для него, как и для многих других, наука умерла, исчезла вместе со старым миром. Но мы ведь иного мнения? Наука спит, как когда‑то спала магия. Сегодня магия главенствует, но это не значит, что для науки нет места. Она может оказаться крайне необходимой при изготовлении меча. Воспользовавшись наилучшими достижениями древней науки, я обрел бы дополнительную силу, на которую можно положиться. Эта сила очень нужна мне, Коглин. Я один с Кинсоном и Марет. И у нас только два союзника, один пошел на запад, другой – на восток. Больше никого. Наша волшебная сила ничтожна по сравнению с могуществом нашего врага. Нам не одолеть Чародея‑Владыку с его приспешниками без подобного оружия.
Коглин фыркнул:
– Нет такого оружия. И нет никаких оснований считать, что оружие, выкованное по законам науки, будет хоть чем‑то лучше созданного с помощью магии. С таким же успехом может оказаться, что только магия способна одолеть магию, и любая наука в подобной схватке бесполезна.
– Я в это не верю.
– Да верь во что хочешь! – Коглин сердито почесал затылок. Его тонкие губы искривила ухмылка. – Я давно покинул мир и распрощался с теми представлениями, которые главенствуют в нем. И не жалею.
– Но рано или поздно и то и другое настигнет тебя, как настигло нас. Мир никуда не делся, не исчез только оттого, что ты отверг его. – Бреман не сводил с него глаз. – Покончив с теми, кто не желает прятаться, Брона однажды явится сюда, не забывай об этом.
Лицо Коглина посуровело.
– Он пожалеет об этом дне. Обещаю тебе!
Бреман ждал, ничего больше не говоря. Кинсон взглянул на Марет. Она встретилась с ним взглядом и долго не отводила глаз. Житель приграничья понял, что девушка думает о том же, о чем и он, находя заявление Коглина глупым и бессмысленным, а его идеи просто смехотворными. И все же Бреман не стал спорить с ним.
Коглин беспокойно заерзал на скамье:
– Что ты прицепился ко мне, Бреман? Чего ты от меня ждешь? Я не хочу иметь с друидами ничего общего.
Бреман кивнул. Его лицо оставалось спокойным, взгляд – твердым.
– Они с тобой тоже. Друидов больше нет, с ними уже нельзя иметь ничего общего. Нас осталось только двое, Коглин, двое стариков, зажившихся дольше, чем нужно, благодаря чарам сна друидов. Я устал, но не стану отдыхать, пока не сделаю все, что смогу, для тех, кто еще не успел пожить, для всех мужчин, женщин, детей Четырех Земель. Ведь это им нужна наша помощь. Скажи мне, с ними ты тоже не хочешь иметь ничего общего?
Коглин собрался было ответить, но осекся. Все сидящие за столом знали, что он хотел сказать, и понимали, как глупо прозвучали бы его слова. От досады на щеках старика заходили желваки. В колючем взгляде застыло сомнение.
– Что тебе стоит помочь нам? – спокойно настаивал Бреман. – Ты не хочешь иметь с друидами ничего общего, допустим, но они‑то как раз и не стали помогать нам. У них была такая возможность, но они отказались, решили, что орден должен отойти от политики и не вмешиваться в дела народов. Этот выбор погубил их. Теперь настала твоя очередь решать. Перед тобой стоит тот же выбор, Коглин. Не ошибись. Устраниться или вмешаться. Как ты поступишь?
Они молча сидели за столом: два друида – настоящий и бывший, следопыт и девушка. Глубокий покой ночи окутывал их. Большие кошки спали, тихо посапывая влажными носами. В воздухе пахло дымком, едой и лесом. Вокруг царили мир и уют. Они затерялись в самом сердце Темного Предела, и Кинсон Равенлок подумал, что, если постараться, вполне можно представить себе этот заповедный уголок далеким и недосягаемым для внешнего мира.
Бреман слегка наклонился вперед, но всем показалось, будто они с Коглином стали гораздо ближе.
– О чем тут думать, друг мой? Мы же с тобой всю жизнь знали правильный ответ. Разве не так?
Коглин насмешливо фыркнул, разогнав воздух перед собой, посмотрел в темноту, потом раздраженно повернулся к Бреману.
– Существует металл, такой же прочный, как железо, но гораздо более легкий, упругий и не такой хрупкий. Этот сплав – смесь металлов, которая использовалась в старом мире. В основном он состоит из железа, закаленного углеродом при высокой температуре. Меч, выкованный из такого сплава, будет поистине великолепным. – Он сурово взглянул на друида. – Но температура, при которой происходит закалка, гораздо выше той, что может получить кузнец в своем горне. Понадобятся особые приспособления, а они утрачены.
– Но сам процесс тебе известен? Коглин кивнул и похлопал себя по голове:
– Он здесь. Я дам тебе его, лишь бы ты отправился своей дорогой и перестал читать мне нотации! Хотя я все равно не вижу в этом смысла. Без печи для закалки и горна с высокой температурой…
Кинсон снова с любопытством взглянул на Марет. Девушка смотрела прямо на него. Ее темные глаза стали огромными. Они пытливо смотрели из тени, отбрасываемой шапкой черных, коротко остриженных волос. Нежное лицо посерьезнело. В это мгновение он подумал, что как никогда близок к тому, чтобы понять ее. Каким‑то по‑особенному открытым казался ее взгляд. Но внезапно девушка улыбнулась, приподняв уголки губ, и перевела глаза с его лица куда‑то за его плечо.
Обернувшись, Кинсон увидел Плута. Физиономия болотного кота оказалась всего в нескольких дюймах от его лица, а светящиеся глаза уставились на него с таким ужасом, будто кот в жизни своей не видывал ничего страшнее. Кинсон проглотил ком, застрявший в горле. Он чувствовал на своем лице тепло кошачьего дыхания. Когда кот успел проснуться? Как ему удалось так незаметно подкрасться? Еще мгновение Кинсон смотрел коту прямо в глаза, потом со вздохом отвернулся.
– Может, ты хочешь пойти с нами? – спросил Бреман хозяина. – Увидеть рождение чудо‑меча – это стоит того, чтобы совершить небольшое путешествие.