– Ты хочешь сказать, что здесь работают люди? – удивилась я.
– Многие из них да, люди. Лишь малый процент наших сотрудников являются сверхъестественными существами, – подтвердил Джейсон.
– Какого чёрта? – ошеломлённо воскликнула я, – ты хочешь сказать, что здесь работают люди по собственной воле, зная, на кого они работают? И до сих пор никто об этом не проболтался? Не верю! – я отрицательно покачала головой.
– Я хочу сказать, что наши способности позволяют внушить людям уверенность в том, что всё в порядке. Что не нужно болтать о своей работе, что не нужно нас бояться и что место, где они работают – самое замечательное на свете. Понимаешь?
– Вы их удерживаете силой? – бессильно спросила я, зная ответ.
– Ну, предположим, что они сами стремятся работать на нас. Ведь "АмбриКорп" является крупнейшей в мире фармацевтической корпорацией, которая даёт зелёный свет на самые интересные и продвинутые исследования. А самое главное это то, что зона наших интересов сосредоточена вокруг био‑технологий, от которых срывает голову у многих молодых учёных, из‑за чего у нас очень‑очень высокие требования к нашим кандидатам. И те, кто проходит конкурс, не остаются разочарованными. Просто в финале, прежде чем поставить закорючку, мы проводим "гипно‑тестирование", в котором рассказываем, как всё обстоит на самом деле и если кандидата всё устраивает – он получает работу. Ты можешь мне не верить, считая, что мы забираем всех, кто нам интересен, однако это не так и этому есть простое объяснение. Несколько десятилетий назад, одна девушка, вампир по имени Васса, будучи первоклассным психологом, проводила исследования влияния глубинного гипноза на человека и пришла к удивительным выводам. Оказывается, если внушить человеку, что он должен, допустим, носить только зелёную одежду и быть вегетарианцем, то это приведёт к сильному расстройству личность, ведь на самом деле ему не нравится зелёный и он обожает мясо. Он перестает быть тем, кем он был. И если раньше, опять же допустим, он был талантливым художником, то, с течением времени, вынужденный делать то, что ему не нравится, теряет интерес к жизни. У Вассы был подобный подопытный.
|
|
– Что с ним стало? – хмуро спросила я.
– Он покончил с собой, а в качестве предсмертной записки оставил фразу – "Никогда больше".
– И после этого исследования… – протянула я, видя, как замолчал, задумавшись, Джейсон. Он стоял рядом со мной, крутя в руках пробирку, словно не зная, что с ней делать.
– К сожалению, он был не единственным, – закончил наш разговор Джейсон.
* * *
После встречи с Джейсоном у меня появилось много новых вопросов, и все они касались моей человеческой семьи. Какими они были до того, как покончили с собой? Каким был мой брат? Воспоминания, стирающиеся под натиском произошедших за несколько лет событий, были тусклыми. Единственное, что я отчётливо помнила, так это спокойствие, которое излучали родные перед случившейся трагедией. И теперь я задавалась вопросом, что это было за спокойствие.
Поднявшись на лифте до первого этажа, вышла в холл, где была перехвачена молодой девушкой‑секретаршей. Она сказала, что меня ждёт Себастьян, и ей велено было проводить меня до его офиса.
Мы вошли в другой лифт и поднялись на предпоследний этаж, где оказались в длинной приёмной, которая кончалась открытым кабинетом личной секретарши Себастьяна. Она сухо улыбнулась нам, после чего вернулась к экрану монитора, будучи полностью погружённой в работу. Здесь провожающая девушка оставила меня. Я вошла в кабинет с позолоченной гравировкой инициалов Себастьяна.
|
|
– Ты хотел меня видеть? – с трудом скрывая волнение в голосе, спросила я.
– Да, проходи, – кивнул вампир, что‑то набирая на клавиатуре.
Я прошла внутрь и села в один из кресел перед столом Себастьяна, положив руки параллельно телу, сжимая обивку. Прошло несколько невыносимо томительных минут, прежде чем Себастьян закончил печатать.
– Как ты понимаешь, я пригласил тебя сюда не просто так, – излишне официальным тоном начал он, из‑за чего я сильнее вжалась в кресло.
– Да, мы будем обсуждать то, что случилось вчера, не так ли? – на удивление, мой голос прозвучал спокойнее, чем я думала.
– Прежде всего, позволь мне извиниться за мою несдержанность…
– Просто скажи, что это было, – резко перебила я, чувствуя, как вампир начинает подбирать слова в духе мужчин всех времён и народов. Это слова лжи и страха перед ответственностью.
Себастьян пристально посмотрел на меня, заметив и позу, и напряжённый взгляд. Он поджал губы и скрестил руки на груди, откинувшись на спинку кресла.
– Я просто хотел извиниться за то, что наша связь может привести к тому, что уже случилось, вновь. Я поцеловал тебя, потому что чувствовал, как ты страдаешь, а в нашей связке это приводит к подобным последствиям. И ушёл от тебя, потому что сам был изумлён произошедшим. Прости, что так вышло.
|
|
– Это всё? – резко вскакивая на ноги, с надрывом в голосе, спросила я, – просто наша связь решила таким способом успокоить меня? Это твоё объяснение? Да? Если так, то я пойду, спасибо за всё!
И я направилась к выходу. Когда дотронулась до ручки двери, сзади раздался окрик.
– София подожди!
– Что ещё? – обернулась я.
– Как у тебя прошло с Маркусом?
От его вопроса почувствовала укол разочарования, но мне удалось скрыть его от глаз Себастьяна.
– Сам у него и спроси, – почти выплюнула я, разворачиваясь и громко хлопая дверью.
Мне нужно было пройтись и попытаться справиться с теми эмоциями, что бушевали в душе.
Я не знала, что происходит со мной, не знала, что чувствую к вампиру, оставшемуся в кабинете. Вся моя новая жизнь была окутана этой бесконечной фразой: "Не знаю", "Не знаю", "Не знаю". Это дико бесило, но я ничего не могла поделать. Каждый новый день приносил новые вопросы и новые сомнения. Он открывал во мне не вампира, а женщину, которая хочет любить и быть любимой.
* * *
Я вернулась в квартиру Себастьяна с видом на Центральный Парк только под утро, весь день и всю ночь бродила по Нью‑Йорку, совершенно не волнуясь о том, где я и что со мной. Телефон несколько раз звонил, но я разрывала связь, давая понять, что не желаю ни с кем общаться. Кажется, когда на часах было восемь вечера, а я была где‑то в районе Madison Square Garden, Себастьян присылал машину, которая медленно катилась рядом, ожидая, когда я залезу внутрь и вернусь домой. Когда же это не произошло, она укатила в неизвестном направлении, оставляя наедине со своими мрачными мыслями кусать от боли губы.
В полночь забрела на какую‑то тихую улочку, где подобрала невысокого мальчика с длинными вьющимися на концах волосами. Он был музыкантом, за его плечами виднелся большой гитарный футляр. Он шёл, в разорванных на коленках джинсах, напевая незнакомую песенку и покачиваясь в такт словам. Я оглушила его своим влиянием, затащила в мрачную, чёрную подворотню и напилась крови, чувствуя на губах вкус горькой полыни и ветивера. На прощание, пожелала ему счастливого пути и поцеловала в веснушчатую щёку, оставив на ней розоватый кровавый след. Вот он удивится, когда посмотрит в зеркало.
О чём думала в ту ночь? Это навсегда останется за кадром, в тёмных закромах усталой памяти. Знаю, тогда мне было чересчур спокойно, все печали сошли, оставив после себя лёгкий след из дешёвых стекляшек. Мои улыбки остались со мной, как и горечи странных мечтаний. Я ещё на один маленький, крошечный шажок приблизилась к пониманию себя.
* * *
Когда вернулась домой, Себастьян ни словом, ни жестом не обмолвился о моём отсутствии. Кажется, он понимал, что мне это было нужно, поэтому не приставал со своими претензиями. Он ушёл почти сразу, как я пришла, оставив в этой огромной, стильно обставленной квартире с гигантским жидкокристаллическим телевизором, джакузи и компьютерной комнатой с доступом в интернет.
Я успела принять душ, высушить волосы и "позавтракать" дольками засушенного банана и сигаретами, прежде чем за мной приехали, чтобы отвезти к очередным анализам.
Когда вернулась, то забравшись с ногами на диван, принялась бездумно щёлкать каналы, пытаясь найти, что могло бы меня заинтересовать. Спустя пару часов такого безделья, от спячки разбудила настойчивая дверная трель. За ней обнаружилась Аннет, задумчиво рассматривающая свои накрашенные ногти.
– Привет, – неловко поздоровалась я, пропуская её внутрь, – какими судьбами?
– И ты ещё спрашиваешь?! – усмехнулась она, проходя внутрь. – Я за тобой приехала. Пора превратить нашу спящую куколку в шикарную вампирскую бабочку! И подготовиться к балу.
– Я же уже говорила Себастьяну… – мне пришлось оборвать саму себя, так как я вспомнила, чем закончился наш тогдашний спор. И, разумеется, покраснеть, когда подумала о провидческих словах Себастьяна об "увлечении".
– Боже, что между вами произошло, что ты так мило краснеешь? – приложив руку к груди и недоумённо изогнув брови, спросила Аннет.
– Не важно, – махнула я рукой, – подожди здесь, я переоденусь из домашнего и мы… пойдём по магазинам.
– Сначала мы посетим стилиста, чтобы он придумал для тебя твой собственный стиль.
Громко сказала она, когда я скрылась в своей комнате.
– Какой стилист? – воскликнула в ответ, высовывая голову из комнаты.
– Разумеется, из наших, о чём речь. Кстати, хорошо, что мы занялись тобой в Нью‑Йорке. Там, где мы были раньше, было бы трудно превратить тебя в красавицу быстро. А Нью‑Йорк один из величайших центров моды. Здесь мы легко справимся с твоей обывательской непосредственностью.
И мы отправились в путь.
* * *
Стилиста звали Ромеро, и он был вампиром‑геем. Все клише, которые крутились вокруг подобных профессий, полностью ему подходили. Меня поразило то, насколько цветасто он выглядел. Аннет, по секрету, рассказала страшную тайну вампира – он не мог воспользоваться своими талантами по отношению к себе самому. Как бы он не пытался что‑то изменить, его попытки оборачивались фиаско, поэтому он очень злился, когда кто‑то пытался сделать ему лживый комплимент. Ромеро знал о своей проблеме и постоянно из‑за неё страдал.
– Какая милая и невинная девочка к нам сегодня заглянула, – просюсюкал он, когда мы появились в дверях его студии.
Вокруг вампира царила суета и хаос, соответствующие подобным заведениям, а сам он выглядел как царь и бог, которому все должны поклоняться. И судя по поведению людей, мои мысли были не далеки от истины.
– Ромеро, познакомься – это София, я о ней тебе уже рассказывала. София – это Ромеро, повелитель моды. Все селебрити САГ обращаются к нему за советами, я уж молчу про звёзд мировой величины.
– Ох, Аннет, ты захвалила меня, – польщённо протянул вампир, склоняясь перед девушкой и целуя её руку. – Всё было бы так, как ты говоришь, если бы… ну, сама понимаешь.
– О чём вы? – недоумённо спросила я.
– Позже объясню, – девушка кивком головы указала на людей вокруг нас.
– Что же, мне приятно с вами познакомиться, – тут же сориентировалась я, пожимая руку Ромеро.
– Пройдёмте в мою студию, – хищно улыбаясь и пристально изучая мою внешность, проговорил стилист.
Его пальцы цепко касались меня, ощупывая волосы, структуру платья, мимолётно лица, мочек ушей, а также измеряя пальцы, размер груди. Всё его поведение ошеломляло, но в тоже время вызывало глубокую приязнь, которую все мы иногда чувствуем, когда люди что‑то делают для нас, касаясь нашей кожи и волос. Вы понимаете, о чём я.
Усадив в парикмахерское кресло, а Аннет на диван позади нас, он развернул меня к ярко освещённому зеркалу, начав перебирать волосы.
Мы находились в отдельной комнате, так что теперь могли говорить свободно, не боясь, что люди нас услышат. Вампир вздохнул с облегчением и сказал:
– Боже, как же я люблю работать с себе подобными. Мы с тобой, малышка, прекрасны от природы. Не бойся того, что я сделаю с тобой. Я лишь усилю твою красоту и сделаю её более современной, вот и всё.
– А что именно вы хотите со мной сделать? – от его слов я лишь сильнее напрягался, готовая в любой момент сбежать из этой комнаты обманчивого гламура и шика.
– Ничего особенного, просто добавлю немного серебра в твои и без того прекрасные волосы. Пусть они на свету мерцают, заставляя людей гадать, как такое возможно.
Следующие несколько часов прошли в ритме вальса. Не смотря на все заверения Ромеро, я была готова к тому, что сейчас меня остригут наголо и нанесут татуировку на черепе. Поэтому все его манипуляции с волосами проходили в напряжённой и внимательной тишине, под звуки лёгких смешков от Аннет и недовольного сопения со стороны Ромеро. Он подровнял кончики волос, помыл голову, а затем, с помощью странного пулевизатора, про которого Ромеро с гордостью сказал: "Моя личная разработка!", нанёс серебряную краску, и, намотав волосы на бигуди, убрал под специальную шапочку.
Пока краска крепилась к волосам, Ромеро отвёл меня к мастеру, которая сделала татуаж бровей, добавив к моему цвету тёмного серебра. А пока анестезирующий крем впитывался, сделали серебряный маникюр и педикюр. Девушка, которая это делала, всё восхищалась силе моих пальцев, не замечая, что наносит лак на кожу, а не на ногти. Ромеро объяснил, что загипнотизировал девушку, чтобы она не задавала лишних вопросов.
Когда всё закончилось, передо мной предстала молодая, красивая девушка "старлетка". Те изменения, которых я страшилась – так и не произошли, зато случилось кое‑что другое. Я стала выглядеть по‑другому. Мои глаза стали более выразительными, глубокими, опасными. Черты лица заострились, в них появилась утончённая дикость, а мягкость серебра в волосах ярко переливалась в свете ламп. Не думаю, что люди видят то, что вижу я. Кажется, для них я выгляжу не так насыщенно, но более благородно.
Когда мы с Аннет покинули салон, многие молодые мужчины, которые и так жадно смотрели на нас, когда мы только пришли, теперь просто не могли оторвать от меня взгляд. Это, безусловно, льстило, заставляло поверить в свою уникальную красоту.
В общей сложности мы провели в салоне около четырёх часов. Сама не могу поверить в то, куда делась такая прорва времени. Поэтому прежде чем отправиться по магазинам решили заскочить в одну милую кафешку, чтобы передохнуть и выпить кофе, а заодно и поболтать.
– Ну, расскажи мне, что у вас случилось? – когда нам принесли кофе и мы сделали по глоточку, спросила Аннет, ловко сворачивая самокрутку одной рукой.
– Что ты делаешь? – отвечая вопросом на вопрос, поинтересовалась я.
– "Roll Your Own – скрути свою собственную", – выдала цитату Аннет, – этот процесс гораздо приятнее простой сигареты, попробуй как‑нибудь. И ты не ответила на мой вопрос.
Я задумчиво помешала кофе ложкой, а затем посмотрела в окно на проезжающие мимо жёлтые такси.
– Скажи Аннет, что такое любовь в понимании вампиров? – наконец, спросила я.
– Интересный поворот, – удивлённо присвистнула девушка. – Думаю, что двадцатью минутами в кафе мы не ограничимся.
– Всё так плохо? – смущённо протянула я, убирая волосы назад. Мне всё время хотелось их потрогать и убедиться, что они настоящие. Когда прядки падали на лицо, я словно попадала в лунный дождь, их сияние слепило глаза.
– Ты уже с кем‑нибудь разговаривала на эту тему?
– С Константином… но мало, он лишь сказал, что у нас редко бывает настоящая любовь, та, которая на всю жизнь, – кивнула я.
– И это правда, но не до конца. Вампиры способны любить и обычной, земной любовью, но иначе, чем люди, ведь моногамные отношения противоречат нашей сути охотников. Ты должна зарубить себе это на носу. Когда два вампира влюбляются друг в друга, по‑настоящему влюбляются и желают проводить друг с другом время, то они становятся… партнёрами, – Аннет на мгновение запнулась, подбирая правильное слово, а затем продолжила, – эта связь подразумевает действительные отношения, но не брак. Сожительство. И эта связь распространяется не только на секс, но и на всё остальное. Они живут вместе, путешествуют, работают, гуляют, всё делают вместе, кроме охоты. Ты знаешь, что у нас, вампиров нет измен? Просто потому, что мы не нуждаемся в них. Но у нас есть охота и когда двое становятся парой, они не могут ревновать друг друга к своим жертвам. Для вампиров секс с людьми это прелюдия перед "обедом". И если один из пары против, то это приводит к разрыву отношений, потому что по‑другому мы не можем. Против природы идти сложно. Ты понимаешь, о чём я?
– Ты говоришь о паразите?
– Да, верно. И если когда‑нибудь ты начнёшь с кем‑то встречаться, то не вздумай ревновать его к людям. Особенно если он найдёт кого‑нибудь интересного, кого он захочет обратить.
– Почему?
– Потому что так мы размножаемся. Мы не чиним препятствия стремлению продолжить линию крови, София. Запомни это, как мантру, иначе ты всегда будешь оставаться одной. Исключение составляют только подверженные настоящей любви, Маркус называет таких дефектными. Я же называю их счастливыми, – Аннет улыбнулась кончиками губ и сделала небольшой глоток кофе.
– И это всё? Вся любовь? – разочарованно спросила я, откинувшись назад.
– Ну, есть влюблённость, но она не вечна и либо перерастает в уважение друг к другу и отношениям, либо испаряется, оставляя за собой лёгкий розовый след, – с мягкой грустью во взоре, ответила Аннет, а затем потянулась через стол, чтобы коснуться меня. Однако я как бы невзначай убрала руку под стол, вызвав неловкую паузу со стороны Аннет.
– Я вижу София, что ты ещё думаешь категориями людей, которые притворяются, что любят друг друга, – чуть холодно проговорила она, проводя рукой по руке.
– О чём ты говоришь? – нахмурившись, спросила я.
– Люди лгут себе и своим партнёрам о том, что любят. Мы все знаем определение настоящей любви. Если взять современную терминологию, то я бы сравнила её с "читерством". Она не подразумевает работы над отношениями. Над чем тут работать, если они настолько поглощены друг другом, что не видят недостатков, не видят проблем? Они чувствуют своего партнёра как продолжение своей души. Это полное слияние, это – "читерство", – она усмехнулась, а затем скрутила ещё одну самокрутку и продолжила, – но проблема в том, что такая любовь невероятно редка. Она сияет алмазом среди обычных гранёных камней, шанс, что ты встретишь такого человека, с которым испытаешь такую любовь – один на миллион. Но люди не любят думать об этом, часто они принимают влюбленность за любовь. Но первое быстро заканчивается, и это приводит к боли и печалям. Здесь же кроется самое главное отличие людей от вампиров. Человеческие мужчины имеют тенденцию к изменам чаще, чем человеческие женщины, это обусловлено их стремлением к осеменению как можно большего количества женщин. А когда изменяет женщина, то она стремится найти более надёжного партнёра, который сможет обеспечить выживание ей и её ребёнку. Ты улавливаешь ход моих мыслей?
– Да, и мне не нравится слушать о потомстве, – с нервными нотками в голосе проговорила я, – знаешь, я не хочу иметь детей, просто не дошла до того возраста, когда появляется такое желание, однако слышать про них всё равно больно, ведь я знаю, что своих детей у меня никогда не будет.
– Почему ты так говоришь? – улыбнувшись, сказала Аннет, – у тебя будут дети…
– Это будут не мои дети, я…
– Просто ты всё ещё мыслишь категориями людей, София, – с ударением сказала девушка, – это плохо! Ни одна женщина вампир никогда не мечтает родить ребёнка. Ни одна из нас не испытывает приступа "сюсюканья" при виде младенца. Потому что человеческих детей мы воспринимаем как деликатес. Их кровь чиста и невинна, и у нас не рождается желание понянчиться с ребёнком. Мы другие София, мы испытываем острую привязанность к тем, кого обратили, мы их любим, они наши дети. Как ты сейчас ребёнок Себастьяна, а до этого была ребёнком Константина. Наша любовь иная, чем у людей, и мы не чувствуем сожалению по этому поводу, потому что сожалеть не о чём.
– Это ужасно, – грустно проговорила я.
– По крайне мере мы не обманываем друг друга и себя, признаваясь в вечной любви до первых трудностей, как это делают люди. Мы принимаем наше партнёрство осознанно, потому что хотим быть не одни, и мы готовы над ним работать. А люди чаще всего нет. Они женятся, заводят детей, а когда их браку исполняется три‑пять лет, они разбегаются, потому что вся влюблённость, всё терпение заканчивается и вместо того, что разобраться в себе и в своих отношениях, они начинают разрушать себя и партнёра, принося всем невыносимые страдания и думая, когда всё пошло не так? "Может, мы не созданы друг для друга?" Смешно, не правда ли? Вместо того чтобы сразу начать работать над собой, они окружают себя розовыми слониками влюблённости и традиций, передающихся из поколения в поколение. Они лгут и от этого страдают. Радуйся, что ты не человек и можешь смело решать, чего ты хочешь. Ты будешь жить долго, очень долго, по сравнению с людьми почти вечно. Когда ты видишь перед собой такую уйму времени сложно поверить в настоящую любовь, скорее ты будешь верить в партнёрство и равноправие, в зрелые отношения, которые рано или поздно закончатся, чтобы начаться с кем‑нибудь другим.
– Это всё равно звучит очень печально и цинично, – с иронией в голосе, хрипло выдавила я.
– Такова жизнь, девочка, такова жизнь, – криво улыбаясь, ответила Аннет. – И если ты надеешься на человеческие отношения с Себастьяном, лучше тебе поверить в то, что я говорю, иначе ты очень сильно разочаруешься.
– Я ни о чём таком не говорила, – с каменным выражением лица, ответила я.
– Да‑да, конечно, – кивнула девушка, прищурившись, – я просто предположила.
* * *
А потом мы отправились по магазинам, чтобы я в финале превратилась в хрупкую красивую девушку, одетую в чёрно‑белом стиле. Себастьян, увидев меня, довольно присвистнул и поднял вверх большой палец. Мне оставалось лишь помалкивать о том, сколько денег мы на это всё потратили. Аннет правда была очень разочарована, когда узнала, что бальное платье у меня есть и его купил мне Себастьян. Она всю дорогу возмущённо фыркала и говорила, что платье наверняка не подойдёт мне новой. Но постепенно утихла, решив приставать с этим к самому Себастьяну. Мне же уже было всё равно. Я не хотела идти ни на какой бал, не хотела встречаться с новыми вампирами, чтобы в очередной раз расстроиться из‑за своей новой природы. Я хотела вернуться в тот домик в Австралии, чтобы устроиться в своём любимом скрипучем кресле‑качалке с какой‑нибудь интересной книжкой и чашечкой горячего кофе с мармеладом. Хотела лежать на песке на берегу озера и наблюдать за птицами, хотела работать в том милом сердцу магазинчике и перебирать корешки старых, изъеденных временем, книг. Хотела бегать под луной по дикому парку, или же лежать в своей тёплой постели медленно погружаясь в свой старый сон.
Мне удалось справиться со своими кошмарами, удалось изменить реальность своего сна и воссоздать в нём подобие моей жизни в Австралии. Единственным исключением стал густой туман, скрывающий мой родной домик от остального мира. Там теперь всегда предрассветная дымка, всегда кристально тихо и пустынно, из‑за чего я чувствую безопасность того места. И теперь вновь хотелось возвращаться в свои сны и делать всё то, что не могла позволить себе в реальности. Там я была свободна, здесь же моя свобода имела привкус крови.
Глава 7. Ах, этот бал! Часть 1
Я стояла перед зеркалом и восторженно рассматривала своё бальное платье.
Казалось, Себастьян залез ко мне в голову и выудил его оттуда. Он точно угадал со стилем, понял, что я ненавижу все эти блёстки и мишуру и воплотил мои мечты в реальность.
Каскадное платье, словно раскрашенное градиентом – от белого к нежным серо‑голубым тонам, и внизу чёрным углём. Приталенное, оно обхватывало правое плечо, соблазнительно оголяя левое, а по краю, спускаясь к подмышке, было украшено серебристой тонкой полоской, делающей наряд свежим и утончённым. Сама Аннет не смогла бы придраться к такому платью, ведь у него даже был небольшой шлейф, что подразумевало высокие каблуки, которые мы, словно по наитию, купили отдельно, но той же фирмы. Чёрные классические босоножки на высоком пятнадцатисантиметровом каблуке, они были украшены серебристой мелкой россыпью, которую будто бы нанесли из баллончика с краской. Это смотрелось стильно и необычно и полностью заканчивало мой образ, созданный умелыми руками маэстро Ромеро, который уже успел нанести красивый лёгкий макияж на моё лицо и уложить волосы.
Теперь я превратилась в настоящую Золушку, ожидающую начала бала. Отличие лишь в том, что у нас он начинался ровно в двенадцать.
И мы были в Риме!
* * *
– София, ты готова? – рядом со мной появился Себастьян.
Он выглядел просто потрясающе, и я удивлённо присвистнула, оглядывая его с ног до головы.
На нём был мохеровый костюм‑двойка с приталенным силуэтом, где линия плеч демонстративно подчеркнута, благодаря чему фигура приобрела форму перевернутого треугольника. Брюки слегка заужены в нижней части, а пиджак однобортный с белыми пуговицами. Костюм светло‑серого цвета с белоснежной рубашкой, расстёгнутой на верхние пуговицы. У Себастьяна в правое ухо была вставлена серёжка‑кафф в виде миниатюрной змейки с рубинами вместо глаз. Он выглядел по‑летнему свежо и изящно, хоть и излишне современно.
– Ты выглядишь потрясающе! – восхищённо проговорила я, касаясь нежной шерсти его пиджака. – А ты… не слишком… современен?
– Такого вопроса я не ожидал! – усмехнулся вампир, поправляя пиджак, а затем обхватывая мои руки и раздвигая их в разные стороны, чтобы посмотреть, как сидит на мне платье. – Ты выглядишь фантастически, София, – мягко поправляя выбившуюся прядь, прошептал он, – никто не сравнится с тобой.
Мне оставалось лишь мило и смущённо улыбаться, чувствуя, как румянец проступает на щеках.
– Ты готова? – тихо спросил он, подводя к выходу из покоев. Я чувствовала, как гости постепенно собираются в главном зале, слышала их шёпот, волнительные переговоры, как шелест крыльев бабочек. Ощутила, как сильно и гулко билось сердце. Мой первый, настоящий бал, в котором мне не нужно будет стыдливо прятать своё лицо за маской, где никто не будет смотреть на меня с осуждением. Там будут такие же, как и я. Там будут вампиры.
– Я готова, – тихо прошептала я, сильнее сжимая руку своего создателя.
Эва
Меня обратили в вампира в двадцать четыре года. Я была выпускницей Сорбонны (Париж I) и мечтой моей жизни было стать известной журналисткой. Как вы догадались – я провалилась в своих желаниях. На практике меня заметили вампиры, их заинтересовала моя способность точно угадывать, о чём люди думают, а также то, что я видела их среди людей. Выделяла и не боялась говорить об этом. Как могла я мечтать быть журналисткой, если в самые ответственные моменты жизни не смогла держать язык за зубами?
Однажды ночью меня выкрали из студенческого общежития. И сделали предложение, от которого не существует отказа. Я стала вампиром. И мой хозяин – Люциан.
Жизнь стала другой, как и я сама. Всё, что было ценным раньше, превратилось в пыль. Мысли, чувства, искусственные ограничения, барьеры, желания, мечты – всё стало другим. Изменилось моё нутро, оно расширилось, границы стали дальше и открылись способности, чуть не сведшие с ума. Причина, по которой меня обратили, вышла вперёд. Я телепат. Раньше, читая книги про этот дар, я считала, что эта способность сравнима с радио. Ты просто ловишь волну и слушаешь чужие секреты. Всё не так. Телепатия – это прямое сумасшествие, шизофрения, это когда ты слышишь посторонние голоса в своей голове, когда ты не можешь отличить свои мысли от чужих. Мои первые годы прошли в непрекращающейся борьбе сама с собой. Только связь с создателем удержала от истинного безумия, будь я одна – давно наложила бы на себя руки.
Я всегда буду благодарна ему за это, ведь мой талант не так полезен, как казалось бы. Во‑первых, я не могу слышать мысли старых вампиров. Чем старше мы становимся, тем сильнее наша защита от внешних угроз. Только по‑настоящему сильные эмоции способны разрушить наш внутренний барьер – пытки, страсть, душевная и физическая боль. Все эти способы неуместны в современном мире вампиров. Я не могу слышать мысли оборотней, потому что они не люди и думают иначе. Когда я залезаю им в головы, то чувствую жажду, что томится в сердце каждого из нас, чувствую голод и звериную дикость. Это опасные чувства для молодого вампира. Я не слышу мысли сильных колдунов – они экранируются от таких, как я, а слушать мысли слабых – бесполезный труд. Не слышу мысли демонов, суккубов и инкубов – они темны по своей природе, отличаются от людей и вампиров. Их виды практически не соприкасаются с людским, так что это не удивительно. Люциан использует мой талант только когда ему что‑то нужно от людей. Ведь я слышу всё, гипноз не поможет, если не знать, о чём спрашивать. А люди думают о своих проблемах и делах постоянно. Рано или поздно, но я поймаю нужную мысль, а затем смогу выудить из их голов информацию. Другое дело, что это почти никогда не нужно. Моя способность всегда была ущербна, обращая меня, Люциан надеялся на большее. Когда я поняла это, то ощутила разочарование в себе. Но вампиры никогда не зацикливаются на чём‑то одном. Мне повезло стать дочерью одного из самых старых вампиров на планете, это дает многое. Моё детство прошло ярко и пышно. Я купалась в крови, методично и под чутким руководством Люциана уничтожая свою человечность. Вампиром я стала в 1987 году, поэтому 2013 стал юбилейным. Если сложить человека и вампира получиться, что мне пятьдесят лет. Глядя на своё юное лицо в зеркало, думаю, что я неплохо сохранилась для такого возраста. По вампирским меркам я только‑только вступаю в подростковый период, и надо сказать, мне это нравится.